Андрей Троицкий
Лобовое столкновение
Часть первая. Прокол
Глава первая
С утра Вадик копался в ванной комнате, промазывая мастикой швы между кафельными плитками. Чтобы закончить всю эту муторную работу, замазки не хватало. Но распечатывать новую пачку, разводить сухой порошок водой, долго перемешивать серый кисель палочкой, дожидаясь, пока он превратится в однородную массу, не хотелось. Поэтому Вадик думал о том, где можно сэкономить материал и пораньше закруглить эту бодягу.
Время едва двигалось, кажется, уже перевалило за полдень, а на часах всего без пяти одиннадцать. Поставив баночку с замазкой на угол ванны, Вадим отошел к двери, внимательно осмотрел стены. Местами кафель положен не очень ровно. Не то чтобы это бросается в глаза, но если хорошенько приглядится профессионал, плиточник или маляр – халтуру заметит сразу.
Вадик глубоко вздохнул, будто воз на горку тащил или собрался нырять в воду. Посмотрел на часы и, сполоснув руки, вышел на кухню. Какая-то мысль не давала ему покоя, что-то, попавшееся на глаза в коридоре или в ванной, показалось ему странным. На что он обратил внимание и тут же забыл, а теперь вдруг вспомнил об этой занозе.
Вадик вернулся в ванную, с порога оглядел помещение. Перед ним та же стена, с пола до потолка выложенная плиткой, новая раковина салатового цвета, под ней сифон. И еще картонная коробка, в которую свален всякий хлам: пластиковые стаканчики, флаконы с шампунем и бруски мыла в упаковке. Шагнув вперед, он присел на корточки, отодвинул коробку в сторону. Нижняя плитка точно под раковиной приклеена косо, один из углов выпирает наружу. Это не его работа. Вадик постучал по кафелю костяшками пальцев, постарался отковырнуть плитку пальцами – не получилось. Взял в кухне нож и стал ковырять щель между плитками.
Кафелина сидела не на цементе, а черт-те на чем, вроде как на зубной пасте. Через минуту Вадик просунул руку в небольшую нишу под оторванной плиткой, вытащил жестяную продолговатую коробку из-под цейлонского чая, открыл крышку. И в пальцы вступила мелкая дрожь. Доллары, сотенные купюры, толстая пачка, обвязанная аптекарской резинкой. Господи, сколько же тут денег…
– Тетя Тонь, как твои дела? – обернувшись назад, крикнул он: надо знать, где Тоня, не выползла ли в коридор или на кухню. – Может, чайку выпьем?
– Выпей, – отозвалась из комнаты тетка.
Забравшись на стремянку, она подклеивала отставшие уголки обоев. Внизу ее ждала уже нарезанная кайма в цветочек, которую нужно пустить вдоль потолка, заклеив бумажной полосой неровно обрезанные края обоев. Дело подходило к концу, работы в квартире оставалось всего ничего. Если долго копаться, на два дня едва растянешь. А если по-хорошему, так и за день управишься. Но торопиться нет резона, потому что окончательный расчет маляры так и не получили, хозяин квартиры пропал неизвестно куда, не появляется вот уже несколько дней. Скорей бы уж нашелся.
Несколько дней назад Константин Васильевич сунул им денег на жизнь и строительные расходы, докупить кое-что по мелочам. Так денег тех уж и след простыл. Вадик съездил на оптовый рынок, накупил импортной косметики на продажу. И со знакомой проводницей поездом отправил посылку с туалетной водой и губной помадой своей матери в Нежин, чтобы та раскидала товар по лавочкам и лоткам. Хорошо хоть в хозяйском холодильнике есть кое-какие харчи, а в кухонных полочках найдется чай и сахар.
Вадик заперся в туалете и, опустив крышку унитаза, начал считать деньги. Их так много, что Вадик трижды сбивался со счета. Теперь он раскладывал купюры в две стопки. Те что сосчитал – справа, слева – еще не считанные.
