Ани Закари
Маки. Перчатки. Черничный пирог
Глава I
Что мне делать, смеяться или плакать?
Никогда не входи в комнату и не запирай дверь, если там нет другой, из которой можно выбраться… Иначе, есть риск никогда не выбраться из собственной западни.
Как бы привыкнуть, открывая каждый день глаза, видеть облезлый потрескавшийся потолок маленькой комнатушки с балконом. Нищета – это судьба или выбор?
Живу в этой школе искусств восемь лет и никак не свыкнусь с мыслью, что меня ждет, что-то немного яркое и впечатляющее, чем эта обыденная жизнь, из-за которой просыпаешься уже уставшей.
Заведующая знакомая какого-то родственника, который привел меня сюда лет в десять, после смерти бабушки. Лицо его помню смутно, да и воспоминания тех лет тоже, а может и не хочу, а может и не могу, защитная реакция, стирающая все плохое.
Комната находится на втором этаже, ну, как комната. Скорее всего раньше здесь обедали или отдыхали преподаватели. Ввиду моего переезда презентовали мне.
Узкая, длинная, с синими обшарканными стенами. Ремонт? Только здесь его нет.. Одно окно с деревянной застекленной дверью на балкон. На карнизе, на крючках, через один, прикреплены шторы, непонятного материала цвета охры. За окном старый застекленный балкон. На котором в огромные ящики сложены кучи книг и еще запах мышей..
Cлева в комнате, вдоль стены узенькая кровать с мягким пледом, а справа у стены старый шкаф, одна дверца которого отвалится, если ее открыть, а как не открыть на ней единственное зеркало. Внутри мои вещи, пару книг из того ящика, которые мне понравились, время от времени я их просматриваю. Какие? Про драгоценности, как их различать от подделки и художников эпохи Возрождения. Пару листов ватмана, так как я стала посещать, художку по требованию заведующей. Музыкальные инструменты и хор не мое, вовсе.
Маленькая деталь, в уголке, у двери, стоял самодельный шкаф с одной дверцей, в который уборщица складывала запасную утварь для уборки, тряпки и моющие средства.
В самой школе ремонт есть. Старые высокие двери, выкрашенные в белый, из-под которых просвечивает синий, который был до. По правде, всегда думала и воображала, хорошо бы, если это был мой дом. Четыре или пять комнат на верху и внизу около трех. Столовая, актовый зал, совсем небольшой, пару кабинетов для преподавателей и заведующей. Что мне больше всего нравится, так это крутая лестница на второй этаж и люстра. Огромная, висящая на высоченном потолке, хрусталики которой, почти касаются лестницы, их хочется схватить, каждый раз поднимаясь наверх.
Какая я внешне.. Да ничего особенного, но не думаю, что хотела бы иметь другие черты, к этим я скорее привыкла, они меня устраивают, если вижу человека красивее, не считаю себя хуже, думаю, просто он не такой как я. Мне никогда не говорили, что я красивая или чем-то выделяюсь.
Волосы темные, не черные. Когда я их стригла, не знаю. Такое впечатление, что они всегда были этой длины, слегка ниже плеч, густые, с легкой волной, вечно завязаны в тугой хвост. Глаза не светлые, но и не темные, в них смешано пару оттенков: от зеленого до темно-желтого, по краям растянуто серым. Не высокая, но и не самая мелкая. Что я в себе люблю и тихо радуюсь, у меня изящные запястья, а еще тоненькая длинная шея. Учитывая, сколько лет самым старшим детям в школе, я примерно на год старше, следовательно мне восемнадцать.
Я не завидовала никогда остальным учащимся, которые здесь, но думаю, почему им есть, куда уйти, а я как вечный сторож этой школы.
По праздникам Нателла, заведующая, приносит с общего стола мне сладости, оставляет на стуле у кровати и уходит домой.
Не могу сказать, что бывали дни и я оставалась одна в этом месте, работники столовой порой до утра сидят и выпивают, как говорят: «чай», а смена приходит в пять. Сторож старый, весь день во дворе..
