Андрей Ливадный
Изоляция
Комок нервов, пропитанный злобой.
Омни сейчас, должно быть, млеет от ощущения одержанной победы. Еще бы. Он – паук, притаившийся в центре ментальной сети, свихнувшийся исследователь, падкий до острых эмоций и технологических секретов…
«Как бы там ни было, его устроит любой вариант, – подумала Яна. – Вцепимся мы в глотку друг другу, попытаемся договориться или, скрипя зубами, так и останемся каждый в своем углу, Го-Лоит получит искомое. Он специально стравливает нас, до предела обостряя застарелую неприязнь, взламывая защиту рассудка, чтобы копаться в обнажившихся мыслях, сортируя их, выуживая из омута ненависти обрывочную, но нужную, полезную для него информацию».
Она закрыла глаза, откинула голову, коснулась затылком шероховатой стены. Проклятые фантомные ощущения! Они не отпускали. Боль концентрировалась в том месте, где пуля разорвала плоть, перечеркнула жизнь.
«Нравятся мои ощущения? – мысленно обратилась она к омни. – Хочешь узнать меня поближе»?
Багряные сумерки ее души.
Яна родилась здесь, в Первом Мире. Росла, как трава в поле. Босоногой счастливой девчонкой, смышленой, смешливой, внимательной к окружающему.
Когда же ненависть въелась в ее душу, исковеркала мысли, по сути – сломала жизнь?
Виной всему логриане. Вернее, их технологическое наследие. Каждые двенадцать лет планеты Ожерелья на несколько дней синхронно меняют наклон оси. Происходит Смещение, в период которого срабатывают древние устройства внепространственной транспортировки, связывая Первый Мир с сотнями тысяч иных звездных систем, разбросанных по всей Галактике.
Первая в жизни Яны подвижка планет прошла в бессознательном для девочки возрасте, оставив ее сиротой. Следующее Смещение перечеркнуло детство, убило юность – обычная история для человека, родившегося тут.
Влюбиться в тринадцатилетнем возрасте – что может быть прекраснее, чище, больнее?
Ломкая душа девочки трепетала от первого чувства. Антон – сильный, работящий, добрый, вдруг превратился из обычного соседского парня в ее сокровенную, чистую, будто слеза, мечту.
Яна не понимала, что с ней происходит. Почему все остальное вдруг стало блеклым, незначительным? Теплыми летними вечерами, когда в предзакатном небе на фоне окутывающей горы сиреневой дымки парил одинокий амгах, в хрупком мире ее наивных грез пробился к свету росток любви, женственности, неосознанных, пугающих желаний.
Ей хотелось смеяться и плакать. Бежать навстречу прохладному ветру, подставляя ему пылающее от смущения лицо. Образ Антона плавился в мыслях, и сердце обмирало, едва не останавливалось в такие минуты.
Ее мечты молчаливо хранил растущий в предгорьях хвойный лес. Он, и только он, знал тайну Яны, высушивал слезы счастья на ее щеках, внимал спутанным мыслям.
Жизнь была прекрасна. Она манила, обещая все самое чистое, светлое, что только могло пригрезиться тринадцатилетней девочке, вступившей в пору первой любви, с которой приходит юность.
Она не успела. Ни в чем не призналась Антону. Не узнала вкуса любви, не удержала счастье в ладошках.
В тот день небо внезапно нахмурилось. Воздух как будто заледенел. Ударил сокрушительный раскат грома, и земля вдруг вырвалась из-под ног. Яна упала, крича от страха. Стволы вековых деревьев трещали. Градом сыпались шишки и хвоя. Подламывались ветви. Звери, вмиг обезумев, неслись прочь, не разбирая дороги. Солнце, сиявшее еще достаточно высоко, вдруг стремительно ушло на закат и погасло за горизонтом.
Мир поглотила тьма.
Бледная, испуганная, едва ли понимая, что происходит, Яна бегом кинулась назад, по заветным тропкам, на опушку, и дальше, через поля с полегшей пшеницей, к поселку, над которым виднелось зарево пожаров и черными столбами поднимался дым.
