Андрей Троицкий
По Америке с русской красавицей
Русская жена в американской глубинке
Дорога пустая, значит, можно рассуждать на отвлеченные темы. Вот одна из них. Неизвестно, сколько интернет знакомств заканчивается браками или долгосрочными знакомствами, такой статистики нет. Но, мне кажется, что цифры внушительные. Я знаю несколько русско-американских пар, людей среднего возраста, которые завязали знакомство во всемирной паутине.
Вынимаю из кармана фотографию и протягиваю Рите, сидящей на пассажирском сидении впереди. Высокий плотный мужчина, симпатичный, с рыжеватыми усами, рядом довольно хрупкая женщина. История Лены и Дональда – это история счастливая.
– Можем завернуть к ним, – говорю я.
– А это интересно?
– Это простая история русской жены и американского мужа. История типичная. Поэтому, мне кажется, интересная.
Дон живет в небольшом городке, где из достопримечательностей – протестантская церковь и средняя школа, большое современное здание с прекрасными светлыми классами. Рядом два тщательно ухоженных поля для игры в европейский футбол, бейсбольная площадка. В городе есть несколько магазинов и прачечных, закусочных быстрого обслуживания, бакалейные лавки, искусственный пруд с утками.
Население пять с половиной тысяч человек. Такие городки – это и есть Средний запад, основа Америки, ее становой хребет, ее кормилец. По праздникам на местном стадионе проводят ярмарку, работают простенькие аттракционы, торгуют сладостями, домашним лимонадом и сувенирами, сюда приходят семьями, здесь, разложив на траве одеяло, ужинают и смотрят салют. Природа, чистый воздух, прекрасная экология.
Но если вы мечтаете найти здесь работу – то ваши мечты вряд ли сбудутся. Две старые фабрики на окраине давно закрыты. В округе есть несколько заводов, но добираться до них довольно далеко. В соседнем городке два колледжа. Чтобы найти себя в большом человеческом мире, а заодно и заработать, молодым людям, вчерашним выпускникам школ, остается два варианта – уехать в большой город, и уже там – учиться или искать работу. Можно пойти в армию. Часто выбирают последний вариант, подписывают контракты на три-четыре года.
Базы подготовки морской пехоты или зеленых беретов разбросаны по всей стране. После окончания учебки попадешь за границу, на одну из военных баз. Хорошие условия службы, приличная зарплата на всем готовом и льготы по окончании службы – почему бы не попробовать. Поэтому молодежи от восемнадцати до тридцати здесь немного.
Город чистый, тихий и скучный. Несколько лет назад я познакомился с одним из местных жителей, сорокапятилетним мужчиной по имени Дональд или просто Дон. Он рассказал, что жена, с которой прожили пятнадцать лет, – родила двух прекрасных детей, мальчика и девочку, – сбежала именно от этой мертвенной скуки, неподвижности здешней жизни. У нее не было мужчины на стороне, не тянули сексуальные приключения, но размеренная провинциальная жизнь, когда сегодня знаешь, что случится завтра, через месяц, через год, когда не ждешь от жизни никаких сюрпризов, просто плывешь по течению, потому что не можешь ему противиться, – психологически угнетает.
Жена Дона страдала от однообразия провинциальной жизни. Она сказала мужу, что подает на развод, забирает только что купленную машину и уезжает. Дети остаются Дону. Им надо заканчивать школу и вообще… Ссуду за дом супруги выплачивали последние тринадцать лет. Теперь жена хочет забрать свою половину от этой суммы (супруга не работала, но в любом случае может претендовать на половину имущества), а Дон останется здесь, будет ухаживать за детьми и двумя собаками.
Жена села в новую машину и уехала в новую жизнь. Дон пошел к дилеру и купил старый «Олдсмобил».
