Андрей Викторович Дробот
Двенадцать месяцев восхождения
Как котенок маленькое домашнее животное однажды написало в неположенном месте, на что хозяева посмотрели снисходительно.
– Котенок еще маленький, научится еще писать в туалет, – сказал кто-то.
Затем это маленькое домашнее животное, как собачонка, оскалилось на хозяев и зарычало, грозя укусить.
На эту выходку хозяева тоже посмотрели снисходительно, потому что смешно реагировать на агрессию собачонки, у которой и зубы маленькие, да и куда ему против хозяев.
Вот так и жили снисходительные хозяева в мире и покое, пока их маленькое домашнее животное не стало большим. Тогда оно стало оставлять в квартире большие лужи вместо маленьких, а в ответ на попытки хозяев приучить его к туалету, скалилось, выставляя напоказ большие зубы вместо безобидных…
Мораль: все, что будет прощено маленькому, скоро станет большим.
О том, как мышка может вырядиться, как норка
Как-то одна домашняя мышка захотела ходить в норковой шубке, как ее случайная подружка – норка. Мышка мечтала о норковой шубке день и ночь, извела родителей, которые ничем не могли ей помочь, и тогда обратилась к самой норке.
– Слушай, подруга, как ты раздобыла такую норковую шубку? Я бы тоже хотела, – сказала мышка.
– Чтобы иметь такую шубку, надо, во-первых, родиться норкой, – ответила норка. – Во-вторых, жить надо не в тепле возле людей, а на берегах рек, в лесах в любой мороз, надо не бояться воды, надо питаться не остатками еды и отбросами, а свежей живой рыбой, рачками, лягушками… В общем, работать надо, как норка.
– Нет, без крыши над головой я не хочу жить, и как норка работать не желаю, но вот норковую шубу хочу, – сказала мышка.
– Тогда ничего у тебя не получится, – ответила норка…
Мораль: а в человеческом мире любая, образно говоря, мышка может одеваться в дорогие одежды, питаться в ресторанах, ездить в престижных автомобилях, жить в отдельной квартире и иметь еще многое другое без труда и заботы.
О том, как иногда горят деньги
Рядом горели два костра, в одном было много дров, в другом – мало. Но оба костра были недовольны дровами.
– Могли бы и побольше положить, – сказал большой костер.
– А мне вообще почти ничего не положили, – поддержал беседу маленький костер.
– Дрова-то так себе, бывают и получше, – заметил большой костер.
– А мне вовсе сырые кинули, – пожаловался маленький костер.
Мораль: костры – это дети, или иные иждивенцы, дрова – это имущество и деньги: сколько ни дай, лучше все равно не станешь.
О разнице между городской и загородной жизнью
Одну белочку летом так разморило, так ей захотелось отдохнуть от всех дел, что белочка пролежала все лето на удобной ветке, глядя на небо и фантазируя. Зима пришла, как обычно, белочка очнулась от своего забытья и вспомнила, что надо запасать припасы на зиму. Кинулась она на поиски, но мало что ей досталось, поскольку дары леса были собраны и остались крохи. Расстроилась белочка, но благо что рядом был город через дорогу, она устремилась туда и всю зиму кормилась подачками, так она стала городской.
Мораль: жизнь за городом требует немалого труда, а в городе можно помечтать и прожить на подачки.
О хранителе
На дворе под присмотром хозяйки бегали цыплята. Они пищали, играли – в общем, занимались обычной цыплячьей жизнью. Хозяйка не отходила от них ни на шаг, потому что где-то рядом таились сороки – извечные враги цыплят. Но вышло так, что какое-то важное дело заставило хозяйку отлучиться ненадолго, можно сказать, на мгновенье. Когда она вернулась, то обнаружила одного цыпленка насмерть заклеванным.
