Андрей Власов
Раб. Книга первая

«– Бей первым!»

А дальше повторилась картина, точь-в-точь как с Серёжей. Та же оторопь от неожиданности, тот же истошный крик «мама!» и та же кровь, заливающая руки, лицо и одежду. Правда, бежать Славику было некуда. До дома далеко.

Детский смех враз прекратился и все пооткрывали рты. Славика, за его силу и порой безнаказанные притеснения товарищей, недолюбливали. Но ведь сейчас он никого не бил, не обижал… Ведь всё было по правилам… Да, к тому же, драк до крови, большинство детей вообще в своей жизни никогда не видели.

Реакция Валентины Семёновны тоже была интересная. Первым её желанием было ударить Кирилла, вот так же по лицу, но сделать это она, естественно, не могла и, поэтому, набрав в ладонь побольше снега, со злостью залепила ему в лицо. И только после этого повела Славика в медпункт, крикнув воспитательнице соседней группы, чтобы присмотрела за её детьми.

Славик вернулся довольно быстро. Кровь остановили, лицо и руки вымыли. Одежду, как смогли, оттерли. На детской площадке он уже в тот день не играл, а сидел на лавочке, переваривая случившееся. Несмотря на то, что он был грозой всей группы и никогда не бывал побеждённым в детских стычках, психологически он был сломлен с первого же удара. Ему и в голову не пришло поквитаться с Кириллом, взять реванш, как-то отомстить за своё поражение, произошедшее на глазах у всей группы.

С этого момента он безоговорочно уступил своё лидерство в группе Кириллу. Он также понял, что нельзя распускать руки, по любому поводу, как он делал это раньше. Что на всякую самую большую силу, может найтись, и часто очень неожиданно, другая, ещё большая сила. Так он совсем перестал драться.

* * *

С годами, это нежелание совершать насилие над другими, трансформировалась у Славика в такую черту характера, как добродушие. Даже если его обижали, он предпочитал стерпеть обиду, а не отвечать тем же. Уже к восемнадцати годам, он вырос до метр девяносто и набрал сто десять килограмм весу. Стал, таким себе, большим симпатичным добряком. Выучился на повара. Удачно женился. В общем, всё у него сложилось.

* * *

После случая с расквашенным носом, Кирилла, все стали побаиваться и сторониться. Однако, со временем, неприязненные чувства притупились и всё пошло своим чередом. Этому способствовали и некоторые новые обстоятельства.

После Нового года, в садике кроме рисования, лепки и аппликаций, детей стали учить вышивать на пяльцах. На пластмассовый или деревянный обруч натягивалась белая ткань и прижималась вторым обручем, чуть побольше в диаметре. На ткань предварительно наносился карандашом какой-нибудь незатейливый рисунок, по контуру которого вышивалась картинка. Занятие это пришлось детям по вкусу и стало очень популярным.

У мальчиков вышивка пошла туго. В основном их хватило на несколько работ, после чего большинство из них стали явно тяготиться этим занятием. Совсем иначе было в девчачьем лагере. Все девчонки поголовно увлеклись вышивкой не на шутку, и занимались этим в садике и дома, приносили свои работы, всем показывали и негласно соревновались, чья лучше.

Кирилл был одним из очень немногих мальчиков, кого вышивка заинтересовала. Заинтересовала она и Наташу Большую, дочку Марины Владимировны.

Однако вскоре вышивать цветы и деревья всем надоело, а на большее у воспитательниц не хватало или воображения, или художественных навыков. В общем, можно сказать, что коллективный творческий процесс вышивания, зашел в тупик. Нужны были свежие идеи, а они не находились.

И тут, сказались занятия рисованием и талант Кирилла, начавший уже понемногу проявляться. Однажды, он нарисовал на полотне лошадь и так удачно ее вышил, что она получалась, ну как живая. Мама с папой даже ахнули. Работал Кирилл над своим произведением в выходные, и когда в понедельник он принес его в детский сад, оно произвело эффект разорвавшейся бомбы. Никто не мог представить себе, что шестилетний ребенок, да к тому же мальчик, может такое.

