Анна Атталь-Бушуева
На злобу дня по воле – потому
Чистосердечие ли сон?
Откуда ты идёшь – внутри один,
Куда прошли твои – седые дни,
Что ветер носит формулу – любви,
Как злую аксиому – для того?
Когда пропала ветреной – игрой
Твоя чистосердечная – примета,
Как новый ужас, будто бы со мной
Сегодня говорить – о сне былом?
Но страшен свет, в котором ты – не сон,
В котором движут ноги – бытие
От маленькой души, в которой – мне
Та воля осторожностью – пришлась,
Как свет свободы – в подлинной игре,
Как важное в любви – искать мотив,
Чистосердечен он ли – в этой былине
Иль только сон – по мысли супротив?
Когда его нелепо видишь – ты,
Когда его смеркаются – пощады,
Но верхом слов цинизма – не дают
Пронять года – от мысленных невзгод,
Что видел ты, но только не – пронял,
Что холод ветра, думая поближе,
Как ночь тоски – душившая меня
В чистосердечном поле – области обиды?
Имя на повторе цивилизации
Размашистому почерку – под нас
Нельзя сегодня думать, чтобы жить,
Нельзя внутри страдать, как делать шаг,
Обязывая думать там – простое.
Романс цивилизации – понять
Мы так и не смогли, но были квиты
В уложенной картине между слов,
Что душу пользой – образует в нас.
На имя автора – ты почесть создаёшь,
На смерть его – рискуешь ненавидеть
Одну утопию, что схожа – над былым,
Твоим искусством думать – о себе.
И в той причине смерти – не понять,
Как гордый склеп захватывает – нас,
Гарцуя оземь мысли – о любви,
И предлагая дань – земной пощады.
Желания не сносят тот – пожар,
Ту волю страха – жить на повторении,
Но видеть гордость мысли – на другом,
Таком же идеале – в этом сне.
Повтор рисует против – этой тени,
Как дар искусства, думая – пройти
Свободный путь – на имени своём
Внутри покоя мысленной – надежды.
Подкованный на жадности
Не многовато жить – внутри одной беды,
Её украсив – прямо следом в стать,
Не виноваты прошлым – были мы,
Но жадно день земной – тащил опять
Искать проблемы ужаса – под смерть,
Приказывать немому – возле взгляда
Отдать Вселенной гордость и – враги
На пользе философской – по уму.
Украсть, чтоб взять манеру – от тоски,
Внутри её приглаживая – к ряду,
Ты сам не носишь чёртовы виски,
Ты миром укротитель – слов и дел.
Но падший ангел видимой – надежды -
Твой терпкий приговор и ночь – одна,
Над носом счастья – будто бы упал
Ты сразу – от застенчивого в нас.
Подкованный лежишь и ноги – в теле,
Как свод копыт – трепещут по лицу,
Кидая тень тоски – умом наверх,
Чтоб было лучше видеть – этот мир.
Подогнанный для нас – умом вампир,
В измеренной картине слов и – терний,
Ты сам, как чёртов юмор – на висках
И нежить в остановленной – главе.
Подкован жадно – в нас украдкой лишь,
Подносишь честь и сразу там – молчишь,
Обгладывая кости – по причине
Твоей тоски, что вышла – на лице.
Наивно думать – будто бы умом
Ты сам украл свой смерти – приговор,
Но чёрный холст рисуешь – на благом
Над тысячей мельчающих – врагов.
Где был один ты – много дураков,
Но сам украл ты честь и этим – вышел,
Как дар внутри – непризнанного я,
Как вечности черта – приходит низко.
Две вечности, но ни одну не видно
Стоишь ли ты – от этого предела,
Своей карманной видом – перелива,
Устроенной гордыне – в пользе мира,
Что сам невидим стал и смерти – лиц.
Болтаешь ли о счастье – без идей
Или хлопочешь в смелости – игривой,
Летая прошлым холодом – в тоске
Не лучшей пользы, вымершей на нас.
