Когда рядом со мной наконец-то приземлился старенький пятиметровый грузовичок с эмблемой продовольственного картеля «Рыбторг-Уктусия», я уже думал вернуться в лес и пойти вдоль трассы пешком, по опушке. Большинство междугородных трасс пыльные и лишены всякого покрытия, потому что колёсный транспорт – тракторы, бульдозеры, электробусы и тому подобное – ездят по ним в лучшем случае пару раз день. Терпение от двадцати минут стояния в пыли, под потоком сферолётов, было уже на исходе, но, всё же, моё спасение пришло.
Пилот – дружелюбный усатый парень чуть старше меня – выключил поле, открыл передний люк и спросил:
– До Средополиса или дальше?
– До Средополиса.
– Тогда бесплатно. Садись.
Несмотря на староватый вид, в салоне оказалось весьма уютно. Имелся даже удобный видеовизор – прямые передачи он, конечно, не принимал, мощности приёмника не хватало, но новости во время остановок подкачивал. Я забросил вещи, сел по левую руку от центрального кресла, пилот включил загруженную трансляцию и запустил автопилот. Сферолёт поднялся выше над землёй, и, найдя «окно» между летящими машинами, вошёл в поток.
По визору сначала показывали концовку какого-то старого фильма, про войну с Амирланией. Через десять минут – в аккурат после первой рекреации – фильм закончился, и начались новости.
– На юге Уктусской Субдиректории по-прежнему неспокойно, – вещала ведущая. – Банда сбежавших заключённых, один из которых – бывший главарь конзанского преступного синдиката «Степные волки», осуждённый на тридцать лет исправительных работ, совершила налёт на ферму Радмира Ксандрина. В перестрелке погиб наёмный рабочий хозяина фермы и батрак Антон Этоллин, возвращавшийся с заработков.
– Хе-х! Так и знал, что напутают! – усмехнулся я, но от следующего кадра мне стало не до смеху.
– …Двое беглецов были ранены, один погиб до приезда спасателей. Главарю банды удалось скрыться, если вам что-то известно о его местонахождении – просьба сообщить в ближайшее отделение городской охраны, за него властями обещано вознаграждение…
На экране появилась моя фотография, сделанная репортёрами на ферме Радмира, с подписью «Стоян Сиднеин». На щеке был шрам.
В следующую секунду в свободной руке пилота оказался компактный парализатор. Меня спасли мои рефлексы, выработанные ещё с гражданской войны – я перехватил запястье его руки, занесённой для выстрела, второй рукой схватил за горло и придавил к сиденью. Азарт и предчувствие лёгкой наживы в глазах усача сменилось гримасой ужаса.
– Положи оружие обратно, – сказал я максимально спокойным тоном. – Это ошибка, я не беглый каторжник, я тот самый убитый батрак, возвращавшийся с фермы. Это какие-то игры.
– У меня… дети… – проговорил пилот. Бортовая система тем временем замигала разными огнями и засигналила об окончании автопилотной зоны – мы приближались к пригороду Средополиса.
От фразы мне стало почему-то смешно. Дети у него! Только что пытался меня парализовать, а теперь сам почувствовал себя жертвой. Я отпустил хватку.
– Да не собираюсь я тебя убивать!
– Не врёшь?
– Не вру. Хочешь, документы покажу. Меня зовут Антон. Видишь – у меня нет никакого шрама на щеке! А тебя?
– Серафим, – водила, похоже, поверил мне и несмело убрал парализатор. – А чего они тогда говорят?
– Это ошибка. Чья – не знаю.
– А ну, покажи документы, – попросил водитель.
Я полез за УНИ-ком и вставил в бортовой считыватель.
– Антон Этоллин, погиб… восемь часов назад, – прочитал Серафим. – Ха, первый раз говорю с мертвяком! Но там же тоже твоя фотография была?
– Была. Они меня снимали как свидетеля происшествия. А теперь я, получается, преступник!
– Хм. Может, это журналисты гонятся за сенсациями? Специально смонтировали?
– Наверняка. В последнее время они совсем отбились от рук. Не власти же это придумали?.. – сказал я и осёкся. А что если это действительно нужно властям? – Стоп, а почему тогда я уже числюсь погибшим? Почему меня стёрли из баз?
– Ты меня спрашиваешь? – усмехнулся Серафим. – Пойди в службу регистрации, да спроси. У нас скоро опять рекреация, пристегнись.