Тут же, наперебой, все девчонки стали просить его, нарисовать им на полотне контуры, чего-нибудь такого красивого и интересного. А он был и рад стараться. Рисовал им, и пейзажи, и натюрморты, собачек, кошечек, хомячков, дома, замки и прочее. Всё, чему к тому времени научился. Детсадовское творчество в области вышивания, вышло на качественно новый уровень. Вскоре стены детского садика пестрели от великолепных работ. И все они были сделаны по наброскам его, Кирилла.

Внимание всех девочек группы, таким образом, сконцентрировалось на нём. Все хотели с ним дружить, просили, чтобы он им нарисовал что-то самое красивое и необычное. Был он, что называется, нарасхват.

Когда Кирилл немного пришел в себя от обилия женского внимания, так неожиданно, свалившегося на его голову, то стал явно выделять тех, кто ему особо нравился. Сначала это были обе Наташи: Маленькая и Большая. Затем к ним присоединилась Лиля, которая, в отличие от брюнеток Наташ, была блондинкой. Им троим доставались самые оригинальные и красивые эскизы. Остальным – попроще. Остальные это замечали, и высказывали недовольство. Некоторые обижались, а некоторые предпринимали дополнительные усилия к снисканию расположения Кирилла. Выражалось это чаще всего в назойливом к нему приставании с просьбами нарисовать, перерисовать, дорисовать, красивее нарисовать и так далее. Но иногда в ход шёл и подкуп. Кириллу стали время от времени дарить разные штучки: календарики, солдатиков, а одна девочка, Маша, принесла даже, невесть откуда взявшуюся у неё гильзу.

Все Кирилловы фаворитки: обе Наташи и блондинка Лиля, чувствовали себя прекрасно, они были довольны собой и своим местом «особо приближенных».

* * *

Тем временем, наступила весна. Кириллу исполнилось семь лет, и он почувствовал себя уже совсем взрослым.

Снег стал сначала липким, и из него стало хорошо лепить снеговиков. Затем он ещё подтаял и начал превращаться в водно-снежно-грязную кашу. А ещё через некоторое время, потёк журчащими ручьями в речушки и реки на природе, а в городе – в канализационную систему.

Вскоре, из под снега, стали появляться проталинки, на которых робко зазеленела травка и распустились первые цветы: подснежники, пролески и ряст. Дети, как бы очнувшись от зимней спячки, стали больше шалить, резвиться и не слушаться воспитательниц.

У Марины Георгиевны опять появилась проблема контроля над детьми, уже было сошедшая на нет зимой. Опять, всё пошло по нарастающей. Сначала только самые большие непоседы стали позволять себе её не слушаться. Затем их количество выросло, и вскоре ей стало настолько тяжело управлять детьми, что она, бедная, не знала уже, что и делать. Её бывший помощник, Славик, после зимнего инцидента с разбитым носом, желания властвовать над остальными и водворять порядок в группе не выказывал.

Однажды, когда уже весна вовсю вступила в свои права, и стало настолько тепло, что детям разрешили играть в песочнице, в группу поступило новейшее оборудование. Завхоз принес красивые, прямо сияющие от новизны, детские пластмассовые лопатки, грабельки, пасочки и ведёрки. Оборудование было встречено тем искренним восторгом, которым только дети могут встречать появление новых, красивых, но пустяковых в сущности вещей.

Однако новых лопаток и прочего на всех не хватало, а все хотели играть именно новыми инструментами. Точно такие же лопаты, грабли и пасочки, но бывшие новыми в прошлом году, никого не интересовали. Из-за этого на площадке возникла потасовка. Дети накинулись на новые инструменты и стали с криком отбирать их друг у друга.

– Это моё! Отдай!

– Нет, моё, я первый взял!

– Нет, я первый взял! Отдай!

Марина Георгиевна в тот момент на площадке отсутствовала. Она повела умываться Алёшу, который хотел первым добраться до песочницы, но перецепившись за её деревянный бортик, шлёпнулся лицом в песок. Песок был слегка влажный, да и к тому же Лёша, падая, успел открыть рот, крикнув:

– А-а!

Поэтому, ему надо было не просто обтруситься но и тщательно вымыть рот. Марина Георгиевна попросила воспитательницу с соседней площадки присмотреть за её детьми и повела плачущего Лёшу в группу.

Но воспитательница с соседней площадки, как раз разнимала своих детей, которые спорили из-за точно таких же новых лопаток и пасочек.