– Тридцать тысяч, – прошептал он. – Ну, блин, дела… Тридцать. Дела, блин…
Вадик перехватил пачку долларов резинкой, положил ее на крышку унитаза и долго смотрел на деньги, соображая, что делать дальше. Велик соблазн пошарить по ящикам шкафа, найти иголку с ниткой, разорвав внутренний карман демисезонной куртки, зашить деньги в подкладку. А потом зайти в общежитие, где они с теткой снимали проходную комнатенку с видом на глухой забор и обшарпанный корпус кожно-венерологического диспансера. Побросать в безразмерную сумку свои манатки. И прямой наводкой на вокзал, а лучше в аэропорт. Он долетит до Киева, но в Нежин к матери сразу не поедет, опасаясь погони и жестокой расправы.
На перекладных доберется до Прилук, где в собственном домишке на городской окраине живет старший брат с семьей. У него всегда найдется свободная койка в сараюшке, сколоченном из бросовых досок. Там можно перекантоваться недели две, а то и месяц. Никому не мешая, не попадаясь на глаза местным парням, дождаться, пока осядет пыль. И осторожно через знакомых выяснить: приезжали по его душу в Нежин бандиты из Москвы или обошлось. Но что случится дальше, если его все-таки станут искать? Нетрудно себе представить.
Нет, поправил себя Вадик, поездом добираться безопаснее. В аэропорту пассажира могут завести в специальную комнату, выделенную для шмона. Если пуговицу от рубашки в жопу спрячешь, и ее обязательно найдут. А потом менты зададут кучу неприятных вопросов. Ехать надо только поездом, и никак иначе. С этим решено. А вот тетя Тоня, как быть с ней?
– Надо поделиться с этой ведьмой, – прошептал Вадик. – Надо поделиться. Иначе… Ничего не получится.
Оттолкнувшись ладонями от пола, он поднялся на ноги, сунул деньги в карман, зачем-то прихватил с собой пустую баночку из-под чая.
* * *
В кафе-баре было так душно, будто рядом за тонкой стенкой вовсю топили русскую баню, а в ближнем поселке объявили помывочный день. Пока парни рассаживались за столом, Кот прошел в закуток между залом и кухней. Здесь на стене был укреплен допотопный аппарат с наборным диском. Полистав записную книжку, Кот набрал телефонный номер. Трубку сняли после второго гудка.
– Привет, Кирилл. Узнал?
– Узнал, – в голосе не было ни тихого восторга, ни радости. Только удивление: господи, ты еще жив и даже на свободе?
– Ты сюда больше не звони, – сказал Кирилл. – Я с тобой больше разговаривать не могу. Там все серьезно. Ты потеряйся, чтобы тебя вообще не было. Никому не звони.
– А чего случилось?
– Ты вообще газет не читаешь?
– Не читаю, – Кот спросил себя, где в этой глухомани найти свежий номер газеты, и не нашелся с ответом.
– И телевизор не смотришь?
– Нет.
– Ну, там прикол такой, – Кирилл перешел на интимный шепот. – На днях четыре придурка в ресторане «Тарелка» затеяли разборку. Постреляли четверых бандюков и коллегу моего при исполнении.
– В смысле?
– Велась разработка преступной группировки, которая занималась таможенным конфискатом. В эту группировку был внедрен наш сотрудник. В общем, эти ребята в дерьме по уши. Надеюсь, ты понимаешь, о каких парнях я говорю? В настоящее время их личности уже установлены. Ведется розыск.
Короткие гудки отбоя. Кирилл, даже не договорив, просто бросил трубку. Засунув записную книжку в карман, Кот вернулся в зал и присел за стол. Посмотрел на тарелку борща, которую только что принесла официантка, на секунду закрыл глаза, невольно восстанавливая в памяти ту сцену в «Тарелке». Килла с пушкой, незнакомый мужик, поднявшись из-за стола, лезет пятерней под пиджак. Выстрел. Человек, запрокинув голову, валится на пол. И точка. Этот пункт проехали, обратной дороги нет.
– Давай, Кот, поешь, – сказал Леха Килла. – Я тебе борщеца взял. Домашний такой, нормальный. Поешь.
Кот молчал, комкая в руках салфетку. Взял ложку, попробовал борщ, но даже не почувствовал вкуса еды.