Я кивнул. Похоже, другого выбора не было.
Мы присели у обочины, и тут же зашумели многочисленные кулеры, охлаждавшие обручи сферолёта. Помимо обычных рекреаций, которые здесь более короткие, у грузовиков и у сферобусов предусмотрены большие, с остановками. Всё же, чем больше диаметр машины, тем обычно она сложнее она и удобнее.
Через полчаса город начал медленно вырастать из-под горизонта. Хоть я и не особо любил мегаполисы, мне всегда нравилось наблюдать этот процесс. Сначала над степью показались верхушки двух восточных трансляционных вышек, несколькими секундами позднее – верхушки двух западных, ограничивающих центральный район. Потом между ними вырос массив из старых зелёных небоскрёбов, стеной понимавшихся над домами пониже, а сбоку, севернее и южнее, проступили очертания заводских районов, построенных позднее, уже в этом веке.
Средополис спроектировали ещё на Земле, в отличие от хаотично строившейся Скомлы или портового Рутенграда, третий город страны имел идеально-квадратную планировку, подобно древним земным городам. Лишь посетив столицу, я понял, насколько это удобно – названия имели лишь центральные проспекты, а остальные улицы были просто пронумерованы, так, что заблудиться мог только умственно отсталый.
Трасса меж тем сужалась в узкую горловину, по бокам которой были установлены массивные бетонные столбы – говорят, их ставили ещё в Мировую, чтобы в случае нападения с моря опрокинуть на дорогу и предотвратить нападение амирланских войск. Сферолёты тогда так массово не летали, все боялись танков. Но не пришлось – война до Уктусской Субдиректории не дошла, а столбы вместе с оборонительными валами вокруг крупных городов так и остались стоять посреди ковыльных степей.
– Что везёшь-то? – спросил я.
– А что из порта можно везти? Рыбу, кальмаров. Я сейчас на южную продовольственную базу, на Девятнадцатом Горизонтальном. Через центр не поеду, там больше четырёх метров нельзя. Тебя где высадить?
Я задумался. Идти сразу в квартиру, или сначала попытаться разобраться с ошибкой в базе данных? Разум подсказывал второе, потому что этот вопрос куда более серьёзный, а интуиция… Интуиция промолчала.
– Ты же поедешь через проспект Европейцев? Высади меня около районной службы регистрации, знаешь, такое красное здание на востоке.
– Знаю, – кивнул водитель. – Договорились.
Мы пролетели широкую арку, обозначавшую границу города, снизили скорость до пятидесяти километров в час и поплыли на третьем ярусе машин. Служба регистрации находилась в красном пирамидальном здании, окружённом тополиным сквериком. Площадки для посадки, как обычно, около здания были заняты, за исключением аварийных, поэтому Серафим высадил меня на крышу ближайшей шестиэтажки.
– Счастлива тебе, мертвяк! – с ухмылкой проговорил он на прощанье. – Ты уж извини за шокер, всякое бывает.
Я кивнул и молча подобрал сброшенные на тротуар вещи. Почему-то отвечать не захотелось.
Резво сбежал по внешней лесенке вниз, на входе показал охраннику запечатанное клеймо на ружье – хорошо, что после Шимака не пришлось разрывать пакет – и зашагал к пирамидальному зданию. В городе днём ранее прошёл лёгкий дождь, дышалось на удивление свежо и заводской пыли не чувствовалось. В сквере небольшими группами стоял разношёрстый народ – северные иаски, темнокожие деннийцы с южного материка, фарсиязычные мигранты всех мастей и даже пара кеолранцев. Кабинок для сканирования в летние месяцы всегда не хватало, потому очереди здесь были приличные.
Мне был нужен другой вход, для коренных горожан, потерявших регистрационный УНИ. Таких в последнее время становилось всё меньше и меньше: снова входила в моду имплантация идентификаторов, и потому с обратной стороны здания очередей не было. Я прошёл пару шагов, чтобы обойти здание, как вдруг буквально в метре от меня на брусчатку резко приземлился средних размеров сферолёт с мигалкой. Меня отшатнуло в сторону, я еле удержал равновесие, чтобы не упасть.
Сферолёт был с эмблемой службы регистрации Средополиса – степной игуаной, обвивающей хвостом сканер для карточек. Я заметил, как народ удивлённо смотрит на фургон и шепчется, и лишь когда открылись створки, стало ясно, почему.