Кирилл уже было отвоевал себе новенькую лопатку, но тут заметил, что Вася Суслов, Суслик, как его все называли, отобрал новое ведёрко у Кирилловой «третьей любви», Лили.

Лиля насупилась и, обиженно топнув ножкой, воскликнула:

– Суслик! Отдай назад!

Но Суслик ничего отдавать не собирался. Он, видимо опасаясь, что ведерко всё-таки могут забрать, отбежал в угол площадки и принялся насыпать в него песок. Опасения его оказались не напрасны. Кирилл подбежал к нему и в категорической форме потребовал:

– Отдай!

– Чего отдай? Я первый взял!

– Отдай, говорю! – Кирилл схватился одной рукой за ведёрко.

Лиля, обретя надежду на то, что ведёрко ей могут вернуть, подошла к ним и остановилась в ожидании. Её присутствие дало Кириллу решимости, и он уже двумя руками ухватился за ведёрко и потянул на себя:

– Отдай, Суслик! – но тот не сдавался:

– Иди отсюда, Пикасо закаканный! Это моё ведро!

Это уже было слишком. Стерпеть такое обзывание в присутствии Лили Кирилл не мог. В его глазах сверкнул тот самый гневный огонек, который когда-то помог ему разбить носы и соседу Сереже и Славику. И тут, как раз, во время этой перепалки, к ним подошло несколько любопытных детей, среди которых был и Славик. Взгляд Васи вдруг упал на него и в Сусликовской голове вмиг возникла картина: «Окровавленный Славик на фоне зимнего пейзажа», свидетелем которой, он когда-то стал. Испугавшись, Вася отпустил ведёрко и даже отбежал подальше. Кирилл так сильно тянул ведро на себя, что шлёпнулся бы на попу, если бы сзади не стоял той самый Славик.

В глазах Лили сверкнуло торжество, она протянула руку и получила свое ведёрко, одарив Кирилла благодарной улыбкой.

Окрылённый успехом, он оглянулся, высматривая, не нужна ли кому ещё помощь. Некоторым детям, как ему показалось, она была нужна. И он уже уверено подходил, забирал инструмент у одних, отдавал другим, при необходимости, подкрепляя свои действия грозными словами:

– Я не понял?! Ты чё?!

Желающих сопротивляться не оказалось. Только некоторые попробовали не отдать лопатки с первого раза, но после окрика отдавали все.

Распределяя инструменты детского песочного труда, Кирилл выказал не только силу, но и справедливость. Новые инструменты он раздал девочкам и наиболее слабым ребятам, причём отдал и свою новую лопату Гришке, невзрачному на вид и вечно сопливому малышу. Раздав новый инструмент, он принялся раздавать старый. И таким образом, даже обиженные им одногруппники получили свои лопатки и пасочки. Дети интуитивно почувствовали эту справедливость и авторитет Кирилла в группе существенно укрепился.

* * *

В начале апреля во дворе Кириллова дома, как и во дворах других домов, жители заходились обрабатывать огороды. Этим громким словом назывались малюсенькие кусочки земли, которые прилегали непосредственно к домам. На них местные жители, которые в большинстве своём не были коренными горожанами, а поприезжали в недалёкой молодости из сёл и деревень, высаживали в основном цветы. Но встречалась и картошка, и помидоры с огурцами, и другие овощи. Так народ удовлетворял свою ностальгию по земле. В основном, этим занимались жители нижних этажей, но и другие, кто хотел, занимали лоскутки общественной землицы.

Загадочным было определение срока начала «полевых» работ. Говорили: «после Благовещения»^[3]. Что это такое, знали только немногие. В основном бабушки и дедушки, которые приехали к своим детям город, доживать свой век. Именно они знали, когда наступает это самое Благовещение и когда высаженные семена уже гарантированно не помёрзнут.

В том году, когда бабушки с дедушками дали отмашку на начало сельхозработ, погода была довольно теплая. Светило солнышко, мартовские холода со слякотью и мокрыми ногами остались позади, и дети вместе со взрослыми повысыпали на улицу, радуясь возможности, наконец-то вырваться из четырёх стен.