В то время он работал шеф-поваром в ресторане. В моем представлении, оформившееся в советские времена, шеф – это такой дядька, набитый деньгами, словно фаршированная утка яблоками. Представляется картина: поздней ночью повар спускается с заднего крыльца ресторана и, воровато озираясь, уносит в темноту сумки с продуктами. Возможно, такие зарисовки с натуры и в наше время не редкость, но не здесь. Шеф в ресторане это потогонная работа, восемь – двенадцать часов на ногах у плиты в кухонном дыму и чаду. Никаких сумок с продуктами и весьма скромная зарплата.
Правое колено Дона болело после травмы, полученной еще в юности во время баскетбольного матча, целыми днями стоять у плиты он не мог, поэтому нашел работу на фабрике в часе езды от дома, выучился на оператора машины по выпуску прессованного картона. Работа нелегкая, но зарплата выше ресторанной. Когда сын окончил школу и собрался в армию, а дочь перешла в выпускной класс, Дон решил, что пришло время устроить личную жизнь. В его городке одиноких женщин почти нет, а те, что были, Дону не очень нравилась.
Он был скептически настроен к знакомствам в интернете, но, уступив советам друга, решил попытать счастья на сайте одиноких сердец. Через год в дом Дона вошла русская жена Лена, родившаяся и прожившая большую часть жизни в крупном сибирском городе. На родине Лена работала бухгалтером в солидной коммерческой фирме, воспитывала дочь от первого брака. Своя квартира, относительный достаток, насыщенная событиями жизнь. Не хватало личного счастья.
* * *
И вот личное счастье появилось, но не стало работы, друзей, ежедневной суеты большого города. Дон уезжал рано утром, возвращался поздно. Дочь уходила в школу. Целый день Лена была предоставлена самой себе. Уборка, возня на кухне… Это отнимало совсем немного времени, а чем еще себе занять? Смотреть телевизор, не понимая ни слова? Или слушать музыку по радио?
Вокруг тишина, дом стоит вдалеке от большого шоссе. Иногда под окном пройдет человек, проедет машина, – и снова тишина. Жуткая оглушительная тишина, от которой нет спасения. К этой тишине трудно привыкнуть человеку, прожившему жизнь в суетном мегаполисе, среди людей.
Лена, как и большинство русских женщин, вышедших замуж за американцев, надеялась оказаться в большом сверкающем городе, на худой конец рядом с таким городом, рядом с большой жизнью. Но оказалась в небольшом городке, наедине с тишиной и провинциальной скукой.
Она пыталась найти работу, но кто возьмет без знания английского? Общаться с соседями при помощи мимики, жестов и двух десятков слов – затруднительно. В городе есть школа, где преподают язык бесплатно. Но до города шестьдесят миль в один конец. А водительских прав нет, да и второй машины нет, общественный транспорт здесь не ходит. Дом оказался ловушкой, из которой не выберешься.
Особенно трудно было пережить первую и вторую зиму. Из окон виден пустой ровный участок земли, покрытой снегом, за ним какие-то спутанные колючие кусты и голые деревья, обвитые плющом, еще резервуар, большая металлическая емкость, – его раз в месяц заправляют жидким газом. С другой стороны через дорогу – соседний домик. Людей не видно, кажется, там никто не живет. Чувство пустоты, одиночества, которое не покидает целыми днями, неделями…
Некоторое разнообразие вносили нечастые поездки с мужем в магазин. Но и в магазине не разгуляешься, деньги проходилось экономить, – продолжительное время Дон был единственным кормильцем в семье. Занятия кулинарией тоже не доставляли большой радости. Выяснилось, что муж не самый горячий поклонник, – это тоже типичный случай, – русской кухни, слишком обильной и жирной. Вообще к русской еде здесь относятся прохладно. Борщи, пельмени – это на большого любителя.
Рассказываю об этом, потому что судьба Лены, – это классический пример судьбы русской женщины в Америке. Да, женщины из России, как правило, приезжают сюда полными надежд и планов, но оказываются не готовы к жизни в провинциальных городках и поселках, к жизни без работы, без человеческого общения, без друзей и знакомых. Лене, чтобы более или менее адаптироваться, потребовалось два долгих года.