В последнее время и сама Нателла, допоздна засиживается у себя, ее кабинет прямо под моей комнатушкой. Я подолгу стою на балконе и вижу, как свет из окна ее кабинета освещает мрачный дворик.
Сейчас лето. Снежное лето. Июнь, пух повсюду и везде. Я даже не могу открыть окно. У меня нет аллергии, но ненавижу пыль. Каждый вечер, перед сном, натираю облезлые полы, облезлой тряпкой и ложусь спать в свежести спать.
Всегда думала, зачем дети из приютов ищут сведения о родителях, пусть даже, знают, что их оставили сознательно. Они хотят знать историю своего начала? Может для того, чтобы быть похожими на них или жить, как они.. Я немного знала о своих, но рассказывать не хочу, не сейчас.
А больше мне интересна история, которая была еще раньше. Уверена, что жизнь, которая происходит сейчас не самая лучшая для людей. Они выглядят уставшими и изможденными.
Я не самая умная и образованная, но, как мне говорят многие из наших преподавателей, взгляд у меня глубокий и тяжелый. Словно в прошлой жизни многое видела и не смогла забыть…
Городок наш, так себе.. Старенькие пристройки, многоэтажки, не особо зелено.. Промышленный заброшенный, обделен искрами и радостью, город хмурых, недовольных и вечно, куда-то торопящихся людей. Ходят слухи, что к нам приехали и захватили основную власть в свои руки представители запрещенных организаций. А деятели культуры и ученые сбегают в столицу. Так что Нателла изо всех сил пытается не потерять свою школу, свою жизнь.
Школа наша для среднего класса, как мне сказали девочки. Но появилось пару детей, видимо, из богатых семей новых переселенцев. Которые всех задирают. Наглые и пафосные. Нателла закрывает на это глаза, ну это для нее норма. Я в это не вмешиваюсь. Догадываясь, что их родители крышуют школу.
Меня не назвать общительной или душой компании, но и затворницей тоже. Я скорее наблюдатель. Что мне нужно я с легкостью узнавала, последние новости и сплетни, секреты педагогов, а обо мне мало кто знал, да и вряд ли хотел.. Было впечатление, что меня педагоги не замечают, оно и к лучшему. Временами, было впечатление, что и правда, меня вовсе и нет. Но это было, скорее мое несформировавшееся воображение.
Среди учениц есть девчонка, дочь преподавателя гитары, Анжелика, коротко Лика. Лика, и я – Ника, вернее Вероника. Как же глупо.. Зачем называть именем, если потом надо сократить в половину.
Лика cимпатичная и высокая. Что ее особенно отличало, безупречно голубые глаза и волосы, светлые, почти белесые. В чем мы были схожи, так это в худобе, но ее чрезмерная стройность – это модные диеты, а я критически не доедала, так как еда в столовой не всегда вкусная. А также порция блюда зависела от смены, щедрая повариха работала два через два..
Ох уж эта Лика – новостное бюро, знает все и обо всех.
Как вчера помню, она принесла, какой-то конверт и положила на стол на уроке сольфеджио. Сказала надо передать его сторожу возле киоска, неподалеку от школы. Просил передать ее отчим. А она попросила меня забежать перед обедом с ней, за компанию, за одно прихватить новый журнал, как раз среда.
Мы подбежали ближе к часу к киоску. Солнце припекало так, что глаза слезились.
Я стояла в стороне, листала журнал и не обращала внимания на то, что делала Лика. Настолько была поглощена красивыми нарядами, с какого-то модного показа и представляла это на себе и как нелепо смотрелась бы. А тем временем Лика быстро передала конверт и подошла ко мне, схватив полистать другой журнал.
Мы так увлеклись, что даже не заметили, как у киоска остановился черный внедорожник. Из него высыпало неизвестно сколько крупногабаритных амбалов, что-то уточняли у старичка на повышенных тонах.
Я даже не успела понять в чем дело, нас схватили за руки и затолкали огромную машину. Старик кричал и махал тростью, но его не выслушали, ни один из них.
Сколько их было, не знаю.. Я закрыла лицо руками от страха. А Лика, не переставая кричала, как истеричка. Все произошло за мгновенье, шок, ужас, боль..
Я только помню ее плач.
