Андрей Гупало
Подъезд
– Я свободе-е-ен!
Петрович со снисходительной ухмылкой смотрел на причуды друга: он ещё и не на такое способен, этот Велик. Никто так не импровизировал по жизни, и никто не сочинял таких текстов для рок-композиций, как он. Но сегодня он был какой-то особенно безбашенный.
Петрович врубил магнитофон на всю катушку и вышел покурить на балкон.
Наше сердце работает как новый мотор.
Мы в четырнадцать лет знаем всё, что нам надо знать.
И мы будем делать всё, что мы захотим,
Пока вы не угробили весь этот мир!
– Цой жив! – радостно крикнул Серёга, и ловко выхватил сигарету из протянутой ему красной пачки, на которой белым вензелем под чёрной полосой красовалось: «Прима».
– Живее всех живых! – поддержал Петрович.
Вообще-то Сергей бросил курить ещё до семинарии. Но сейчас ему захотелось курить так, будто он хотел наверстать пропущенные годы. Делая одну затяжку за другой, Сергей жадно вдыхал едкий никотиновый жар, выпуская струю дыма в вечернее небо, покрытое копотью заводских труб. Тело само двигалось в такт мелодии, голова кружилась от табака, а губы подпевали: «Мы будем делать всё, что мы захотим…»
«А что, если рассказать Петровичу про Цоя? – пронеслась в голове у Сергея мысль. – Нет, не поверит, скажет, совсем свихнулся. Может Цоя как-то предупредить? Тоже не вариант: во-первых, где Цой, а где мы, а во-вторых… меня дома ждут».
Эта мысль подействовала на Сергея отрезвляюще. Он вдруг ощутил всю ненормальность своего положения. Да, в зеркале отражался Серёга Велик, это факт. Но внутри, в душе, он по-прежнему почтенный отец семейства, сотрудник кафедры философии, кандидат, наконец!
Каким-то образом волна времени откатила назад, и Сергей оказался на нулевой отметке своей жизни, там, где нет ещё ни семинарии, ни семьи, ни науки. Но эта волна не смыла воспоминания о его будущей… или прошлой… какая разница! – о его, Сергея, жизни, и это тоже неопровержимый факт.
А что если и не волна это вовсе, а рельсы другого, параллельного пути, и там, на другой линии, сейчас сидят и ждут его, Сергея Платоновича Величко, родные и друзья?
Чёрт! Как же это проверить?
Внезапно его осенило:
– Петрович, дай телефон, я свой в трамвае забыл!
– Ништяк шуточки! Типа, мы в Нью-Йорке, и я такой, да на, бери, только антенну не сломай.
– Блин! – Сергей от досады треснул кулаком об стену. – Где ближайший телефон?
– Возле парикмахерской, вроде, ещё работает.
– Я мигом!
Сергей нырнул в ботинки и, выскочив из квартиры, помчался вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Голос Петровича остановил его на середине дома:
– Двушка есть? Держи!
Небольшая медная монетка звякнула об асфальт и подкатилась к ногам Сергея. Точно! Совсем забыл про эту пустяковину. А ведь без неё, как в сети без трафика, – никуда!
– Спасибо, дружище! – махнул Серёга рукой и понесся прямо через детскую площадку, перепрыгивая через мелкие лужицы и торчащие из земли разноцветные автомобильные покрышки.
Будка на углу парикмахерской зияла разбитыми по бокам стеклами. Но сейчас это было неважно, лишь бы телефон работал. Сергей снял с клавиши массивную трубку из черной пластмассы и сразу же услышал ровный продолжительный гудок. "Небеса!" Он бросил в монетоприёмник две копейки и стал вертеть диск, набирая десятизначный номер жены.
Глава 5. Эффект Бабочки
Сначала в трубке было тихо, только легкое шипение и потрескивание доносилось из глубин телефонной сети. «Это нонсенс, этого просто не может быть! – кусал губы Сергей. – Никто не возьмет трубку там, в другом тысячелетии. Ведь я же сейчас здесь, а значит их… то есть нас – ещё нет. Господи – ну же!». Неожиданно шипение и скрип стали сильнее, и сквозь них стали прорываться звуки факса, которые то нарастали, то исчезали, пока наконец не раздался громкий щелчок и в телефоне зазвучали длинные прерывистые гудки. У Сергея замерло сердце, а трубка в руке намокла от холодного пота.
– Алло, это кто? – отчетливо услышал Сергей голос супруги.
– Лида, Лида, это я, Сергей! Ты слышишь меня? – заорал он в трубку.
– Серёжа, я слышу тебя, не кричи так, гостей распугаешь.
– Лида, я…
– Где ты ходишь, мы уже устали тебя ждать. Когда ты вернешься? Уже три часа прошло, как ты позвонил и сказал, что едешь.
– Лида, милая, я… понимаешь… – Сергей лихорадочно думал, что можно сказать такого, чтобы жена поверила. – Понимаешь… я заснул в трамвае и уехал в Старый город.
– А я говорила, спать надо по ночам, а не диссертации писать.
– Прости, Лида, так получилось… Ты помнишь Петровича, я тебе про него рассказывал?