И тут очень помог Дон. Начали с того, что муж научил Лену водить машину, она сдала на права, купили в кредит второй автомобиль. Каждый день Лена стала сама ездить в школу. Улучшился английский. Удалось найти работу: она пересчитывала деньги в банковском хранилище, откуда отправляют купюры для заправки банкоматов. Однажды хранилище ограбили. Преступников нашли и осудили, но хранилище по каким-то причинам закрыли. Начались поиски новой работы.
Теперь, по прошествии девяти лет, жизнь окончательно вошла в колею. Подросла и пошла в колледж дочь. У Лены постоянная работа… Короче, у этой истории счастливый конец, но многие истории «русских жен» заканчиваются грустно.
* * *
Мы заехали к Лене и Дону, прошлись по улицам, съездили на пруд, посидели за столом.
– А почему ты все-таки не уехала назад? – спросила Рита. – Ну, тогда, в ту первую и вторую зиму, когда было очень тяжело? Ну, хотя бы на время?
– Мне помог Дон, – ответила Лена. – Он делал все, чтобы мы с дочерью как-то прижились здесь, адаптировались, смогли полюбить этот край. Взял и вытащил нас из повседневной рутины. Он вел себе деликатно, по-джентельменски… Сначала сам возил меня в школу. Затем стал учить меня ездить на машине. Очень терпеливо, изо дня в день, из месяца в месяц. Я не лучшая ученица. Ему понадобилось много терпения. Он сумел стать настоящим отцом моей дочери… Словом, он сделал меня счастливой.
– А в чем отличие русских мужчин от американских? И вообще это отличие существуют? Может быть, мужчины и женщины – они везде одинаковы, в любой стране? Понимаешь, о чем я?
– Сразу трудно разобраться, в чем они состоят, эти отличия. Ну, поживешь – все станет на свои места. Я бы ответила так. Возьми Западную Европу и Америку, вспомни название американских и европейских книг и фильмов о романтических отношениях мужчины и женщины. На память сразу приходит французский фильм Клода Лелуша «Мужчина и женщина», до сих пор популярный. А когда задумываюсь о России, сразу вспоминаю роман Бориса Можаева «Мужики и бабы». Вот в этом и есть главное отличие. У них – мужчины и женщины, у нас – мужики и бабы.
* * *
Наша новая знакомая Светлана работает официанткой в придорожной закусочной. Живет в небольшом городе на Среднем Западе. Познакомились мы, когда попали в сетевой парк развлечений «Шесть флагов», таких парков немало по всей Америке.
Здесь масса аттракционов вроде «пещеры ужасов», «американских горок», большой аквапарк с огромным бассейном, искусственным пляжем, океанской волной, – всего не перечесть. Платишь всего двадцать пять долларов, и целый день с утра до заката солнца наслаждаешься жизнью. Рядом несколько недорогих отелей – за день не покатаешься на всех аттракционах, всего не увидишь, так что, можно растянуть удовольствие.
Четвертной за вход – это действительно дешево. Но устроители парка внакладе не остаются, в ход идут хитрости, на которых можно неплохо заработать. Например, с собой запрещено проносить воду и еду. А пол-литра грошового лимонада здесь стоит около четырех долларов. А этого лимонада я за день ведро выпил. И закусочные не из дешевых. Плюс фото на память, сувениры, майки с эмблемой «Шести флагов». В итоге кошелек здорово похудеет.
В конце дня я уже устал отдыхать и, закрывшись от солнца полотенцем, лежал на деревянном топчане. Рита вылезла из бассейна и устроилась рядом. Нашей соседкой оказалась Светлана, мы разговорились. Затем пообедали в местном ресторане и вернулись к бассейну. Света живет здесь около десяти лет, с будущим мужем познакомилась по интернету. Есть ребенок от первого брака, мальчик, сейчас Саше четырнадцать лет. Жизнь на новом месте сложилась не сразу, но теперь все более или менее вошло в колею.