О чужих она в ту пору знала немного. Амгахов, часто появляющихся в небе поодиночке и стаями, воспринимала как существ, присущих дикой природе, ну пару раз видела мурглов – настоящих великанов, которые иногда проходили мимо по пыльной дороге. Конечно, из разговоров она знала, что к югу от горного хребта среди руин древних городов обитают и другие диковинные твари, но никогда с ними не встречалась.
Земли людей, простирающиеся к северу от хребта, считались безопасными территориями. Все перевалы и древние дороги охраняли регулярные войска адмирала Тиберия, их называли тиберианцами или храмовниками – кто как привык.
Яна бежала, спотыкаясь, падая, шарахаясь в стороны, ведь навстречу неслись обезумевшие звери, начиная от диких обитателей лесов и заканчивая домашними животными, сорвавшимися с привязей.
Ей было очень страшно… но настоящий ужас ждал впереди, среди охваченных пламенем пожаров, частично обрушившихся в момент гравитационного удара домов.
На беду, в окрестностях поселка располагалось несколько древних логрианских сооружений. Поговаривали, что это устройства «внепространственной транспортировки», но неисправные, однако, на этот раз они сработали, выплеснув на улицы небольшого поселка орду отвратительных существ.
Первое разорванное, окровавленное человеческое тело она увидела на околице.
Кузнец до последнего отбивался от наседавших на него тварей. С десяток уродливых карликов валялись в лужах фиолетовой крови, а могучий и добродушный Макар Иванович – его все называли только по имени отчеству – лежал на обочине, весь в крови и пыли.
Среди пылающих домов метались зловещие тени.
Яна не вынесла жуткого зрелища. Внутри что-то оборвалось, заледенело, мир внезапно крутанулся перед глазами и погас.
…Когда она очнулась, пожары уже догорали. Липкая тьма подступила к поселку со всех сторон.
Не помня себя от горя, зажимая рот побелевшими дрожащими пальцами, она брела по улице среди мертвых, растерзанных тел.
Тлели уголья. Прогорклый дым стлался у самой земли. Ветер налетал ураганными порывами, словно силился снова взметнуть пожарища. Искры и пепел вихрились в ночи, где-то раздавались крики, в отдалении не прекращалась канонада, сверкали зарницы, а потом вдруг все стихло и внезапно хлынул проливной дождь.
Рассудок девочки помутился.
Она брела куда глаза глядят, не разбирая дороги. Ее душа оцепенела. В сумерках часто появлялись силуэты различных уродливых, не похожих на людей существ.
Она продрогла, но не чувствовала холода. Потом вдруг повалил снег. Он кружился, скрывая мир за мглой непогоды.
Яна присела на обочине раскисшей дороги, уже не в силах идти. Кто-то угрожающе рычал вдалеке, но она не обращала внимания на звук, пока тот не стал совсем близким, басовитым, явственным.
Два огненных глаза слепили ее. Чьи-то торопливые шаги расплескивали снежную кашу.
– Казимир! – раздался возглас. – Тут девчонка!
Вновь взревел двигатель, в свете фар промелькнула кряжистая фигура, затем кто-то бережно поднял ее, прижал к груди, шепча:
– Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.
* * *
Хорошо уже не стало. Никогда. Жизнь поблекла, выцвела. Выжило тело, но не душа. Рассудок со временем пришел в норму, она перестала дичиться людей, прижилась среди храмовников. Казимир – так звали старшего из тиберианцев – заботился о ней, словно о дочери.
Яна никогда не спрашивала его почему. Просто приняла суровое, скупое отеческое отношение к себе и постаралась отплатить если не дочерними чувствами, то послушанием.
Казимир обучил ее всему, что положено знать настоящему бойцу. Эту науку она освоила быстро, с удивительной для девушки легкостью, словно от рождения была предназначена служить смерти.
Чужих она ненавидела люто и слепо. Убивала не задумываясь, холодно, жестоко, и лишь немного повзрослев, начав постигать потаенную сторону боевого искусства тиберианцев, научилась сдерживать себя, не плодить понапрасну сущности.