– Серёжа, ты о чём!? Тут люди собрались, чтобы тебя поздравить, а ты какого-то Петровича приплетаешь! Когда ты будешь дома?
– Ты же знаешь, здесь транспорт плохо ходит.
– То есть, ты не приедешь?
– Приеду, конечно, но… поздно, или… завтра утром, – Сергей зажмурился так, будто сейчас должна прилететь пощёчина.
О, лучше бы это была пощёчина! Но на другом конце провода повисло тяжелое молчание.
– Лида, милая, прости, пожалуйста! Я же не виноват…
– Хорошо, Сергей, – холодно произнесла супруга, – я отпущу гостей. Сам будешь потом объясняться. Передавай привет Петровичу.
– Лида, Лида, подожди! – нервно затараторил Сергей, но в трубке уже раздавались короткие гудки.
От досады он саданул трубкой об панель аппарата так, что половина её разлетелась на мелкие кусочки. «Чтоб тебя!» – зло стиснув зубы, сказал он непонятно кому, и, пнув ногой дверь автомата, вышел на наружу.
Буря самых противоречивых чувств нахлынула на него, и он, сунув руки в карманы куртки, стал нервно расхаживать взад и вперед под окнами парикмахерской, пытаясь понять, что это сейчас было. Разговор с супругой, казалось бы, должен был обрадовать Сергея, ведь теперь стало понятно, что старый и новый город существуют каждый в своем временном измерении и переход между ними находится где-то в районе трамвайного пути. А значит он всегда может вернуться назад, в свой мир: к жене, дочке и любимой работе.
Но ведь и этот мир ему не чужой: здесь живут его друзья, звучат их песни, здесь так весело и легко, как может быть только в пору беззаботной юности! Почему же ему тогда так тошно на душе, будто он делает, или сделал, что-то нехорошее?
Может быть это из-за вранья? Зачем он выдумал все эти отговорки про транспорт и про следующий день? Ведь ничто не мешает ему прямо сейчас сесть на трамвай (ещё и шести нет!) и снова оказаться в своем времени за праздничным столом. Но в том-то и дело, что Сергей не соврал! Он сказал чистую правду, скрыв от супруги лишь то, что сейчас их разделяют не километры, а годы – двадцать лет без малого. Скажи он ей об этом, она всё равно не поверит.
Между тем вечерело и в парикмахерской зажегся свет. Сергей остановился напротив панорамного окна и стал рассматривать знакомые с детства рисунки на стеклах, изображавшие мужские и женские головы с прическами в стиле шестидесятых. За стеклом пухленькая парикмахерша в розовом фартуке с феном в руках порхала вокруг молодой блондинки. Они о чем-то болтали и беззаботно смеялись, но стекла в окнах были такими толстыми, что ничего не было слышно. Девушка на кресле показалась Сергею знакомой, и он подошел ближе, чтобы её разглядеть. Будто почувствовав взгляд Сергея, блондинка повернулась к окну и приветливо помахала ему рукой.
Словно порыв морского ветра налетел на Сергея, вскружил ему голову и едва не сбил с ног. Это была она – Светлана, его первая любовь с пятого этажа! Все такая же молодая и красивая, с открытой улыбкой и хитринкой в глазах, вечно куда-то летящая и всегда смеющаяся, близкая и желанная, и в то же время далекая и неуловимая, как летнее облако, которым готов любоваться вечно, но ветер подул, и вот – нет его…
Первый раз Сергей увидел её на дискотеке, где Арена сыграла несколько композиций. Там, в этом вихре цвета и звука, кружилось много красивых девчонок, но Сергей смотрел только на нее. Она так легко и естественно двигалась в танце в своей джинсовой паре и с модной химией на голове, что казалась пришелицей из иного, западного мира, который для молодежи позднего СССР был землей обетованной. От танца к танцу она словно нарочно передвигалась все ближе к эстраде, пока не оказалась у самой рампы, как раз в тот момент, когда Сергей выводил фальцетом: «А за окном бушует месяц май, и кружит в белом танце…» Одной её улыбки, как бы невзначай брошенной в его сторону, хватило чтобы, Сергей влюбился горячо и бесповоротно.
Потом было знакомство в оркестровке, куда Светку привела подруга гитариста, Джулия, ночные прогулки по весеннему городу и та самая искра, что пробегает между молодыми людьми в этом возрасте, зажигая в их сердцах пламя, способное переплавить двоих в единое целое. Увы, огонь горел недолго.
Однажды Светка позвонила Сергею и сказала, что им больше не надо встречаться. Эти слова оглушили Сергея, и он много дней сидел дома, забросив репетиции и не отвечая на звонки. Из этого состояния вывел его Петрович: он пришел к другу с двумя «огнетушителями» и как бы между делом стал рассказывать о Светке всякие гадости. Тогда они чуть было не подрались, но, Сергей, хотя и не поверил другу, решил все же «завязать с соплями» и начать новую жизнь, без неё.
