Андрей Власов
Раб. Книга первая

* * *

В пионерлагерь он поехал в первый раз и ему не понравилось. Даже нельзя сказать, что именно. Просто хотелось домой. Еле выдержал до конца смены. Хотя кое-что было и интересно. Особенно пионерский костёр. Мелькала мысль, попробовать применить, полученные на дне рождения у Леночки знания, на практике, но не решился. Всё девчонки были какие-то или не красивые или из старших отрядов. Так что…

Во втором классе, Кирилл учился так же, как и в первом: старательно, с интересом, но без желания выбиться в отличники. Всё также стоял периодически в углу, по милости Софьи Абрамовны. Продолжал много читать: Аркадий Гайдар, Редьярд Киплинг, Валентин Катаев, братья Гримм. Особенно понравилась «Весёлая семейка» Носова. Даже пробовал, как в книжке, смастерить инкубатор, но эта затея, при скептическом отношении папы, едва начавшись, сошла на нет. К занятиям в художественном кружке добавилось плавание. В двадцати минутах езды на автобусе от их дома, недавно открыли спортивный комплекс с бассейном и, чуть ли не все поголовно дети ринулись туда.

В том году, на Танин день рождения его уже не позвали, да и вообще общаться с противоположным полом стало как-то не модно. В их классном коллективе произошло обособление: девочки с девочками, мальчики с мальчиками. Если кто-то пробовал это правило нарушать, их дразнили «женихом и невестой», и высмеивали на каждом углу. И так продолжалось до пятого класса.

Хотя, одна девочка его всё-таки интересовала. Леночка Махова, нет-нет, да и представала его мысленному взору. Какая же она красивая, милая, как приятно улыбается, какие симпатичные ямочки на щеках. Кирилл, как ему казалось, вовсе не был в неё влюблен. Он не мечтал, что будет с ней целоваться и всё такое… Просто она ему нравилась, и он о ней часто думал. Несмотря на то, что она жила уже по соседству, он не пытался с ней увидеться, хотя очень хотел, чтобы его опять пригласили к ней на день рождения.

Желание его исполнилось. Булатовы потихоньку вошли у Маховых в число обязательных гостей на важные семейные праздники, как правило, дни рождения. В тот год, когда Кириллу уже исполнилось девять, а Леночке исполнялось двенадцать, он уже сам подошёл к дяде Лёне и продемонстрировал, тут самую тетрадку, завести которую ему рекомендовали год назад. Дядя Лёня подивился такой исполнительности и внимательно прочитал пару страниц.

– Знаешь, Кирилл Алексеевич, а ты молодец.

Кирилл впервые слышал, чтобы его называли по имени отчеству. Он улыбнулся от неловкости и удовольствия.

Дядя Лёня продолжал:

– Только ты, записывай немного не так. Ты, вот, просто переписываешь из рассказа некоторые предложения. Что-то из начала, из середины, что-то из конца. А ты попробуй обобщить.

Кирилл смотрел на него, не понимая.

– Ну, как тебе объяснить? – замялся он. – Ну, вот, представь себе…, вот, к примеру, сказка про колобка. Попробуй мне её сейчас рассказать покороче, без подробностей.

Кирилл задумался:

– Ну-у… колобок… ушёл от бабушки с дедушкой…, – он замолчал.

– И…?

– И попался зайцу, волку, медведю…

– И что?

– Они хотели его съесть, а он от них убегал.

– А дальше?

– А! Его лиса обхитрила и съела.

– Вот! – обрадовался дядя Лёня, – вот это и есть обобщение. Понял?

Кирилл кивнул головой.

– Только ты обязательно должен ещё сделать вывод.

Кирилл опять не понял.

– Ну, чему учит нас произведение, что хотел сказать автор. Главная мысль.

Дядя Лёня был конструктор, а не педагог и ему было сложно говорить на уровне ребёнка.

– Вот из сказки про колобка, чему ты научился?

Кирилл на минуту задумался и выдал:

– Надо быть хитрее лисы.

Дядя Лёня удивлённо вскинул брови. Вообще-то, эта сказка должна учить детей, что нельзя уходить из дому и что надо слушаться родителей. А тут …

– Ну ладно, – сказал он. – Иди к ребятам.

