Андрей Кузечкин
Форт Данко
Ближе к холодам отыскал на берегу водохранилища маленькую туристическую базу, брошенную в первые дни эпидемии, там и перезимовал. Дров и еды хватило. Гнилые сюда не добрались: зима выдалась снежной, намело огромные сугробы.
Весной, когда природные бастионы растаяли, Алик отправился искать выживших. В деревнях уже никого не было – ни живых, ни гнилых. Однажды Алик осмелился подобраться к небольшому городу и осмотреть его в бинокль, забравшись на холм. На площади он увидел толпу, издалека похожую на скопище муравьёв: никто из гнилых не стоял на месте, все куда-то шагали с непонятной целью, при этом не сталкиваясь друг с другом, и с площади никто не уходил. Алик, как заворожённый, наблюдал за этой сценой не меньше получаса – она напоминала странный, хорошо отрежиссированный танец.
Алик пришёл к выводу, что гнилые – стадные существа. Увидят стаю себе подобных – примыкают к ней. «Мозгов у них ноль, но есть какая-то генетическая память или инстинкт. Поэтому из деревень они идут в города, там и остаются, вместе с тысячами других».
На Форт Данко наш новичок наткнулся случайно. Просто увидел издалека дым из трубы. Во Внутреннем Периметре топили баню…
Нам, в свою очередь, нечего было особенно рассказать. Некоторым из нас (меня среди них не было) удалось протащить в лагерь телефоны, хотя правилами это запрещалось. Мобильная связь в этих краях ловилась так себе, а интернет – и того хуже, но нам хватило. Так что об эпидемии мы узнали быстро. Во всех соцсетях выкладывали фото и видео, все сайты с новостями вели прямые трансляции, там же появлялись всякие официальные заявления и инструкции. Гражданам предлагалось срочно покинуть очаги заражения и проследовать в зоны эвакуации. Если нет такой возможности – запереться в домах, забаррикадировать все входы, заколотить окна и не вступать в контакты с другими людьми – просто ждать благополучного разрешения ситуации.
У нас, конечно, была дикая паника. Почти все тут же стали рваться домой, к родителям. командиры успокоили народ тумаками, а Фёдор Палыч даже вытащил карабин и разок пальнул в воздух. Потом спокойно объяснил, что самое безопасное – оставаться здесь, за высоким забором, который позже получил гордое имя Внешний Периметр, и ждать эвакуации. Тем из нас, кто смог дозвониться до своих, слышал от родителей и друзей то же самое: повсюду хаос и кровища, сидите и не высовывайтесь. Вскоре и сотовая связь пропала, а с ней и интернет. И вот мы уже оторваны от цивилизации – кучка Робинзонов за забором.
Осенью, когда стали кончаться припасы, мы решились на первый рейд. Вскоре вылазки стали регулярными. Жизнь устаканилась.
Гнилых мы встречали редко, поэтому ни в одном рейде никто из наших не погиб. А до Форта Данко гнилые за весь год добирались только четыре раза. И каждый раз дозорному на вышке удавалось увидеть незваного гостя издалека.
Гнилой шагает, не разбирая дороги, сквозь высокую траву: медленно, пошатываясь, как пьяный. Случайно приблизившись к Периметру на достаточное расстояние замирает на одну секунду, потом резко меняет траекторию и целенаправленно движется к забору. Живых учуял.
Исход каждой встречи был одинаков. Фёдор Палыч командовал открыть ворота, а затем убивал гнилого прицельным выстрелом в голову, как учили в тех же инструкциях для населения. В первый раз – из карабина, затем стал использовать пистолет застрелившегося участкового, найденного в селе Варварино.
Гнилого мы потом оттаскивали в овраг, куда сбрасывали весь наш мусор, обливали бензином и поджигали. Усатый мужик в телогрейке, маленькая старушка, здоровенный деревенский парняга и совсем уж необычный персонаж – бородач в странном балахоне (сектант?). Нам очень повезло, что гнилые приходили к нам по одиночке. Уж не знаю, как бы мы справились даже с двумя. Фёдор Палыч считает, что каждого гнилого, кто добрался до Форта, надо обязательно уничтожить – чтобы других не привёл. Да и нервно это, когда мертвяк поблизости бродит. Лучше сразу его успокоить.
