Андрей Пушнин
Великий Наблюдатель. Часть 1
11. Три поросёнка
Когда у Саши той ночью пропала его любимая жена, он ещё несколько недель, обезумев от горя, остервенело искал её повсюду. Он не спал и не ел, а только искал её и звал, расспрашивал всех встречных, может кто что видел. Раньше все знали его как доброго и отзывчивого, который и мухи не обидит, но вскоре встречные стали в ужасе шарахаться от него, настолько страшно и безумно он стал выглядеть от горя и отчаяния. Он выл, скулил, плакал и никак не мог поверить, что её больше нет, что он больше никогда не обнимет её, не прижмёт к сердцу. Потом пришла апатия, потеря смысла жизни, родственники всерьёз опасались, что он убьёт себя. Единственное, что помогло ему пережить горе, это забота о детях – о пятерых славных малышах, плоде чистой и нежной любви. Они ещё не начали ходить, а только беззащитными комочками спали и всё время нуждались в тепле и еде. Саша теперь всё своё время и силы тратил на поиски пропитания для детей. Это было очень тяжело – год был плохой, все еле сводили концы с концами, многие уже умерли. Совсем плохо стало зимой, Саше приходилось всё дальше уходить от дома, чтобы хоть что-то принести.
Сегодня в поисках пищи Саша бежал уже семь часов без остановки, ноги ватные, дыхание хриплое, от усталости и голода у него кружилась голова, он почти умирал. «Скоро станет темно, пора возвращаться домой к малышам, но я не могу прийти с пустыми руками, они уже четыре дня ничего не ели, я должен принести хоть что-нибудь, любой ценой.» Вдруг он увидел на краю леса большой каменный дом, рядом с ним гостевой деревянный домик, и ещё веранду для отдыха из веток и соломы, стилизованную под шалаш. Возле веранды в железной жаровне горит костёр. На веранде развалившись в плетёных креслах сидят трое.
Саша знал их – это были писатели-свиньи. Они умные, жестокие и жадные, но это был единственный шанс, Саша решил попросить у них какие-то продукты для малышей. Он подождал пока дыхание после бега восстановится, спокойно подошёл к ним и с достоинством поклонился.
– Уважаемые господа писатели, выражаю вам своё почтение. Меня зовут Саша, я волк. У меня умерла жена, осталось пятеро малышей, мы несколько дней ничего не ели, мы на грани голодной смерти. Очень прошу вас помочь какими-нибудь продуктами, я готов отработать.
Писатели были уже пьяны. Самый жирный из них хрюкнул и засмеялся: «Ха-ха! Волк! Голодный! А ты знаешь, что волка ноги кормят! Найди работу, тунеядец.»
Другие писатели пьяно засмеялись и захрюкали. Сострадание даже не шевельнулось в их сердцах, его там никогда не было, как не было и любви, уважения, смирения, терпения, понимания, человечности. Они даже и не подумали помочь умирающим от голода маленьким детям, этим ни в чём не повинным беззащитным комочкам, которые только родились, доверились волшебному потоку жизни, который их как всегда жестоко обманет и вынесет их холодные мёртвые тельца на чёрный брег смерти.
Саша не уходил, он стоял как вкопанный, молча, слёзы лились из его глаз, он понимал, что это конец, смерть и ему и его любимым детишкам.
В результате дьявольской реакции распада алкоголя, в которой он на этот раз смешался с божественным писательским талантом и часто сопровождающим его жестоким юмором, в мозгу младшего свино-писателя родилась жестокая шутка.
– Постой-ка, волк. Мы знаем, что ты ненавидишь нас, что ты плюёшь на нашу мудрость, которую мы ценой многолетних бессонных ночей записываем в наших книгах и статьях, заботясь о спасении от невежества таких простых, но любимых нами созданий, как ты. Мы знаем, что ты плюёшь на наши тяжело заработанные достижения и заслуженную славу. Так мы предлагаем сейчас тебе как следует, от всей души, плюнуть на наше имущество как на символ наших заслуг перед народом. Здесь наше имущество этот дом. Мы дадим тебе еду, если ты сможешь просто сдуть эту соломенную веранду.