Придя домой после Леночкиного дня рождения, Кирилл стал выспрашивать у папы, кем работает дядя Лёня.

– Он работает конструктором.

– А что он делает?

– Он изобретает всякие детали, приспособления. А я, потом, всё это вытачиваю на станках, собираю, скручиваю.

– А что надо делать, чтобы стать конструктором?

– Хорошо учиться в школе, – засмеялась мама.

– А ещё? – Кирилл чувствовал, что этого, наверное, мало.

– А ещё, нужно… нужно…, – папа задумался и почесал затылок. Он не знал, что сказать и решил сформулировать просто, иными словами «съехать». – Нужно слушаться маму с папой.

Да, не на такой содержательный ответ, рассчитывал Кирилл.

* * *

После второго класса, летом, Кирилл отдыхал и в лагере и на море. Правда, на море уже ездил по путевке от маминой работы, под Туапсе. В пионерлагере заметил, что действительно, старшие ребята, пытаются вроде бы невзначай, приобнять девочек. А один раз, случайно увидел, как одна парочка целовалась за спальным корпусом. Да, всё было именно так, как рассказывали гости у Леночки. И воодушевлённый увиденным примером, он решил и сам попробовать. Какое-то время выбирал, на ком бы поэкспериментировать. Остановился на Люде из третьего отряда. Она была на год старше, но поскольку второй, то есть Кириллов, и третий отряды размещались на одном этаже в спальном корпусе, то они все общались между собой. Люда была, такая себе росленькая, бойкая девчушка. Красотой не блистала, но для первого раза вполне годилась. В лагерь она приехала, вроде бы, из какого-то села.

Кирилл долго думал, как бы это всё устроить, и вот, как-то раз, когда она сидела одна на скамейке под деревом, а кругом, вроде никого не было, он сел рядом и стал показывать ей свои рисунки в альбоме. В пионерлагере был кружок рисования, который посещали они оба, так что Люда в этом ничего недолжного не заподозрила. Пока она перелистывала страницы и с интересом рассматривала рисунки, он подсел к ней в плотную и, с замиранием сердца, обнял её за плечо. В ту же секунду она вскочила как ужаленная и отвесила ему такую звонкую оплеуху, что у него на несколько лет вперед пропало всякое желание экспериментировать в этом плане.

* * *

С началом учёбы в третьем классе, Кирилл поменял плаванье на лёгкую атлетику. Он, вообще, каждый год переходил на новый вид спорта, пока в конце седьмого класса серьёзно не увлёкся тхэквондо. И всё также прилежно занимался рисованием. Его коньком был карандашный рисунок. Акварель он ещё как-то терпел, а вот маслом работать не любил. Благо, таких занятий, на кружке было не много.

В это время, Кирилл, в очередной раз, определился с будущей профессией. Он уже был пожарником, милиционером и лётчиком. И вот, сейчас решил стать конструктором. Мама с папой, стали замечать, как он закрывался в своей комнате и что-то вычерчивал на большом куске бумаги, склеенном из альбомных листов. На вопросы, отвечал, что это секретная разработка и показать её, он пока не может.

Через несколько недель, он явился на кухню и продемонстрировал своё изобретение.

– Это рыбовозка. Такая машина, которая пока везёт рыбу до магазина, будет её автоматически чистить и потрошить.

Родители довольно улыбались, глядя на своё чадо, а он продолжал:

– Я, вот, подумал. Ведь пока машина везёт бочку с рыбой в магазин, это ж сколько времени даром уходит. А так в магазин уже приедет готовая рыба, без чешуи и внутренностей.

Сказав всё это, Кирилл потребовал немедленного свидания с дядей Лёней. Не терпелось показать ему своё изобретение. Как конструктор конструктору.

Папа отнёсся к этой идее без энтузиазма.

– Ну, я же не могу так просто взять и сказать: «вот мы к вам пришли».

Папа считал, что их семьи ещё не настолько близки, чтобы самим напрашиваться в гости. Но Кирилл не отступал.