Ничего не понимала. Зачем мы им? Кто они? Только мысль, что нас перепутали с кем-то. Ладно Лика, у нее богатый отчим, а я то зачем, смешно.. Но впервые, мне стала дорога моя бессмысленная жизнь.
Нас привезли в место, которое находилось, где-то на выселках. Там были заброшенные заводы, гаражи и с четырех сторон пустырь, ни одного дерева..
Лике два раза залепили пощечину, за угрозы. Взрослые вроде, не понимают, у нее паника.. А больше всего, меня пугали их взгляды. Порочные и со звериной ухмылкой, до тошноты.. Они демонстративно смотрели на наши оголенные ноги, как назло, я в коротком застиранном сарафане, затянутом, как корсет, а Лика в мини-юбке и новом топе.
Подъехали к воротам, железные двери отомкнул и распахнул, какой-то мальчишка. Скручивая, до крика запястья за спинами, нас затащили в помещение. Везде сырость никакого освещения. Какой-то зеленоватый холодный свет, скорее просто отражался из окон на зеленых окрашенных стенах. Было так много коридоров и лабиринтов, я думала только об одном, как запомнить, чтобы не заблудиться, когда будем убегать.
Там столько мужчин, разных возрастов и национальностей, я только успевала всматриваться в лица.
Нас завели сначала в одну, затем в другую комнату. Мы час просидели на каменной скамье, как назло, обе в юбках и застудили себе все, что могли.
Который час, неизвестно.. Окон нет, но на ужин мы точно опоздали.. Хватились ли меня, конечно, нет! Но Лику точно.. Ее истерика, закончилась спустя пару часов. Тишина и тревога.. Безнадежность..
Позже пришел мужчина за сорок, коренастый в кепке, раcсматривал внимательно нас, помотал головой.. Глядел и оценивал словно товар, даже зубы заcтавил показать, возможно, и количество посчитал.
– Кто вы? – спросил он, – откуда конверт у вас?
Лика только открыла рот, ее зубы застучали, стала снова рыдать и повторять.
– Не знаююю….
– Это ее отчим передал ей, мы просто принесли, – ответила за нее я.
– А где деньги? – уточнил он, весьма грубо.
Я лишь развела руками.
– Сколько лет вам?
– Мне восемнадцать, ей семнадцать, – ответила я.
– Кто родители? Фамилии!? – потребовал он.
И тут я замолчала, поняла к чему вопрос и если я отвечу не то, возможно домой не вернусь.
– Вевевеейер, – протянула Лика.
А я молчала.
– У тебя нет фамилии? – подозрительно прошептал мужик.
– Скажи, что-нибудь! – закричала Лика.
– Закари, моя фамилия Закари, – еле слышно прошептала.
– Не знаю таких здесь, приезжая, что ли? – с иронией уточнил этот неприятный человек. Я лишь покачала головой, отрицая.
Он только хотел сесть и задать еще пару вопросов мне. Из коридора донеслись крики и нецензурные ругательства мужчин. Лика в ужасе выдохнула.
Мужичок подошел к двери, которая внезапно распахнулась, вошли два столба, схватили нас можно сказать за шкирки и потащили по коридору. Привели в помещение, где только решетки и бетонный пол, толкнули так, что мы, падая, расцарапали себе колени и ладони в кровь. Они закрыли дверь на замок, старый, ржавый и пошли направо, по коридору.
Лика прилично ушибла колено и рыдала во весь голос, прижав его рукой. А мне ничего не оставалось, как опустить голову и всматриваться в окрашенный в коричневую краску бетон.
Торопливо наступила глубокая ночь, из нашей решетки было видно все и всех, кто проходил туда – сюда. Я себя чувствовала зверьком в зоопарке, это ужасно! Пыталась найти угол, чтобы забиться в него и спрятаться от этих мерзких взглядов. Обе сидели, прислонившись к стене, обхватив колени, пряча лица за волосами.
Позднее подошел до жути неприятный, скользкий паренек и, как животное поглядывал на Лику, диким, голодным взглядом, одно меня успокаивало, дверь заперта на замок. В этот момент, я мечтала оказаться в своей комнате, которую так ненавидела.