Мораль: точно так Бог или судьба не хранят непрерывно: иногда и они поворачиваются спиной и уходят по своим делам…
О чужаке
Над рекой парила стая чаек, они то падали в воду за добычей, то взлетали, но в одном месте где-то на середине реки множество чаек вилось, как облачко мошек, над птицей, которая не относилась к их семейству.
Птица была не водоплавающая, вроде голубя. Казалось бы, какое дело чайкам до голубя? Никакого. Он не может выловить рыбу и поэтому не конкурент им в рыбной ловле. Голубь не может спариться с чайками, поэтому не конкурент и в любви. Однако чайки вились над ним, словно мошки, и не давали покинуть середину реки.
Стоило голубю устремиться к берегу, как чайки набрасывались на него, клевали и гнали назад на середину реки. Стоило голубю устремиться ввысь, как чайки опять набрасывались на него и прижимали к поверхности воды. Это продолжалось долго, пока голубь не выбился из сил и не упал в реку…
Мораль: так и коллективы людей относятся к инакомыслящим, к людям, не похожим на них, они их губят зачастую, не потому что инакомыслящие или непохожие в чем-то их ущемляют, а просто из коллективного спортивного интереса.
Об ошибке слабости
Человек нашел на улице подраненного стрижа. Он не оставил птицу на произвол судьбы, а взял домой, чтобы вылечить и отпустить. Стриж быстро пошел на поправку, он начал взлетать, и комната стала превращаться для него в клетку. Тогда человек открыл окно, посадил стрижа на подоконник и предоставил стрижу возможность самому выбрать: улететь или остаться.
Стриж полетел. Он взлетал все выше и выше, но вдруг начал спускаться. Ему не хватило сил. Он спускался, пока вновь не оказался на земле. Человек хотел уже выйти из дома, чтобы вновь забрать стрижа к себе, но тут внезапно к стрижу устремились две сороки. Не успел человек выйти из дома, как сороки заклевали стрижа и улетели. Заклевали просто из жажды убийства…
Мораль: если вы ослаблены, то не будьте глупы, как этот стриж, не торопите время, не выходите из-под защиты, не отказывайтесь от помощи и лекарств, не взваливайте на себя обычную нагрузку, пока не обретете силу и здоровье, потому что неприятности караулят беспрестанно. А если вы взяли кого-либо под защиту, то умейте оказывать помощь и не пускайте дело на самотек.
О непрерывном развитии
Желтый одуванчик, радуясь своим лепесткам, сходным по цвету с солнцем, захотел ускользнуть от участи утерять цветочное детство и стать белым воздушным одуванчиком. Он возжелал вечно оставаться желтым цветком, не размножаться и не седеть… И ему это удалось, потому что он увял раньше времени.
Мораль: если пора становиться трудовым одуванчиком, не надо задерживаться в стадии ребенка – цветка жизни.
О возможно счастливой неприятности
На женщину возле здания, крышу которого облюбовали голуби, упал голубиный помет. Везде, где есть сидящие выше, можно ожидать подобных неприятностей. Конечно, женщина разволновалась, потому что одежда была вопиюще испорчена, она принялась мысленно ругать голубей и призывать Бога отомстить птицам, поскольку прервался ее дальнейший поход…
Даже вернувшись домой, женщина еще долго сердилась, прежде чем небеса услышали. Божий лик ожил на ее домашней иконе и произнес:
– Зачем ты ругаешься, женщина? Если бы не голубь, то при переходе дороги тебя бы сбила машина. Я это точно знаю. Лучше благодари его, чем ругать.
Мораль: если кто-то нарушил ваши планы на будущее, считайте, что избежали больших неприятностей, что это сделал ангел к вашему благу, – так куда легче, а возможно, и правильно.
О подкармливаемой глупости
Жили-были два веселых, полных жизни молодых ежика, внешне похожих на людей, но вся спина в иголках: Пашка и Тишка. Необычное место они выбрали для обитания: море или озеро.