– Папа. Ну, почему нет. Он же не обидится. Просто, можно взять и прийти. Они же недалеко живут.

Папа начал придумывать разные отговорки. Но тут Кирилла поддержала мама:

– Алёша, ну давай поведем ребенка к Маховым. Ну, если он так хочет. Что тут такого. Если хочешь, я могу, Ларисе позвонить.

У мамы с тётей Ларисой установились свои, достаточно дружеские отношения. Папа сдался.

– Ну хорошо, иди, сходи с ним к Маховым.

– А ты?

– Если мы пойдём всей семьей, это будет уже слишком официально.

Папа немного пасовал перед дядёй Лёней, его ученостью и должностью, которую тот занимал.

Маховы, Кирилла с мамой встретили приветливо. Дядя Лёня очень заинтересованно отнёсся к юному конструктору и начал серьёзно обсуждать с ним проект.

– Вот тут, смотрите, – Кирилл водил карандашом по чертежу, – вот тут контейнер с рыбой. Через неё проходит тросик. Этот тросик захватывает рыбу… Ну, она на него нанизывается вдоль туловища. Дальше, тросик тянет рыбу, а тут внизу такой вот нож. Он вспарывает рыбе брюхо. Дальше стоит такая ложка, которая внутренности вынимает. А здесь, – он ткнул пальцем в бумагу, – две скобы такие острые, с разных сторон. Они зажимают рыбу и снимают с неё чешую. А дальше рыба попадает уже в другой контейнер. Ну, там где она уже готовая, – он положил карандаш и подытожил. – Вот.

Дядя Лёня еле сдерживался, чтобы не засмеяться, настолько серьезный был вид у новоиспечённого изобретателя. Он стал задавать вопросы, как в этом устройстве происходит это, как то… Кирилл уверенно отвечал.

– Да-а, – в конце концов, сказал дядя Лёня. – Штука интересная.

– Дядя Лёня. У меня к вам два вопроса.

– Какие?

– Ну, во-первых, когда это всё можно будет выпускать на заводе?

– А во-вторых?

– Во-вторых, сколько мне денег дадут за это изобретение?

– Х-м, – дядя Лёня почесал кончик носа. – Я думаю, через какое-то время можно будет запустить в производство. Но… тут вот надо кое-что доработать. Ну, некоторые технические проблмы решить.

Кирилл внимательно слушал.

– Ну, вот, допустим, как у тебя рыба будет на тросик нанизываться. И потом, как она будет с него сниматься. Дальше, вот смотри, – дядя Лёня нарисовал карандашом цилиндр, – вот это, допустим, первый контейнер. Вот тут у тебя идет трос сверху. Да?

Кирилл кивнул.

– Ну, так вот, рыба у тебя будет постепенно из контейнера забираться…

– Угу.

– …и со временем вверху, там где тросик, её не окажется. Надо подумать, как рыбу снизу до тросика поднимать. Ну, вот подумай над этим и приходи опять, поговорим. Идёт?

Кирилл опять кивнул. Да, обо всём этом он как-то не подумал.

Потом они пили чай с бубликами: дядя Лёня, тётя Лариса, мама, Кирилл и Леночка. Противный Вадик смотрел в другой комнате телевизор.

Кирилл наблюдал за Леночкой. Как она кладёт сахар, как берёт рукой чашку. Какая у неё длинная коса. После чая, она показывала ему рыбок в аквариуме, что-то рассказывала про свою школу. Между прочим, сказала:

– Знаешь, у меня в школе такой мальчик есть симпатичненький, он мне шоколадки приносит и несет портфель до дому. Андреем зовут. А у тебя есть девочка?

Кирилл отрицательно помотал головой.

«– Какая же она все-таки милая, эта Леночка», – подумал он.

Когда они с мамой уходили от Маховых, дядя Лёня вынес Кириллу книгу: Сат-Ок «Земля солёных скал», про индейцев. Он втайне надеялся, что она отвлечёт его от изобретения машины по чистке рыбы и ему не придётся объяснять, почему её нельзя запустить в производство.

А вопрос Кирилла про гонорар, его позабавил.