Была пятница. Впереди ждали выходные и многих детей из садика забирали пораньше. В начале недели, Дима Лисицын принёс в садик целую упаковку гильз-мелкашек. Это была картонная коробочка, внутри которой находилась пластмассовая пластинка на ножках, с ровными рядами отверстий. В этих отверстиях находились гильзы. Все мальчишки в группе пришли от этого в восторг. Такого богатства ни у кого не было. Даже если у кого-то было много гильз, то они всё равно были, что называется на развес, в кулёчке или коробочке из-под чего-то. А тут целая «заводская упаковка». Все балдели от самого процесса доставания коробочки из кармана, её открытия и извлечения блока с гильзами. Потом, как правило, доставались сами гильзы. Их перекладывали из рук в руки, свистели в них, если позволяла обстановка, а потом аккуратненько вставляли обратно. Дима охотно давал поиграть своим сокровищем другим ребятам, а однажды Витя Самойлов, лучший Димин друг, выпросил у него эту коробочку домой, до завтра.

– На, – позволил Дима. – Только смотри не потеряй, а то…

– Не бойся, я только дома брату покажу. Хорошо?

– Хорошо.

На следующий день Витя принёс гильзы в целости и сохранности, к большому облегчению Димы.

В ту пятницу и Кирилл решил попросить взять гильзы домой. Собственно он ими хотел не столько играть, сколько похвастаться во дворе. Дима дал с большой неохотой, как-то не подумав, что расстаётся со своим богатством на целые выходные. Он тысячу раз сказал Кириллу, чтобы тот берёг их как зеницу ока, никому не давал и так далее. Кирилл тоже тысячу раз заверил его, что всё будет в целости и сохранности.

И вот, когда мама забрала его пораньше из садика, у него в куртке, оттопыривая карман, лежала настоящая заводская упаковка гильз. Во дворе они встретили Женю, Кириллова друга, жившего через два подъезда. Он был на год старше и скоро должен был закончить первый класс. Кирилл попросился у мамы погулять с ним во дворе и мама согласилась.

Первым делом он показал ему гильзы, потом они посмотрели, как старшие ребята играли в ножички, потом пошли гулять вокруг дома. За домом они понаблюдали, как кто-то из жильцов старательно вскапывал и очищал от сорняков свой огородик.

Среди этих земледельцев была и пятиклассница Ира, жившая в соседнем подъезде их дома. Она была грозой всего двора. У неё было очень обостренное чувство справедливости. Если она замечала, что эта справедливость где-то, кем-то нарушается, лезла восстанавливать её, невзирая на лица. Она кричала, дралась, обзывалась, кусалась, пока не добивалась восстановления этой самой попранной справедливости. Однажды, она обозвала «невоспитанным стариком», отставного полковника, осмелившегося заехать одним колесом своего «Москвича» на газон. Голос у неё был резкий и грубый.

Работала она на земле энергично. Не отставали от неё и три подруги, которых она приобщила к этому благому делу. Посмеявшись втихаря над Ириным землепашеством, Кирилл с Женей пошли дальше. Побродив ещё немного, они наткнулись на дохлую крысу, лежавшую недалеко от входа в подвал. Они её попинали ногами и обсудили, чего она это здесь валяется. Здохла крыса недавно. Ни тление, ни бездомные собаки ещё не тронули её труп.

– Слушай, Пикасо, а давай её Ире в огород подбросим. А? – радостно высказал Женя, пришедшую в голову мысль.

По правде говоря, эта Ира во дворе уже всех достала и поэтому напакостничать ей, было самым милым делом.

– Давай! – загорелся Кирилл.

Правда, брать дохлую крысу голыми руками как-то не хотелось. Они нашли неподалёку кусок бумажки, брезгливо морщась, взяли крысу за хвост и понесли к Ириному огороду. Крыса оказалась тяжелой и два раза выскальзывала из рук. Осторожно выглядывая из-за дерева, они подождали, пока Ира с подругами закончат работу и пойдут домой. Наконец, это произошло, и Женя, держа за хвост крысу, пошел к её участку. Кирилл – за ним. Не доходя несколько шагов, Женя размахнулся и бросил эту противную дохлую тварь на чистенький, вскопанный и аккуратно выровненный грабельками, Ирин огород. Когда крыса шлёпнулась на землю, оба ощутили приятное чувство удовлетворения от проделанной пакости.