Они плавали в прибрежной зоне и ждали добычу, выныривали, как дельфины, хватали, что попадалось, и назад. Конечно, находки их были не велики, потому что они искали питание там, где ежикам обычно ничего не светит, но это пыл ежиков не ослабляло, потому что у ежиков были родители, позволявшие ежикам вести их странный образ жизни.
Родители с берега бросали в море ту добычу, которую ежики считали своей. Почему так поступали родители? Они жалели своих детей, боялись их обидеть, рассориться с ними, лишиться их, пораженных странной формой сумасшествия.
Родители пытались разговаривать со своими ежиками, направить их на путь истинный, но ежики в ответ больно кусались, сворачивались клубком и убегали в свой водоем, где опять плавали и ловили добычу, которую подбрасывали им родители…
Мораль: если дети – беспутные ежики, оставьте их со своими проблемами, эти проблемы сами выведут их на путь истинный, в противном случае их, с их неразумными целями и интересами, можно содержать до конца жизни.
О попутной радости
Один человек хранил верность выбранному пути. Он шел по нему и в жару, и в холод, и по ровному асфальту, и по ухабам, и по пыли, и по грязи, он шел по выбранному пути даже тогда, когда ему предлагали прокатиться с ветерком в другую сторону…
Вот так, невзирая на все преграды и соблазны, человек добрался до конца пути, своего конца пути, а путь, по которому он шел, продолжал уходить в бесконечность. Видя, что потуги пройти весь путь тщетны, человеку захотелось узнать, насколько благодарен ему путь за верность.
– Прости меня, человек, но мне абсолютно все равно, кто по мне идет и верен он мне или нет, – ответил путь, – главное, чтобы тебе было хорошо.
Мораль: не ждите и не ищите благодарности, делайте то, что приносит вам радость, – это и будет вашей наградой, на которую никто покуситься не сможет.
О пренебрежении репутацией
Две чайки летали над волнующейся поверхностью реки Иртыш. Одна, не боясь, складывала крылья и падала в воду, иногда возвращаясь с рыбкой в когтях. Другая летала поодаль грустная.
– Что не прыгаешь в воду за добычей? – спросила первая чайка – та, что падала в реку.
– Не хочу подмочить свою репутацию, да и рискованно это, – ответила вторая чайка.
– С такими страхами можно и крылья протянуть, – резюмировала первая.
Мораль эта относится ко всем людям, желающим стать преуспевающими: если бояться подмочить репутацию, бояться риска, то много не наловишь.
О разном влиянии конфликтов на молодость и старость
Рядом стояли два дерева: одно – старое, другое – молодое. Жили-поживали, но как-то разразилась меж ними буря, а может, и не между ними, а общая буря. Она с равной силой обрушилась на оба дерева.
Старое принялось скрипеть, стучать ветвями, кричать листвой, а молодое гнулось как лук, стегало ветер ветвями и весело шуршало.
Буря закончилась. Старое дерево приобрело еще несколько трещин в стволе, потеряло множество ветвей и слегка полысело, оставшись без листьев. Молодое – натренировалось, обрело опыт.
Мораль: в старости все люди более ранимые, а в молодости испытания, как правило, укрепляют.
О преимуществе умеренности
Рядом стояли два бокала. Один почти полный, другой – почти опустошенный.
Почти полный бокал был полон оптимизма и блистал энергией напитка. Почти опустошенный бокал печально и пессимистично отражал блики оставшегося на дне глотка. Их настроение разглядели люди, пившие из этих бокалов, и попросили поведать о причине оптимизма и пессимизма.
– Я оптимистичен, потому что почти полон, меня еще пить и пить, вся жизнь впереди, – ответил почти полный бокал.
– А я пессимистичен, потому что мне уже немного осталось, почти все из меня выпито, жизнь почти прошла, – ответил почти опустошенный.
– Вы очень неправы, – сказали люди и подняли бокалы.
Почти полный был осушен одним большим глотком, то есть залпом, а напиток из почти опустошенного долго еще потягивал его обладатель.