– Что случилось? – спросил Рама.
Кот поводил в тарелке ложкой, понимая, что кусок в горло не полезет.
– На хера ты вообще шмалять начал? – спросил он Киллу.
– Чего, надо было гладиаторские бои устраивать? – Килла обвел парней взглядом. – Жертвы есть? Пострадавшие?
– Там чувак из Следственного комитета под замес попал. – Кот бросил ложку на стол.
– Во попадалово, – Рама едва не подавился куском хлеба.
– Ну да, не повезло ему, – Килла хлебнул борща. – Оказался не в то время, не в том месте…
– Ты что, не врубаешься? – крикнул Кот. – Стрелок Ворошиловский!
Килла нахмурился, уставился в полупустую тарелку. Похоже, аппетит пропал и у него.
– Я что-то не пойму, – тихо сказал он. – Вы чего, меня крайним хотите сделать? Или я это для себя? Давайте я сейчас пойду мусорам сдамся. А чего мне оставалось делать с этими беспредельщиками? У этого машину отобрали, – он показал пальцем на Димона. – Вас там прессуют. Этот хрен кожаный за своей пушкой полез. Или вы, может быть, терпилами быть хотите?
Килла резко вскочил с места, чуть не опрокинув стул. Уперся сжатыми кулаками в стол.
– А я не хочу! – Килла отошел к окну, отдернув занавеску, скрестил руки на груди. – Чего шмалять начал…
– Да ладно, – сказал Ошпаренный. – Чего ты заводишься?
– А чего он тут наезжает? – прокричал Килла.
– Да успокойтесь вы, – Рама бросил на пол ложку. – Еще не хватало между собой кусалово устраивать.
Килла отошел от окна, сел на прежнее место.
– Где второе? – крикнул он неизвестно куда пропавшей официантке. – Второе?
– Есть, короче, один знакомый, – Кот вытащил из кармана книжку, перевернул пару листков. – Некоторое время можно у него перегаситься. Надо ему позвонить, но не факт, что он на месте.
Кот встал, листая книжку на ходу, исчез в закутке, где висел телефон. Килла наблюдал, как в кафе вошли три мужика средних лет, судя по одежке, покрытой пятнами соляры, водители крупнотоннажных грузовиков. Выбрав свободный столик у двери, сделали королевский заказ: борщ, котлеты, пиво и, главное, по три кусочка хлеба на рыло. Килла, разглядывавший чужаков без всякого интереса, неожиданно поднялся и скрылся в сортире.
– Да, Димон, прикинь, какая хренотень, – сказал Рама. – И как так получилось? Ты им сам, что ли, «мерс» отдал?
– Опять двадцать пять. Да меня прессанули, пока я с ними разговаривал.
Сполоснув руки, Килла вышел из кабинки и направился к столу, за которым сидели дальнобойщики.
– Это ваши фуры там стоят? – спросил он.
– Ну, чего, н-наши.
Самый высокий из всей троицы, крепкий коротко стриженный мужик, немного заикался, очень медленно, как глубоко засевшие занозы, выдавливал из себя слова. То ли худо соображал, то ли нарочито тягучую речь считал чем-то вроде признака хорошего тона. Килла, любивший давать всем прозвища, про себя тут же окрестил водилу Тормозным.
– Какого хрена вы фуры так поставили? – спросил Килла, не зная, на ком выместить плохое настроение.
– Н-нормально поставили.
– А чего, проблемы? – спросил второй мужик, терзавший хлебный мякиш. Поношенная куртяга с меховым воротником, грива волос, давно не знавших мыла, и пропитой низкий голос. Этого типа Килла тут же обозвал Хриплым. Третьего мужика, самого молодого, во время разговора хранившего умное молчание, нарек Молчуном.
– А ты чего, проблем захотел? – наклонился вперед Килла, кажется, готовый ввязаться в драку из-за неосторожно сказанного слова. – Это можно устроить. Запросто.
– Н-ну, чего ты, – подал голос Тормозной. – Отъехать?