Саша обрадовался, это шанс, огонёк надежды, может его дети и не умрут сегодня. Хотя он был уже на грани смерти от голода и усталости, он собрал всю волю к жизни, всю любовь к детишкам, всю любовь к пропавшей жене и дунул на соломенную веранду.
Саша сразу потерял сознание, он не видел, как порывом космического ветра снесло веранду вместе с писателями. Свиней-писателей разбросало по поляне, но они не пострадали. Алкоголь сразу выветрился из них, они мгновенно протрезвели, и их заполнил гнев. Они вскочили, подбежали к Саше, и грубо облили его ледяной водой, чтобы привести в сознание.
– Вставай волк. Не знаем как, но ты сдул соломенную беседку, наверное она была старая и уже гнилая, так каждый может, это не засчитывается. Теперь ты должен сдуть этот деревянный гостевой дом. Иначе ничего не получишь.
Саша был без сил. Он не мог даже стоять. Он умирал. Он вспомнил детишек и понял, что ему придётся здесь умереть, но хотя бы они смогут выжить.
– Если я умру, вы отвезёте еду моим детям?
– Конечно, мы честные писатели.
И Саша дунул на деревянный дом. Что потом произошло, Саша увидел сквозь кровавый туман в глазах. Дом распался на составляющие брёвна, черепицу с крыши, перекрытия, внутреннюю мебель, куски кирпичного фундамента, и всё это улетело высоко в небо. Старший из писателей тоже улетел на небо.
Оставшиеся средний и младший писатели подбежали к Саше и стали его жестоко бить ногами в живот и голову. Саша не сопротивлялся, он уже ничего не чувствовал. Очнулся Саша от сильной боли в глазах. Писатели накалили в жаровне до бела железный прут и выжгли им Саше глаза.
– А, очнулся волк. Теперь ты попробуешь сдуть этот каменный дом. И чтобы тебя стимулировать, знай, что это мы украли твою жену. Мы втроём насиловали её неделю, потом живьём скормили собакам.
Волна безумной страшной темной силы родилась внутри Саши. Он перестал быть простым серым волком, он стал вервульфом-разрушителем. Он направил эту разрушительную волну на писателей и их огромный каменный дом. Волна снесла дом и лес за ним. Всё поднялось в небо. Писателей тоже сдуло. Остался дымящийся раскалённый километровой глубины кратер как от метеорита. Саша умер.
Средний писатель насмерть разбился, падая с высоты на камни. Младший писатель чудом выжил, но остался без рук и ног. Казалось бы, он больше ничем не мог навредить миру и людям. Но на невероятной силе божественного писательского таланта, он написал чудовищно лживую сказку про трёх смелых и добрых поросят, домики которых хотел сдуть глупый и злой серый волк, а они его прогнали. С тех пор дети всего мира презирают серого волка, а поросят считают добрыми и хорошими. Какая ложь.
Но всё это будет много позже, а сейчас серый волк Саша лежит с выжженными глазами на окровавленном снегу, зверски ради пьяной шутки убитый лживыми свиньями-писателями, так и не сумев принести пищи для своих маленьких детишек. Пять его деток, пять тёплых нежных мягких комочков, прижавшись друг другу, чтобы согреться в глубокой холодной земляной норе-могиле, тихонько поскуливают от голода и холода. У них уже нет сил звать скормленную собакам маму. Они умирают, только родившись, так и не успев выйти из норы и увидеть мир. Последняя детская слезинка, последний дрожащий выдох: «Мамочка». Их детские мёртвые тельца никто никогда не найдёт, никогда не узнает правду и не накажет совершенное зло. Их смерть, как и любая смерть, напрасна.
Писатели всегда лгут, и добрых три поросёнка будут вечно глумиться над злым серым волком.