Мораль: напиток – это жизнь. Чем полнее стакан, тем оптимистичнее взгляды на жизнь, но этот оптимизм может быть безосновательным, если жизнь расходовать невоздержанно.
Июльские притчи
О порой малом отличии людей от животных
Один хомяк попал в пренеприятнейшую ситуацию: он обеднел настолько, что вынужден был сидеть с шапкой на тропинке, по которой ходили обеспеченные хомяки. И вы знаете, никто ему не дал ни одного зерна, ни одной крупинки. Все-таки хомяки всего лишь животные и чужой беды не понимают.
Мораль: некоторые люди тоже ненамного отличаются от животных.
О легкой, но грязной наживке
Как-то экспериментатор предложил мышкам два пути к удовольствию, вроде сыра или чего-то иного. Один путь грязный, но короткий. Другой путь длинный, но чистый и красивый. Сложно сказать, на что надеялся экспериментатор, предоставив длинный путь к удовольствию в обществе, где все носом чуяли свое близкое благо. Мыши, конечно, устремились по короткому пути, выходили из него грязными, но зато быстрее становились довольными.
Однако нашлась одна мышь, которая пробежала за удовольствием по длинному пути. Изумились ее соплеменники и на выходе спросили:
– Зачем ты пошла длинным путем, когда можно достичь желаемого намного быстрее?
– Ну, во-первых, я осталась чистой в отличие от вас. Во-вторых, сам длинный путь мне доставил удовольствие своей красотой и чистотой настолько, что даже то благо, из-за которого я пошла по этому пути, стало второстепенным.
Мораль: если не получать наслаждение оттого, что делаешь, то остается только наслаждение от конечной награды, зарплаты или иных благ, в стремлении быстрее и легче получить которые становятся все средства хороши, в том числе и грязные.
Об эгоистическом одиночестве
Как-то одинокий странник пожаловался другому одинокому страннику, с которым случайно разделил кров и стол, на свое одиночество.
– Поговорить не с кем, ни одной живой души вокруг, кажется иногда, что весь мир вымер, никто и стакан воды не подаст, одна надежда на самого себя, страшная это мука, – стенал первый одинокий странник.
– Зачем ты мне это говоришь? – спросил второй одинокий странник.
– Хочется услышать сочувствие хотя бы от одной живой души, – ответил первый странник.
– Каждый человек находится в состоянии одиночества, даже будучи окруженным людьми, – ответил второй странник. – Ты хотя бы более или менее здоров и можешь ходить, а есть люди, которые не могут двигаться…
– Какое мне дело до других людей, – ответил первый странник.
– В том-то и дело! Ты просто эгоист и жаждешь жалости, чтобы эксплуатировать чувства других людей, ничего не давая взамен, – понял второй странник. – Желаю тебе не стенать по поводу одиночества, а помогать другим людям при каждой возможности, искать эту возможность – и тогда ты не будешь одинок настолько, чтобы стенать и отчаиваться.
Мораль: если вы страдаете от одиночества, не ждите, когда кто-либо придет к вам на помощь, а помогайте другим – и одиночество исчезнет само собой.
О безумстве на будущее
Как-то одно маленькое животное сошло с ума и принялось везде, где только получалось, выгрызать свой лик и оставлять автографы.
– Зачем ты это делаешь? – спросили это животное соплеменники.
– Хочу увековечить себя, – ответило маленькое животное.
– Да зачем тебе это надо? – спросили соплеменники. – Все радости хороши при жизни, а какой тебе прок, если кто-то увидит твой лик после смерти?
– Не знаю, проживем жизнь – увидим, – сказало маленькое животное и продолжило выгрызать свой лик и оставлять автографы.
Соплеменники же покрутили пальцем у виска и оставили маленькое животное в покое.
Мораль: работать на посмертную славу смешно, но многие этим и занимаются.
