Андрей Истомин
Пустота
– И много у Вас было полётов? – поинтересовался Клинов, хотя ответ знал уже.
– Ну, такой – то – первый. Я до этого сто один полёт на разведку слетал. Между прочим, за мной ещё две таких же планеты числятся. Только их я проще назвал – «Гриб» и «Слякоть». На первой грибы уже есть на суше – такие купола по пять – шесть метров в высоту. На болоте стоят. Видите ли, перерабатывают опавшие хвощи и что там ещё успело вылезти из воды. Мне сказали, на Земле раньше тоже такие водились. Ну, а со второй всё просто – там бактериальный мат на дне моря, а под ним толстенный слой отмерших бактерий, местами с километр толщиной. Говорят, из него потом нефть сделается. И никакой иной жизни – правда, уже кислород есть, почти как на Земле -восемнадцать процентов.
– Ну что ж. Я так понимаю, Вы всё-таки какое-то расследование проводили и первый раз, и второй. Есть какие-то результаты?
– Да какое там? – капитан опять махнул рукой, – никто ничего не помнит! У меня в медотсеке есть ментаскоп, а бортинженер собрал простенький полиграф на 5 показателей. И ничего! Ментаскоп вообще показал отсутствие скрываемых эмоций и ровную схему ментального слепка. А полиграф… ну, что от него ожидать? Если человек не знает, что он врёт, то и полиграф ложь не заметит.
– А полиграф вы собрали после первого случая?
– Да.
– И что, тоже не помогло?
– Нет. Ну, так он простенький, без энцефалографии, такой можно обмануть, если нервы крепкие.
– Ну, что ж, первой жертвой у нас был Мехлис Лазарь Моисеевич, с него и начнём.
Почему-то Клинов ожидал увидеть такого классического еврея из анекдотов. Но в кресло напротив него уселся здоровый крепкий парень ростом под два метра, широкоплечий, розовощёкий. Положил на подлокотники кресла свои кулачки с голову новорождённого и радостно спросил:
– Ну что? Вы, наверное, какое-нибудь оборудование притащили? И сейчас всё узнаете и так?
– Ну, прежде чем тащить оборудование, как Вы изволили выразиться, надо выяснить, чем Вас так почистили, – слегка подражая настрою допрашиваемого ответил Клинов.
– Ну, так наркотой какой-нибудь. Чем ещё-то.
– Напомните, кто Вы по профессии?
– Ядерщик. Я тут первые три земных года буду сначала собирать, а потом обслуживать атомную станцию.
– Ну тогда Ваше незнание понятно. Давайте пока вспомним первый случай, когда пострадали Вы единственный.
– Давайте. Только вот я ничего не помню!
– А мы пороемся там, где Вы помните. Начнём с начала. Если б у Вас был тут явный конфликт с кем-то, вас бы обоих убрали и заменили. А вот, например, может, просто с кем-то, скажем так, отношения «чуть хуже». Это может проявляться в мелочах, которые Вы сразу-то и не заметите. Ну, например, кто-то никогда в кают-компании не сядет с Вами рядом. Никогда не заговорит с Вами первым. Не сядет с Вами за один стол обедать. Никогда не улыбается при виде Вас.
– Ну, так это – весь научный персонал! Они у нас все слишком важничают. По их мнению, они – спасители человечества. Передовой отряд на фронте человеческой экспансии. Я не шучу – они прям такими словами говорят. Кстати, только сейчас дошло. Ведь только среди них, ну, и ещё врач наш, может быть человек, способный на такую штуку.
– А что врач? – уточнил Клинов.
– Не, наш Айболит – тётка что надо. Она – мировая женщина, и мы с ней очень даже хорошо.
– Ну, видимо не очень, раз называете женщину – врача в честь мужчины – ветеринара.
– Что?
– Айболит, если Вы вдруг забыли, лечил зверей и был мужчиной.
– Да ну? Во дела! А я и не знал. Её наш Колька – электрик так назвал, ну, мы все за ним и повторяем. Вот умора. Обязательно всем расскажу.