– Да не надо, я уж сам отъехал, – увидев, что Кот, закончив телефонный разговор, вернулся, Килла повернул к своему столику.
– Нормально так и не прозвонился, – сказал Кот. – Ответчик срабатывает. Надо ехать.
– Далеко ехать-то? – спросил Рама.
– Километров девятьсот или около того. Ну, это если не по основным дорогам.
– Не доедем, – покачал головой Рама. – Надо заправляться.
– Вон бензин сидит, – Килла кивнул на столик дальнобойщиков. – У них там две фуры стоят.
– Ну, чего, давайте их нахлобучим, – дернулся Димон.
– А я тебе чего говорю, – кивнул Килла. – Пойду пообщаюсь.
Килла встал, пройдя через тесный зал, подсел к водилам, которым уже принесли борща.
– Здорово, мужики, – он постарался улыбнуться. – Далеко едете?
– Почти уже приехали, – ответил Хриплый. – Нас на плече караван ждет.
– Х-м-м… До плеча всякое может случиться.
– Есть какие-то предложения? – Хриплый отодвинул в сторону пачку сигарет.
– Это от тебя должны предложения исходить. Короче, мы едем в ту же сторону. Можем проконтролировать, чтобы с вами и с грузом ничего не случилось.
– H-ну спасибо, – улыбнулся Тормозной.
– Н-ну, пожалуйста, – в тон ему ответил Килла. – Разумеется, это не бесплатно.
– У нас денег нет, – пробормотал Хриплый, уплетая борщ. – Экспедитор с караваном на плечо уехал.
– Ты думаешь о финансовых проблемах, но забываешь о других, – не сдавался Килла. – Короче, никто вас не торопит. Подумайте.
Килла еще не успел вернуться к своему столику, когда Ошпаренный вылез с вопросом:
– Ну, чего, не прокатило?
– Сейчас шину прострелю – прокатит, – громко, чтобы все слышали, пообещал Килла.
Дальнобойщики выразительно переглядывались, видимо, принимая какое-то решение. Тормозной поднялся на ноги.
– А где тут у вас те-телефон? – спросил он проходившую мимо официантку.
Узнав, что аппарат в подсобке, направился туда. Килла выглянул в окно, увидел, как с трассы к кафешке съезжает спортивная «мазда» и джип «ниссан». Вылезший из джипа молодой человек вошел в зал. Окинув взглядом помещение, обратился к водилам.
– Ваши фуры?
– Да, наши, – кивнул Хриплый. – А чего?
– Ничего. Поговорить надо.
– Да что случилось? Может, здесь поговорим?
– Да фуры надо переставить, – молодой человек покосился на Кота. – Сейчас товар привезут, а ставить негде.
– Пожрать не дают, – Хриплый поднялся, натянув на голову кожаную кепку, кивнул Молчуну. – Пойдем.
* * *
Вадик появился в комнате, когда тетка, спустившись вниз, переставляла стремянку. Он остановился в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку, громко кашлянул.
– Тетя, я случайно нашел тайник в ванной, – сказал Вадик. – А там большие деньги. Тридцать тысяч долларов.
Обернувшись назад, тетка долго хлопала глазами, поправляла на голове косынку, разглаживала ладонью складки комбинезона, не понимая, о чем речь. Какие деньги, откуда? И какой еще тайник? Вадику пришлось несколько раз повторить свои слова, пока до тетки, наконец, дошло.
– Не дури, Вадя, – тетя Тоня уперла руки в бока. – Положи на место, прилепи плитку, как она была. И забудь обо всем, будто ничего не находил.
– Забудь? – переспросил племянник, не веря собственным ушам. – Это как же: забудь?
– Не гневи бога. Этот Константин Васильевич – самый настоящий бандит. У него это на лбу напечатано. Найдет нас и кишки выпустит.
– Где он будет нас искать? – Вадик сунул деньги в коробку плотно закрыл крышку. – Собака, чтобы наш след учуяла, еще на свет не родилась. Константин Васильевич только наши имена знает. Он даже в паспорта не заглянул. Все недосуг было. Все со своей бабой канителился. Или какие-то дела крутил. Темные.