Воспоминания о своей первой и единственной любви она спрятала так глубоко и надежно, что сама начала забывать о них. Антона не искала, не надеялась встретить, хотя не знала наверняка, выжил он в той бойне или нет.
* * *
«Семантика. Будь она проклята», – думал Го-Лоит, внимая мысленным образам Яны.
Среди людей ходит поговорка: «Чужая душа – потемки». Омни понимал ее смысл, но случай ему попался крайне тяжелый. Возрожденная женщина, вне сомнения, обладала необходимыми знаниями и навыками, но управлять ею при помощи простых, безотказных приемов никак не удавалось.
Яна опиралась на ненависть, как на столп своей души. Она умела принимать боль и всегда возвращала ее сторицей.
«Нет, она не станет убивать амгаха назло мне, – удрученно размышлял Го-Лоит. – Не проявит к нему жалости. Не допустит неосторожных мыслей, а будет пичкать меня пережитой болью, медленно сводить с ума, тратить мое драгоценное время!
Выходит, строптивая тиберианка не годится в качестве источника информации? Мне начинать все заново? Но большинство людей, попавших в плен, обычные крестьяне и ремесленники! Они не знают ничего полезного!
Задача не из легких. Но тем увлекательнее ее решить!
Как мне поработить эту женщину? При помощи каких рычагов воздействовать на нее, заставить раскрыть свой разум?»
Омни привык манипулировать наиболее мощными, древними инстинктами, выработанными в процессе эволюции, присущими каждой из встреченных когда-либо космических рас. Обычно они работали безотказно, даже если подопытные существа считали себя духовно развитыми. Но инстинкты дремлют в каждом, нужно лишь создать ситуацию, которая востребует их в полной мере.
Он так и поступал. Страх смерти, желание жить, наслаждение или боль – в различных сочетаниях эти методы воздействия всегда вели к желаемому результату, но Яна – особый случай. Она не боится смерти, скорее желает ее. Умеет вытерпеть боль. В борьбе предпочитает бескомпромиссные решения. Его словно насквозь видит. И не станет подыгрывать.
Он снова и снова просматривал мысленные образы, полученные из рассудка тиберианки.
«Мне нужно ее сломать, а затем заставить служить!
Но как, если ей ничего не дорого, ни собственная жизнь, ни тем более чужая. Казимира сейчас привлекать нельзя, он занят решением важной для меня проблемы, сам не понимая, что работает на врага.
А если? – Шеи сплелись, головы Го-Лоита взглянули одна на другую, одобрительно зашипели. – А если вернуть ей любовь?!»
Опасное чувство. Непонятное. Оно сложнее, чем природный инстинкт продолжения рода. Любовь присуща людям, он сталкивался с этим загадочным явлением уже не в первый раз, но так и не смог понять его силы и смысла.
Но это хороший рычаг воздействия, если верить воспоминаниям Яны! Она обязательно утратит контроль над собой, и тогда проникнуть в потаенные уголки ее рассудка уже не составит труда!
Го-Лоит некоторое время сомневался, спорил с собой, а затем все же отдал приказ:
– Пленницу – в камеру перерождения! Мне доставить кластеры с генетическими образцами!
Он знал, кто подойдет для опасного эксперимента.
Получив необходимые данные, Го-Лоит тщательно изучил их, испытывая необычайный душевный подъем. В его рассудке зародился хитроумный план, разгадать который людям просто не под силу. Да, он принял окончательное решение, выделил один из имевшихся в его распоряжении генетических образцов, добавил к нему незначительные изменения облика и остался доволен полученным результатом.
«Теперь они, несомненно, почувствуют тягу друг к другу! Я буду обладать мыслями обоих, и если сыграю тонко, то…» – Он издал протяжное, переливчатое шипение, представляя открывающиеся перспективы.
* * *
Близился рассвет.
В сумерках облака выглядели необычно, снизу тучи подкрашивало ало-оранжевым, словно они несли не дождь, а тлеющие угли.