…За разговором мы успели хорошенько пожрать. Мотя, в этот день дежурный по кухне, вытащил из заначки «чекушку»: всем по чуть-чуть в честь праздника! А это был настоящий праздник. Впервые за год.
Хой приволок гитару, а Алик вытащил из рюкзака ту самую дудочку и принялся на ней наяривать, и не просто ноты играть, а ещё и битбоксить при этом. Все захлопали в такт и заулюлюкали…
– Так, салаги, что это у вас тут? Отмечаете? – раздался голос командира.
Тут же наступила мёртвая тишина.
Полюбовавшись на застывших парней, Фёдор Палыч рассмеялся:
– Отмечайте. Егор Семёныч дозволил. Значит, так. Завтра идём во внеочередной рейд. Деревня Мусихино. Три часа в одну сторону, кто забыл. Есть желающие?
Вот это было неожиданно.
У рейда свои правила. Едут всегда пятеро, за рулём командирского УАЗика – всегда Фёдор Палыч. Остальные ходят в рейд по очереди. Исключений ни для кого не делается. Список участников каждого рейда составляется заранее. «Есть желающие» – это на моей памяти впервые.
– Я первым по-любому Алика пишу, – сказал командир. – Посмотрим, на что ты сгодишься.
Теперь понятно, в честь чего внеочередной рейд. Новичок должен оправдать оказанную ему высокую честь стать одним из нас… или как-то так.
Я поднял руку. Впрочем, Малюта меня опередил. Малюта хватается за каждый шанс встретиться с гнилыми и уничтожить парочку.
Подняли руки и все остальные, кто Малюту поддерживает. Рейд – это здорово. Можно что-то интересное найти и протащить за периметр, если командир разрешит, а нет – так контрабандой.
Малюта и его ребята любят рейды, в отличие от Барсука и тех, кто с ним. Барсук считает, что в рейды надо ходить не по чёткому графику, а по нужде: когда еда кончается или медикаменты. Командиры предпочитают до такого не доводить. Может, оно и к лучшему.
Командир вписал меня и Малюту, а также урода Муху. Не самая приятная компания.
– Всё, отдыхайте, – сказал Фёдор Палыч. – Завтра – чтобы никаких нарушений графика. И это… мне плесните, что ли.
Выпив, командир удалился. А праздник продолжался до позднего вечера.
Я всё это время смотрел на Алика. И остальные, конечно, тоже, но, кажется, в упор не видели главного.
Алик всё это время оставался таким же, каким был, когда вошёл в ворота Внешнего Периметра: абсолютное спокойствие, лёгкая улыбка, а в глазах – еле заметная ирония. Будто к нам явился какой-то аристократ, который упорно не желал снисходить до всеобщего веселья.
Возможно, я единственный, кто его прекрасно понимал.
Когда встали из-за стола, никто даже не заметил, что выпивка в стакане Алика осталась нетронутой. Он послушно чокался со всеми, но не пил.
* * *
Всей толпой мы вывалились из кухни.
Скоро отбой. Пора решать, в какой барак определить новичка.
Бараков у нас два, каждый – на двадцать человек. А если учесть, что нас всего четырнадцать, не считая Алика и тем более командиров, которые обитают во Внутреннем Периметре, то живём мы далеко не в тесноте и уж конечно не в обиде. Малюта и пятеро его фанатов обитают в одном бараке, Барсук и остальные – в другом. Только так и поддерживаем мир, а командиры не против – им главное, чтобы дисциплина была, чтобы в рейды исправно ходили. Они тоже всё понимают, поэтому Барсука и Малюту никогда не отправляют на вылазку вместе – а то мало ли что.
– Ну что, Алик, куда вещи кинешь? – спросил Малюта. – Давай вон туда, к нам.
– А хочешь – давай вон в тот барак, там я староста, – солидно произнёс Барсук.