Он ушел минут через десять, когда со стороны входа послышались жуткие женские голоса. Около девяти девушек волочили по коридору, те же амбалы, которые привезли нас. Девушки были так одеты, я сразу поняла, что они представительницы не самой завидной профессии.. И молила Господа, чтобы отчим Лики нас вытащил.
Позже вернулся, тот мужичок в кепке.
– Сейчас приедут важные люди, расспросят вас, расскажите, что знаете и без истерик, а то отправитесь на новую точку, – ухмыльнулся.
Через полчаса послышался скрип входной двери и шаги, шли порядком пяти человек. Проходя мимо, первый из них, заглянул к нам, вертя в руке четки. Он был в кожаной куртке и обуви, на руке вычурные золотые часы и исходил ужасный запах табака и парфюма. C ароматом, чего-то приторно-сладкого и какой-то дымки, просто до тошноты. Показался весьма солидным. Вслед плелись, видимо, шестерки, двое постарше и трое сопляков с наглыми рожами, злыми и агрессивными.
Нас вывели через десять минут нагло и грубо. Один из них, будто специально толкал Лику, которая хромала, ему доставляло удовольствие, что она отстает и толкал ее прямо лицом в стену, она огрызалась, а я шла опустив голову..
А тот, что вел меня, видимо негодовал, что я тихая, а так бы хотел отыграться.
Нас затолкали в кабинет, где стояла мебель оттенка красного дерева и кожаная коричневая мебель, полную картину характеризовал этот отвратный запах.
– Теперь рассказывайте, откуда у вас конверт, чьи вы? – спросил мужчина с четками, откинувшись на спинку кресла и расположив ноги на столе.
Я молчала, очередь говорить была Лики.
– Мой отчим, утром попросил отдать это старику продавцу, у киоска в 13:00.
– А где деньги? – спросил строго он.
– Какие деньги? – зарыдала Лика.
– Доллары, зеленые, где они? – надменно, без всяких эмоций на лице продолжал он. – Cебе решили оставить? Так отработаете..
– Он только это передал? – оправдывалась, заикаясь она.
Он взял телефон, набрал кому-то и даже вышел в коридор, задев меня плечом, двое его собак стояли в дверях, будто мы рецидивисты и сбежим.
Внезапно в кабинет ворвался, тот скользкий, толкнул Лику на диван и сел рядом, и положив руку ей на колено, откровенно говоря, начал приставать.
Лика стала рыдать. А эти двое не реагировали, будто это норма. Он же начал переходить черту. Но Лика себя странно вела, не вырывалась, просто, надменно истерила, мол неприятно ей. Видимо, ее крики доставляли ему удовольствие, а я уже не выдержала и закричала:
– Хватит!
Он резко повернулся, сначала посмотрел на меня, затем на этих двух ничтожеств, внезапно поднялся и залепил мне пощечину с такой силы, что кровь из носу хлынула на стену, окрасив брызгами часы. Я замолчала, а он продолжил издеваться над Ликой. Глаза у него были странные.. будто смотрит, но не видит объект.
Когда последняя клетка моего терпения взорвалась, не знаю, с какой скоростью успела это сделать. Пока те двое уставились на экраны телефонов. Я схватила со стола бутылку, какого-то напитка, ударила этого ублюдка по белобрысой голове cо всей силы. От страха отбежала в сторону стола, ухватившись ладонями за края. А он, как на зло, не отключился, пошатываясь, подошел ко мне, выкрутил из руки бутылку, ударил о деревянный угол столешницы, осколки разлетелись по кабинету, и пространство объял запах терпкого спиртного. Он поднес острие к моей шее, пугающе смотрел и стал угрожать.
– Прощайся с жизнью…
Я, задержав дыхание, замерла. А эти двое стояли, как истуканы. Тут я поняла, что он выше их, чем-то..
К счастью, вернулся тот мужчина, их главный, в ужасе посмотрел на мое лицо, на Лику и этого ублюдка, как оказалось его сынка. Он ничего не сказал ему, лишь вошел и сел на место, кинув фразу: – с глаз долой. Белобрысый вышел, захлопнув дверь, сжав часть расколотой бутылки в руке.