12. Журнал Вильгельма. Великий вампир и три поросёнка
Когда я узнал про эту чудовищную историю, было уже поздно и стало совсем темно. Что заставило этих благородных писателей-свиней так поступить? Они добрые, отзывчивые и скромные. Они по-настоящему талантливы. После наблюдения великого наблюдателя выяснилось, что они так поступили по просьбе великого вампира. Я слышал про него слишком много противоречивого, но сам не встречался. Пришло время увидеть его лично. Завтра во сне.
Я пришёл к нему во сне, когда он спал. Ему девять лет, он в тёплой голубой пижаме с мишками, спит в маленькой уютной комнате на чердачном этаже. Кровать в виде кораблика, на полках книжки про Винни-Пуха и про всех, на полу игрушки и машинки, в шкафу зелёные ношеные кеды и школьная форма.
– Здравствуй, меня зовут Вильгельм. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Я вообще-то добрый.
– Здравствуй добрый Вильгельм. Ты хочешь поговорить про свиней-писателей и серого волка?
– Да. Но можно сначала спросить, почему тебя все называют «великий вампир»?
– Великий вампир? Первый раз слышу, никто никогда меня так не называл, ты первый. Почему ты меня так называешь? Ну пусть будет «великий вампир»… Хотя мне страшно это как-то.
– Великий вампир, почему ты заставил моих друзей добрых писателей убить Сашу, его жену и детей?
– Никто никого не убивал. Сейчас я покажу тебе, как было дело, и ты сам всё поймёшь.
Он включил видеозапись его разговора с писателями. Писатели-свиньи вызывают великого вампира. Они по очереди приходят к нему во сне, когда он спит.
– Что вы хотите добрые писатели? Всемирной славы? Много денег? Прекрасных женщин?
– Нет. Мы хотим написать по-настоящему великую книгу, которую бы запомнили навечно и передавали поколениями тысячи лет. Которая бы перевернула жизнь всех, кто её прочитает. Мы хотим рассказать в ней всю правду.
– А что правда? Правда – это то, во что слепо верят все. Правду нельзя рассказать, её можно только выдумать, то есть солгать. Для этого нужен великий талант и великая слепая жертва. Чтобы правда была могущественной, чтобы в неё слепо все поверили, нужно взять за основу великую ложь со страшным злодейством и доброй светлой силой вашего писательского таланта полностью перевернуть, трансформировать её, и сделать великой правдой. Вам дан божественный писательский талант именно с тем, чтобы лгать правду. Вы совершите зло с вашим невинным добрым соседом волком и его семьей, и потом талантливой ложью его самого превратите в злодея. И эта ложь станет чистой правдой и будет учить всех детей хорошему.
– Но мы не можем так жестоко поступить с нашим соседом.
– Хорошо, тогда в последний момент я спасу волка, его жену и детей, и они не будут ничего помнить про случившееся. Но тогда взамен двое из вас умрут, а третий, который и напишет великую книгу, будет калекой. Вы готовы на такую жертву ради того, чтобы дать миру всю правду?
Писатели согласились и ослепляющее злодейство случилось. Великий вампир в последний момент спас и Сашу, и его любимую жену, и их славных деток. Все они прожили вместе долгую счастливую жизнь, никогда больше не голодали, жили в спокойствии и достатке.
Эту правду мне рассказал великий вампир. Но я не поверил.
13. Вильгельм спасает мир от падения
Как Вильгельм спас от падения весь мир, знает лишь пара человек. Это большой секрет, я расскажу.
Конец лета, не жарко, я сижу с книгой на скамейке в парке, мои дети резвятся рядом на игровой площадке с другими детьми. Подходит он, в руке белая щётка для бороды с пчёлами, садится рядом на скамейку.
«Привет, меня зовут Вильгельм», – он смущённо улыбается, говорит дружелюбно и с достоинством. Я сразу понял, кто это для меня. Это мой единственный и самый лучший друг. Мы долго говорим, он рассказывает про себя, я – про себя. Много шутим, смеёмся.