Кратер, где велись раскопки, напоминал громадный амфитеатр. Семь кольцевых уступов соединялись идущими по периметру выработки дорогами. Повсюду горели костры, виднелись временные жилища, десятки тысяч существ, согнанных сюда по приказу Го-Лоита, трудились круглые сутки, бригады сменялись на периоды короткого отдыха, работы не прекращались ни на минуту, хотя привычные атрибуты подневольного труда практически отсутствовали. Не слышалось окриков надсмотрщиков, ударов плетей, да и попробуй стегануть мургла или норла – размозжат одним ударом, размажут по обсидиановым, похожим на вулканическое стекло глыбам.
Существа различных цивилизаций работали дружно и монотонно, не вступали ни в драки, ни в разговоры, взаимодействовали молча, без обычной вражды.
Среди пестрого сборища выделялись скелхи. Они выполняли самую ответственную часть работ: сканировали дно раскопа, помечали участки, где удавалось обнаружить логры, затем следовали односложные предупреждающие окрики, и вскоре дно кратера покрывалось сеткой раскаленных линий, вихрился дым, в его клубах лучи инфракрасных лазеров становились видны невооруженным глазом.
Разрезав очередной участок на квадраты, скелхи переходили к следующему, а среди дымов и багряных отсветов тут же появлялись норлы. При помощи кувалд и клиньев они с огромным трудом отделяли первый куб, дальше работа шла быстрее. Мурглы оттаскивали добытую породу на специально отведенную площадку, дробили на осколки. Те, что содержали впаянные логры, складывали в объемистые корзины. Прилетал амгах с надетой на него упряжью, корзину цепляли крюком, и звероящер взлетал, транспортируя драгоценный груз к одному из омнианских кораблей, где полным ходом шли восстановительные работы.
Пустую породу мурглы, сгибаясь под тяжестью груза, тащили вверх по спиральному серпантину, выбрасывали за пределами кратера, где уже возвышались черно-серые горы отвалов, а затем возвращались за следующей партией.
Кроме исконных обитателей этого региона Первого Мира, на раскопках трудились и другие существа. Аурбалы – коренастые карлики, числом около тысячи, были заняты на вспомогательных работах: строили временные жилища, обтягивая жердяные каркасы шкурами животных, поддерживали огонь, готовили пищу, эмглы – гориллоподобные создания – ворочали небольшие обломки, кололи их в щебень. Изредка раздавался гортанный возглас, означавший очередную находку, и тогда скелхи, наблюдавшие за процессом, тут же отбирали найденный логр.
Вне границ кратера, вдоль дорог, ведущих к отвалам, располагались куполообразные пульсирующие сооружения из плоти. Подле них сновали насекомоподобные существа, лишь отдаленно напоминающие инсектов. Они выглядели крупнее и выше, имели иное строение хитинового панциря – их природная броня отливала темно-оливковым, массивные черепа, удлиненные к затылку, глянцевито поблескивали.
Каждая особь демонстрировала нехарактерную для коллективного разума самостоятельность. Они часто останавливались, обмениваясь друг с другом короткими фразами на непонятном языке. Куполообразные постройки никем не охранялись, между ними и раскопом постоянно курсировали караваны карликов. Заходя внутрь, аурбалы при помощи примитивных каменных ножей срезали наросты кровоточащей плоти, складывали их в мешки и корзины, затем отправлялись в обратный путь, готовить пищу для рабочих.
Так продолжалось день за днем. Раскоп постепенно углублялся, его площадь уменьшалась, логры, вплавленные в породу, попадались все чаще, иногда целыми скоплениями.
* * *
В третий раз Яна очнулась перед рассветом.
Мягкие сиреневые сумерки царили за откинутым пологом примитивной, сооруженной из жердей и шкур хижины. Воняло горелым мясом, неумело приготовленным на открытом огне. Извне доносились знакомые ритмичные стоны – такие звуки обычно издавали мурглы.
Она села, настороженно осматриваясь.
«Какую еще пакость задумал Го-Лоит?» – Девушка встала. Руки и ноги не скованы. Уже хорошо, хотя мнимая свобода наверняка является частью плана змееголовой твари, – травматические воспоминания вмиг окатили дрожью, но тут же схлынули, их заглушила тревога.