– Тебя завтра заберут, – обратился он к Лике. – А тебя, – взглянул на меня, – совсем по ошибке привезли. Но я не знаю, кто ты и чья? Может ты и не нужна никому?
Я в ужасе посмотрела на Лику и на этих двоих. Но они отвели глаза, даже она.
– Уведите эту, приведите в порядок, утром ее заберут. А что делать с тобой? – Давид, это твоя ошибка, – прошептал одному из этих двоих, у которого были черные, словно смола волосы. Второе задание ты провалил.
Давид недовольно взглянул на меня, потом на него и ответил.
– Как мне исправить?
– Подумаем, уведи их. Эту отдай девочкам, пусть умоют, в порядок приведут, с отчимом проблем нет. А эта, может и конкуренты отправили. Ее, в комнату с решеткой.
– Нет, я с ней, я ее подруга, мы из одной школы, – взмолилась я. – У меня есть опекун, Нателла!
– Это так? – обратился он к ней.
Что меня задело. Лика и слова не сказала, в мою защиту, что я живу в школе искусств и Нателла опекун, мне бы не поверили, но ей. Мой взгляд застыл на ее лице, а она жалостливо отводила глаза, будто она больше жертва, чем я, только потому что о ней есть кому позаботиться, она больше человек и больше заслуживает жалости..
Ее потащил этот паренек, Давид, который провинился, а меня другой вывел, держа за предплечье. Мы почти дошли до того помещения с решеткой, навстречу вышел сынок главного, он шел целенаправленно в мою сторону, будто хотел, что-то сказать, прижался, словно случайно, обходя. Смотрел прямо в глаза, странно, непонятно, а я не отводила своих, и, внезапно почувствовала жгучую боль в правом боку, возле ребер, горячая струя крови пролилась вниз по ноге. Он проткнул мне бок острием бутылки.
Я сползла на корточки, не могла ни выдохнуть, ни закричать, а он ушел по коридору вниз, пошатываясь, держась за стены и голову, постоянно потряхивая ей. Мой сопровождающий постоял надо мной, затем пнул ногой..
– Вставай, он ушел.
А я не могла двинуться с места, зажала рукой порез, боялась вдохнуть. С другой стороны коридора подбежал Давид, встал надо мной и спросил, – что не так?
Самое отвратительное, что ни один из них не подал руки..
– Альбееертик, – прошептал другой.
Я кое-как, держась за стену поднялась и доползла до помещения с решетчатой дверью, вода стекала с моей головы, от боли, колени подкашивались. Просто опустилась на пол, не различая лиц и голосов, за мной захлопнулась дверь.
Не знаю, сколько я там лежала. Но видимо, был уже рассвет. Я услышала голоса в коридоре, женские. Среди них был звонкий голос Лики, я видела ее расплывчатое лицо, она на секунду взглянула мне в глаза, пока я лежала, как уж, и извивалась в луже собственной крови, она просто прошла мимо.
Видимо, рана не глубокая и я еще жива. Но я чувствовала, как ледяной жар выступал из моего тела, из каждого миллиметра, именно ледяной, мне было жарко, затем, резко озноб.
Спустя длительное время, по коридору прошли двое мужчин, один был ну очень высокий. Я в это время немного собралась силами и присела, окровавленными руками обхватив колени. Он остановился и спросил:
– Что случилось?
Я не знала, что ответить, с чего начать, только сказала, – больно, очень.
В этот момент его окрикнули:
– Анри..
Но и этот человек ушел… А я так понадеялась на помощь.
Не прошло и секунды, раздался грохот и появились крики, отовсюду. Кричали все, были слышны звуки выстрелов. Я забилась в углу и можно сказать, притворилась мертвой. Из решетки только и видна была стена коридора и мелькающие люди. Женщины, бегущие раненные.
Это длилось на протяжении двадцати минут, хорошо, что я была ранена и все прошло, как в бреду и сейчас я не так отчетливо все помню.
Через пару секунд появились, абсолютно другие люди, лица, я это понимала по всему, по их манере общения, даже одежде.