– Ему паспорта без надобности.
– Но как он нас найдет? Как? С фонарями?
– Уж не знаю, как, но он нас обязательно найдет. Господи, эти бандиты такие жадные до денег. Семеныча из Батумского переулка помнишь? Он делал ремонт в Москве одному такому типу. А как расчет получать, ему вместо денег зуботычин надавали. И спустили с лестницы. Он рад был, что кости целы и живой остался.
Вадим начинал терять терпение. Он думал, что разговор у них другой выйдет. Бабье сердце дрогнет, при виде тугой пачки баксов. Как бы не так.
– Тетя, сколько лет нам нужно пыль глотать, чтобы такие деньжищи заработать? Сколько ремонтов надо сделать?
Вадик потряс перед теткиным носом пачкой долларов. Он хотел крикнуть тетке в лицо, что его молодая жизнь засыхает на корню, что девчонка, с которой Вадик гулял будучи студентом, уехала крутить задницей в стамбульском бардаке. Девчонку можно понять. Она не знала, как выбраться из тоски провинциального городка, из этой беспросветной бедности и скуки. Что он мог предложить той девице, которая расцвела, превратившись в настоящую красотку из голливудского фильма. Ну что? Свою убогую комнатенку в хрущобе на дальней окраине, застекленный, висящий в рамке на стене диплом об окончании автодорожного института и случайные заработки маляра-поденщика? Жалкое существование от халтуры до халтуры? Это даже не смешно. Девчонка не пришла попрощаться, она исчезла навсегда.
Наконец, тетке пора бы знать, что ее никчемная жизнь никому не нужна, даже ей самой. Муж умер, дети разъехались. И нечего бояться, что какой-то московский бандит пришьет ее в темном переулке. Побрезгует испачкаться. А Вадик готов отдать тетке, скажем, три тысячи баксов из тридцати. Даже пять тысяч, лишь бы укоротила язык и поступила так, как он скажет.
– Сколько денег тебе нужно? – хрипло спросил он.
– Подавись своими деньгами.
Вот же упрямая тупая стерва! Вроде бы Тоня еще не так стара, чтобы впасть в маразм. С такими деньгами она еще сумеет устроить личную жизнь, прослышав о ее богатстве, найдется олух, с которым тетка счастливо доживет свой век. Вадик открыл рот, чтобы покрыть родственницу матом, но сдержался. Эдак все испортить можно. Если он один вернется домой с деньгами, бросив здесь тетю Тоню, жди беды. И все мрачные прогнозы непременно сбудутся. Константин Васильевич вернется домой не сегодня, так завтра, выбьет из бабы адрес Вадика. И все, кранты. Хоть сам ползи на кладбище, ищи, где земля помягче, и ложись в могилу.
– Тетя, ведь мы живем, где придется, мотаемся по чужим квартирам, как нищие, – продолжал гудеть Вадик. – Не могу так дальше. Мне тридцать один год. Неужели до старости горбатиться на чужих людей, в этой грязи возиться?
– Я лучше в чужих углах жить буду, в грязи возиться, чем в канаве подохну.
Собираясь с мыслями, племянник присел на кровать, застеленную пленкой. Ковыряя ногтем царапину на ладони, он искал нужные слова и не мог их найти.
* * *
Когда зал опустел, Рама и Ошпаренный, отодвинув занавеску, стали наблюдать за происходящим на парковке у кафешки.
– Сейчас вообще все позабирают, – сквозь зубы процедил Килла. – Ведь говорил же лохам…
В этот момент появился Тормозной, он успел не только позвонить, но и заскочить в сортир. Ошпаренный поманил его пальцем.
– Эй, иди посмотри, что с твоими дружками делается.
Несколько молодых парней тесно обступили двух дальнобойщиков, прижав их к кабине КамАЗа. Два водилы, втянув головы в плечи, вяло отбрехивались, впрочем, итог разговора был понятен и без слов. От этой сцены за версту пахло жестокой дракой.
– Ну-у, чего делать-то? – выпучил глаза Тормозной.