– Ну, хорошо, с ситуацией «до» разобрались для начала, давайте поговорим про ситуацию «после».
– Ну, а что после – то? Там всё известно. Первый раз вон капитан даже голову мою просвечивал и на детекторе лжи гонял, всё думал – вру. И вопросами запытал хуже Вашего. Заставил три раза в течение дня в разное время написать всё, что помню про последний день. А потом ещё раз, как раз за день до того, как это всё случилось.
– Интересно – надо будет глянуть. Вашему капитану явно надо было у нас служить.
– Во-во. Как-то разбили плафон аварийного освещения – так он ведь вычислил, кто и как. И ведь накатал служебку на возмещение. Тот ещё сыщик.
– Ну, а всё-таки. Были ли люди, чьё отношение к Вам изменилось после первого случая, скажем так – заметно? Ну, например, стал Вас активно жалеть, а до этого забывал спросить, как дела. Ну, или наоборот, стал как-то особенно часто шутить по Вашему поводу.
– Шутить? Да у нас, вообще-то, как-то не принято так уж разыгрывать. Ну, могут, например, поменять заказ меню на следующий день. И будешь весь день питаться на какой-нибудь веганской диете. Или ещё что- то такое безобидное. А тут ведь, если что, можно же и совсем идиотом сделать. Так что нет, не заметил я ничего такого.
Клинов отпустил Лазаря и продолжил с остальными. К концу первых суток они вернулись в свой разведкорабль. После долгого дня сиденья и утомительных разговоров майор с удовольствием просто повис в воздухе, и обсуждал с экспертом результаты дня:
– Ну-с, Мария Вадимовна, что Вам удалось за сегодня?
– Первое, что удалось – это установлен метод стирания памяти.
– Это уже хорошо.
– Ничего хорошего. Вы в курсе, как происходит перенос из временной памяти в постоянную?
– В пределах школьного курса. Всё, что мы за день увидим и запомним, ночью мозг сортирует и что-то стирает, а что-то переносит в долговременную память.
– Ну, можно и так сказать. А отвечает за этот процесс конкретный белок. Так вот ещё в двадцать первом веке научились нарушать работу этого белка. Причём весьма успешно и скрытно от пострадавшего. Вводилось специальное вещество в кровь. Оно спокойно в организме находилось, выискивая и сцепляясь с молекулами этого белка, но не трогая его, поэтому никаких нарушений подопытный не замечал. А потом, когда он засыпал, внешней командой активировали это вещество – оно блокировало работу белка. И тогда во время сна всё, что было в краткосрочной памяти, стиралось, а в долгосрочную не заносилось.
– И что выступало этой командой? – Клинов попытался принять положение, чтобы смотреть в глаза эксперту.
– Да что угодно. Когда экспериментировали на мышах – это были вспышки света. А когда дошли до людей, то уже и звук испытывали, и многое что другое. Но тут использовался вполне легальный на земле вариант этого препарата с активацией звуком. По всей видимости на ужин все получили порцию этого препарата, а ночью по радиосети корабля прозвучал кодовый звуковой тон. И всё – утром никто ничего не помнит.
– А как же смена? Тот же бортинженер?
– Снотворное.
– Рискованно оставлять корабль без контроля во время полёта. Можно и не прилететь.
– Или преступник не знал, что корабль требует постоянного контроля.
– Тоже вариант. А, возможно, преступника этот вариант тоже устраивал.
– Может быть, – эксперт отстегнулась от кресла и тоже повисла в воздухе, потянулась и произнесла:
– Хорошо – то как! Вот бы дома иметь возможность часок повисеть в воздухе после трудного дня.
– Во-во. А что, кстати, что ваши собачки нанюхали?
– Инспектора? Пока ничего интересного. Помещение утилизаторной было выдраено роботами. Там стерильно. Следов волочения тела тоже нет. Пока все спали, прошла плановая генеральная уборка, и роботы уничтожили всё, что было. Сейчас они ищут по служебным и техническим помещениям. Может, одежду найдут.