Много лет назад профессор физики Фриман изобрёл воздушные кронштейны. Это такие крепления, которые держатся просто за воздух. И даже не за воздух, а за пространство, потому что они работают даже в космосе, где нет воздуха. Кронштейны сделаны из чёрного металла, они размером со спичечный коробок, посередине просверлено отверстие для болта с гайкой, сбоку маленький синий переключатель «Вкл/Выкл». Вы устанавливаете кронштейн в любую точку пространства, переводите переключатель в положение «Вкл», и кронштейн фиксируется в этой точке намертво, пока вы не переведёте переключатель на «Выкл». Можно вставить в отверстие посередине болт с гайкой и прикрутить на них что угодно. Вес неограничен. От книжной полки, до пятикилометрового бетонного железнодорожного моста.
Изобретение профессора Фримана изменило мир. На «кронштейны Фримана», так их стали называть, стали вешать всё: сначала ложки и прихватки для горячего на кухне, полки в гараже, складские стеллажи. Затем фонари уличного освещения. Затем стали вместо фундамента ставить на них целиком дома, промышленные предприятия, трубопроводы, железнодорожные пути, мосты, космические станции. Над стоящими на земле старыми городами скоро появились новые города: жилые кварталы, промышленные предприятия, культурные центры, улицы, парки, площади – всё это целиком висело только на кронштейнах Фримана. И над новыми висящими городами, снова новые городские уровни, и над ними ещё и ещё – в высоту на многие километры.
Профессор Фриман стал мировой знаменитостью, самым известным человеком на планете. Вильгельм – его самый талантливый и близкий ученик. Вместе они сделали много изобретений и революционных открытий в физике.
Профессор Фриман состарился и умер. Продолжение всех начатых им работ и исследований принял Вильгельм. Тёплой осенней ночью Вильгельм с теплотой вспоминал своего друга и учителя профессора, слушал блюзовые пластинки и разбирал старые записи профессора. Среди них – та самая тетрадь, в которой все формулы и расчёты по изобретённому много лет назад кронштейну Фримана. Математические формулы здесь настолько сложны, что разобраться в них мог только сам гениальный профессор. Только он один. По факту никто кроме него точно не понимал, как работают его кронштейны, но это не было проблемой – ведь они надёжно работали и много лет держали на себе города и страны, почти весь новый мир держался на них.
Вильгельм – гениальный физик и математик, разобрался в записях профессора и к своему ужасу случайно нашёл в расчётах ошибку, которая делала невозможной работу кронштейнов. Он не спал несколько недель, проверил множество раз, но ошибка в расчётах профессора раз за разом подтверждалась. Вильгельма трясло, тошнило, он испытывал шок – он понял, что новые города могут рухнуть друг на друга с высоты в один момент – тогда чудовищные разрушения, миллиарды смертей, океан скорби, слёз и горя.
Но как же до сих пор работают кронштейны Фримана? По расчётам, теоретически они были невозможны! За счёт чего они много лет держат на себе города и страны? Тогда Вильгельм понял – только за счёт неумолимой веры профессора. Весь мир в буквальном смысле держался только на вере одного гениального человека. Он верил сам себе – все верили ему и жили, опирая целые страны на силу этой чистой веры.
Вильгельм не знал, как долго ещё будут держаться кронштейны. Может нужно всё рассказать правительству и срочно эвакуировать население целых городов и стран? Но если они узнают про ошибку, сила веры иссякнет и всё рухнет в одну секунду. Что Вильгельму делать? Ответственность за миллиарды невинных жизней только на нём. Вильгельм полностью поседел.