* * *

Вскоре после этого, дядя Лёня, договорился с папой и устроил Кириллу экскурсию в конструкторское бюро, где он работал. Такое себе поощрение детской изобретательности. Потом он подумал, что можно, заодно, повести туда и Леночку. И повёл.

Кирилл был вне себя от радости. Настоящее конструкторское бюро! Столы, заваленные чертежами. Какие-то плакаты, опытные образцы, лаборатория с какими-то пробирками… Да и Леночка рядом.

– Дядя Лёня. А что нужно, чтобы стать конструктором?

– Для этого нужно, Кирилл, две вещи. Как, впрочем, и во всём: талант и трудолюбие.

«– Интересно, а у меня есть талант?», – подумал Кирилл. Насчёт трудолюбия он не сомневался.

* * *

Расчёт дяди Лёни с книгой про индейцев, оказался верным. Кирилл прочитал её не отрываясь, а за ней, в течение нескольких лет, и все книги про индейцев, которые были у дяди Лёни и у других соседей и друзей. От Маховых он получил позволение заходить к ним в любое время и брать книги из обширной дяди Лёниной библиотеки. Многотомные издания Майн Рида, Фенимора Купера, Джека Лондона и других, были проштудированы Кириллом. Да так усердно, что он составил целые альбомы с классификацией индейских племен, с рисунками, местом обитания, обычаями и т. д. Он расписал всё, что только мог: кто с кем дружит, кто с кем воюет, кто кого украл, кто на ком женился, характеристики вождей, жрецов. Когда, какое племя было уничтожено белыми…

Во время своих визитов к Маховым, Кирилл часто виделся с Леночкой, которая встречала его неизменной улыбкой и с удовольствием болтала о всякой всячине.

* * *

В апреле, их всем классом приняли в пионеры. Теперь они обязаны были ходить в красных пионерских галстуках и носить звёздочки, на которых Ленин уже был взрослым, сама звёздочка горела ярким пламенем, а под портретом вождя, красовалась надпись: «Всегда готов». Пионерский галстук должен был быть чистым, выглаженным и правильно повязанным на шеё. За невыполнение этих требований, нарушителя могли отправить домой и вызвать родителей в школу.

С поступлением в пионеры, ему полагалось выписать газету «Пионерская правда», вместо газеты «Юный ленинец», приходившей раньше. Вообще, советские люди были самыми читающими в мире, и это была правда. Так Булатовы выписывали: газеты: Правда, Пионерская правда, Известия и Совесткий спорт; журналы: Работница, Наука и жизнь, Юный техник и Юный натуралист. Всё это обычно прочитывалось от корки до корки и сдавалось в макулатуру. Макулатура потом сдавалась в пункты приёма вторсырья и менялась на специальные марки. А марки эти давали возможность покупать в книжных магазинах дефицитные книги, которые потом ставились на полки и являлись предметом гордости их обладателей.

В конце третьего класса он задумался над одним вопросом. Он почувствовал, что у него нет друга. Нет, у него были приятели, товарищи, одноклассники. Он с ними гулял на улице, общался, разговаривал. Но это было не то. У человека должен быть настоящий друг. Которому можно рассказать всё-всё. За которого можно пойти в огонь и в воду, хоть на край света, хоть к индейцам. Для которого можно было… ну, не знаю… сбежать из дома, что-ли. А такого друга, у него не было. Кирилл мысленно перебирал всех приятелей и знакомых, но нет, всё не то.

В конце мая, Кирилл закончил младшую школу и навсегда распрощался с Софьей Абрамовной. Он не питал к ней никакой обиды за стояние в углу, за «кодло» которым она их называла в глаза и за глаза. Он любил её по-своему, по-детски. Учительница первая моя… Ещё долго, в четвёртом классе, он, как впрочем и другие, бегал к ней на переменках, дарил цветы на первое сентября, приносил красивые букеты осенних листьев.