– А ничего не делать, – вставил замечание Ошпаренный. – Сейчас полфуры отгрузите и дальше поедете. Сколько у вас денег?
– Ну-у, деньги-то у экспедитора.
– Раз так, иди сам впрягайся, – сказал, как отрезал, Димон.
– Ну-у, баксов триста, – выдавил из себя Тормозной.
– Сколько? – переспросил Димон. – Триста? Маловато будет.
– Нет, ну…
От волнения Тормозной никак не мог склеить очередной фразы. Костян, выступив вперед, похлопал водилу по плечу:
– Короче, как бы там ни было, мы говорим, что это на груз. А ты стоишь и гривой машешь. Понял? Все, пошли.
Кот, а за ним все остальные, вышли на крылечко кафе. Кот быстро оценил расстановку сил и вероятное развитие событий. Кажется, тесное знакомство местечковой братвы и дальнобойщиков уже состоялось. Семь рослых мужиков обступили водителей полукругом, приперли их к фуре, не давая вырваться из кольца. Так просто не убежишь, а начнется мясиловка, кулак поднять не дадут, чтобы отмахнуться. Просто затопчут ногами и в один момент, глазом моргнуть не успеешь, ополовинят фуры. А если окажутся очень жадными, могут и весь товар выгрести. Запросто. Братки, повернув головы, мельком глянули на Кота и его парней и тут же забыли об их существовании.
Один из местных с силой толкнул Хриплого в грудь.
– Гони бабки. А то сейчас здесь останешься.
– Да у нас на солярку копейки остались. Все деньги у экспедитора. А мы от каравана…
– Какой на хрен экспедитор? Какой караван? С тебя косарь за проезд.
– Да нет у меня денег.
Кот с парнями неспешно подгреб к группе. Доброжелательно улыбнулся.
– Здорово, ребята. Какие проблемы?
– А вы кто? – спросил мужик в синей шерстяной куртяге. – Откуда нарисовались такие?
– Это вы нарисовались, – ответил Килла. – А мы здесь были.
– Вообще-то это наша точка, – вперед выступил бритый налысо мужик лет сорока. – Мы тут работаем. Люди в курсе. Я – Хмель, а это мои близкие. А вы кто такие?
– А на хрен это обозначалово нужно? – спросил Ошпаренный. – Вообще-то это наш груз. И мы его сопровождаем.
– Какой на хрен ваш груз, – поморщился мужик, начавший разговор. – Ты чего здесь впариваешь? И чего нам этот сиплый про какой-то караван базарил? Вы, чего, нас за лохов держите?
– Да мне по хрену, чего он тут базарил, – сказал Килла и сжал кулаки. Он никогда не уходил от драки, если она назревала. – Ты слушай, чего тебе люди говорят.
– А где вы раньше были? – взял слово Хмель. – Вы знаете, что они нам тут набазарили? Они нам уже должны. – Хмель, не вынимая рук из карманов кожанки, посмотрел на Хриплого. – Ты чего тут говорил, что соляры у тебя нет? Что денег у тебя нет?
Хриплый очумело вращал глазами, не зная, что говорить, как складно врать дальше, чью сторону принять. Он вдруг почувствовал, что жизнь его повисла на тонком волоске и прямо сейчас, в сию секунду, по этому волоску могут чикнуть бритвой. Ошпаренный дернулся вперед, отрезая Хмелю путь к дальнобойщику, встал перед Хриплым.
– Тебе сколько раз говорить, чтобы ты без нас пасть не раскрывал, – диким голосом заорал Димон. – Ты нас что, лбами хочешь столкнуть? Лбами?
– Да я…
– Иди в кабину, сука.
– Да я всего и говорил…
Хриплый не успел закончить фразу. Кулак Димона врезался ему в живот. Второй удар пришелся в грудь, чуть ниже сердца, перебил дыхание. Хриплый, как выброшенная на берег рыба, хватал воздух широко раскрытой пастью, но дыхалка почему-то не работала. Димон навернул в живот и снова в грудь. В кулаках не было ни тяжести, ни силы. Но удары оказались точными, прицельными. Димон не хотел увечить человека, но халтурить нельзя, иначе фальшь заметят все. Хорошо бы этому черту кровь пустить, для большей достоверности, но Хриплый закрывал шею и лицо предплечьями, и никак не пробьешь эту защиту.