В один момент Вильгельм решил рассказать об ошибке одному своему коллеге, тоже выдающемуся физику и ученику профессора. Возможно Вильгельм что-то упустил, и вместе они смогут сделать новые расчёты. Этот коллега-физик был родом из маленького южного сельского городка. Вильгельм всё ему рассказал, и они вместе ещё раз тщательно проверили формулы и расчёты, но правота Вильгельма подтвердилась – кронштейны Фримана не могли ничего держать. В тот же миг коллега утратил веру, и всё, что держалось на кронштейнах Фримана в его родном южном городке, рухнуло. К счастью никто не погиб – городок был слишком маленький, промышленных производств и крупных зданий там не было. Вильгельм сразу понял, как надо действовать, он напоил коллегу чаем с психотропной травой, стирающей краткосрочную память, а потом рассказал ему, что тот упал с лошади и ударился головой, и поэтому ничего не помнит про последние три дня. Трюк сработал, работа всех кронштейнов Фримана в маленьком городке сразу восстановилась, а чрезвычайное происшествие списали на магнитные бури.
Самое страшное для Вильгельма было впереди – сам-то он всё знал и утратил веру, поэтому стоило только ему случайно увидеть кронштейн Фримана или даже подумать про него, как он немедленно падал. Если Вильгельм просто войдет в город или только увидит его по телевизору или даже просто подумает про это, то всё в городе сразу обрушится, и погибнут люди. Совершить самоубийство ради спасения миллиардов жизней? Он серьёзно рассматривал это как последний вариант и был готов.
Но не зря Вильгельм гений – он нашёл безумное и непосильное для обычного человека решение. Каждый день доказывать самому себе правильность расчётов и формул профессора Фримана, по которым кронштейны должны всё-таки безупречно работать. Каждый день уже много десятков лет подряд Вильгельм начинает с открытия нового способа решения математической формулы кронштейнов профессора Фримана. И каждый новый способ должен математически однозначно и безусловно доказывать верность уравнения, по которому кронштейны надёжно держат весь мир от падения. Каждый день Вильгельм новым способом математически формулирует заведомо ложную, но безукоризненно и точно доказанную истину, нужную ему по совести, и сохраняет миллиарды жизней, и спасает весь мир от падения.
14. Как найти Вильгельма
Вильгельм приходит сам. А мне самому найти Вильгельма бывает очень непросто. В этот раз он купил на солнечном берегу тёплого южного моря окружённый красивейшими горами целый курортный город с сотнями маленьких гостиниц и апартаментов, десятками огромных двадцатиэтажных современнейших люксовых отелей и роскошных вилл, множеством кафе, модных ресторанов и казино, но только с одним маленьким соломенным бунгало прямо на берегу на белоснежном песке. Где он берёт деньги? Этот мой вопрос всегда ставит его в тупик, он как будто не понимает, о чём вообще речь – чёртов богатей.
Вильгельм сделал так, что из этого купленного им городка все люди уехали. Город стоит пустой. Никого. Ни единой души. Я приехал туда летом на своей большой машине, остановился посреди городка, вышел из машины, стою, смотрю по сторонам. И как же мне, чёрт побери, тут найти Вильгельма? Он может быть в любой из тысяч комнат любого отеля или виллы. И обычно он не сидит на месте. Вильгельм потому и покупает целые пустые города, чтобы было место, где ему побродить, и чтобы было тихо, никто не маячил и не мешал думать. Он может с утра до вечера без остановки бродить по всему городу. Но не по улицам. Обычно он идёт через все здания насквозь по всем подряд коридорам, лестницам, комнатам, кухням, ресторанам, концертным залам, кинотеатрам, кафе, барам, магазинам, пыльным кладовкам, подсобкам и морозильным камерам с рыбой. Для него нет закрытых дверей. Так он бродит пока совсем не устанет, потом ложится спать прямо там, где в этот момент стоял, хоть на полу в туалете. Ему пофиг. Проснувшись утром, он идёт бродить дальше. И так месяцами.
Мне надо найти Вильгельма. Стою на перекрёстке, оглядываюсь, звать его бесполезно – когда он бродит, он ничего не видит и не слышит, он полностью внутри своих размышлений.
Что ж, ничего не поделаешь, иду тоже бродить, как он. Так как он – насквозь всех зданий и через все двери, так как он – с утра до вечера, ночуя прямо на полу, где застанет усталость. Так как он, ничего не видя и не слыша, полностью в себе. Месяцами и годами. Хорошо, что никого нет вокруг. Тихо и спокойно. Я здесь один.