О напрасном, но упорном труде
Муха билась в стекло долго, целенаправленно и напрасно. Она не видела стекла, она видела совсем неподалеку таких же, как она, мух, которые пользовались всеми благами улицы. Они летали на свежем воздухе, под солнцем, были прекрасны и абсолютно свободны. Муха не понимала, почему она не может быть такой же.
Она присела отдохнуть, а потом опять принялась биться о стекло. Ее гнала вперед поговорка: уменье и труд все перетрут. Выход был совсем рядом.
Если бы муха была сведущей в человеческом жилище, она бы знала, что надо искать приоткрытую форточку и через нее вылететь на улицу, но муха была всего лишь мухой, и, отдохнув, она опять принялась безрезультатно биться в стекло.
Мораль: так бывает и с человеком: он бьется, как муха о стекло, потому что не может поступить правильно, несведущ, малоопытен, потому-то не видит той самой приоткрытой форточки судьбы, которая, может быть, совсем рядом.
О безответной, но настоящей любви
Жил да был волнистый попугайчик Пашка. Был у него свой дом, где еда не переводилась, не хватало только подруги жизни. Как-то эта подруга появилась. Она была тоже волнистым попугайчиком. Сидела на кольце, крепко ухватившись за него лапками. С этого момента жизнь Пашки преобразилась.
Как только Пашка просыпался и утолял голод, он тут же устремлялся к своей подруге, имени которой он даже и не знал. Пашка целовал ее, напевал ей песни, хватал лапкой за кольцо и раскачивал ее, словно на качелях.
Иногда он заскакивал к ней на кольцо и прижимался к ней всем телом.
Иногда забирался под кольцо, целовал ее лапки, влюблено прикасался к ним головой, прикрывал от наслаждения глаза и замирал.
Он демонстрировал ей свой полет, привлекая к себе внимание бодрым криком, он танцевал перед нею, ритмично покачиваясь всем телом и головой. Это была любовь на всю жизнь – неизменная, постоянная и преданная.
И конечно, он разговаривал со своей подругой ежедневно, по своему, по-птичьи. А как должен разговаривать попугайчик с попугайчиком?
– Я люблю тебя, моя дорогая, – не уставал повторять Пашка. – Ты самая красивая попугаиха на свете! У тебя самое красивое оперение, оно завораживает и околдовывает…
Много прекрасных попугайских слов говорил Пашка своей подруге, много прекрасных жестов он ей посвятил, но подруга ни разу не шелохнулась, ни разу не ответила Пашке взаимностью, ни разу не произнесла ни слова в ответ, и за всю жизнь ни разу не сошла со своего кольца, потому что она была глиняной. Красивой глиняной попугаихой, так искусно сделанной, что почти не отличишь от настоящей…
До самой смерти Пашка любил свою глиняную попугаиху, несмотря на то что любовь его была безответной и бесплодной. Даже за день до смерти он пропел ей немало восхваляющих слов, по-прежнему обнимал, прижимался и раскачивал. А на следующий день он ушел, чтобы никогда не вернуться к попугаихе, которая даже не заметила его ухода.
Мораль: так выпьем за истинную любовь, которая не требует ничего в ответ, но завораживает, околдовывает до самой смерти.
О полете сквозь время
Одна птичка вылетела из гнезда в большой полет. Ветер был попутный, летелось ей легко, и птичка на лету прибавляла в весе, наращивала мышцы, играла оперением, была бодра и весела. Но в какой-то момент ветер переменился. Подул встречный. Птице стало тяжелее лететь. Она пожаловалась другой птице, которая летела впереди нее:
– Что-то крылья стали побаливать от непогоды.
– Открою тебе один маленький секрет, – сказала впередилетящая, – дальше будет хуже.
Птица рассмеялась, она восприняла ответ впередилетящей, как шутку, но уже скоро она стала терять перья от усилившегося встречного ветра и почувствовала недомогание в разных частях своего маленького тельца.
– Да сколько же это может продолжаться?! – воскликнула птица.