Замок моей двери взломали, я притворилась, что без сознания, схватили за запястье и поволокли по ледяному бетонному полу. Невозможно описать ту боль.. Привели в более большую комнату, такую же c решетками, только в три раза больше. Там находились женщины, легкого поведения, они работали на тех людей. И не скрывали этого, как мне показалось, даже гордились..
Как я расслышала из их шушуканий, их главаря убили, пару часов назад, теперь у них новое начальство.
Прошло пару часов, в помещение занесли ящик с водой и хлеб, и только. Одна девушка плеснула мне в лицо воды, я немного пришла в себя, вернее, так показала всем.
Тут же к нам подсадили дверь шестерок их прежнего главаря. Тех двоих, что охраняли меня с Ликой. Затем белобрысого сынка и еще троих, заперли дверь и ушли.
Они разместились на полу под одной стеной, а женщины под другой. Я лежала одна, в дальнем углу. Моя рана уже не так кровоточила, но ныла сильнее. Я была катастрофически слаба. Но чудо, что еще жива!
Этот подонок подшучивал с друзьями, глядя на меня. Ему было смешно. Убит его отец, а ему радостно. За версту видела, как сияют его глаза. Позже узнала, что именно он заложил отца, когда его увели, одна из девушек рассказала.
Ближе к ночи пришли трое, они рассматривали всех девушек. Оценивали их, записывали возраст, внешние данные и увели троих. Надо мной постояли и спросили у тех пятерых, из этих ли я? Все подтвердили. Нелюди!
К утру всех девушек увезли. Осталась я и этот мусор. Я присела в углу и каждый час открывала рану, чтобы посмотреть. По краям она стала синей. Мне это не нравилось. Знобило и тошнило
Я заметила, что один из них, Давид, временами, поглядывал в мою сторону. Они все были, будто на одно лицо, кроме белобрысого. Позже один из них подошел, присел напротив:
– Скоро за тобой придут, готова простушка?
Я молчала. Он ткнул пальцем мне в лоб..
– Не лезь, – сказал ему Давид.
Но этот не уступал своему скользкому хозяину, да, именно хозяину, я знала это белобрысый его подослал. Он будто добивал до конца. Давид подошел и оттащил его, продолжая поглядывать, будто выяснял, что-то..
Тот урод был прав, и правда, через двадцать минут пришли двое, один приподнял меня, а другой осмотрел рану и сказал, – не страшно.
Указал, куда-то отправить. Мы были уже в дверях и этот Давид, окрикнул его:
– Это ошибка, она здесь случайно. Не отправляйте на точку.
– Как докажешь? – недовольно уточнил тот, который осмотрел рану.
– Никак. Вы убили старшего.
– Значит сегодня отправим ее. Как говорится: «лишней не будет».. – цинично улыбнулся он.
– Она может оказаться, чьей-то дочерью.
– Ее бы уже начали искать, никого не искали эти сутки, мы всех проверяем, – ответил урод, державший под руку.
– Я могу выяснить, – поднялся Давид оттряхивая одежду.
– Как тебя зовут? – спросили его.
– Я Давид, правая рука шефа, могу узнать. Ее по ошибке сюда привез я. Не верите, поехали со мной..
– Дам вам час, не приедете, отправлю ее, а напарнику твоему башку снесу!
Давид встал и направился к выходу. Я по взгляду поняла, что он не вернется и сделал это, чтобы сбежать. Выходя, он виновато-иронично взглянул исподлобья.
Спустя час, сообщили, что он сбежал, а сведений обо мне никаких до сих пор нет. Меня вытолкали в коридор, я шла по этому мраку стуча зубами и больше ничего, темнота, тишина. Скорее всего я вырубилась.
Проснулась не знаю где и сколько дней спустя.
Лежала на вонючем диване, в желтоватой комнате. Она была такой крошечной, что, лежа, с дивана, можно было коснуться рукой двери. Рана была обработана. На столе рядом стояла вода и какая-то еда. Я присела, кое-как. Не успела осмотреться. Вошел хромой дед и тот высокий мужчина, который спросил, «что случилось?» Он положил на диван, какую-то сменную одежду и тут же вышел.