15. Вильгельм рассказывает про всё
Хорошо иметь близкого друга, который может без утайки рассказать про всё. И он рассказал.
По четвергам мы с Вильгельмом обедаем вместе в одном хорошем дорогом ресторане рядом с моей работой. Моё руководство, высоко ценя мои заслуги, обычно закрывает глаза на мои нарушения трудового распорядка, на работу я могу приходить, когда хочу, и уходить, когда хочу, и обедать по три часа. Зато почти девяносто процентов прибыли моя компания получает от продажи написанного именно мною софта. Оставшиеся десять процентов прибыли приходятся на софт, разработанный остальными тремя тысячами моих коллег. Контрольный пакет акций тоже у меня, если что. И компания названа моим именем.
Сегодня в четверг мы сидим в ресторане с Вильгельмом. Он одет как всегда элегантно и чуть небрежно: чёрные сверкающие лаковые туфли, тёмно-синий тонкий костюм, нежно-голубая рубашка с бриллиантовыми запонками, галстука нет, в руках белая щётка для бороды с пчёлами. Я одет проще: бледно-жёлтые шорты с большими накладными карманами для всего, чёрная футболка и удобные чёрные тапочки.
Мы только пришли, сели возле большого окна с видом на центральную бурлящую людьми и машинами улицу нашего огромного мегаполиса. Там суета, все бегут, бешеный темп и кусучие адвокаты. Здесь малолюдно и тихо, жужжат злые пчёлы на вильгельмовой белой щётке для бороды. Я их боюсь и погружённо читаю меню, чтобы сделать заказ. Спокойно.
«Видел бога?» – вкрадчивый вопрос Вильгельма как выстрел в висок. Даже голова дёрнулась. Вскакиваю, кручу головой, оглядываюсь по сторонам, никого нет. Снова сажусь.
– Где? Ты с ума сошёл?
– Не здесь. Уже давненько. Хочешь покажу, когда пообедаем? Если конечно других планов на сегодня нет.
– Ты можешь мне показать высшего единого бога, изначального, нерождённого, вечного, который всё создал и который всем управляет? Тот самый абсолют, источник единой истины, мерило всех мерил, высшего законодателя и справедливейшего судью?
– Да. Причём могу тебе показать всё это как в одном субъекте, так и по-отдельности в разных субъектах в любой комплектации. Например, отдельно высшего единого бога, который всё создал, и отдельно высшего нерождённого бога, который всем управляет, и ещё высшего законодателя и справедливейшего судью, который их всех судит. И, кстати, ты говоришь чужими шаблонами, которые не понимаешь.
– Вильгельм? Ээээ… Погодь. Позови мне для начала высшего единого официанта, и закажем ему создать нам по свежему салатику. Потом ещё брокколи. Или лучше баклажаны? В сметане?
– Не глумись. И не стебайся над серьёзной темой. А то вон король с Виленином уже пошутили… Кто-то кому-то проиграл в чёртовы шахматы своё желание, и теперь у всех людей есть кишечник. Приходится что-то кушать. Но только не брокколи. Я закажу нам баклажаны в сметане. Ей официант! Любезный!
Вильгельм сейчас не шутил – происходило наблюдение, я понял, что сегодня я на работу не попаду. Пока Вильгельм не спеша делал официанту заказ, я позвонил на работу, сказал, что сегодня не приду, пусть деплоят всю фигню без меня.
Неуклюже задевая мебель, роняя по пути стулья, изысканно красиво по-французски извиняясь, если кому нечаянно наступил на ногу, к нашему столику бежит Микис. Он очень большой и неповоротливый. Только очень светлый, добрый, милый, интеллигентный. Такой ураган чуткости, эверест милоты и обаяния – женщины при знакомстве сразу от него без ума. А, учитывая его анатомию, познав его близко, получив с ним неземное наслаждение, такая женщина про других мужчин забывает навсегда.