* * *

В то лето, после третьего класса, кроме моря и пионерлагеря его повезли в Москву. Москва, столица… В его мыслях, Москва была овеяна ореолом величия и славы. Красная площадь, Кремль, мавзолей Ленина… Он хорошо помнил, заученный в каком-то классе стишок: «Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нём отозвалось…»^[12]. Родители, для его всестороннего развития не поленились показать ему столицу. Они вообще старались его развивать, как, впрочем, и остальные мамы-папы своих детей. Кроме общеобязательных походов в музеи и кукольные театры всем классом, его водили в художественный музей, историко-краеведческий, и особенно часто в музей Курской битвы.

И вот он в Москве… Они остановились у каких-то папиных старых знакомых, и целую неделю ходили по городу, площадям, музеям и выставкам. Особенно запомнилось посещение музея Великой Отечественной Войны на Поклонной горе, ВДНХ^[13] и мавзолея Ленина. Третьяковская галерея тоже была хороша, но Кирилл там откровенно устал.

Чтобы попасть в мавзолей, надо было встать рано утром и успеть на первый поезд метро. Желающих попасть в это «святая святых» советского государства, собирали у кремлёвской стены в Александровском саду и длинной вереницей направляли к мавзолею. Советские люди молчаливо и торжественно шли на поклон к человеку, сделавшему их «счастливей всех на свете». Об этом постоянно напоминала всем, сначала школа, потом комсомол, КПСС^[14] и профсоюзная организация.

Одной из главных достопримечательностей мавзолея, может быть даже более достопримечательная, чем сам мавзолей, была смена караула. Под бой курантов, караул выходил из Спасской башни и направлялся ко входу в мавзолей, делая при этом точно определённое количество шагов. Подойдя, разводящий менял караул и, проделав четкие отточенные движения, новая смена заступала на свой пост, хранить покой Ильича.

Внутри мавзолея было мрачно и не уютно. На стенах неярко горели светильники. Очередь медленно двигалась вокруг мертвого вождя. Ильич лежал под стеклянным колпаком, холодный и страшный. Несмотря на все рассказы о том, какой дедушка Ленин был хороший и добрый, чувствовалось что-то зловещее. Сердце у Кирилла съёжилось и ему захотелось скорее выйти на свет Божий.

После мавзолея, перекусили в ГУМ^[15]е и поехали в Новодевичий монастырь. В то время там была часть исторического музея и два действующих храма. Однако главной целью было Новодевичье кладбище. Революционеры и писатели, артисты и учёные… Перед каждой могилой можно было стоять и долго рассказывать про лежащего в ней человека. Кирилл нашёл и некоторых своих знакомых: Агния Барто, Антон Павлович Чехов, Маяковский, Маршак, Твардовский…

В монастыре, может быть по контрасту с мавзолеем, было как-то хорошо. Светло, свободно. Воздух приятный. Спокойно так. И уходить совсем не хотелось.

Музей Великой Отечественной Войны, Кирилла потряс. Столько всего… Танки, пушки, самолёты… Всего так много и всё такое огромное… Аж, дух захватывало. По приезде домой, воодушевленный музеем, Кирилл перечитал все книги про войну, какие нашел в доме, затем взялся за библиотеку дяди Лёни. Тот давал ему в основном художественную литературу о войне, хотя показывал и исторические книги. Самое большое впечатление на него произвела книга Д.Медведева «Сильные духом». Он перечитал её раза три, восторгаясь мужеством советских партизан и разведчиков. Да, какие были люди…

Увлечение историей Великой Отечественной длилось года три. В результате, Кирилл знал все её главные события, фамилии всех маршалов и генералов (как советских, так и немцев), все виды боевой техники с обеих сторон, количество потерь и причины побед и поражений, как это тогда преподносила советская историческая наука. На всю жизнь запомнилось: «Отечественная война – это святое».

* * *

В четвёртом классе, Кирилла назначили на высокую должность политинформатора. Политинформация проводилась по вторникам, за двадцать минут до начала первого урока (в связи с чем, на неё часто опаздывали). Он был обязан не только читать газеты, в том числе и взрослые, но и смотреть накануне программу «Время» по телевизору, в специальную тетрадку выписывать основные политические события и рассказывать обо всём этом в классе. Ему это нравилось.