Два офицера службы регистрации вывели на улицу две странные фигуры в комбинезонах с капюшонами, закрывающих лицо. Одну ростом с меня и полную, одну меньше, со странным прозрачным пузырём на животе. Лишь разглядев содержимое пузыря, я понял, что передо мной не люди. Мрисса. В пузыре плавал головастик – белёсое, полупрозрачное и покрытое красными жабрами существо. Младенец аборигенов, вылупившийся из большой, «главной» икринки всего парой недель назад.
Мрисса я видел живьём около пяти раз, и почти все разы – именно у таких миграционных центров. Последний раз я видел головастиков шестью годами ранее, и, к своему удивлению, не нашёл в этом ничего отталкивающего. Увиденное скорее завораживало, притягивало странным чувством хрупкости и инородности.
То же чувство было и сейчас. Наверное, забота о детёнышах – это те базовые инстинкты, что объединяют все разумные расы, какие есть в системе, будь ты амфибия или примат.
Офицер крикнул толпе:
– Чего стоим? Расступились, дорогу!
Отец – а нёс инкубатор точно он, ведь мужские особи у них меньше ростом – поспешно прикрыл пузырь от солнца веером и раскачивающейся «утиной» походкой зашагал к выходу, пробормотав что-то супруге на своём булькающем наречии. Да, тяжело им живётся в каменных джунглях – дольше четырёх часов они не могут обходиться без водных процедур, и даже самые современные комбинезоны не спасают от кожных болезней городской среды. Наверняка это были какие-то высокопоставленные послы, или культурные эмиссары – иначе бы вряд ли им воздавались такие почести.
Впрочем, к аборигенам власти относятся достаточно уважительно последние триста лет. После попытки захвата территории Заповедника Собиратели напомнили вчерашним землянам, что они всё ещё существуют, и что законы совместного проживания стоит уважать. Два крупных землетрясения случилось именно на местах дислокации группировки войск, а три грозы с ураганами разрушили командные пункты в западной части страны.
По слухам, точно такие же катастрофы случались во время Малого Средневековья, когда какая-либо страна пыталась испытать ядерное оружие. Именно поэтому ядерная бомба над городом взорвалась только один раз, в далёкой южной Бриззе, раздираемой феодальной войной. После чего все ядерные арсеналы таинственным образом исчезли.
Да и месторождений урана и прочей гадости на Рутее практически не было.
Две фигуры скрылись в служебных воротах, а я продолжил стоять и очнулся только спустя пару минут. После встречи с аборигенами интуиция странным образом проснулась. Я вдруг почувствовал лёгкую тревогу и понял, что показываться властям небезопасно. Развернулся и пошёл по проспекту в сторону своей квартиры.
«Сферополе (квазигравитонная плазма) – особое состояние вещества. В разные моменты времени обладает свойствами глазмы, пылевой плазмы и аморфного тела (…) Имеет вид полого шара с диаметром в pi /alpha (примерно 430,51129) превышающим толщину стенки. Экспериментально-достигнутые размеры сферополя колеблется от 0,1 до 650 м, толщина стенки (…)
Важнейшим свойством сферополя является возможность менять вес заключённого в него объекта, обеспечивая антигравитационный эффект. Открытие (по другим данным – получение технологии извне) сферополя, совпавшее с Переносом планет, позволили человечеству освоить новый экономичный способ передвижения – сферотранспорт. В настоящее время технология создания сферодвижителей является государственной тайной Рутенийской Директории и Соединённых Королевств Амирлании. Де-факта также ею располагает правительство Югроси, однако полного цикла производства ими так и не достигнуто».
(из любого школьного учебника по натуралистике).
Несмотря на наличие удобного и дешёвого общественного транспорта, в городах я предпочитал ходить пешком. К тому же, центральная часть Средополиса строилась достаточно компактной – от восточной башни до западной можно было дойти за часа полтора. Жилые небоскрёбы, в четыре ряда натыканные по периметру, прикрывали сердце города, малоэтажный центр, где над квадратным парком на берегу реки возвышался самый древний архитектурный памятник в субдиректории. Двухсотметровая, частично разобранная решетчатая полусфера блестела в лучах июльского солнца. Под ней располагались два сохранившихся барака, в которых теперь находился музей Земной России, Исторический сквер и скромное здание правления субдиректории.