Дед сел на стул и начал смотреть на экран, где было видно все коридоры и комнаты. Видимо, тоже сторож. На меня не смотрел вовсе..
– Вот и попался, ублюдок, – прошептал позже он.
За весь день в комнату вошли человек шесть и спрашивали имя и фамилию, а также, как я там оказалась, просто уходили, выслушав.
– Вероника Закари, – повторяла я каждый раз.
Глубокой ночью, того же дня. Вошли несколько человек, схватили меня под руки и вытолкали на улицу. Наконец, свежий воздух обрадовалась я. Теплый, летний. Они туго связали мне руки за спиной и посадили в машину. Затем Давида, этого белого недоноска и еще троих. Как я поняла из их разговоров, напарника Давида убили по его вине, когда он сбежал, как и обещали.
Мы выехали в направлении города. На рассвете машина остановилась, нас вывели по одному. Меня, Давида и остальных, с привязанными руками. Всех кроме белобрысого.
– Троих из вас выкупили, – сказал мужчина средних лет с оружием.
– Кого? – спросил один из тех, кто стоял в одном ряду н нами с завязанными руками.
– Cейчас, узнаете… – хитро взглянул он и отвел глаза.
Где-то в трехстах метрах, стояли люди бывшего начальника этих парней и видимо, они за ними приехали..
Нам сказали двигаться вперед в их направлении и не оглядываться, я не совсем понимала, что происходит?
– Рулетка, – произнес Давид.
Мы прошли около ста метров, один из «пленных» стал тревожно выдыхать и предложил всем идти змейкой. И все стали идти, смешиваясь и сбивая с ног друг друга.
В один момент, когда я оглянулась, увидела, того высокого человека позади и рядом сынка их главаря, он взял оружие и целился прямо в меня, в нас. Рулетка означало то, что выживут трое из пятерых. У меня началась паника.
Как только мы прошли половину пути. Давид сказал, как прозвучит первый выстрел, разбегайтесь и ложитесь, наши нас прикроют. Наши? Двое из них, как минимум стреляют им в спины. Самый худший белобрысый и самый «лучший» Анри, и я поняла, какие люди разные, сложные и непредсказуемые. Чтобы узнать, что в их головах и жизни мало. Это была пирамида и эти четверо, низшее звено, как и я.
Когда прозвучал первый выстрел, меня оглушило, все разбежались, я бежала без оглядки, да и куда бежать и там, и там враги, но бежала вперед, как и все. Шум заполнил голову. Первого подстрелили Давида. Я видела, как кровь хлынула у него изо рта, он упал. Затем еще одного, который бежал впереди меня, он лишь слегка оттолкнул меня и сразу рухнул, двое побежали к обочине направо, а я налево. Добежала и рухнула в траву.
Видимо, и правда, мне очень повезло. Я открыла глаза, лежала полу боком и смотрела в сторону обрыва, с завязанными руками, но спустя два часа, за мной никто не пришел.
Поднялась.
Солнце ослепляло, на трассе были разводы крови и две лужи. Тел не было, видимо, их забрали. Спустя два часа трасса зазвучала свистом проезжающих машин, на огромной скорости, город проснулся. А пару часов назад, здесь были игры на выживание.
Я побродила вдоль трассы. Описать мое состояние? Это вряд ли. Я не чувствовала себя. Куда шла, не знаю. Я даже не знала, где территориально. Мечтала оказаться в своей кровати, в комнате, прижаться к стене и уснуть. Даже видеть Нателлу.
Спустя три или четыре часа, я оказалась во дворе школы. Какой день недели, не знаю. Видимо, воскресенье, было тихо, я еле, перебирая ногами вошла в прохладное помещение и поднялась в комнату.
Хотела кричать, рассказать всем, чтобы пожалели, но никого не было, подозрительно тихо.
Духота на улице была оправдана. За считанные секунды, черные тучи накрыли небосвод, листочки на березах и ивах отливались стальным цветом туч. Я вышла на балкон, раскаты грома оглушали, схватила первую книжку, которая показалась в ящике. Это был, какой-то философ, полистала и положила на место, голова не соображала, дернула ржавую ручку и распахнула скрипящее окно, повеяло ароматом сырости.