– Открою тебе один маленький секрет, – ответила впередилетящая, – дальше будет еще хуже, и это будет продолжаться до тех пор, пока ты не прилетишь…
Мораль: полет – это жизнь, вначале жизнь благоприятна и приятна, но затем организм начинает разрушаться, обстоятельства усугубляются, становится все сложнее и сложнее жить, а надо терпеть до конца.
О пугающем облике
Жила-была светло-красная змея с круглыми черными глазками и с бардовыми узорами на коже в виде малиновых змеек. Она ползала по городу, выставляя напоказ свой вполне человеческий язык и строя добродушную физиономию. Но вот беда: все, кто ей встречался на пути, почему-то шарахались от нее в стороны, вместо того чтобы приласкать и покормить.
– Что же вы все меня боитесь? – спросила как-то змея, не выдержав изоляции общества.
– За тобой тянется шлейф дурной славы, – ответил кто-то из прохожих и тут же скрылся за ближайшим углом.
– Но я же добрая и красивая, никого не кусаю, что же вы меня сторонитесь? – спросила змея следующего попавшегося прохожего.
– Все вы змеи так говорите, – ответил прохожий, – поэтому от вас лучше подальше.
Прохожий взял палку и, отмахиваясь, прошел мимо змеи.
– У меня и цвет другой, и узоры, и даже язык, более того, и ядовитых зубов нет, – сказала змея еще одному прохожему и раскрыла пасть пошире.
Этот прохожий испугался и убежал, а дома рассказал близким, что чуть не стал жертвой змеи, которая уже и пасть открыла…
Мораль: если вы похожи на змею, то не пытайтесь объяснить, что безопасны, – все равно никто не поверит…
О спасительной ущербности
Жили-были лесные грибы, росли они под колючими соснами, и одна была у них радость: блеснуть шляпкой на зависть соседям. Ради этого они и прозябали в таежной лесной глуши, переживали тяжелую зиму, слушали недоброе пение комаров и мошек, чтобы дождаться своего часа. Так получилось и этим летом.
Грибы смотрели друг на друга, и каждый день стремились превзойти соседей в красоте и росте. Смотрела на грибы и белка. Но ее интересовала не красота грибов, не их стремление выделиться среди остальных, а желание утолить голод. Белка спустилась и принялась надкусывать понравившиеся ей грибы. Исполнив свое желание, она ушла.
Ох, как тут принялись смеяться над надкусанными собратьями грибы, оставшиеся целыми! Это был гомерический хохот, хотя грибы не знали ни самого Гомера, ни его поэм «Илиада» и «Одиссея», где олимпийские боги именно так и смеялись.
Надкусанные собратья, все еще пыжившиеся и старавшиеся выглядеть достойно на своих крепких ножках, на головах имели комедийно испорченные шляпки, изгрызенные острыми беличьими зубками. Конечно, картина царственного достоинства, облаченного в обноски, не могла не рассмешить. Но тут пришли люди.
Люди срезали все целые грибы, хотели срезать и надкусанные, но побрезговали и ушли. От целых грибов под соснами остались только потревоженная растительность и печальные срезы, а от иных и срезов не осталось. Надкусанные же грибы долго еще простояли в том лесу, не нужные людям и забытые белками. Осенью они ушли в грибницу, чтобы на следующий год появиться вновь с красивой шляпкой.
Мораль: иногда надо быть или притвориться ущербным, чтобы не стать добычей разного рода охотников на людей, территории и финансы.
О поклаже
В далекой пустыне верблюды, устав нести свою поклажу между горбов, исхудавших под жарким солнцем, расположились на привал. Они перекусили тем, что верблюдий бог послал, выпили немного воды и, чтобы скоротать время, принялись разговаривать, а так как они устали от работы, то тема их разговора была определенная.
– Как-то один верблюд взял другого в услужение, чтобы переносить тяжести. И вот, мужики (а у верблюдов тоже принято обращение «мужики»), жизнь первого верблюда после этого стала сказочной. Он больше не таскал, как мы поклажу, а шел налегке в то время, как верблюд, служивший ему, пахал.