Физически Яна чувствовала себя вполне здоровой, бодрой, отдохнувшей, а вот о внутреннем состоянии такого не скажешь.
Одежда сидела мешковато. Кожаная шнуровка затянута неплотно, неумело. Высокие сапоги из мягкой шкуры игуна надеты на босу ногу.
Яна брезгливо передернула плечами, села на край грубой лежанки, застеленной шкурами, задумалась, машинально поправляя и затягивая шнуровку.
Что бы ни затеял омни, какие бы датчики он мне ни имплантировал (иного объяснения очередному провалу в памяти Яна не находила), он зря потратил время.
Обыскав убогое жилище, она нашла кусок ткани, разорвала его надвое, переобулась, чтобы не стереть ноги в кровь, затем вышла наружу.
Огромный, затянутый дымами раскоп открылся ее взгляду. Ну, понятно. Здесь располагалась одна из логрианских систем планетарной обороны. Миллионы кристаллов образовывали компонент древнего оружия, напитанного энергиями гиперкосмоса.
Результат боя очевиден – расплавившееся дно кратера провалилось в глубины бункерных зон, превратив уникальное оружие в спекшуюся кристаллическую массу.
Яна сглотнула. Хотелось пить. Память о тех страшных днях постоянно жгла изнутри.
Пока она осматривалась, напряженно размышляя над сложившейся ситуацией, к ней подошел скелх.
Омерзительная тварь, ростом с человека. Тело, руки и ноги гибкие, словно в них нет костей. Голова небольшая, лицо узкое, вытянутое. Миндалевидные глаза, расплющенный нос, тонкие, сжатые в прямую линию губы. Его огромные зрачки казались бездонно-черными, влекущими. Кожистые складки дряблых век постоянно подрагивали.
Яна спокойно выдержала его взгляд в ожидании, когда же имплантированный ей модуль технологической телепатии взорвется болью.
Боль не пришла. Возникло отвратительное ощущение липкого тепла, будто ее лизнул огромный слюнявый язык.
«Иди за мной. Ты будешь сортировать найденные кристаллы. Поврежденные в одну корзину, целые в другую».
Яна безропотно кивнула, хотя внутри все клокотало от желания схватить острый обломок стекловидной массы и раскроить череп ненавистной твари.
«Нет. Глупо и бездарно я не погибну. И наплевать, что омни читает наиболее яркие мысли. Слышишь меня? – мысленно обратилась к нему девушка. – Я на своей земле!»
Ей никто не ответил.
* * *
До заката она сортировала найденные логры.
Омни мог сколько угодно наблюдать за ней, пытаться прочесть мысли, угадать намерения. Она задавила эмоции и работала монотонно, угрюмо. В принципе логика захватчиков понятна. Го-Лоит в тупике и сейчас отчаянно ищет выход из положения. Он осведомлен об уникальных функциях логров и о множестве устройств широчайшего спектра применения, которые можно создать, составляя правильные последовательности из кристаллов.
«Люди, по его мнению, самая развитая из рас, населяющих Первый Мир. Значит, Го-Лоит полагает, что мы разгадали часть древнейшего наследия, знаем хотя бы некоторые из последовательностей логр-компонентов?
Что ж. В логике ему не откажешь…
Он ждет, что я не выдержу, воспользуюсь случаем, соберу из кристаллов устройство, которое станет оружием, средством к побегу или блокиратором вживленного мне модуля технологической телепатии?
Резонно. Но омни ведь так похож на логрианина! Неужели он сам не знает, как составлять последовательности? Здесь что-то не так…»
Яна приспосабливалась. Она старалась заглушить важные мысли другими образами, действуя в непривычной для себя манере. Удавалось не очень-то хорошо. Когда на протяжении многих лет твои оценки и намерения не расходятся с делом, за пару дней не научишься лицемерить. Но что делать, если ей противостоит не сила, а хитрость и изворотливость?
Держать себя в руках. Учиться, как бы скверно ни было на душе.