Я прошагал мимо массивного, в три метра толщиной обруча, уходящего глубоко под землю, и в очередной раз привычно посмотрел наверх, на остатки командного отсека. В детстве я никак не мог поверить, что эта странная конструкция когда-то была корпусом межпланетного сферолёта «Екатеринбург». Того самого, что преодолел миллионы километров и принес с Земли пятую на планете и вторую в стране партии колонистов, после чего совершил ещё два десятка полётов, перевезя в общей сложности двести пятьдесят тысяч человек. Сейчас это казалось чем-то простым и естественным, и детский восторг и трепет куда-то бесследно исчезли.
Гораздо интереснее мне было узнать, что за три года стало с моей жилплощадью.
Эту трёхкомнатную квартиру в западной части города я купил ещё лет семь назад. Мать к тому времени нашу старую квартиру продала и переехала в Скомлу, к двоюродной сестре. Пенсия ветерана труда и поддержка многочисленных довоенных подруг позволяли безбедно и нескучно существовать. Иногда мне казалось, что она даже не особо скучает по сыну, хотя, конечно, это было не так. Так или иначе, на новую квартиру пришлось копить самому.
Когда мне осточертел городской быт и низкие заработки, я сдал квартиру своему дальнему родственнику, Леониду Рутеину, приходящемуся мне троюродным племянником, и стал батраком.
Подойдя по тонким улочкам к родной двадцатиэтажке, зажатой между двумя такими же, я развернул свой терминал и попытался сделать квартиранту видеозвонок. Абонент молчал. На всякий случай написал сообщение: «Ты где? Я приехал в Средополис».
Леонид был музыкантом. В свои тридцать лет он выступал один и в разных дуэтах по всему Средополису, но большой популярности так и не сыскал – боевая «музыка свинца», которую он исполнял, в последние мирные годы снова была в упадке. От творческих людей можно ожидать что угодно, поэтому я мысленно приготовился к худшему. Я, конечно, несколько раз за время отсутствия просил Леонида показать через видеофон состояние моей квартиры, но одно дело – видеть то, что тебе показывают в камеру, и совсем другое – увидеть всё своими глазами.
Поднялся на лифте на одиннадцатый этаж. Навстречу в лифт вошла высокая девушка, в ней я с трудом узнал соседскую дочь, которую помнил ещё двенадцатилетним ребёнком. Вымахала, и даже не поздоровалась – наверное, тоже не узнала.
Видеокамера на входе успешно распознала моё лицо и выдала зелёный значок. Значит, местная база жильцов ещё не обновилась, и меня считают живым. Механический ключ вошёл в скважину – замки тоже не меняли, и это хорошо.
В холле царил беспорядок. Вешалка упала к стене, куртки, висящие на ней, валялись на полу. У помятой неубранной постели в комнате стояла пустая бутылка иасканского сакэ, на полу валялись носки, чёрные футболки, обёртки от сигар и другой мелочи. В ванной с усмешкой я обнаружил пару кружевных женских трусиков. Похоже, времени даром Леонид не терял.
На кухонном столе и в раковине валялась куча немытой посуды и упаковок от еды. В холодильнике ничего, кроме таких же упаковок «быстрых обедов» и палки колбасы, не оказалось. Такое чувство, что квартирант почти не жил здесь, приходил только перекусить и поспать – одному или с женщиной.
Жадно напился холодной воды из чайника и зашёл в комнату, которую использовал как склад для своих вещей. Просмотрел свёртки, полки со старыми книгами – в этой комнате беспорядка не было, всё стояло на своих местах, только на диване лежал длинный узкий чехол с каким-то инструментом.
Из любопытства я осторожно приоткрыл чехол – внутри оказался девятиструнный стик, судя по блеску фурнитуры и струнам, купленный буквально несколько дней тому назад. Я плохо разбирался в инструментах и почти не умел играть, но одного взгляда было достаточно, чтобы сказать – «палка» стоила целое состояние. Позолоченные колки, графитовые накладки на грифе, сложные звукосниматели и посеребренные струны. Ещё в чехле лежали шнурок и процессор. Судя по иероглифам на боку, производства не то Кеолры, не то Иаскана.
Осторожно закрыл чехол и присел рядом. Неужели Леонид столь разбогател, что смог купить такое сокровище? Или он украл его где-то?
Голод напомнил о себе – последний раз я поел в конзанской кафешке в Шимаке, прошло больше семи часов, и живот начинало крутить. Есть быстрорастворимую дрянь я не хотел, и потому решил подняться на последний этаж, где был небольшой продуктовый магазин.