Света худая нервная женщина, у нее порывистые движения, она часто улыбается, но улыбка какая-то чужая искусственная. Света не похожа на счастливого человека.
Однажды, это было три года назад, Света пару раз шлепнула сына на попе за то, что он вошел в дом в грязных сапогах, наследил в кухне и комнатах. Саша расплакался, а затем сказал, совершенно серьезно: «Еще раз меня ударишь, я пожалуюсь куда надо». То происшествие и те слова быстро забылись. Как-то Света снова шлепнула сына.
– Он весь вечер просидел в своей комнате за компьютером и не сделал уроки, – рассказывает Света. – Я была очень сердита. Я работаю целый день, надеюсь на сына, верю, что он занимается уроками, а не дурака валяет. Возвращаюсь, а уроки не готовы. Я его шлепнула… Ну, Саша заперся в подвале, оттуда позвонил… Вскоре в дом пришли инспекторы социальной службы. Стали выяснять, почему я подняла руку на ребенка. Это было ужасно.
– Вы бы объяснили им ситуацию, – Рита сочувственно кивает. – И вправду, иногда трудно сдержаться…
– Понимаете, это же дикость, – Света волнуется, на глазах слезы. – Я шлепнула сына в сердцах. Шлепнула по попе, ладонью. А в итоге чуть не лишилась ребенка.
Детей здесь трогать непринято, какие бы номера не откалывал ребенок, как бы вольно себя не вел, что бы себе не позволял, – устных замечаний ему, как правило, не делают. А ударить ребенка, шлепнуть по попе или дать подзатыльник, – это уже последнее дело. Если такое случится в общественном месте, все может обернуться серьезными неприятностями для родителя. Работники социальной службы запросто заберут ребенка, как говорится, без суда и следствия.
Если же станете слишком горячо возражать, – только хуже сделаете, прибудет полиция, ребенка все равно заберут, а ваши слова и действия документально зафиксируют и огласят на судебных слушаниях. А там ходи и доказывай, что не верблюд. Нанимай адвоката и плати деньги.
В России по закону дети, подвергшиеся семейному насилию, живут с родителями (приемными родителями, опекунами, дальними родственниками и проч.) до тех пор, пока суд не вынесет решения: забирать ребенка из семьи или оставить. Следствие и суд, как показывает практика, в таких делах могут тянуться месяцами, даже годами. Все это время ребенок может подвергаться побоям и издевательствам, – но таков закон, – забрать его нельзя (разве что, если умрет). Здесь первое правило – вытащить ребенка из семьи, где его обижали.
Юридические процедуры, разбирательство и суд, – это уже на десерт.
Здесь считают, – и не без оснований, – что у ребенка, который подвергается домашнему насилию, оскорблениям или рукоприкладству, – меняется характер, он вырастает запуганным, ранимым человеком с множеством комплексов. В процессе взросления могут возникнуть отклонения в психическом и умственном развитии, что-то вроде психологического уродства. Из ребенка, жертвы домашнего насилия, не получится прямой, мужественный и свободный человек, скорее, – нечто противоположное. Это мнение прочно укоренилось в общественном сознании и вряд ли изменится.
Света пережила трудное время. К ней в дом, разумеется, без приглашения, зачастили сотрудники социальной службы. Они беседовали с ребенком, спрашивали, не повторился ли тот «страшный» эпизод, когда мама наподдала ему по заду, как он себя чувствует после пережитого кошмара. Может быть, для русских родителей это лишь забавный эпизод чужой жизни, но Свете было не до смеха. Визиты продолжались месяцами, социальные работники проверяли холодильник, убеждаясь в том, что ребенок не голодает. Снова беседовали с Сашей и родителями, доводя мать до исступления.
Вспоминая об этом, Света не сдерживает слез:
– Я спросила Сашу: «Ты понимаешь, что тебя могли забрать от меня навсегда и отправить в приют, а затем передать в приемную семью?» А Саша отвечает: «Ты понимаешь, что дети – такие же люди, только маленькие. Их нельзя бить». Вот и весь разговор.