Микис прибежал, подсел к нам, мило и застенчиво улыбается, доволен, что успел пока официант с заказом не ушёл. Вильгельм добавил к заказу еду ещё для Микиса. Повар на кухне с ума сойдет от счастья от такого заказа – Микис настоящий гурман.
Пока кушаем наши салатики, Микис подхватывает тему и по-дружески обращается ко мне.
– Mon ami, ты думаешь, что есть такой единый бог, который всё создаёт и управляет с целью привести всё созданное к какому-то нужному ему правильному состоянию. То есть сразу как-то у него всё создать правильно не получилось. Надо докручивать, доводить, управлять. Управление – это приведение чего-то к нужной цели, к нужному состоянию, понимаемому идеальным. Бог с помощью наказания за неправильные действия, то есть за грехи, или за счёт кармических последствий или ещё, это неважно, как-то направляет, учит людей и препятствует появлению нежелательных ему состояний этого своего создания. Он сам или через пророков даёт правильные знания и ведёт человечество к очищению и счастью, то есть состоянию, которое он считает идеальным, самым правильным и самым желательным, с его точки зрения. Например, чтобы все стали правильные, святые, безгрешные, вернулись к нему в рай и там жили с ним правильно и счастливо.
– В целом да. Мировые учения о боге такое говорят.
– Не абсурд? Бог, у которого всё есть, хочет, чтобы у него в итоге чего-то неправильного не стало, и таким образом, в итоге его управления миром у него останется не всё, а только так называемое хорошее и правильное, какой-то типа рай, например. И на это нужно время, много времени, бесконечно много. У бога в итоге останется не всё, то есть он добровольно станет ограничен. А понятие абсолюта? Например, какое абсолютное самое идеальное средство передвижения? Что лучше: быстрая гоночная машина или мощный вездеход?
– Ну их нельзя так сравнивать. Они каждый для своей цели. Кроме того, есть и просто нерациональные субъективные предпочтения.
– Правильно. Так почему же должен существовать абсолют всего? Божественный абсолют, единый закон, наилучший для всего и всех, к которому все обязаны стремиться? И если есть отклонения от этого идеала, абсолюта, то это грех, они подлежат наказанию или кармическим последствиям, в общем какой-то прямой или непрямой корректировке?
– Но бог дал людям свободу воли и желаний, он не хочет, чтобы они были запрограммированными роботами, он хочет, чтобы они сами по любви, добровольно обратились к нему, к его закону, сами поняли, что они занимают подчинённое положение, что они не боги. И люди станут счастливы, когда перестанут бросать ему вызов и претендовать на его место, а просто полюбят бога и с радостью примут его идеальные законы.
– А кто-нибудь понимает, что такое идеальный закон или правило? Это бессмысленная игра лживых слов и туманных понятий. Всё относительно, потому что есть всё. Главный и единственный закон – ВСЁ ЕСТЬ.
Принесли баклажаны в сметане – это божественно вкусно. Хотя тоже относительно – вон Микис все носы воротит. Ему сейчас принесут такое, что едят только цари и императоры, да и то только на день рождения, потому что очень сильно дорого.
Вильгельм и я забыли про бога и смакуем баклажаны.
Нас отвлёк стук снаружи в окно, рядом с которым наш столик. Там Офицер. Он только что с войны, в нескольких местах ранен, повсюду окровавленные бинты, нога и рука в гипсе, сам сидит в кресле-каталке. Но, судя по его широкой счастливой улыбке – война удалась и вся грудь в орденах. Вильгельм приветливо махнул ему рукой, мол, давай скорее к нам.
Кресло-каталку Офицера толкает прекрасная амазонка-воительница. Божественная красота, божественное юное сильное тело с бронзовым загаром. Одежды нет вообще, нет даже минимальных трусиков, только оружие: за плечами огромный двухметровый чёрный лук, колчан стрел, на поясе тяжёлый острый как бритва боевой топор, два десятка метательных ножей, два самурайских японских меча и нунчаки. В ножнах на руках и ногах отравленные дротики. На боку большая сумка из толстой кожи, там дрессированные опасные боевые существа: летающий умный ястреб-шахматист, метательный толстый колючий ёж и самое страшное оружие – бешеные двинутые милые полосатенькие котики.