Но, в ту же секунду, это чувство сменилось ужасом от того, что они увидели как, вроде бы ушедшая с подругами Ира, на самом деле далеко не ушла, и зачем-то возвращаясь на огород, прекрасно видела и Кирилла, и Женю, и живописный полет дохлой крысы. Выражение её лица, не оставляло никаких надежд на помилование.

– Капец, – разом обречённо констатировали Кирилл с Женей и бросились наутёк.

Погоня была отчаянной. Они как-то не додумались разбежаться в разные стороны и четыре старшие девчонки с криком гоняли их по двору.

– Окружай! Окружай! – командовала Ира. – Леся, туда! Быстрее! Катя! Ты с той стороны! Давай!

Неподалёку от их дома, начиная от стройплощадки, вырыли длинную и глубокую траншею для коммуникаций. Вдоль неё тянулись громадные кучи песка, кое-где стояли бетонные коробки с отверстиями для люков наверху. Лежало несколько больших труб. Всё это хозяйство ожидало установки на свои места.

Кирилл с Женей бежали вверху вдоль траншеи, надеясь потом, несмотря на головокружительную высоту, спрыгнуть вниз и уйти от погони. Кирилл бежал впереди, но споткнулся о торчащую арматуру и упал. Женя вырвался вперед и когда он оббегал кучу песка, то на мгновение пропал из поля зрения Иры, бежавшей за ними. Этого мгновения ему хватило, чтобы незаметно впрыгнуть в люк бетонной коробки и спрятаться там. Кирилл из-за падения, этого сделать не успел. Он подбежал к обрыву и на секунду остановился, испугавшись высоты. Ира была уже рядом и даже вытянула руку, чтобы схватить его. Он зачем-то набрал в легкие побольше воздуха и прыгнул.

Приземлился он удачно, но Ира разгадала этот нехитрый детский манёвр. Внизу, с обеих сторон траншеи к нему уже бежали Ирины подруги. Они схватили его и потащили наверх к торжествующей Ире.

Выбравшись из траншеи, Кирилл испытал на себе всю невыносимость её противного крика. И это было только начало. Разъяренные пятиклассницы решили задать им трёпки по полной программе. Но для начала они хотели выяснить, куда подевался Женька.

– Где Женька! – орала ему на ухо Ира, – Я видела, вы вдвоём были!

Кирилл молчал, хотя прекрасно знал, что Женя сидит в метре от них за бетонной стенкой. Видя, что крик не помогает, его начали толкать и трясти за шиворот.

Кирилл молчал.

– Признавайся сейчас же! Где он?! Мы всё равно найдём! Хуже будет!

Кирилл молчал.

Ира схватила его за грудки и стала энергично колошматить. Тут одна из подруг подставила ему подножку и он оказался на песке.

– А это что? – воскликнула Ира, поднимая, выпавшую из кармана у Кирилла картонную коробку.

– Отда-а-а-й! – отчаянно закричал он и вскочил на ноги. Но остальные трое девчат держали его как в тисках.

– А-а, – ехидно протянула Ира, – сейчас посмотрим.

Она раскрыла коробку и вытащила блок с гильзами. Глаза её сверкнули. В гильзы она уже давно не играла, но прекрасно понимала, что они значат для Кирилла.

– Ну, так ты скажешь нам, где Женя? – тоном иезуита, спросила она.

Кирилл молчал. Он заворожено смотрел на гильзы, не в силах вырваться из цепких рук остальных трёх девочек. Ира ухмылялась и смотрела ему в глаза.

– Скажешь?

Кирилл открыл рот и промямлил.

– Нет.

– Считаю до трёх, – она размахнулась коробочкой, – раз!

– Не надо, – прошептал Кирилл.

– Два!

– Пожалуйста, я больше не буду.

– Где Женя? Говори!

Кирилл помотал головой.

– Три! – она взмахнула рукой и Кирилловы гильзы широким веером посыпались на дно траншеи. Пустая коробочка и пластмассовый блок упали к его ногам. У Кирилла оборвалось сердце. Он уже не слышал, что ему ещё кричала Ира, не чувствовал как его опять колошматили, он думал только одно:

«– Гильз больше нет».