На этот раз все обошлось, но кто знает, что будет дальше…
Трудности перевода – 1
Мы взяли курс на запад ранним утром, когда дороги еще не забиты машинами. Я никуда не торопился, мы с Ритой беседовали, обсуждая планы. Именно тем утром мне пришла в голову мысль описать нашу поездку. Почему бы и нет?
Решил так: избавлю будущих читателей от длинных описаний природы, погоды и всего того, что можно было найти во множестве других книг и справочников, написанных о современной Америке. Расскажу о том, что мне кажется важным, о людях, которых доведется встретить и о событиях, которым суждено произойти. Я не стану в каждой главе рассказывать о нашем маршруте, в каком городе или поселке побывали, что увидели. Напишу о том, что легло на душу.
Диктофоном я не пользуюсь, поэтому остановился у магазина «Один доллар», где продают разные мелочи, от нескольких центов до пяти долларов, и купил пару толстых блокнотов и несколько ручек. После полудня мы выбрались из крупных и мелких городов, покатили по равнине среди бесконечных полей, синего неба и палящего солнца.
– Вот она, Америка, – сказал я. – Смотри, любуйся… В глянцевых журналах такого не увидишь.
Рита зевала.
– Тебе не нравится?
Рита молча пожала плечами. Мы ехали дальше. Снова попадались небольшие городки, сельские кладбища и поля кукурузы.
* * *
Чтобы время проходило не без пользы, я изложил Рите правила, придерживаться которых советую всем туристам, путешествующим на машине, тем путешественникам, кто ставит целью увидеть Америку и познакомиться с ее коренными жителями.
Итак, правило первое: никуда не спешите. Америку с севера на юг на приличной машине легко проехать всего за пару дней, а с востока на запад – за три дня. Есть множество скоростных шоссе, оседлав одно из которых будете мчаться вперед и вперед, останавливаться, чтобы перекусить и провести ночь в гостинице. И снова в дорогу.
Впереди – только ровная лента шоссе. Добравшись из пункта А на севере в пункт Б на юге вы с удивлением обнаружите, что не увидели ничего кроме этой самой ленты шоссе, небольших городков и поселков, пролетающих мимо и придорожных закусочных с одинаковой едой. И вспомнить нечего. Поэтому – не спешите.
Второе правило – это расширенное толкование правила первого. Оно гласит: держитесь подальше от скоростных шоссе, выбирайте дороги местного значения, чаще останавливайтесь и не спешите снова отправиться в дорогу. Америка требует внимательного взгляда. Развивайте в себе чувство созерцательности, и получайте удовольствие от того, что видите. Небольшие города Среднего Запада не разглядеть со скоростного шоссе, а ведь каждый такой город интересен по-своему, у каждого – своя душа.
Третье правило: поменьше пользуйтесь путеводителями и разными книжками о стране, где путешественникам дают советы: что посмотреть, где остановиться, что купить… От этих книжек больше вреда, чем пользы. Я ездил с людьми, которые хотели увидеть именно то, что есть в путеводителе. Сфотографироваться в тех местах, о которых они прочитали, которые приметили на картинках. В итоге получился никчемным марафон, от которого никто не получил удовольствия. Настоящий винегрет из сумбурных воспоминаний.
Четвертое правило: не останавливайтесь в гостиницах. Выбирайте кемпинги или стоянки для туристов, разбросанные по всей стране. В гостинице вы никогда не познакомитесь и не поговорите с ее постояльцами. Разве что на ходу или в лифте переброситесь парой фраз. А в кемпинге люди всегда готовы к общению.
Да, ночевать в палатке или в машине это не так комфортно, как на двуспальной гостиничной кровати, кондиционера нет, комары кусают. Но у вечернего костра или у реки вы сможете познакомиться с людьми, которые никуда не спешат, наслаждаются природой и готовы поговорить, рассказать о себе и выслушать ваш рассказ. Из этого общения вы наверняка почерпнете кое-что интересное. Гостиницы подойдут, если вы намерены провести несколько дней в крупном городе. Ну, тогда и выбирать не из чего – только отель.