Вышел из квартиры. У лифта стояли два человека в длинных балахонах, похожих на церковные. Я повернулся, чтобы закрыть дверь, и краем глаза заметил, как один из них пошёл в мою стороны.
Рефлексы не сработали. В шею впилась игла, я едва успел повернуться, как сознание померкло.
Смешно, но первая мысль, которая пришла в голову, когда я очнулся – что пожрать нормально не получится. И что лучше было заказать доставку, хоть это и выходит чуть дороже.
Я сидел в холле привязанный к стулу. Напротив сидели двое – один парень в белом балахоне священника, и полноватый лысый мужчина лет шестидесяти, одетый в тёмную рубашку. У двери стоял второй парень в балахоне – тот самый, что ударил меня.
Лысый улыбнулся – удивительно, какая добрая и искренняя у него получилась улыбка. Будут убивать, подумалось мне, но я тут же успокоил себя – раз сразу не убили, то, скорее всего, не убьют после. Мы же живём не в дешёвом боевике, в котором главный злодей толкает длинную речь перед тем, как прикончить жертву.
– Я забыл, как называется синдикат? – решил я начать разговор. – В новостях говорили, но…
– Это не важно, – сказал человек в рубашке. – Синдикат называется «Степные волки», но это пока не важно. По сути, мы из организации более серьёзной.
– Из правления Рутенийской Директории, наверное? – съязвил я.
– Ты близок к истине, – кивнул лысый. – По сути своей, всё именно так. Но перед тем, как мы расскажем тебе всю суть, мне хотелось бы обрисовать нынешнюю ситуацию и предоставить тебе выбор. По сути, так получилось – ты уж извини, решение сверху – что человек по имени Антон Этоллин уже мёртв. Юридически. Нет ни счетов, ни записей в баз данных, все учётные записи в сети тоже скоро исчезнут. Наследников у тебя нет, ближайшие родственники в жилплощади не нуждаются, квартира переходит в собственность Директории.
Я присвистнул. Вспомнились слова водителя, подвозившего меня. Как говорится, в каждой шутке есть доля шутки…
– Но физически ты жив, – словно опровергая мои мысли, продолжил Лысый. – Мы предлагаем выбор – закончить начатое системой и умереть честным, законопослушным человеком. Либо – остаться живым, под другим именем и заниматься вещами, которые мало соотносятся с понятиями о чести и нравственности. В том числе, возможно, убивать мирных людей. Возможно – временно.
– Вы вербуете меня в мафию? – догадался я. – Так кто вы, всё же? Синдикат? Или власти?
– Понимаешь, дружище… Я сразу скажу тебе правду, потому что тебе предстоит это узнать. Мы и то, и другое. Мы работаем на один из департаментов центрального Директората. Департамента секретного. Этот департамент потратил огромные силы на то, чтобы подчинить себе все конзанские и прочие преступные группировки. Они теперь входят в организационную структуру Директории, являются её частью…
– Преступники?! – рассмеялся я. – Как такое может быть?
– Подобное было всегда, – резко ответил лысый. – Было и в Средневековье после разрыва отношений с Землёй, было, если верить истории и легендам, кое-где и на самой Земле. Мафия подчиняется правительству, находится под его контролем. Лучше иметь управляемого внутреннего врага, управляемых санитаров, чем горстку неуправляемых отморозков.
– Хорошо, но я какое имею дело до всего этого?
– Ты убил Стояна Сиднеина. Очень важного человека. Мы долго организовывали его побег, чтобы он вернулся в подполье, это была очень сложная операция. Он очень нужен на воле. Он был авторитетным человеком, его боятся и в мафии, и во властных кругах – идеальный внутренний враг. Кроме того, если наши братья узнают о том, что его побег не удался, то доверие к отцам упадёт… Региональные группировки могут выйти из-под контроля.
– Вы предлагаете мне занять его место?
– Выходит, так. Но не совсем тебе. Всё же, оставались люди, которые помнят, как он выглядел, и даже после пластических операций будет сложно скрыть подмену. Мы пустим новый слух. Дадим тебе новых людей. И выделим тебе новое место для работы. На востоке – скажем, что сам решил уйти. Куда никто не доберётся, но где, в то же время, имя Стояна Синдеина будет очень кстати. Что точно за место, и что за работа – сообщим позже.
– Или?..