Когда экзекуция закончилась, уже стемнело. Кирилла повели на Ирин огород и заставили убрать крысу. Бумажки поблизости не оказалось и ему пришлось взять её голыми руками и отнести в мусорник.

Потом он вернулся к траншее, поднял коробочку и пластмассовый блок. Спустившись вниз, начал искать гильзы, но в траншее было ещё темнее, чем наверху и он их больше затаптывал в песок, чем находил. Собрать удалось лишь самую малость. Убитый горем он вернулся домой.

Сказать, что для Кирилла это было катастрофой – ничего не сказать. Ведь он же обещал, что вернёт. А теперь… Прийти в садик и объявить во всеуслышание, что он потерял гильзы? Он, самый сильный мальчик в группе. Любимец всей женской половины. Как теперь на него будут смотреть его «невесты», обе Наташи и Лиля, что будут думать о нём остальные… И как-то не подумалось ему, а каково же будет Диме узнать, что он лишился своих гильз. Тщеславие, оно, оказывается, и в семь лет тщеславие. И мучает душу точно так же.

Кирилл закрылся в своей комнате и плакал от безысходности. Потом думал, что же делать… Потом опять плакал от того, что ничего не придумывалось.

Наконец, решился пойти к отцу. Рассказать ему всё по-честному. Ведь папа… он поможет…

Умывшись, он зашёл в большую комнату и потянул отца за рукав:

– Пап… Мне поговорить с тобой надо. Пойдем ко мне в комнату. А?

Но папа смотрел финал чемпионата мира по хоккею. Канада – СССР. И у Кирилла не было никаких шансов оторвать его от телевизора раньше финальной сирены. Раздраженно отмахнувшись от сына, папа продолжил истово болеть «за наших».

Вернувшись в комнату, Кирилл сел за письменный стол. Уже и не плакалось, и не думалось ни о чём. Он взял альбом, карандаш и стал машинально рисовать квадраты, делить их на части и заштриховывать в разные стороны. Рисовал долго и старательно. Потом его стало клонить ко сну, и он перебрался на кровать. Через какое-то время, зашёл, раздосадованный проигрышем «наших», папа, но Кирилл уже спал.

И на следующий день, и в воскресенье, он ползал по траншее и оттискивал гильзы. Ира тогда размахнулась добряче и, видно, кроме траншеи гильзы полетели и ещё куда-то. Как он ни старался, а насобирать удалось меньше половины.

В садик он пошёл с упавшим сердцем. Он не решился сказать Диме правду и соврал, что забыл гильзы дома. Бедный Дима разволновался и целый день, поминутно, подходил к Кириллу и спрашивал:

– Так ты мне завтра, точно принесёшь?

– Да, – врал Кирилл и злился на Диму.

* * *

Вечером он решился на отчаянный поступок. У них дома была одна семейная реликвия. Гильза от зенитного снаряда, которую когда-то давно, привез папин старший брат, успевший повоевать в последние годы Великой Отечественной. Подобные штуки Кирилл изредка видел и у других. Таким гильзам наискосок срезали горловину и использовали в качестве стаканов для карандашей и ручек на письменных столах. Но у них была не срезанная, а самая что ни на есть, настоящая. Большая красивая гильза. Лежала она в шкафу на верхней полке, среди каких-то старых вещей. Доставали её очень редко, всегда сопровождая рассказами про войну и папиного брата, который ушёл на фронт в семнадцать лет. Этот брат был ещё жив и доживал свой век бездетным холостяком в небольшом городишке под Москвой. К ним в гости он приезжал всего один раз, когда Кирилл был ещё слишком мал, чтобы его запомнить. Ему было удивительно, почему они почти не общаются, но, видать, на это были свои причины, в которые его не посвящали.

И вот эту-то гильзу и решил взять с собою в садик Кирилл. Естественно, без спросу, так как, во-первых, ему бы всё равно не разрешили, а во-вторых, после неудачной попытки обратиться к отцу за помощью, он почувствовал, что отец не тот человек, который может войти в его положение.

Решившись на это, Кирилл стал обдумывать, что же он будет делать с гильзой в садике. Отдавать её Диме насовсем, он не собирался. Наверное, надо соврать, что Димины гильзы он дал поиграть другу во дворе и пока он их не принесёт, пусть Димка поиграет его большой гильзой. Наверное, он согласится. Да, так будет лучше всего…

«– А потом? Ведь я же всё равно не смогу отдать гильзы…, – Кирилл задумался, – ну, потом, что-то надо будет придумать».