Пятое: не отказывайте людям в просьбе их подвезти, конечно, если вам это по дороге. Вы можете встретить много интересных попутчиков.
Мы ехали по какой-то узкой грунтовой дороге, между кукурузных полей, поражающих своим бесконечным унылым однообразием. Скудный ландшафт иногда разнообразили силосные башни и деревянные коробки сенных сараев. На обочине старик в рабочем комбинезоне копался в моторе трактора на колесном ходу. Мимо промчался грузовик со свежим навозом.
– Вот это и есть настоящая Америка, – сказал я. – Вот смотри на эту красоту, вбирай в себя. Видно, в этом году будет хороший урожай кукурузы.
– Ага, – сказала Рита. – Непременно будет. Слушай, надоело трястись по этим проселкам и глотать чужую пыль.
– То есть?
– Сворачивай на шоссе. Поедем как нормальные люди.
Я остановился на перекрестке, посмотрел на экран GPS и свернул направо, к скоростному шоссе. Мне самому надоело глотать пыль, плестись на черепашьей скорости по второстепенным дорогам и любоваться кукурузой. Ясное дело: правила нужны, чтобы их нарушать.
* * *
Я решил рассказать Рите несколько историй из собственной жизни. Мораль их проста: в чужой стране надо знать язык. Банальная истина, но она не потеряла актуальности.
На первых порах я был почти уверен в том, что мои знания языка вполне достаточны для повседневного общения. Один знакомый американец, желая сделать приятное, сказал: «Твой английский – совершенен». Я почти поверил ему, сделав небольшую поправку на то, что люди всегда склонные к некоторому преувеличению.
Увы, мой английский был далеко не безупречен, а лексический запас – скуден, но в магазине худо-бедно я мог спросить продавца, сколько стоят приглянувшиеся мне ботинки, а в поезде узнать, на какой остановке надо выйти, чтобы доехать до аэропорта или центра города. Ну, поначалу этого и вправду было достаточно. Я особо не следил за правильным произношением, полагая, что произношение многих моих сограждан вообще ни в одни ворота не лезет, но ведь живут люди, как-то общаются. А если что не так скажу, собеседники меня все равно поймут.
Из-за собственной самоуверенности я не раз попадал в идиотские бытовые ситуации, перечисление которых отнимет много времени. Может, среди читателей найдется хоть один человек, кто будет учиться на чужих ошибках, а не на своих собственных.
* * *
Как-то я остановился в небольшом городке, где жили мои знакомые. Они пригласили меня на обед, хозяйка дома имела русские корни: ее прадед когда-то приехал в Америку из Финляндии. Она рассчитывала на долгий содержательный разговор с русским писателем, неторопливую беседу об истории и сегодняшнем дне России.
Накануне она просидела целый день за справочниками и подготовила для меня кучу умных вопросов. Где-то достала электрический самовар и поставила его на каминную полку. Заранее предупредила меня, что на это интеллектуальное пиршество придут друзья, люди образованные, которые живо интересовались Россией, каждый из гостей, как я понял, предвкушал некое интеллектуальное пиршество, интересную и содержательную беседу.
Но наша встреча, проходившая в просторной гостиной, с самого начала как-то не заладилась. Как говориться, шар в лузу не пошел.
Меня представили университетскому профессору по экономике, дантисту, владельцу сети прачечных, хозяину десятка заправочных станций и другим людям, пользующимся уважением в этом городе, людям небедным и весьма образованным. Стол был накрыт, но главная часть вечера не дегустация блюд, – беседа перед ужином.