Вместо лёгкой атлетики, он стал заниматься баскетболом. Также участвовал в КВН^[16]. Ему понравилось, да и кое-какие артистические способности, вроде бы, обнаружились.

Как-то раз в «Пионерской правде», он вычитал призыв ко всему прогрессивному человечеству, помочь освободить из застенков американской тюрьмы Леонарда Пэлтиера. К статье, обличающей продажное американское правосудие, прилагался бланк, который надо было заполнить подписями, возмущённых несправедливостью, советских людей и отослать в редакцию «Пионерской правды». Газета утверждала, что эти подписи потом будут отправлены президенту США, с требованием освободить невинного борца с притеснением коренного народа Америки.

Кирилл взялся за дело с энтузиазмом, тем паче, что боролся Пэлтиер за свободу столь любимых им индейцев. Он обошёл всех соседей и собрал эти самые подписи. Ему никто не отказывал, все расписывались охотно. Но дело было в том, что «Пионерская правда» как-то не удосужилась объяснить сознательным советским пионерам, что подписи надо собирать вместе с паспортными данными, ну, в крайнем случае, с фамилиями и адресами. И вот Кирилл добросовестно насобирал кучу каких-то завитушек и закарлючек. Когда место на бланке кончилось, он, в порыве энтузиазма, стал просить расписываться на полях газеты. А потом ему пришла в голову мысль:

«– Так ведь, я могу спокойно и сам наставить таких закарлючек», – и наставил.

Он нарасписывался в той газете, где только мог (по разному, естественно) и с чувством выполненного долга отправил её в редакцию. А потом, ещё очень долго ждал, когда же «Пионерская правда», наконец, сообщит об освобождении товарища Пэлтиера^[17].

На этом его борьба за права индейцев не закончилась. Как-то задело за живое то, что индейцы в Америке и Канаде содержаться в резервациях. В сознании Кирилла это было что-то вроде концлагерей, где бедные индейцы умирали и теряли свою национальную самобытность. И вот зимой, недавно наступившего 1986 года, после долгих раздумий, десятилетний советский пионер Кирилл Булатов, принял историческое решение – пробраться тайком в Америку, установить контакт с индейцами в резервации и сделать революцию. Ну, типа Великой Октябрьской. В результате которой, они будут освобождены и станут, наконец, такими же счастливыми, как и советские люди.

Но первое, что нужно было Кириллу для осуществления этого плана, это был надёжный верный друг. А такового надо было ещё найти. Перебрав в уме всех своих приятелей и знакомых, он остановился на Жене с четвёртого этажа. Друг он был Кириллу, не ахти какой, но для революции, вроде бы, годился. Тем паче, что Женя и сам интересовался индейцами, почитывал Фенимора Купера и, бывало, обсуждал это всё с Кириллом.

Как-то вечером, после уроков, ибо в четвёртом классе учились во вторую смену, он зашёл к нему домой. Тот принял его приветливо и предложил пойти на улицу погулять в снежки.

– Не, Жека. У меня к тебе разговор серьезный.

– Ну?

Они прошли в Женину комнату.

– Только, Жека, – Кирилл поднял вверх указательный палец, – никому ни слова… это тайна.

– Угу.

– Короче, – деловито сказал Кирилл, – я еду в Америку, – он уставился на Женю, ожидая увидеть на его лице удивление и восторг.

Но тот спокойно продолжал смотреть на него, ожидая продолжения.

– Ну, я хочу пробраться к индейцам в резервацию и поднять восстание против белых.

– А как? – лениво спросил Женя.

– Ну, надо, наверное, пробраться на какой-то торговый корабль, который идёт в Америку и доплыть. А там… Там как-то дальше… ну, надо ещё подумать. Но, ты же понимаешь, индейцев надо спасать.

– Понимаю, – Жека почесал затылок. – Слышь, Пикасо, а чего они сами не могут поднять восстание? А?

– А кто их знает? Наверное, они просто не понимают, что так можно…

Женя молча кивнул головой.

– Короче, мне нужен товарищ. Одному, знаешь, сложно.

Женя опять кивнул.

– В общем…, поедешь со мной?

Женя опять почесал затылок.

– Да оно-то, конечно, можно. … А что мы родителям скажем?