Улучив момент, он пробрался в большую комнату и взял гильзу. Когда он принёс её к себе, стало ясно, что взять её с собой незаметно не получится. Слишком большая. Что же делать?

Можно, конечно взять сумку и положить туда игрушек для маскировки. Но обычно он носил в садик игрушки, которые спокойно умещались в кармане.

«– Карман, – подумал Кирилл. – В карман, наверное, не влезет…»

Он взял куртку с вешалки в прихожей и принёс в свою комнату.

«– Да, не влазит… был бы карман чуть больше… расшить его, что ли… Стоп. Надо пришить карман изнутри. Такой, как у папы в пиджаке. Точно».

Он побежал на кухню:

– Мам, дай мне, пожалуйста, ещё один кусочек ткани. Помнишь, такой как ты мне для вышивки давала.

Вышивал Кирилл в последнее время часто и мама, не ничего не заподозрив, пошла искать своему чаду кусок ткани. Она зашла в большую комнату и полезла в шкаф. У Кирилла ёкнуло сердце. Ткань лежала на той же полке что и гильза. Сейчас она увидит, что гильзы нет… Кирилл зажмурился… Когда он открыл глаза мама стояла с куском белой материи. Пронесло.

– Подойдёт? – спросила она.

– Да, – он выхватил у неё из рук ткань и побежал в комнату.

Мама ласковым взглядом проводила его и улыбнулась.

Пришить карман получилось с третьего раза. Кирилл спешил и нервничал. Вдруг кто-то зайдёт. Но обошлось. Вышивание пошло на пользу и в итоге, пришитый внутри куртки карман, вместил в себя украденную гильзу так, что было почти не заметно. По крайней мере, ему так показалось. Осторожно он отнёс куртку с гильзой в прихожую и повесил на место.

А утром он с удивлением обнаружил, что в нём самом, что-то противиться всей этой затее. Ведь, всё-таки, гильзу он, по сути, украл. А брать без спросу нехорошо. Какой-то голос, настойчиво ему говорил об этом. Захотелось побежать, достать из кармана гильзу и положить на место. Но как? Мама с папой сновали туда-сюда по квартире, собираясь на работу и собирая его самого в садик. Уже одевшись, он решительно прошёл прямо в ботинках в свою комнату.

«– Суну её под подушку и всё».

Но едва он закрыл за собой дверь, как другая мысль возникла в голове:

«– А как же Дима? Что я ему скажу?». – Он остановился в нерешительности.

Мама подумала, что он что-то забыл взять и некоторое время ждала его у двери, но потом настойчиво позвала:

– Кирюша! Что ты там так долго? Мы опаздываем.

Этот мамин окрик и решил дело. Кирилл застегнул куртку на все пуговицы и пошёл к двери.

Всю дорогу до садика, он думал, не заметна ли в кармане гильза. Конечно, если присмотреться, то она была видна, но, к счастью, никто не присматривался. Мама с папой как всегда спешили на работу, а остальным до его куртки вообще не было никакого дела.

Однако в садике его ждала неожиданность. Димы Лисицына в тот день не было. Его повели к врачу, что-то там посмотреть, а потом мама взяла его с собой на работу. Она работала на заводе, на участке упаковки отрезного инструмента и Димка, на следующий день, всем с гордостью рассказывал, как он собирал красивые картонные коробочки, в которые мама потом клала отрезные круги, завернув их, предварительно в поролон.

Извлечь свою гильзу на всеобщее обозрение Кирилл не решился. Вдруг ещё воспитательница заберёт. И только когда они вернулись с прогулки, в режиме строжайшей секретности, не вынимая куртки из шкафчика, он показал её Вадику.

– Вот это да-а-а! – у того от удивления, глаза и рот стали одинаково большими по размеру. – Ухты-ышка! – он заворожено гладил холодный латунный бок гильзы, которую Кирилл чуть высунул из кармана. – Слушай. Дай поиграть?

– Я не могу. Валентина Семёновна заберёт, – ответил Кирилл, – Так, ну всё! Посмотрел и хватит.