– Ну, так это сколько денег надо иметь, чтобы нанять другого верблюда! – возразил кто-то. – Экое чудо! Вот если бы придумать способ, чтобы бесплатно…
– Есть и бесплатный способ, – ответил верблюд, убеленный сединами, с острым блеском мудрости в глазах.
– Предъяви, – потребовали верблюды.
– А что тут предъявлять? – спросил седой верблюд. – На себя посмотрите внимательнее.
– Да мы себя видим много лет в зеркалах луж, поилок, озер и рек, и что дальше? – спросили верблюды.
– Видимо, плохо смотрите, потому как изображение, к которому привык, неразборчиво, – ответил седой верблюд и обратился к одному из верблюдов, сидевших вокруг. – Вот ты, например, почему поклажу несешь?
– Жена послала, – прозвучало в ответ.
– Что у жены горбов нет? – спросил седой верблюд.
– Горбы у нее есть, но она же женщина, – прозвучало в ответ.
– Ну а ты почему поклажу свою несешь? – спросил седой верблюд у другого верблюда.
– Ради семьи, у меня дети, – прозвучало в ответ.
– Маленькие ли у тебя дети? – спросил седой верблюд. – Выросли ли у них горбы?
– Школу оканчивают. Горбы, конечно, есть, и уже давно.
– Неужели твои дети не могут с тебя снять хотя бы часть груза? – спросил седой верблюд.
– Конечно, могли бы, но они же дети… – прозвучало в ответ.
– Ну а ты почему поклажу несешь? – спросил седой верблюд у третьего.
– Нужны деньги, – ответил неопределенно третий.
– Неужели тебе для жизни надо столько денег, что ты несешь такой большой груз? – спросил седой верблюд.
– Надо тем помочь и этим, хочу кое-что купить для семьи, не хочу близких ни в чем ограничивать, – ответил третий верблюд.
Все, кого спрашивал седой верблюд, находили убедительные причины, чтобы нести свою поклажу.
– Смотрите, уважаемые верблюды, почти все вы несете свои поклажи не для себя, то есть жизнь для вас лямка, вы все время пребываете в состоянии того верблюда, который нагруженным идет за верблюдом, шествующим налегке, в то время когда все вы мечтаете стать тем верблюдом, за которого несут, – сказал седой верблюд. – Так жить нельзя. Груз надо сбрасывать с себя…
– Но, уважаемый, ты же тоже идешь среди нас, и на твоей спине тоже тюки, не меньшие, чем на нас, – удивились верблюды.
– Свою поклажу я несу ради самого себя, – ответил седой верблюд. – Ради того, чтобы моя жена была довольна мною и несла мне удовольствие, чтобы чувствовать радость оттого, что я еще могу нести поклажу, и оттого, что моя поклажа приносит радость мне и другим верблюдам… Я несу свою поклажу так, что не замечаю, что ее несу, поскольку мое внимание увлечено совсем иными ощущениями и впечатлениями, далекими от мозолей между горбами и хрустом межпозвоночных дисков и суставов. Посмотрите на меня внимательнее еще раз, а теперь посмотрите на мой груз.
Верблюды внимательно посмотрели на своего седо-шерстного коллегу, на его улыбающуюся оптимистичную морду, а затем на его поклажу – и от удивления вскричали:
– Так на тебе почти нет груза!
– Так оно и есть, – ответил седой верблюд. – Груз – это всего лишь ощущение. Работа на других всегда в тягость, более того, эти другие тут же о вас забудут, как только вы не сможете нести для них груз, поэтому несите груз для себя, несите только то, что любите, или заставляйте себя полюбить то, что несете, – и будет вам счастье.
В словах седого верблюда и состоит мораль этой притчи.