– Ничего не скажем. Просто сбежим из дому и всё, – Кирилл горел решимостью помочь индейцам и готов был преодолеть все препятствия.

– И когда надо ехать?

– Ну, летом, наверное. Когда навигация начнётся.

Женя повеселел:

– А, летом…

– Ну что, поедешь?

– Да, поеду… – без особого энтузиазма согласился Женя.

– Только вот что, – Кирилл зачем-то наклонился к его уху и зашептал. – Нам надо с тобой стать кровными братьями. Дело ведь серьёзное. Помнишь как в книжке. Чтоб друг за дружку до смерти стоять… Без этого нельзя.

– А что надо делать?

– Ну, как что? Ты же помнишь. Надо ножом руки порезать и сложить вместе. Твою и мою. Как индейцы делают. Тащи нож.

Женя нехотя принёс с кухни нож и со страхом в глазах, подал Кириллу. Тот встал и, протянув вперёд левую руку, полосонул по ладони ножом. Кожа на месте разреза разошлась и показалась полоска крови.

– Теперь ты, – сцепя от боли зубы, произнёс Кирилл и протянул нож Жене.

Тот на всё это дело смотрел ошалелыми глазами и мотал головой.

– Да я… это… тут вот у меня вавка есть. Я её сейчас расколупаю.

Он расколупал на локте какой-то прыщ, и из него, небольшим алым пятнышком, показалось слабое подобие крови. Кирилл своей кровавой ладонью взялся за Женин локоть, и союз был заключён.

После этого они начали готовиться. Достали карту Северной Америки, отметили на ней предполагаемые резервации и вдоволь наобсуждались, как они будут, по примеру «дедушки Ленина», захватывать почту, телеграф и телефон. К концу весны их пыл (в основном Кириллов) охладел и Великая Индейская Революция так и не состоялась.

* * *

В том же четвёртом классе ему пришлось краснеть за преступление четырёхлетней давности. Как-то мама, делая генеральную уборку в квартире, наткнулась под Кирилловой кроватью на коробку с пластмассовыми фигурками, танчиками и прочими детскими сокровищами. Вообще-то, Кирилл сам убирал всегда в своей комнате, но тут мама чего-то вдруг решила ему помочь и…

– Кирилл! А что это у тебя тут такое? Мы, вроде бы с папой тебе этого не покупали.

– Да, это-о… я… ну я там наменял…

– На что наменял? У кого?

Кирилл что-то, мямлил, мычал, но про гильзу не признался. Мама так от него ничего внятного не услышала. А ещё через два года всё это богатство выбросили в мусор за ненадобностью, и так бесславно закончилась его первая в жизни, попытка неправедного стяжательства.

* * *

В самом начале пятого класса у них поменялся классный руководитель. Учительница русского языка, Марина Романовна ушла в декрет, и её место заняла Анна Алексеевна. Для 5-Б это была плохая новость. С Мариной Романовной у них сложились очень хорошие отношения. Она любила детей, и дети платили ей тем же. Правда, она по доброте душевной, иногда завышала оценки, но школьники на это не обижались. Она часто общалась с ними и вне уроков. Жила она недалеко от школы и ученики, особенно девчонки, могли запросто прийти к ней на чай.

Анна Алексеевна была сдержанной и строгой. Она исправно выполняла свои обязанности педагога, но теплоты в ней не было. Ученики это почувствовали и стали её недолюбливать. Холод со стороны учителя, вызвал ещё больший холод со стороны учеников. На это наложился и подростковый протест, типа: «мы так любили Марину Романовну, что больше никого не полюбим». И началась холодная война. Прогулять уроки Анны Алексеевны считалось благим делом, не прийти дежурить в классе, тоже. На уроках шумели. На общешкольные мероприятия, вроде культпоходов в театр или музей, собирались неохотно. Её не слушались и грубили, особенно девочки. Анна Алексеевна, как могла, сдерживалась, пытаясь не занижать ученикам оценки из-за своей неприязни. Так продолжалось до конца первой четверти, когда холодная война переросла в горячую.