Все расселись по креслам и диванам и стали сыпать вопросами. К сожалению, я плохо понимал, о чем спрашивают, а если понимал, то отвечал невпопад или использовал затертые примитивные слова. От меня ждали хотя бы поверхностного анализа экономической ситуации в России, содержательного разговора о современной литературе. Но я скатывался к односложным ответам вроде «да» и «нет», «хорошо» и «плохо», а про экономику и историю не позволял говорить мой нищенский словарный запас.
Да, я запоздало понял, что беседа с интеллектуалами это вам не разговор с продавцом из обувного отдела. Но уже ничего не мог поделать. Течение несло меня, я не мог сопротивляться. В глазах гостей я читал вопрос: а этот парень, этот русский литератор, он умный человек или как? И писатель ли он, если изъясняется так кондово, или самозванец? На счастье, у хозяйки нашлась книжка с моей фотографией. Она спешит показать эту книжку гостям, те немного успокаиваются.
Разговор опять начал крутиться вокруг России, но из-за моего английского снова зашел в тупик. Гости старались скрыть разочарование, но не могли. Тогда хозяйка, чтобы сгладить неловкость, поспешила пригласить всех в столовую. Меня усадили на почетное место во главе стола. Я разложил на коленях салфетку: хотелось не запачкать дорогие белые брюки, купленные накануне. Глядя на меня, гости тоже расстелили салфетки на коленях, решив, что в России так принято, это своего рода ритуал, хороший тон.
Тут злую шутку сыграло мое ужасное произношение. Надо сказать, что некоторые слова звучат похоже, например soup (суп) – суп и soap (соуп) – мыло. Хозяйка, склонившись над столом, обратилась ко мне, как главному дорогому гостю.
Вот как наш разговор звучал по-английски в дословном переводе.
– Вы хотите что-то горячее?
– Я бы хотел получить мыло, – конечно, я имел в виду суп.
– Ну, тогда идите в ванную, – с милой улыбкой отвечает хозяйка. – Там вы помоете руки.
Я понял в том смысле, что у хозяйки на плите два или больше супов. И мне предлагают сделать выбор, хотят узнать, какой именно суп я предпочитаю.
– Мне все равно, какое мыло, – ответил я. – Желательно, чтобы мыло было горячее.
Гости с интересом сморят на меня. Они понимают так, что в России продается какое-то теплое мыло. Или перед употреблением мыло подогревают.
– К сожалению, у нас нет теплого или горячего мыла, – вступает в разговор хозяин дома. Он выглядит виноватым: надо же, как отстал, даже не в курсе, что мыло в России любят горячее. Или Россия так стремительно продвинулась в своем развитии в области мыловарения, что оставила Америку далеко позади. – У нас только обычное мыло. Я сожалею.
– С вашего позволения, люблю горячее, – упорствую я.
К этому моменту после неудачной светской беседы я позабывал даже те английские слова, которые хорошо знал. Настроение было неважное, то тут замаячила перспектива окончательно испортить вечер.
– Горячего у нас нет, – повторяет хозяин.
Я подумал, что хозяйка приготовила только холодные супы, вещь довольно специфическая.
– Не беда, – говорю. – Мыло можно подогреть. Ну, сделать его горячим.
– Я не знаю, как это делают, – хозяин смущен, гости переглядываются. – Но обычным мылом вы можете воспользоваться в ванной. Оно ничем не хуже. Есть мыло в кусках и есть жидкое.
– Жидкое мыло я не люблю. В России любят густое наваристое мыло.
– У нас только обычное.
– Ну что ж, тогда несите обычное.
– Прямо сюда? – спрашивают хозяин с хозяйкой одновременно.
Тут мелькает мысль, что супы в Америке едят только на кухне, а не в столовой. Но я сходу отбрасываю эту мысль как вздорную. Такого не может быть.
– Почему бы и нет, – я тоже начинаю нервничать.
За столом возникает общее замешательство, люди молчат, я ловлю на себе взгляды и читаю в них какую-то робость, общую неуверенность, даже тревогу. Задним числом, я подумал, что эти люди в тот момент поставили под сомнение не только мои литературные достижения, но и мои умственные способности. Мало того, они сомневались в душевном здоровье русского писателя.