Прекрасная смертоносная амазонка передвигается на белом боевом слоне. Его в ресторан не пустили, но ему нормально, остался возле входа жрать бананы с пивом. И чтобы ему совсем было хорошо, амазонка попросила вытащить ему большой телевизор и включить футбол. Теперь звуковым фоном нашей беседы и фоном вообще всех звуков в квартале идёт громкое чавканье белого боевого слона и его бубнящие, перемежаемые отборным матом комментарии четвертьфинального футбольного матча Лиги чемпионов. Оказалось, он профессионально разбирается в футболе и заразительно интересно комментирует. Послушать его сначала собралась большая толпа прохожих, а потом быстро приехал фургон с аппаратурой, подключили прямую трансляцию, и слон стал в прямом эфире комментировать футбольный матч на весь мир. Его смачный слоновий мат редакторы прямого эфира правда старались запикивать, но это почти не работало, поскольку он замысловат и изящен, и заранее не разгадаешь, где он начинается и заканчивается.
«Друзья, пожалуйста познакомьтесь, это Леночка», – Офицер явно с гордостью представил нам свою спутницу. Спору нет, она юна и чертовски хороша – глаз не оторвать. Леночка скромна, подкатив Офицера к нашему столику, она застенчиво присела на краешек стула, положила себе на тарелку ложечку морковного салатика, и за всю нашу беседу заботливо и тихо произнесла только: «Папуля, давай мне гранатомёт, он тяжёлый, а тебе врач тяжести запретил, а то швы разойдутся». Леночка – это дочка Офицера. Младшенькая.
– Эх, а видели бы вы её маму, мою любимую жёнушку. Как она звездолётом управляла! Боевой звёздный пилот каких не было и не будет. Фурия! Это она с единственного выстрела из коаксильного пульсирующего бластера взорвала нейтронное ядро «Звезды смерти» – неуязвимой боевой станции черного императора, труд всей его жизни. Когда он в восхищении это увидел, то сразу предложил ей стать его женой, на любых её условиях. Но она предпочла меня. С тех пор черный император на меня дуется.
Вильгельм съел баклажаны и послал за капучино. Офицеру принесли что-то диетическое, которое ему заказала заботливая застенчивая дочечка – смертоносная голая амазоночка. У неё из кожаной сумки на боку то и дело высовываются по очереди её милые опасные боевые существа, которых она украдкой кормит с руки. Особенно прожорлив и бесцеремонен метательный толстый ёж, он с урчаньем налегает на пятнистые склизкие грибы и подвявшую антоновку. Он тоже настоящий воитель – его сила в скорости броска, весе и проникающих сквозь любую броню отравленных иглах, поэтому он жрёт не для удовольствия, а чтобы смертоноснее убивать врагов Леночки.
Все бешеные двинутые полосатенькие котики повылазили из леночкиной сумки и устроились у меня на коленях – я люблю котов. Я наслаждаюсь общением с ними – глажу по мягкой боевой шерстке, чешу за ушами, разговариваю с ними, они всё понимают, громко утробно мурчат. От удовольствия я даже забыл про тему нашей начатой беседы про бога. Вильгельм своим вопросом к Офицеру отвлек меня от котиков.
– Офицер, дружище, твой же вариант мира не создан богом?
– Да, Вильгельм. Он сам про это всё время нам говорит по телевидению. Он говорит, что действительно создал ваш мир, тут у вас не убий и всё такое. А от нас он открестился. Типа, почему такое как у нас безумие войн делает нас счастливыми, он не понимает, не поддерживает, и заниматься нами не будет, раз он нас не создавал. Короче не вмешивается, умывает руки – разбирайтесь сами, аминь.