Андрей Истомин
Неотправленное письмо
– Уже кинул, с утра оставил в тайнике. Но ответа ждать, возможно, несколько дней. Давай так. Ты в эту субботу последишь ещё за ней, проверишь бабкины данные. К следующему воскресенью надо уже определиться, что делаем.
Время пролетело незаметно. Торговые хлопоты и налаживание связи через ящики с подпольем и партизанами занимали наших разведчиков с раннего утра до поздней ночи. Пару раз они даже оба ночевали в конторе. В следующую субботу Лёвин задержался тоже. Ждал Алексея с результатами. Центр всё ещё молчал. Только прислали рекомендацию избегать встречи, как будто Лёвин сам этого не знал.
Около часу ночи появился Алексей. Наши «коммерсанты» добыли в комендатуре ночные пропуска. Это было облегчено тем, что заработал канал поставки самогона. Первые же двадцать литров разошлись на взятки и завязывания знакомств с «очень нужными людьми».
Обняв, по обыкновению, печь, Алексей доложил:
– Ну, всё подтвердилось. Капитан ушёл около полуночи, свет она погасила – спит.
– Хорошо. К вечеру следующей субботы добудь мне любые цветы. Хоть герань в горшке, лишь бы цветок. В течение недели всех предупреждаем, что в воскресенье меня не будет- уезжаю в Горловку. Я, тем более, правда еду. Возница будет утром. До утра я тут управлюсь. Вернусь обратно во вторник. Кстати, сообщи об этом Вольфовичу. Намекни, что если к воскресенью не будет обещанных документов, расширить канал не получится. Он поймёт, о чём речь. Пусть пошевелится. А мы под его самогон сможем наладить скрытое снабжение и связь между партизанами и подпольем. Намекни ему, что бочка колбасы просто так с неба не упадёт.
– А зачем такие сложности?
– Надо быть готовыми к любому исходу. Мало ли что. Лучше обзавестись алиби.
– Ну, а возница?
– Это попутный. Он тут по субботам и воскресеньям торгует. У него лошадь зарегистрирована, как положено, но не в нашей комендатуре. Так что до него добраться будет сложно. Только если очень захотят. По идее, если всё кончится плохо, то заниматься будут местные полицаи, а у них опытных нет. Главное, не дать повода, чтобы этим занялись сами немцы. Особенно гестапо. Алексей не стал уточнять, что имел ввиду командир, когда говорил «плохо кончится».
До следующего воскресенья от центра ответ так и не пришёл. В ночь с субботы на воскресенье Алексей также повис на хвосте у Веры. Он должен был сообщить командиру об изменениях в графике. Сам Лёвин подошёл к дому Веры только к полуночи, найдя Алексея в тени у сарая с дровами.
– Ну, всё, хозяин. Ваша цыпа дома, дружок при ней. Думаю, скоро выйдет.
– Всё, давай в контору. Иди проулками и дворами, пропуск – хорошо, но не надо, чтобы кто-нибудь знал, что ты ночью тут бродишь. В конторе посиди со светом подольше. Можешь просто на ночь оставить лампу. Если спросят, скажи: «Хозяин ночью в дорогу собирался.» Что дальше делать, знаешь. Будь сама непосредственность. У тебя всё хорошо. Раз начальник в отъезде, можешь даже гульнуть, но без перебора. Ну, хотя бы девочку своди куда-нибудь. Всё, давай иди.
Алексей удалился. Лёвин же занял его место у сарая. Ночью без уличного освещения его там совершенно не видно. Вера жила в двухэтажном четырёхквартирном доме. Окно горело в угловой квартире на втором этаже, справа от подъезда. Действительно, довольно скоро свет в окне погас, а из подъезда вышел, освещая себе дорогу, военный. Лёвин укрылся за столбом, стоящим у сарая, на всякий случай. Когда капитан проследовал мимо, он вышел и тихо поднялся наверх. Сердце, казалось, стучало так, что перебудит весь дом. Пару секунд на то, чтобы отдышаться и успокоиться. Всё. Стук в дверь. Через минуту настойчивого стука из-за двери раздался сонный голос:
– Lieb?
– Вера, открой.
Лёвин вытащил из-за пазухи букетик герани. Алексей притащил горшок с огромной геранью. С горшком Лёвин возиться не стал, а срезал цветки. После секундной паузы дверь открылась. Она стояла в халате, едва запахнутом на голое тело, явно подвыпившая, сонно переводила взгляд с букетика на лицо и обратно. Вдруг в её голове что-то, видимо, прояснилось:
– Валька? Медведь?
– Ну, можешь и так назвать. Впустишь поговорить? Я строго по делу.
– А что, днём- то нельзя дела делать?
Лёвин вытащил из-за пазухи ещё бумажный свёрток, от которого за версту несло копчёной домашней колбасой.
– Ну, днём некогда, дел много. Так, думаю, по старой памяти посидим, по рюмочке под закусочку пропустим. Заодно и дела решим.
Замешательство на её лице сменилось интересом. Она шагнула в сторону и, запахивая поплотней халат, произнесла:
– Ну, входи, поговорим.
Скинув полушубок и валенки, Лёвин прошёл в зал. Квартирка была двухкомнатная, с проходным залом. В зале на столе стояли неубранные тарелки с остатками квашеной капусты и пустая бутылка. Похоже, кавалер был не сильно щедр. Валентин раскованно, можно подумать – они все эти годы продолжали общаться, прошёл к столу, развернул свёрток, где, кроме колбасы, оказались сало и кусок копчёного окорока – результаты его коммерческой деятельности. Потом извлёк из кармана бутылку самогона. «Казённой» разжиться не удалось – ещё слишком недолго он тут обживался, а заводской алкоголь был весь «под немцем».