– Значит, мыло принести сюда? – хозяйка она уже не улыбается, она, не отрываясь, смотрит на меня и часто смаргивает, будто отказывается верить тому, что видит и слышит. В голосе нотки раздражения.
Ее раздражение передается и мне:
– Ну, если вам трудно, могу сам принести…
В руках хозяина, разливавшего вино, задрожала бутылка. Я понял: что-то идет не так. Замолчал, прокрутив про себя наш разговор, и с опозданием понял, в чем моя ошибка. Разумеется, я извинился за свой английский. Но, как говориться, осадок остался.
* * *
В другой раз я пошел в аптеку купить лекарство жене, но забыл дома карточку ее медицинской страховки, она дает право получить товар со скидкой. Подхожу в рецептурный отдел и объясняю ситуацию. Служащий спрашивает, какая именно страховка у жены. Говорю: «Голубой крест и голубой щит». Далее анкетные данные: имя, фамилия, адрес, телефон и прочее. Английские слова шестьдесят и шестнадцать звучат очень похоже. Я не слежу за речью.
– В каком году родилась ваша супруга?
– В тысяча девятьсот шестнадцатом, – отвечаю я и не замечаю ошибки (я уверен, что сказал – в шестидесятом году).
Аптекарь переспрашивает, я выдаю тот же ответ. Он смотрит на меня с нескрываемым интересом, а я не понимаю причину этого странного интереса.
– Значит, она пожилой человек? – уточнят аптекарь.
– Да, моя жена немолода, – с вызовом отвечаю я. – Немолода. А в чем, собственно, дело?
Глаза фармацевта полны сочувствия, лицо становится скорбным, он вносит данные в компьютер, часто поглядывая на меня, и скорбно качает головой. Наверняка, подумал о моей безрадостной жизни, которая протекает по маршруту: больница – аптека – больница. Мало того, что жена – древняя старуха, которая годится мне в матери, наверняка жадная и капризная, она еще очень нездоровый человек. Впрочем, в этом возрасте здоровых людей не так много. А бедняге мужу остается только дежурить у одра жены и выполнять ее желания.
– Так в чем дело? – повторяю я свой вопрос.
– Нет, нет… Все в порядке, сэр. Извините.
– Не стоит извиняться. Она действительно немолодой человек.
Я понимаю: что-то не так, мысленно прокручиваю назад наш разговор и спохватываюсь, исправляю ошибку, и мы вместе смеемся над этим казусом. Но мой смех – горький.
* * *
Однажды мы с женой остановились возле ресторана, который специализировался на рыбной кухне. Был чудесный вечер, закатное солнце отражалось в водах Миссисипи, сама погода настраивала на лирический лад, а в таком состоянии человек становится рассеянным. Мы с женой съели поздний обед, фирменное блюдо – запеченную рыбу и сдобрили это дело чашкой кофе и куском горячего яблочного пирога, – и пришли в восторг от здешней кухни.
Это был семейный ресторан, нас обслуживала официантка, очень приветливая и милая женщина лет сорока пяти. Она принесла счет и спросила, понравился ли нам яблочный пирог. После обеда я впал самое благодушное настроение и перестал следить за произношением. Замечу, слово tasty (тейсту) – в переводе – вкусный, а слово testy (тести) в контексте нашего разговора можно перевести, как рыхлый, квелый непропеченный. Сам разговор, который я не поленился записать на бумагу, в буквальном, дословном переводе с английского звучал так:
– Некоторые наши блюда – фирменный рецепт моего брата, – говорит эта милая женщина. – Он повар, всю жизнь работал в разных ресторанах, в том числе французских и итальянских. Он знает толк в своей профессии. Десять лет назад мы начали свой бизнес. Вам понравился наш яблочный пирог? Мой брат гордится им.
Женщина не сомневается, что я похвалю пирог, который действительно удался. Я хочу сказать, что пирог очень вкусный, но говорю нечто иное.