Кирилл закрыл шкаф и поднёс указательный палец к губам:

– Только никому. Слышишь.

Вадик кивнул.

Весь оставшийся день, он канючил у Кирилла, взять гильзу домой.

– Ну, пожалуйста… Я только дома буду играть… Завтра принесу. Честное пионерское… Обещаю… Держусь за красное…, – Вадик видел, что так делает его старшая сестра.

Но Кирилл был непреклонен. Тогда тот начал ему предлагать взамен разные игрушки, пиратов, солдатиков и, наконец, гильзы-мелкашки.

И тут Кирилла осенила гениальная мысль:

– Хорошо. Только давай так. Я тебе даю свой снаряд до завтра, а ты мне пять мелкашек – насовсем. Идёт?

– Конечно, конечно, – торопливо сказал обрадованный Вадик, боясь, что Кирилл передумает. – Вот возьми.

Лёгкость, с которой Вадик отдал ему насовсем мелкашки, заставила Кирилла пожалеть о том, что он не запросил больше. А следующая мысль была ещё гениальнее: он будет разрешать ребятам брать гильзу домой поиграть, а те будут давать ему мелкашки насовсем. Он соберёт, сколько не хватает в Диминой коробочке и вернёт ему. Класс!!!

На следующий день дело пошло. Вадик, обещавший никому не рассказывать про гильзу, по секрету проболтался Толику, Толик – Славику и так далее. От желающих принести домой настоящую гильзу от снаряда, отбоя не было. Стоимость проката, моментально возросла.

Дима Лисицын тоже получил право забрать гильзу домой на день и, причём, бесплатно. На вопрос, где же его, Димины гильзы и когда ему их вернут, Кирилл отмахивался:

– Да, принесу скоро… подожди.

В той ситуации ажиотажа, Дима вполне удовлетворился полученным обещанием. Ведь он сегодня принесёт домой настоящую большую гильзу от снаряда. Ради этого стоило подождать.

Всё бы хорошо, но каждый раз, отдавая гильзу, Кирилл жутко боялся, что в один прекрасный день, её ему не вернут. Потеряют или просто украдут. Что тогда?! Каждый день утром, он с нетерпением стоял в дверях группы и встречал очередного арендатора немым вопросом:

– Принёс?

И каждый раз, сердце замирало на мгновения, проходившие до ответа:

– Принёс.

Кирилл немного успокаивался до вечера, пока гильза лежала в пришитом кармане его куртки, а вечером всё повторялось снова. Он стал плохо кушать, почти потерял интерес к вышивке и рисованию, позволял себе грубить воспитательницам. Каждый день он считал, сколько ещё нужно мелкашек, чтобы отдать Диме.

«– Я должен всё вернуть».

* * *

Много лет спустя, Кирилл, вспоминая этот случай, не мог понять, какая сила заставляла его собирать таким рискованным способом гильзы и отдавать их Диме. Почему он не мог просто признаться, что потерял их? Выслушать Димины упрёки, отдать ему игрушками или ещё чем. Почему? И только потом, пройдя через многие тяжелые испытания, выпавшие на его долю, он понял, что это та же самая сила, которая не даёт человеку сказать: я ошибся, я согрешил.

* * *

Наконец-то, Кирилл насобирал недостающие в Диминой коробочке гильзы и отдал их ему. Наконец-то, он вернёт взятую без спроса гильзу на место и всё пойдет, как и раньше. Но не тут-то было. Гильза-то уходила и возвращалась, а заплаченные за это мелкашки, оставались в кармане. Как же от такого отказаться? Каждый раз, давая гильзу, Кирилл зарекался – ну всё, это последний раз. А на следующий день, было то же самое. Гильза от снаряда ходила по рукам, принося немалую прибыль. В короткий срок, он стал самым богатым на гильзы в группе. Да, наверное, и во всём детском садике. А их он мог уже менять, на что угодно. Так у него появились все наборы пластмассовых фигурок, которые только выпускала в то время советская промышленность: пираты, римляне, ковбои и индейцы. Заветная коллекция, о которой он мечтал несколько лет. Появилось два небольших металлических танка и самоходка, коллекция фантиков от конфет и ещё много чего. Всё это, однако, радости не приносило, так как он вынужден был прятать своё богатство в коробку под кроватью, подальше от родительских глаз.