– Л-ладно, оставь его, – попробовал вмешаться Тормозной.
Ошпаренный шагнул к нему, хотел ударить лбом в нижнюю челюсть, в кровь разбить губы. Но Тормозной слишком длинный мужик. Хрен до него допрыгнешь. Ошпаренный обеими руками толкнул его в грудь с такой силой, что тот едва на ногах устоял.
– Иди отсюда, – заорал Димон. – Иди. Тебе сколько раз говорить, чтобы ты нормальных людей на работу брал?
– Хорош, брателла, успокойся, – сказал Кот, обхватив Димона за плечи, и обратился к Хмелю: – Вот, ребята, из-за этих чертей какая непонятка может получиться. Мы вообще с Сухарем работаем. А вы чего, пацаны, здесь на теме сидите, что ли?
– С Сухарем? – переспросил Хмель. – Ну, знаем. Ну, ладно, пацаны, счастливо вам доехать.
Хмель протянул лапу.
– Давайте, пацаны, – Кот тряхнул ладонь. – Удачи.
Быстро дошагав до бумера, забрались в салон, наблюдая, как водилы занимают места в кабинах двух грузовиков.
– Что-то не нравится мне это, – сказал один из местных парней. – Фуры они сопровождают. У бумера номера московские, а у фур хрен знает какие.
– А вы пробили, что в фурах? – спросил Хмель.
– Вроде водяра в ящиках. Пойду-ка тормозну их. Пробью.
Парень в синей куртке подбежал к бумеру, через опущенное стекло засунул морду в салон.
– Чего везете-то, пацаны?
– Чего, так интересно? – спросил Рама.
– Да, – кивнул парень. – Наши парни интересуются.
– Да это типа… Ну… Горилка.
– Может, и нам пару ящиков подгоните?
– Да нет, пацаны, – нашелся с ответом Кот. – Сивуха. Потравитесь. Мы лучше на обратном пути чего-нибудь нормального закинем.
– Ладно, пацаны, удачи.
Парень отошел от машины. КамАЗы отъехали от стоянки. Бумер уселся на хвост последнего грузовика.
* * *
К вечеру выпал снег и не растаял. Стрепетов болтался возле магазина «Булава», не решаясь переступить порог и поговорить с продавщицей Дуськой Копыловой, выплеснуть все, что накипело на сердце. Он заранее, еще со вчерашнего дня, обдумывал предстоящий разговор. Он напрямик врежет Дуське, что больше так не может жить. Жена ест его поедом, ревнует, ласки лишает. А за что? В чем вина старлея? Вот если бы они с Дуськой жили, как мужик с бабой, тогда все его страдания и лишения были бы чем-то оправданы. Стрепетов начнет с простой фразы: «Я больше не хочу, чтобы ты отворачивалась, когда я захожу в магазин».
Он давно приторчал к Дуське и теперь должен добиться взаимности. И пусть она не думает, что старлей крохобор и жлоб. Ради нее он готов на многое, нет, он готов на все, на любые безумства, на любые траты. Хоть завтра они с Дуськой поедут в район, в центральный универмаг «Буревестник». И там, на втором этаже, в отделе готовой верхней одежды, Стрепетов купит ей зимнее пальто с воротником. И еще сапоги. Да, сапоги, на широкой каучуковой платформе, чтобы Дуська по пути на работу не поскользнулась и не ушибла мягкого места. Там, в «Буревестнике», она увидит и поймет всю широту натуры Стрепетова, оценит его золотое сердце.
И тогда начнется их… Что начнется дальше, старлей точно не знал. Но от картин, которые рисовало воображение, дух захватывало. Вот они с Дуськой в сенном сарае у реки. Сено мягкое и душистое… Впрочем, все это будет позже.