Твой дом залит пределом – откровения,
Внутри него глазами – ты один,
Как вечности черта – скупого гения,
Как мерзость стен, в которых проходил
Твой идеал душевного покоя,
Где иногда ты в памяти – проспал
Всю вечность аллегорий и – сегодня
Другую часть Вселенной – потерял.
Две вечности не слышат – этой тени,
Два голубя от фразы – по глазам
Нелишним словом – думают под теми,
Украдкой воли – выученным правилам.
Но их не видно в степи глаз и – мук,
Их спели формы расстояний – в городе,
Что заново быть ловкостью – разлуки
Ты им хотел и видел – сон Земли.
От счастья в том – ты странствуешь отныне,
Ты бел, как одинокий склеп – внутри,
Что вечность – на потерянной равнине
Близ общества – невидимого в нас.
Другая часть твоей картины – времени
Ушла над склоном ветра – по углам,
Растаяла – над карточным клеймом,
И где – то ходит – в памяти давно.
Её не видно в смытой форме – ран,
Но век от декаданса светел – миру,
Он гордо стал невидимой – рукой,
В которой возраст – раздирает нас.
В нём вечности, как две тугие – льдины
Идут одна в другой и – этим ты
Их снова смог почувствовать – нутро,
Как эхо – за недолгим переливом.
Куда ты уводишь сегодня?
Где белый ответ – не зашёл,
Ты впадиной сердца – миров
Сам водишь искусство – порой,
Сам светлой фигурой – манишь.
Раздразнишь культуру, как смех,
Как смелости нежную – грань
И только лишь вылеплен – миру
Твой найденной пользы – ответ.
Что ждал ты уму, что в себе
Сегодня для нас – уводил ты
В пристрастии светлой – грозы,
Внутри отвечая – на зов,
В чьих образах стали – прощать
Твой белый ответ, как позор,
Твой лучший наместник – руки
От подлости видеть – нутро.
Лишь сам ты уводишь – тоски
Плохие приметы – для слова,
Для общества в мире – живом,
Что найдены в смерти, увы,
Такой же возможной, как ты,
Когда – то смотрел – осторожно
Под голос отзывчивой – песни,
Под памятью сердца – для нас.
Но новому свету – ты взял бы
Догадку, что жизни ответ,
Где нас уводил – ты обратно,
Где польза не стала – прощать
Позор – от увечности мысли,
От каждой вины, словно грани,
Ей мыслью мы вывели – вместе
Стоглавое общество – правил.
Им сами уводим – обратно
Понятное словом – под честью,
Немыслимой важности завтра
Обнять благородства – ответ.
В нём ты уводил – этот век,
Ту форму прямого – под ужас,
Где спал в состоянии – тьмы
Твой новый ответ – человеку.
Тот фарс несказанно был – рад
Ответить тебе, чтобы стыло
За нами сегодня – клеймо
По обществу смелой – руки.
Им только стихают – венки,
Их прошлый мотив – не обманчив,
Но ты им увёл для того -
Свой пошлый ответ – на любви.
Свой смерти стоглавый – манер
В изжитой проталине – мнимой,
С указкой жить – только внутри,
Как тысячи смелых – миров.
Не белых, так просто одни мы
Остались там жить – понарошку,
Чтоб прошлому думать – немножко,
Что смерть – это только призыв.
Я не фраер
Отнюдь, в руководителях не спит
Твой дух вины и топорно слагая
Ведёт остаток чувства – до войны,
Пока исчез внутри один – причал.
Забыл, что это было безвозмездно
И дум твоей отмстительной – среды
Не стало между пакостью, увы,
На той формальной юности – харизмы.
Не фраер ты, не слеплен напоказ,
А мир ценой восторга шепчет мило,
Как будто вышел тенью в первый – раз
Нам только этот оборотень – дела.
Нельзя обнять и подло угнести -
Свободу мифов в разнице культуры,
Когда её под фраером – нести
Уже не могут численно в руках.
А только слепнет мир на облаках
И тени между прошлым подвывают,
Когда ты не был фраером, а так
Сгущался в тонкой каторге – ума.
Не отучив свой век придумывать – клеймо,
В котором сам сейчас ты учишь – драму
И тонкой коркой вглядываясь в – дом
Присутствуешь для мысли – на глазах.