Лысый кивнул сидящему рядом «монаху». Тот молча достал из-под накидки шприц с какой-то серой жидкостью.
– Или мы сделаем тебе инъекцию яда, ты безболезненно умрёшь, а потом мы избавимся от тела. Стрелять – это слишком грубо.
Я кивнул и задумался. Возможно, могло показаться, что я паясничаю, наигранно изображаю сомнение, но я действительно тогда задумался.
Смогу ли. Хватит ли воли. Не лучше ли сразу?
А вдруг они блефуют? Вдруг пугают? Ведь если это правительственная структура, то у них есть много вариантов того, что можно сделать вместо убийства – изолировать, перепрошить…
Руками за спиной я нащупал верёвку. Привязан я был хорошо, но в армии нас учили освобождаться из подобных пут. Вспомнилось учебное видео, в которой привязанному к стулу десантнику удавалось освободиться и оглушить двух следивших за ним солдат. Я осмотрелся и мысленно прикинул, построил «сцену», как подобное можно провернуть тут.
Всё получилась, сцена подходила, но за одним маленьким исключением. На видео противников было двое. А тут – трое.
Я не стал рисковать.
– Сколько думать?
– Несколько минут. Времени мало. Нет, конечно, если у тебя есть какие-то убеждения, что-то, что однозначно запрещает тебе… Я так и не понял, ты верующий?
– Верующий, – хмуро кивнул я. – Только о своих религиозных убеждениях не рассказывал даже жене и близким друзьям. Не скажу и сейчас.
Это была правда. Лысый с пониманием кивнул.
– Это хорошо. И твоя вера не позволяет тебе убивать невинных, торговать наркотиками и прочее? Тогда выбирай первый вариант, со шприцем. Это будет разумно.
Я усмехнулся.
– А что, серьёзно, были такие, кто отказывался от предложенного сотрудничества?
– Ну, таких случаев, как у тебя, не так много. Лично я – не сталкивался. Обычно безработные люди, знающие о структуре синдикатов, сами идут на контакт. Вербовать приходится очень редко. И уж тем более редки случаи, когда вербуемому предоставляют выбор, прости за пафос, между жизнью и смертью. Ну, так что?
– Эх, – я плюнул на пол. – Сами знаете, ублюдки. Я согласен, что теперь? Лишь человек, которому нечего терять, выбрал бы смерть.
Сидящий рядом с ним «монах» молча поднялся и стал развязывать меня. Полковник повернулся к стоящему у двери.
– Радик, ты очистил записи дверного авторизатора?
– Да, – пробасил тот.
– Готовь мешок, – лысый снова повернулся ко мне. – Будешь у нас трупом. В смысле, вынесем тебя из дома как труп, в мешке. Под видом ритуального департамента, сферолёт у нас на крыше. А перед этим ты покажешь, какие из вещей ты сюда принёс.
– Я ещё толком не распаковался. Даже толком не пожрал. Сумка, ружьё и сферобайк лежат в комнате.
Я смог подняться со стула и размял конечности. Живот крутило нещадно. Грешным делом подумал о побеге, но куда теперь бежать? Если синдикаты входят в состав Директории, то они достанут меня везде, и бежать надо даже не заграницу.
Разве что с планеты.
– Сферобайк с ружьём вынесу я, – отозвался полковник. – Их придётся выбросить. Сумку заберём.
– Чёрт, ну можно хоть пожрать? – не выдержал я. – Там в холодильнике есть колбаса…
– Радик, освободи ему одну руку и дай ему концентрат. Ты точно не виделся с квартирантом или кем-то ещё из знакомых?
– Нет, – сказал я, умолчав про сообщение в сети и поход в магазин. Жадно набросился на протянутые маслянистые таблетки. Последний раз я ел такую гадость, кажется, только в армии. – Что будет с Леонидом?
– Его выселят, мы будем за ним следить. Если не будет суетиться, оставим в живых, если что-то заподозрит… Сам понимаешь. А теперь полезай в мешок. Да, я забыл представиться – меня зовут Майк. Майк Фарвоздин.
Он наклонился над мешком и застегнул пластиковую молнию почти до самого конца, оставив узкую дырочку для воздуха где-то над лбом. Стало темно. Какое-то время я слышал разные звуки, чувствовал, как меня подняли и понесли из квартиры по лестнице, но скоро я не выдержал и погрузился в сон.
Кто-то очень мудрый давно сказал, что лучший способ выйти из сложной ситуации – уснуть.