На некоторое время помогли зрительные образы. Глядя на чужих, которых вокруг – сонмища, Яна привычно замыкалась в скорлупе враждебности, и омни (если он слушал) вновь получал лишь ранящие, болезненные эмоции.
Сортировке логров она внимания не уделяла. Горка кристаллов не уменьшалась, она бессознательно катала один из них между пальцами, поглядывая по сторонам.
Моральное одиночество ощущалось все острее, и омни с их пирровой победой тут вовсе ни при чем.
Яна привыкла смотреть на чужих через призму прицела. Ей редко удавалось наблюдать за ними, а желания анализировать поведение не возникало вовсе, но сегодня все складывалось фатально.
Вот мурглы, обессилев от тяжелой работы, остановились передохнуть, сгрудились, доверчиво потянулись друг к другу, потерлись носами, шумно вздыхая. Два амгаха, в ожидании очередной партии груза, расправили широкие кожистые крылья, уселись на груде обломков, пощелкивая зубастыми клювами, затем самец принялся вылизывать шерстку подруги, и это вдруг задело Яну, причинило ей боль. Даже свирепые норлы в перерывах между монотонными надрывными усилиями обменивались дружескими тычками, подбадривая ослабевших, а зачастую – оттесняя их, позволяя перевести дыхание.
Взгляд собирал мозаику из деталей происходящего, а внутри росла пустота.
Еще никогда моральное одиночество не ощущалось ею так остро. Пару раз в отдалении она замечала людей, непроизвольно тянулась к ним, используя скромный опыт обращения со вживленным устройством технологической телепатии, но те лишь хмуро отворачивались или зло поглядывали вокруг, не понимая, что за тварь пытается влезть в их мысли.
Один все же заметил Яну, пару секунд сверлил ее хмурым взглядом, затем почему-то сплюнул, вновь принимаясь за работу.
Мимолетные наблюдения ранили. Колючий логр катался между подушечками пальцев, в душе росло неодолимое желание покориться судьбе, уплыть по течению обстоятельств: собрать силы, накинуться на ближайшего скелха, вырвать у него оружие и подороже продать свою жизнь.
Она задавила это чувство. Омни дал ей второй шанс. Глупо его упускать, разменяв на пару-тройку безропотных клонов, которых двухголовый гаденыш наштампует еще.
Яна швырнула логр в корзину, даже не взглянув, дефектен ли он, взяла другой, снова принялась машинально катать бесценный кристалл между пальцами.
* * *
К закату сгустились облака, начал накрапывать дождь.
Яна продрогла. Подкравшийся вечер не обещал перемен к лучшему, а вскоре работу бесчисленных бригад остановил единый образ, транслированный через вживленные рабам устройства.
Она встала, отыскала взглядом убогое жилище. Помнится, внутри сложен очаг и припасено немного дров. Ей хотелось согреться, стряхнуть с себя нервный озноб. Скелхи почему-то не уделяли ей никакого внимания, что лишь укрепляло подозрения.
Как частенько говорил Казимир: «Пользуйся случаем. Наблюдай за врагом. Ищи уязвимые места, если не можешь ударить сразу, наверняка».
Мысли о приемном отце лишь разбередили душу. Жив ли он?
Поднимаясь по вырубленной в склоне дороге, Яна оказалась в тесном окружении норлов, но те устало брели к своему бивуаку, не обращая внимания на человека.
Она тоже сдержалась.
К ее удивлению, в небольшой хижине, собранной из обтянутых шкурами жердей, никого не оказалось. Очередная привилегия? Она криво усмехнулась, отыскала, чем развести огонь, мельком взглянула на кусок сомнительного мяса, принесенный в ее отсутствие, но мысль о такой еде вызвала лишь отвращение.
«Надо же, – Яна заметила котелок, – и о посуде позаботились?»
Она выставила его под дождь. Без еды какое-то время можно обойтись, а вот без воды никак.
Огонь в очаге занялся сразу. Темнело медленно, нехотя. Невзирая на непогоду, в разрывах гонимых ветром туч то и дело проглядывали сиренево-бледные лики планет Ожерелья. Их сбегающая к горизонту дуга стала последним, что запомнила Яна перед смертью.