Я не был этим чудом, чтоб потом
Не стало местью больное начало,
Внимания уснуть, когда твой дом -
Не станет местью к фраеру – за смерть.
А только будет долго в час смотреть,
Чтоб шли по долгой каторге те люди,
И к сердцу прижимая совесть – лгать
Смогли теперь, как счастье на виду.
Чёрный сатин
Исподлобья тоски у пугливой реки
Только верит одна – беспросветная ноша,
Что за чёрной строкой, ей сегодня идти,
Спотыкаясь внутри – нам особо негоже.
Выли чёрные сны исподлобья руин,
Выли только зарёй и преклонному – виду
Нам садились, как лёд – уникальностью длин
И внутри от сатина развивали негоже
Эту маску войны, эту странную страсть,
Что и чёрная даль – неспокойно уносит
Между прошлым внутри, уникально упасть,
Между мыслью, как стиль в укоризне своей.
Нам по осени вид – только манит у длин,
Он особой главой на сатине – уносит
Препоясанный взгляд, о котором мечты
Неспокойному сердцу разыграли сомнение.
Но и чёрный на вид, удивлению стиль
Не уходит во тьму, не относит строение,
Как любви идеал между истиной той,
Что ценой непомерно удивляет – равнение.
Как фигуру возьму этот камень – руин,
Как отместку во снах изготовленной – гением,
По короткой главе между призраком – в нас,
Различая сатин в откровении времени.
По готической мгле он невидим, но сам
Откровению прячет свой сатиновый сад,
Свой удел между снов, окрыляя последний
Откровению подлинный образ – любви.
Словно чёрные крылья нам остались – одни
Эти строки внутри уготованной тернием
Монолитной природы, открывая которую
На сатиновой роли – по восточной главе
Я немного пройду, над рекой этой времени,
Где найдя, словно пустошь – утомлённую даль,
В беспросветной реке, в не откошенной ранами
Я узнаю тот сад над пугливой тоской.
Он в сатиновой мгле эту роскошь имён
Нам не видит внутри, нам опять окрылён,
Что гордящийся ангел к подлетающей тьме
Между прошлой окалиной времени – мне.
Впустила сердце на порог
Из нас в не уготованной игре
Впустила образ мысли – между строк
Твоя гордыня сна, твой уголок
И в счастье освятила этот день.
Не ладно по украдке от того
Тебе сегодня, думая просить,
Что сердце ты впустила на порог,
Но юностью его в уме – сносить
Не сможешь завтра, будто потому,
Что чёрные строения от дали -
Нам смотрят в тело будущего тут,
И ждут одну систему от – любви.
Как страх внутри приготовления – дать им
Морали чёрный ад, как приговор
Над точной формой копии внутри,
Ещё на сердце пройденное – вслед.
Та осень разбирает в нас – портрет,
Она стремится ждать одну – морали
Вторую часть судьбы – напополам
И между смертью выбирать свой рай.
Откуда ты пришёл ей точно – камень
И стал поодаль времени внутри,
Чтоб видеть на глазах одни огни
И там им просто думать – о себе.
Впустила сердце мудрости, как свет,
Но стало душно на пороге – времени
Стоять, чтоб ожидать внутри портрет
Твоей манеры горя – вдаль руки.
Скользящей формой памяти – стоишь
И чёрт в душе проникновенной дали -
Твой века сувенир и часть имён,
Когда в них сложен ветер – на порог.
Впускаешь этот воздух между строк,
Вниманию ты будишь форму света,
А чёрный дух на степени игры -
Не верит в прошлый мира диалог.
Он только стал глазами на пороге
И форма сердца спряталась – в тоске
Своей системы времени в руках
На тонкой, ладной близости у глаз.
Им светит шаг внутри одной черты,
Им ты стоишь и шепчешь на пороге,
Где звёзды разошлись вокруг – игры
И стало нам темно от формы – глаз.
От тонкой грани впадины внутри,
В которой ты устало верил – прошлым,
Но спрятал сердце мирно – на уме
Внутри притворства в нужной глубине.