О приманивании хорошего
Где-то далеко, а может, и неподалеку раскинулся лес, такой же, как город. В нем жило множество деревьев и кустарников, множество трав и цветов, множество насекомых и животных, птиц и… одна интересная сосна, конечно, не одна, а множество таких сосен, но все-таки их было не много по сравнению с общей численностью соснового населения леса.
Отличалась эта сосна от своих соплеменниц тем, что птицы на ней вечно вили гнезда, да и белки любили на ней сидеть, отчего сосна эта, будучи одинока, как все, редко была в одиночестве и вызывала зависть. И вот как-то другие сосны решились с нею завести разговор:
– Слушай, сестрица, почему бы тебе не поделиться с нами птицами и белками? – спросила одна мрачная, угловатая особа.
– Я не держу насильно ни белок, ни птиц, – ответила интересная. – Зовите их к себе.
– Зовем, но не идут, – ответила мрачная. – Ты поступаешь как-то не по-товарищески. Может, надо договориться, что сезон они сидят на тебе, сезон – на мне, а дальше – по очереди?
– Какая уж тут очередь? – спросила интересная. – Не мы выбираем наших обитателей, а они нас.
– Но ведь есть какой-то секрет, почему птицы и белки тебя любят, – сказала мрачная. – Поделись с обществом.
– Секрет есть, если его можно так назвать, потому что отгадка пред глазами, – ответила интересная. – На самом деле птицы и белки выбирают сосну, которая поживее и покрасивее. Посмотрите на свои серые одежды, на редкие ветви, на бедную крону, редкую щедрость. Что вы можете предложить?
– Но на наших ветвях тоже можно свить гнездо, спастись от хищника и… – принялась оправдываться мрачная.
– В вас нет красоты, любви и защиты, – оборвала интересная беседу, которая переходила в препирательство.
На том разговор и закончился, а птицы и белки по-прежнему продолжали селиться и укрываться на интересной сосне.
Мораль: птицы и белки – это подарки самой жизни, чтобы их получить, человек должен научиться их приманивать своим поведением, своими речами, своим настроением, своей одеждой.
О сложности взаимопонимания
Встретились в лесу заяц и суслик, и принялись они разговаривать.
– Сложно, дорогой суслик, убегать от волка, это еще та работа, – посетовал заяц.
– Ты бы лучше один раз потрудился, вырыл нору, а потом, чем ноги напрягать, прятался бы в ней, я так часто делаю, – посоветовал суслик.
Заяц непонимающе вытаращил глаза.
– Посмотри вокруг, глупый. Сейчас лето, – возразил он. – Это зимой можно вырыть нору в снегу. Он рыхлый. Летом же большее что можно вырыть – это лежку, углубление, в котором спишь. Но в лежке от волка не укроешься. Я тоже слышал байки о зайцах, живущих в норах, но это о тех, кому повезет найти пустующую.
Теперь суслик посмотрел непонимающе на зайца.
– Ладно, расскажу тебе наш семейный способ избегать опасности: как завидишь ее, сразу вставай в стойку, вытягивайся и посвистывай, – продолжил советы суслик. – Волк должен офонареть, то есть потерять ориентировку.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся заяц. – Посвисти-ка на волка, он тебя тут же сожрет. Бег – это единственное радикальное средство, причем не простой бег, надо путать следы. Смотри.
Заяц зигзагами забегал перед остолбеневшим сусликом.
– Не знаю, мне всегда свист помогает, а если я далеко от норы, то могу упасть и притвориться мертвым, – сказал суслик. – Ты, заяц, видимо, жизни не знаешь, и учиться не хочешь – вот и бегаешь.
– Это ты, суслик, видимо, опасности-то и не нюхал, – возразил заяц. – Притворись мертвым – и останешься таким навсегда…
Говорили они долго, но каждый остался недоволен разговором. Все оттого, что говорили они на разных языках, но не на иностранных. Язык каждого основывался на привычных образах, интересах, навыках, которые были разными у зайца и суслика. Они разошлись в разные стороны, уверенные в глупости друг друга, хорошо хоть не во враждебности.