Она отвернулась, присела у очага. Глядя в огонь, грела озябшие руки, размышляла над сложившейся ситуацией.
Нет, технологией логров омни определенно не владеют. У кристаллов множество сфер применения. Не нужны десятки тысяч существ, разбивающих остекленевшую породу, если ты властен над древнейшими устройствами.
Открытым оставался вопрос: что ей делать в сложившейся ситуации? Долбить камень? Сортировать логры? Пытаться бежать?
Языки пламени освещали ее осунувшееся лицо. Моральное одиночество становилось все острее. Раньше она никогда не задумывалась над подобными пустяками. Мир четко разделялся на своих и чужих. Это было удобно, но справедливо ли?
«Ну, а что изменилось? – ожесточенно спросил внутренний голос. – Ты дала слабину, растерялась. Действуй, как привыкла, не доверяй никому, рассчитывай только на себя. Что может быть проще? Завладей оружием или просто беги – схронов в горах предостаточно. Там найдешь все необходимое. Создай сущность, пусть заблокирует вживленную колонию нанитов. Сожги к фрайгу чужеродный модуль технологической телепатии, пусть даже это будет стоить тебе части воспоминаний, фрагмента личности!»
Яна спохватилась. Всплеск эмоционально окрашенных мыслей может стать достоянием Го-Лоита. Этого он и добивается.
Тяжелые думы не добавляли душевного равновесия. Среди пленных людей она не заметила ни одного тиберианца. Не на кого положиться.
«А просто умереть в бою?» – язвительно осведомилось подсознание.
«Уже не выход», – машинально подумала Яна.
«Ты боишься?» – презрительно фыркнул голос.
Она ничего не ответила. Сложно подобрать правильное определение мучительному состоянию. Слишком часто за последние дни она видела себя как бы со стороны – сидящую у заиндевелой стены, мертвую, неподвижную, окоченевшую. И тем острее воспринималось настоящее: она ощущала тепло, исходящее от очага, а вдоль спины мурашками крался ледяной озноб воспоминаний.
Еще одни оковы? Теперь уже моральные?
Яна устала от бессмысленного внутреннего спора. Надо умыться. Пытаясь отвлечься от мрачных размышлений, она склонилась над котелком с дождевой водой, увидела свое отражение.
А я ли это?! Отчаянные эмоции переполнили вмиг, грозя выплеснуться за грань разумного, за рамки пошатнувшегося самоконтроля.
Неуловимо изменились черты лица. Или это поверхность воды и отсветы пламени искажают облик?!
Ей было страшно, горько и одиноко.
Жестокий опыт прожитого никуда не годился. «Что со мной сделал омни?!» Яна невольно коснулась отражения, и по воде побежали круги, стирая увиденный облик.
«Нет. Так не пойдет!» – Она решительно встала, вышла наружу. Дождь уже прекратился, погода после неурочного Смещения стояла изменчивая, капризная.
В небе сияли планеты Ожерелья. Облака угнал ветер, лужи подернуло хрупким и тонким льдом.
Яна запрокинула голову, заставила себя посмотреть вверх. Оковы нужно разорвать, не важно, из чего они сделаны. Неточное генетическое копирование? Наплевать. Ее губы беззвучно шевелились, в глазах отражалось бездонное черное небо. Я – это я. Душа, мысли, рассудок, память остались прежними!
* * *
Она долго стояла, глядя в небо.
Пустота и одиночество никуда не исчезли. «Выходит, они прижились навсегда? Или мне просто нечем заполнить моральный вакуум?»
Внутренний спор вызывал раздражение. Самоанализ никогда не являлся ее сильным качеством, да и прежняя жизнь не предполагала долгих раздумий.
Теперь же пустота затопила весь мир, казалась неодолимой. На душе было тяжело, вязко. Моральное самоистязание вело в тупик.
Заслышав шум, она взглянула по сторонам.