Облик видения – жизни рассказ
Сном проморгала свой верности день
Между отличной фигурой – наследия,
Встретила образ за ясностью – в ней,
Только гордится там нечем – уму.
К полной луне я опять не приму -
Сердце внутри дорогое над встречей,
Памяти вольности спелый фантом,
Как за забытой историей в нас.
Нежно глазами под временем – фарс,
Он открывает и ждёт понемногу,
Встретив окольные смерти шаги -
Внутренней пользы на угнанной жизни.
Как обращённый под стрелы в руке,
Как одиночеству созданный полдень -
Облик видения в стёртом вокруг -
Ты принимаешь для боли в разлуке.
Облик старения в том ты находишь,
Образом мира от нас не уводишь
Жизни рассказ, как заумное горе
В ложном шагу, где был прав наготове.
Облик видения в дерзости мысли -
Ты открываешь, как памяти призрак,
Держишь свой факел строения – ново,
Но не узнаешь в нём верности боль.
В жизни прошла безыдейная скука,
Снова в глазах там остались размыты
Эти видения в благости – быть нам
Точно раскатанной формой – вокруг.
Где в обстоятельствах смелому аду
Ты приносил свой уют и недаром
Был для строения жизни – в упрёках
Только наивностью блага над строками.
Лишней привычкой не ищешь свой праздник,
Облик видения прячешь под раны,
В жизни рассказ твой – обыденный гость
Времени в новой картине, насквозь.
Стал он видением к стройному сердцу,
Стал убивать эту роль отчуждения,
Чтобы внутри угадать суть – видения
В частной картине, изменчивых лет.
Мне простоял, как фантомный сюжет
В личности слов пропадая от солнца,
Только видением в сердце – смотря,
Как для искусства ту жизнь – прохожу я.
Минута угодила, как смогла
Где резкостью были нечётные дни,
А прошлое в нас увядало от раны -
Ты стал обоюдной развалиной – странной
Катиться под скол от прибоя – внутри.
Что чёрное сердце не тешит в мгновение,
Что в море на чёрном плоту от доверия -
Относит твой день на минутах – нещадно
И тает над памятью смертной тоски.
В лицо посмотрев – угодила прохладно,
Дав думам твоим обывательский поиск,
И что – то на небе в усидчивой робе
Не смертью смогло объяснить – идеал.
Так тают надежды быть ролью – убого
От ханжества памяти видеть типичный
Рассвет идеальности в новом – упрёке,
Где словом своим угодила – минута.
Над резкостью чёрного образа утра,
Над сложенной в горсть укоризной – медали
Ты ищешь рассеянный воздух, откуда
Сам вновь отвыкаешь быть пафосом – чуда.
А смерть не стоит вдалеке, притворяясь,
А новая старость не стала – придворной
Гордыней, умеющей думать нам модно
И только внутри укрощает свой – свет.
Свой чёрный оскал от кровавого чуда,
От загнанной робости думать – премудро,
Что ждать обывательский возраст ума,
Пока он один в безызвестности – тьма.
Пока не отчается выть на природу -
Твой юмор в тоске, как гордящийся плут,
Ты ждёшь от минуты тот возраст за утро,
Чтоб чёрному ворону вжиться под хруст
Одной идиомы – быть только солидным
И верным по критике слова минутой,
Что образ тоски к философскому чувству -
Твой рупор обычности в памяти – здесь.
Стоишь и под власть окунаются мысли,
Идёшь по одной откровению впадине,
Что чёрные розы за смыслом – уюта,
Где жили одни подоплёки – развалины.
Они угождали внутри от минуты,
Они, как картинное масло в неличном -
Связали твой след откровением – в памяти
И стали ей снова внутри – угождать.
Идти, чтобы чёрные вехи под хрустом
Не меркли от стройного слога в молчании,
Не ждали твой век в утопичности – мести,
А только молчали за робким – признанием.
Пересчёты птиц
Отладил под смертью другие дела
Твой шахматный полдень – в ответ,
Украсил почёт для поруки ума -
Твой день обозначенный в счёт.