Все замолчали. Молчал и Алик. Не дурак ведь, понимает, что выбор серьёзный.
– Если что, все нормальные пацаны там живут, – Малюта кивнул на свой барак.
Все тут же посмотрели на Барсука.
При других обстоятельствах наш мудрый Барсук, может, и отшутился бы. Но падать в грязь лицом перед новичком ему не хотелось. И он произнёс, негромко и зло:
– А за такие слова можно и ответить.
– За какие? – с вызовом поинтересовался Малюта.
– Вы нормальные. А мы тогда какие?
Из-за спины Малюты вынырнул щуплый Дятел и крикнул:
– А вы… гнилые!
И заржал. Смех у него мерзкий, как у того дятла из мультика. Потому он и Дятел.
Началось… этого я и боялся.
Парни, минуту назад вместе веселившиеся, стояли друг против друга двумя тесными кучками и яростно орали, ругались, силясь перекричать. Вот-вот начнётся потасовка. Одни только вожаки молчали – они боролись взглядами. Ждали провокации действием.
Алик благоразумно отшагнул. За его по-прежнему спокойным лицом угадывалась работа мысли. Если бы даже он сейчас попытался остановить поддатых ребят – скорее всего, отхватил бы от обеих сторон.
– Та-ак, что за рамсы? А ну тихо! Заткнулись! – Невесть откуда взявшийся Фёдор Палыч уже раздавал затрещины направо и налево. – В честь чего базар?
Он схватил Малюту за шиворот.
– Да мы хотели, чтобы новенький в моём бараке жил… – промямлил тот.
– В твоём? В каком «твоём»? Нету здесь ничего твоего!
– В смысле, в нашем…
– И вашего ничего нет! Всё общее, как при социализме! Опять начинаешь?
– Ну това-а-арищ командир… – протянул Малюта, как всегда, когда он пытается подлизаться к Фёдор Палычу.
Он давно пытается подружиться с командиром. К счастью, тот выше этого.
– Чего «товарищ командир»? Три наряда вне очереди! И второму зачинщику – тоже!
Барсук равнодушно пожал плечами.
– Теперь с тобой, – Фёдор Палыч обернулся к Алику. – Куда-то тебя надо определить. Где меньше народа? В том бараке, где Малюта – староста. Вот туда и шагай.
На прощание Алик пожал мне руку. Я успел ему шепнуть:
– Ничего. Потом, если хочешь, к нам переберёшься.
В барак мы плелись усталые и раздосадованные. Спать легли, ничего не обсуждая. Просто разбрелись по кроватям и попадали на них.
Я залез под одеяло с головой. Включил телефон.
Электричество – ресурс, который у нас всегда в избытке, спасибо бензиновому генератору. Телефоны теперь есть у всех, добыли в рейдах. Никакая сеть давно уже не ловит, зато можно слушать музыку, смотреть фильмы, читать книги с экрана… да мало ли. Главное – не во время рейда или дежурства на вышке.
Я использую телефон, в основном, в качестве фонарика.
Залезаю под одеяло. Достаю мои сокровища, спрятанные в подушке…
Фёдор Палыч иногда устраивает обыски. Но он всегда ищет что-то большое. Оружие, например, или бутылки с алкоголем, которые по правилам положено хранить на кухне и доставать только в честь праздников. Едва ли он нащупает несколько клочков бумаги, спрятанных за наволочкой. А если и нащупает – не среагирует на них.
Давно уже не перечитывал эти записки. Новых-то нет.
Но сегодня обязательно надо, чтобы успокоиться, расслабиться и уснуть.
Про эти записки не знает никто.
И не узнает.
Не знаю, как там у Малюты, но в нашем бараке действует одно негласное правило…
Чем ты занимаешься под одеялом – это твоё личное дело.
Его первое убийство
Оторвался от губ девушки.
Она перебрала. Целоваться с ней было неприятно, но так было нужно, чтобы не привлекать внимания.
Дальше поцелуев не продвигался, а она и не настаивала. Просто ритмично дышала в его объятиях: сперва громко, потом всё тише и тише.