Повсюду горели костры. Пламя отбрасывало удлиненные изменчивые тени, фигуры чужих существ окружали ее, замыкали в жуткий хоровод далеко не светлых эмоций.
Метрах в тридцати от ее временного жилища, в границах расположенного ниже уступа, внезапно вспыхнула непонятная борьба. Яна присмотрелась. Трое существ, отдаленно похожих на инсектов, куда-то тащили изрядно избитого человека. Гревшиеся у костра норлы посторонились, уступая дорогу, провожая странных тварей глухим рычанием.
«Куда они его тащат?!» – В сиротливых и зябких мыслях вдруг промелькнула непривычная нотка сострадания.
Как ни горько это прозвучит, но к людям Яна относилась с еще большей настороженностью, чем к инопланетным существам. В жизни она доверяла лишь нескольким прошедшим с ней через огонь и воду тиберианцам, к остальным же испытывала в лучшем случае равнодушие.
Неподалеку возвышались строительные леса, прикрепленные к стене кратера. На фоне ночного неба выделялся контур примитивной лебедки, с помощью которой наверх поднимали грузы.
Она промедлила лишь пару секунд, затем ловко скользнула вниз, едва прикасаясь к скрепленным веревками частям шаткой деревянной конструкции.
Насекомоподобные существа уже вышли из освещенного костром круга, скрылись из вида за пологом тьмы, но Яна мгновенно сориентировалась по издаваемым ими царапающим звукам и, не удостоив норлов взглядом, метнулась вслед.
Зачем? Она не искала ответа. Просто вдруг до ноющей боли в груди захотелось взглянуть в человеческое лицо, кем бы ни оказался избитый пленник, пусть испуганным крестьянином, охотником за лограми, черным археологом из внешних миров или…
Во тьме вдруг раздался приглушенный удар, словно врезали кулаком в хитин, скрежет мгновенно стал отчетливее, а еще она услышала частое, надорванное дыхание человека.
До следующего костра еще метров двадцать. Подле него плотным кругом – мурглы. Их массивные фигуры заслоняют свет, а на небольшой площадке, где составлены пустые корзины, темнеют свернутые в бухты веревки, горками набросаны клинья, к стенам прислонены кирки и огромные кувалды.
Трое насекомых нагнали вырвавшегося из их рук человека и молча, с усердием избивали его.
Он упал, но тут же попытался встать.
Хитин скрежетнул по камню, резкий удар пришелся в голову, человека опрокинуло на спину, он судорожно выгнулся, хрипя.
«Убьют!» – Она успела заметить острые выросты на руке насекомого, расположенные от запястья до локтя, и поняла – сейчас будет нанесен роковой удар.
– Обернись!
Все трое синхронно отреагировали на звук. В тусклом свете планет Ожерелья Яна успела рассмотреть тварей, окончательно убедиться – это не инсекты. Их белесые, сегментированные растущими внахлест пластинами брюшки часто пульсировали, чуть выше располагались прочные природные нагрудники, лица были похожи на застывшие маски, вытянутые к затылку черепа глянцевито поблескивали.
Она никогда не сталкивалась с подобными существами, но, впитав их облик, мгновенно определила как смертельно опасных противников, рывком ушла в сторону, и вовремя: хитин на их груди раздался в стороны, обнажая влажно поблескивающие мышечные трубки, раздался сиплый выдох, и острые иглы, источающие резкий запах токсина, разметали корзины, с глухим треском впились в смотанные канаты, вибрируя, вонзились в деревянные детали огромной лебедки.
Избитый до полусмерти человек собрал остаток сил, привстал, его рука нашарила в темноте небольшой, но острый обломок камня.
Бросок вышел слабым, раздался приглушенный стук, но этого оказалось достаточно, твари отвлеклись, сочтя, что с Яной покончено.
Они лишь пару секунд пребывали в заблуждении. Сбоку метнулась гибкая тень, раздался хруст, голову крайнего из насекомых свернуло набок, девушка мгновенно прикрылась им, как щитом, прыснули иглы, хитин царапнул о хитин, а в следующий миг глухой удар проломил глянцевитый череп второй твари.