Когда передумав под птицами лжи
Ты нежностью страха сжимаешь ножи
И тянет внутри неготовый – прибой
Твой медный оскал для любви – дорогой
Другую дорогу под смертью руин,
Пропавшее прошлое, чтобы взошло
То миром одно в пересчётах – за ним,
Упавшее слово под нежностью лиц.
Искусственной рамкой нетленно бегут
За сердцем внутри – отвыкая, как маски
Твои необычные возраста сказки
И птицами в небе, как ярость снуют.
Ты им пересчёт от игры узаконил,
Ты ветром от слов был сегодня – не понят,
Но в чёрствой земле от преграды разлуки
Ты тянешь ко мне драгоценные руки.
Из слова в скелетной формальности – мнишь
Свой звук перелётной тоски, где паришь
Отсыльному сердцу быть только – свободой,
Чтоб птицами нам окрылять времена.
Их также искать в пересчётах о землю,
Им новое ждать, что в учёте сегодня
За смыслом неважным, но прошлому снова
Землёй откровенному в сказках свободы.
Ты горсть от тоски собираешь в примету
От птиц перелётного воздуха, где – то
Внутри увядающей маски нам – мирно,
Внутри открывая тот дух, как и крылья.
Взлетаем мы с ними и в новом открытии
Летим, словно птицы внутри отвечая
На сон пересчёта быть новому – пищей,
На взгляд от которого стал ты – за это
Искать мимолётное общество снова,
Внутри угождать этот воздух, как сыщик,
Ему подтверждая быть птицами, словно
Ты сам пролетаешь от времени – ровно.
Летишь, как обычное в поле морали,
Внутри уготованной ясности времени,
И там в пересчётах – ты ветреной дали,
Как птица от глаз утолённого утра.
Сквозишь, как исчезнувший луч идеала,
На нас посмотрев в этот пасмурный праздник,
Где были одни в пересчётах – забыты
Мы временем только внутри расстояния.
И словно тоска нам опять – недалёкая,
Летим, открывая свой мир понемногу,
Летим в перелётное образа – стаи,
Чтоб стать этим утром за сердцем, играя.
Человек спросонья
Амбассадор залитый светом ниц,
Ты одинок, а значит в том – тревожен,
Ты вылит от наития под мир,
Ты выждал это утро в теле сна.
Когда твоя мечта – до неприличия
Лежит внутри постели, что пари
И только воют звёзды до зари,
О том, в котором не было темно.
Спросонья вылил чашу мёда – сам,
Внутри него ты безудержно тощий
Источник воли в смелости, едва
Ты сам внутри спросонья – обелил
Свой день, как тощий мира – идеал,
Им только спозаранку вылит глиной
И кается спонтанный номер ноль,
Что твой мирок не вышел – по уму.
Для вида – человек от ноши ровной,
Для света – только памяти парик,
Ты сам уже назначил нам – упрошенный
Ведомый чувствам времени – мотив.
Когда твой сон редеет спозаранку,
Когда на звёздах отливают – ливни
Свою мечту – бежать одной игрой
Внутри культуры лишнего и горя,
Ты сам мечтаешь спать – по одному
Вхождению своей фигуры – в боли,
Ты встречей человек с приличия – сна
И только формой мнения – восход.
Над ним ты опускаешь мир – доселе,
Как вид от первозданной тишины,
Спросонья встретив тяжкие – наречия,
Что волей близ культуры мы – видны.
И тает шарж от памяти – в умах,
Он тоже человек под новой встречей,
Им мир спросонья видел белый прах,
А ночь садилась в крылья – у руля.
Тебе спросонья видимое солнце
Сегодня вжалось внутрь – довольно больно,
Но гордый сон, отнюдь, не отозвался
Причиной смерти – в скромной пустоте.
Ты весь один в постели между словом,
Ты им уносишь памяти – строение,
Когда идут отпасть внутри – приметы
И сердцем вновь заполнить – этот мир.
Не садились за руль у себя
Не назначили форму, отнюдь,
Что бегущей строкой – этот мир,
Не направив творение в ход
Не оборванной разницы в чувствах.