Он переступил порог и вошел в торговый зал, боясь, что снова растеряет все нужные слова. Не надо было много пить перед этим разговором, но теперь поздно жалеть. И за пять минут не протрезвеешь. Он больше так не хочет – это главное. А там разговор сам пойдет. Стрепетов остановился и кашлянул в кулак.
Вместо Дуськи за прилавком стояла ее мать Татьяна Васильевна. Все слова потерялись, как пуговицы от ширинки. Эти пуговицы супруге Стрепетова недосуг было пришить на место, вот теперь ищи их непонятно где или ходи с расстегнутой мотней.
Он подошел к прилавку, сунул руки в карманы бушлата. Хотел спросить, что с Дуськой, почему мать подменяет ее на работе. Но вместо этого попросил бутылку водки, положил деньги за выпивку на весы. А потом достал из кармана сувенирную двухдолларовую купюру, что забрал у парней из БМВ, показал ее Дуськиной матери.
– Видала? – спросил Стрепетов. – Банду фальшивомонетчиков накрыли. И знаешь, на чем прокололись? Два бакса вместо одного печатали.
Татьяна Васильевна сегодня же расскажет эту историю дочери. Пусть Дуська знает, что Стрепетов не хреном груши околачивает, а занимается серьезной розыскной работой, жизнью рискует, под пули подставляется. Вот банду фальшивомонетчиков накрыл. Не каждый столичный сыщик похвастается такими успехами.
– Совсем нас за дураков держат.
Он забрал купюру, сунул во внутренний карман бушлата бутылку водки и вышел из магазина. Стрепетов подумал, что двухдолларовая бумажка приносит ему одни несчастья, и тут же забыл свою мысль.
К вечеру Стрепетов основательно набрался. И надо было остановиться, вернувшись домой, рухнуть на кровать и захрапеть, отвернувшись к стенке. Но тормоза уже не держали. В придорожном ларьке он запил все пивом и окончательно окосел.
Когда стемнело, Стрепетов оказался в доме майора Горобца, своего соседа через улицу. Здесь уже второй час полным ходом шла гулянка: Горобец купил новую «шестерку», сегодня покупку обмывали сослуживцы и соседи, а завтра нагрянет многочисленная родня. Не снимая бушлата, Стрепетов вошел в комнату, поставил на стол бутылку, чтобы все видели: он пьет не на халяву, как некоторые. Старлей помахал в воздухе двухдолларовой бумажкой, гаркнул, что он накрыл банду фальшивомонетчиков. Но никто его не слушал, каждый бухтел что-то свое, поднимали рюмки за новую машину и здоровье майора.
Стрепетов плеснул себе стопарик, вспомнил, что надо бы отлить, а уж потом приземлиться на свободный стул. Вышел из дома на темный двор, держа в руке сувенирную бумажку.
– Всех накроем, – пробормотал он, справляя нужду. – Всех…
В лицо попала горсть снежинок, колких, как толченое стекло. Налетевший ветер вырвал из пальцев сувенирную бумажку, бросил ее на снег, куда-то в щель между забором и куском шифера. Вздохнув, Стрепетов наклонился, протянул руку.
– Всех накроем, – сказал он.
В следующую секунду старлей услышал щелчок капкана. Железная пасть сомкнулась, прихватив кисть правой руки. Майор Горобец тоже ставил капканы от проклятой лисицы.
Старлей что-то прокричал во все горло, покатился по снегу, завыл от боли. Цепь капкана ползла за ним по земле, как черная змея. Стрепетов подумал, что сухожилия перерезаны острыми шипами капкана, этой рукой ему уже никогда не сжимать табельный пистолет, баб не ласкать, и о Дуське придется забыть навсегда. Из милиции его спровадят на пенсию, а молодой бабе без надобности пенсионер с изувеченной рукой, которая наверняка начнет сохнуть. И доктора от него откажутся.
Когда эти мысли ударили в голову, боль сделалась просто невыносимой. В доме открывались окна, высовывались чьи-то рожи. Люди переговаривались, что-то кричали, но старлей не мог разобрать слов. Он катался по снегу, дергал ногами и блажил. Перед глазами стояли вишневые пятна. То ли мерещилось, то ли он видел свою кровь на снегу.