– Ну давай же, еще немного! – закричала я во весь голос, стуча зубами от обиды.
Покапали крупные капли, внезапно, хлынул ливень, такой шумный, как сейчас мои эмоции. Я разрыдалась в голос. Капли дождя поднимали ввысь пыль с дорог. Будто очищали воздух и природу от того, что произошло на рассвете, чтобы не оставить следов, так и воспоминания стираются.
Дождь продолжался недолго. Прекратился через пару минут, так же внезапно, как и начался, но аромат свежести сопровождал меня весь оставшийся день. Я сняла одежду выбросила в мусор, закуталась в одеяло и покрывало, в эту жару, но душе было холодно. Уснула до утра следующего дня.
Первым, что я увидела утром надменные бирюзовые глаза Нателлы….
– Где ты шлялась? – первый вопрос. Она стояла, скрестив руки, задравши нос.
Неужели, Лика ничего не сказала, скорее всего нет. Судя по выражению физиономии Нателлы поняла я.
Я поднялась и подошла к ней. Она, не позволив открыть рта, просто залепила пощечину.
– Твой дядя, меня мог бы уничтожить, если бы узнал, – тыча указательным пальцем мне в лицо, указывала она.
– А почему я сейчас здесь, если он так заботится обо мне! – прикрикнула я.
– Неблагодарная! – перебила она и вышла.
Наши диалоги никогда не длились дальше одного предложения.
Лику я увидела через неделю, она избегала меня. Говорить было не о чем. Она – предатель. Но все же чувство вины заставило ее найти минутку для раскаяния. Лика застала меня в столовой, села за стол и спросила, осматриваясь:
– Как ты выжила? Кто тебе помог?
Да ладно.. И только? А где же «прости». Она даже не рассказала никому. Меня чуть на точку не отправили, спас лишь обморок из-за сепсиса. Я смотрела не нее безразличными глазами, да и какими смотреть? Я разочарована, разбита. Вся моя недолгая жизнь раз пятнадцать пронеслась перед глазами, за пару дней, что я там была. Шок, боль.. До сих пор ссадины на коленях не зажили.. А она прикупила себе одежду и новую сумочку..
– За эти четыре дня, когда тебя не было произошел, почти переворот, власть в городе перешла другим. Столько людей погибло. Это ужасно! – оправдывалась она.
Я не могла ничего ей сказать, будто ком в горле сжимал. И все-таки она продолжила:
– Мой отчим заплатил за мое спасение. Прости! – выдавила она.
Возможно, будь я на ее месте поступила бы также. Но все пережитое в моей памяти запомнилось, как предательство Лики и впредь, если меня позовут и скажут: «пойдем за компанию», я точно откажу.
***
Так прошло лето. Дни становились короче, а ветра прохладнее. Нателла стала очень нервной и оставалась каждый день, почти до утра в школе. К ней приезжали разные люди, с шумом и криками обсуждали закрытыми дверьми важные темы.
Старик-дворник палкой чертил на песке во дворе всякие узоры, сидя на скамейке под сливой, а я из окна балкона наблюдала за ним.
Моя рана затянулась, но на талии, сбоку, остался некрасивый маленький шрам. Я могла бы носить топы, как раньше, но в обществе шрам, это уже изъян, обидно.. Он был странной формы, будто затянутый узелок плотных нитей..
Было уже начало, на удивление, жаркого сентября, понедельник. Я собиралась на занятие по художке, сворачивала листы бумаги в рулон. Во дворе школы съехалось кучу машин, из них стали выходить пареньки и мужчины постарше, стремительно направляясь в школу.
Снизу послышалась крики, сначала девочек, затем Нателлы. Я не стала геройствовать и решила запереться в комнате. Но убедилась, что это не совещание, когда увидела, как несколько преподавателей вывели во двор под прицелом. Не дыша вывалила из шкафа уборщицы всю утварь и закрылась внутри. Спустя три минуты раздались пару выстрелов, в коридоре на этаже, послышались шаги. Всех выводили во двор. Мою дверь выбили за считанные секунды.