То что было не спало – под звук,
По которому холодом льётся
Неизменное поле близ муки,
Где садились под гнёт у руля
Откровению сладкого дня -
Эти формы от счастья – в забвении,
Где бы близко искали тебя,
Упросив сто последних разлук -
В новом взгляде, измученном странной,
Откровенной харизмой у скуки,
Что назначила новому сердцу -
Неизбывный над нами рассвет.
На машине, как в каторге стройно
Ты проходишь свой бег – идеала,
Не заправив то правило в мире,
От которого скользко в умах.
Ты садишься за руль, чтобы стыло
Этой формой – одно только правило,
Нам оно не даёт новый воздух,
Только численно смотрит – вокруг.
По дороге, что нам – колея одна,
По искусственной норме разлуки -
Ты обходишь ту форму, её прельстя
Над обычной культурой в уме.
Ты сегодня на мысль не упругий,
Только вьётся твой бег – так спонтанно,
Потому ты за руль – этой истины
Не садишься на взгляд – у себя.
Не сбываются истины в том – одни,
Нам они постоянно вьют пользу,
Где застенчивой нормой сидят – они
И притаенно смотрят наверх.
Ну а ты всё приходишь туда – один,
Там за руль постоянно и спаянно -
Ты несёшься внутри колеи пути,
Как забытый испуг и прогресс.
В человеческой форме руин – она,
Только важная форма любви и слов,
Но дорога твоя не прошла умом -
Эту форму от нового счастья.
Не садились за руль, отпустив шаги,
Не скатились – искать эту форму я,
Мы стоим, что другие одни – враги,
Нам вокруг вся беда – пополам.
Но не слышит твой мир, что ему одна
Стала ровной внутри колея беды,
Поделив эту тонкую грань – её
Ты не видишь уже слову боль – ума.
Не садились к её продолжению слов
По другой современности жизни, вслед,
Но спустились искать нам один – ответ,
Где искать этот путь – от себя?
Компромисс наедине ужимки
Куда – то спрашивает подло я,
Оно на компромисс так скудно – льётся,
Оно не знает утончённый свет
И ждёт ужимки чуда – не для всех.
Когда от компромисса удивляет – тот,
Погнутый прут любви от эталона – я,
Ты ждёшь ему замену бытия – внутри,
Ты волей хочешь жадное – в себе.
На большинство проблем – наедине ума
Ты вышел, как конструкт и идеал,
Но только гордо вышит от придирок лет -
Твой милый тон и солнца монолог.
Сквозь край иллюзий болен, утолив его
Скабрёзный день – по уходящей тьме
И вылит солнцем к обаянию день,
Такой же нищий пользой от любви.
Красиво пишет эту муку, позабыв едва
Плохое чувство от причины – зол,
Но ищет твой похожий идеал ума -
Так странно эту пищу, словно боль.
В неё упёршись ты ожил умом
И ищешь, словно маятник в аду -
Свой ход от компромисса, удивляя жизнь,
Как тонкий монолог в своём – бреду.
Так лично ищет эго эту форму – лет,
Так плохо отделяет в форме – я
Ту разницу изжитой привилегии нег,
Где болью слабо видит – этот свет.
Но компромисс внутри очерчен – для тебя,
Он ровно дышит фатумом – отныне,
Когда за эго слышит долгий – яд
Твой мир – на эпатаже формы лет.
По монологу дышит, обрамляя свет
Внутри – от незамеченной игры ума -
Твой ловкий дилетант, как обрамление я,
Как будто ты не стал ему – умом.
А только ровно случаю – влюблён,
Коварен и в ужимках – виноват,
Поскольку ты один ему – изжил умом
Строптивый яд в покорности себя.
Поскольку слышит ровный – дилетант
Свой визг от опрометчивой игры -
Ты сам внутри ужимок – образцовый ад,
К нему и сам ты стиль – наедине.
Над компромиссом возвышаешь ад,
Над утренним устройством – бытия,
Но только видит эту форму – я
Твой образцовый, вдумчивый портрет.