Незадолго до осенних каникул, Анна Алексеевна задала писать на уроке сочинение на заданную тему. Полученные за это оценки, были, по правде сказать, справедливыми, но не устроили многих, привыкших получать больше у Марины Романовны. Возмущённые девочки, не нашли ничего лучше, как пойти к ней и попросить, по своему оценить их сочинения. А Марина Романовна не нашла ничего лучше, как эти сочинения проверить и сказать, что, по её мнению, оценки действительно занижены. В глубине души она чувствовала, что нельзя так делать, но ей хотелось сделать приятное любящим её ученикам. И сделала…

На следующий день кто-то, как и следовало ожидать, проболтался об этом Анне Алексеевне. И тут последовал взрыв. Анна Алексеевна, оставила всех после уроков на классный час и, не стесняясь в выражениях, поносила их, на чём свет стоит. Они, оказывается, были и наглые, и бессовестные, и коварные, и бесстыжие, и ещё неизвестно какие. Досталось и Марине Романовне, что ещё больше возмутило всех. Все копившиеся в её душе обиды, всё своё негодование, Анна Алексеевна выплёскивала на них, не умолкая, все сорок пять минут. А когда прозвенел звонок, она широким жестом указала на дверь и подвела итог:

– А сейчас, все вон из класса.

Вышедшие вон, ученики 5-Б, тут же составили заговор: на уроки Анны Алексеевны больше никто ходить не будет, а мальчики, к тому же, вечером пойдут бить стёкла в её кабинете. Эти предложения были приняты с восторгом. Вот ведь какие мы…

Кирилл чувствовал, что, ну, не так это всё. Что и девочки не совсем правы и Марина Романовна. И Анну Алексеевну было жалко. Ведь они вели себя с ней далеко не всегда справедливо. Но высказать всё это, он не решился. Против общественного мнения не попрёшь.

Идти бить окна, договорились в восемь часов, когда в школе уже никого не было. Правда, на это отважились немногие, кто-то струсил, кто-то решил просто пасануть.

– Пикасо, ты с нами?

– Конечно, – не раздумывая, ответил Кирилл.

Окна били по всем правилам. На углах школы поставили часовых на шухере. Набрали на стройке камней. Подошли поближе. Класс Анны Алексеевны находился на третьем этаже.

– Понеслась! – скомандовал кто-то.

Полетели камни. Стекло со звоном разбивалось и падало на асфальт, разлетаясь на мелкие кусочки. Дух захватывало от того, что, вот они, пятиклассники, решились на такое пакостное и серьезное дело. Правда некоторые камни до третьего этажа не долетели и одно окно этажом ниже, также оказалось разбитым. Ну, что поделаешь, побочный эффект.

– Атас! – закричал кто-то, и они кинулись врассыпную.

Наутро все пришли пораньше, заглянуть к Анне Алексеевне. Первым у них был урок математики, совсем в другом крыле школы, но они всей толпой, чтобы не было так страшно, подошли к кабинету русского языка и литературы и осторожно приоткрыли дверь.

Ряд парт у окна и пол, были усеяны осколками стекла. Анна Алексеевна сидела за учительским столом и плакала, закрыв лицо руками. Кириллу, да и не ему одному, её стало жалко.

«– Блин. Что же мы наделали!».

Многим, как-то враз представилась вся гнусность и жестокость их поступка. Захотелось пожалеть её, как-то всё исправить. Ещё секунда и кто-то, точно открыл бы дверь и кинулся бы утешать Анну Алексеевну. Но вместо этого произошло другое… Первым засмеялся Сява Мегилов, самый активный камнеметатель, за ним Ксюха, получившая двойку по сочинению, а за ними и все остальные, чтобы не показаться белой вороной, стали гоготать над несчастной Анной Алексеевной.

И это, во много раз, было ещё более гнусным и жестоким.

* * *

Последствия всего этого были соответствующие. Их «Б» класс заработал себе репутацию неблагополучного и учителя стали называть его между собою, не иначе, как «пятый бе-е». И, надо сказать, что за все последующие годы в школе, кроме, разве что, последнего класса, они изо всех сил, как бы назло, старались подтвердить эту репутацию.