Сейчас она уснёт. Это хорошо. Это так и надо.
Дыхание её стало еле слышным.
Осторожно высвободился из её рук.
Вокруг многие уже спали, некоторые ещё возились.
Словно вновь оказался в родной общине, где такие вечеринки были нередкими…
Встал. Приоткрыл дверь. Вышел в соседнюю комнату, где ждала его она.
Она.
Безумно хотелось обнять её. Но нельзя. Рано.
Эти двое лежали, каждый в своей кровати. Тот, что с бородой, храпел.
Она молча указала ему на бородатого.
Наверное, могла бы и сама это сделать, но предоставляла эту честь ему.
Он никогда раньше не убивал. Никогда и никого. Даже мышь, даже муху. Так его воспитали.
На полу валялись штаны бородатого.
Наклонился. Вытащил из висевшего на поясе чехла нож. Длинный, с зазубренным лезвием.
Наверное, резать человека не сложнее, чем чёрствый хлеб.
За спиной раздался хрип. Того, второго, душили. Она душила.
Бородатый зашевелился. Неужели, проснётся? Не должен… Хотя от этого человека всего можно ждать.
Левой рукой схватил за бороду, приподнял её. До боли сжав нож в правой, приставил лезвие к горлу, слегка надавил. Осталось сделать резкое движение, чтобы вспороть глотку.
Надо сосчитать до трёх… нет, до пяти!
Стал считать в обратном порядке.
Пять.
Хрип позади него затихал.
Четыре.
Как хлеб. Что он, хлеб не резал? Или как пилой пилить дерево.
Три.
Нужно. Просто нужно.
Два.
Бородатый проснулся. Сильная длань стиснула запястье… Запястье левой руки!
Один!
Дёрнул нож на себя. Инстинктивно, бестолково, но этого оказалось достаточно.
«Как нож в масло», говорят в таких случаях.
А ещё в одном видеоролике повар резал овощи невероятно острым, будто скальпель, ножом. Провёл разок, без видимых усилий, невесомо, как художник кистью – и помидор развалился на две аккуратных половинки…
Лезвие погрузилось в шею едва ли не до самого позвоночника и легко выскочило наружу.
Хлынул тёплый фонтан, обрызгав его одежду. Бородатый выпустил его запястье, обеими руками попытался зажать рану. Какое-то время он боролся за жизнь. Сильный человек.
Отшагнул назад, глядя, как умирает его враг. Рядом уже стояла она. Обнимала за плечи.
– Мы свободны… – прошептал, когда бородач перестал биться на кровати.
Накрыл одеялом одного покойника. Она – второго.
– Воздуха…
Вышли из комнаты, туда, где продолжалась оргия. Никто на них даже не посмотрел.
Прихватил со стола ополовиненную бутылку вина.
Выйдя наружу, сделал несколько жадных глотков.
Отдал ей.
Прислушался к себе.
– Знаешь, что я чувствую? – спросил. – Руки не дрожат. Не тошнит. Удивительно, да? Мне всегда говорили, что на насилие нельзя отвечать насилием. И я никогда не отвечал. Повода не было.
Она молчала.
– Я отомстил им за то, что они надругались над тобой. И над всеми. Теперь такое чувство, что я всё могу. Вообще всё. Кто посмеет тронуть меня, тебя, остальных – умрёт. Как будто мне с его кровью какая-то его звериная сила передалась. Вот что, оказывается, чувствуют убийцы…
Она отбросила пустую бутылку и обняла его. Всё тело – будто деревянное. Напряжена. Сдерживается, чтобы не задрожать всем телом, зарыдать.
Воткнул нож в стену. Прижал её к себе. Поцеловал.
Тут же отстранил. Стащил через голову влажную, липкую футболку.
Девушка вновь приникла к нему.
Целовались долго и жадно, будто пили друг друга, как вино. Потом упали на землю, не владея собой.
Успел подумать: неужели они и вправду сейчас это сделают, даже не смыв с себя чужую кровь?..
Но сила, его новая сила переполняла его.
И эта сила не хотела, чтобы он задавал лишние вопросы…