Потом они ещё встречались несколько раз на дискотеках и в компании, но уже как простые знакомые. Сергею даже казалось странным: как это раньше он и дня не мог прожить, чтобы не видеть её и не слышать её голос? Правильно говорит Петрович: любовь – худший из наркотиков, редко кто с него слазит…
Застенчиво улыбнувшись, Сергей помахал рукой в ответ. Парикмахерша что-то сказала клиентке на ухо и девушки прыснули от смеха. Сергей стоял и смотрел на Светлану, и всё никак не мог поверить, что это она, что они снова рядом и между ними одно лишь стекло. Оно было подобно времени, глухо и бесповоротно разделившему их в той, прошлой жизни. Но сейчас это просто стекло, ударь его, и оно разлетится на тысячи мелких кусочков. Неужели судьба, или кто-то там, наверху, дают им ещё один шанс?
– Серый, ты чё тут завис? Всё, кино закончилось! – прозвенел голос Светки, выскочившей на улицу из тамбура в белом плаще нараспашку и с лакированной черной сумочкой через плечо.
– Так, мимо проходил, вижу – ты, – стараясь держаться как можно непринужденнее, ответил Сергей.
– Здорово! Я думала ты меня из дома заберешь.
– Из… дома?
– Ты же обещал, что после «репы» сходим в «Искусство», – захныкала Светка, как обиженный ребенок. – Я чё, блин, зря красоту наводила?
– Да нет, пойдем, конечно. Только у меня со временем… напряжёнка.
– Да знаю, знаю, – недовольно буркнула Светка и тут же, сделав глаза грустного котика, промурчала: – Мы же недолго, только кофе попьем, да, Серёженька?
Светкино «Серёженька» было её тайным оружием: она знала, что, назвав его так, она может делать с другом всё, что захочет, и беззастенчиво пользовалась этой его слабостью. Но сейчас это слово, будто игла, кольнуло Сергея в самое сердце: он инстинктивно схватился за грудь и, согнувшись, тяжело задышал.
– Серёжа, ты что? – голос у Светки задрожал. – Тебе плохо, да?
Боль отпустила внезапно, как и пришла, и Сергей, выпрямившись, кинул небрежно:
– Пустяки, всё в порядке! Так, вступило что-то.
Но Светка уже почти плакала:
– Это тебя Сангур, да?
Сергей усмехнулся: он уже почти забыл это имя. Да, досталось ему тогда. Дело было в кафе «Встреча», где Сергей с парнями из Арены «снимали файду» – подрабатывали на свадьбах и вечерах. Ингуш Сангур, державший под собой весь Тайвань (ещё один образчик народного творчества), постоянно устраивал во «Встрече» попойки для своей банды. В тот вечер они развеселились не на шутку и давай приставать к музыкантам: сыграй им «Одессу», да не один раз, а снова и снова, до тех пор, пока Сангуру не надоест лезгинку выплясывать. Серёга, хотя и мало был похож на юного царя Давида, несмотря на испуганные лица друзей, психанул и петь отказался.
Что тут было, лучше не вспоминать. Сергея спасло лишь то, что между ним и Сангуром встряла Светка: они как-то были знакомы и этот чёртов Голиаф, несмотря на то, что глядел разъяренным быком, ограничился ударом в грудную клетку. Пролетев метра три, Серёга сломал стол и пару стульев, но, на удивление, сам остался цел.
– Спасибо, Свет! Если бы не ты, он бы меня живьем сожрал.
– Дурак, – стукнула Светка Сергея в плечо и уткнулась лицом ему в грудь.
«Какая же она ещё в сущности девчонка», – с нежностью подумал Сергей, гладя её душистые кудряшки. «Она и есть девчонка – чуть старше моей дочери». Сергей взял Светлану за плечи, и чуть отстранив, стал вытирать катившиеся по её щекам слезы.
– Ну хватит, не реви, – сказал он ласково. – Пойдем… куда там… в «Искусство»? Мне надо сказать тебе кое-что важное.
Светка подозрительно нахмурила брови:
– Ты меня пугаешь, Серёж. Говоришь прям, как мой отец.
– Да ладно, Светк, не парься! Покатили, пока кофе не остыло, – сочинил Сергей на ходу и посмотрел девушке в глаза: поверит ли?
– Пойдем, кавалер! – улыбнулась Светка и взяла его под руку…
Кафе «Искусство» занимало первый этаж пятиэтажного дома, располагавшегося на центральной улице – имени Ленина. Может быть поэтому обстановка и посетители здесь выглядели культурнее, чем во «Встрече». Построенное в 70-х, кафе сохранило весь лоск той, Брежневской, эпохи: на столах всегда белели свежие скатерти и салфетки, гэдээровские кожаные стулья сохраняли свою первозданную форму, двухуровневые хрустальный люстры под потолком и настенные бра излучали мягкий свет, переливаясь всеми цветами радуги.
Название обязывало или так сложилось, но репертуар в «Искусстве» всегда был на порядок выше других городских кабаков: в последние годы здесь работали ребята из группы «Музыкальная школа», игравшие в стиле джаз-рок. Сергей часто приходил сюда только затем, чтобы послушать их виртуозную игру и хитроумные композиции, после чего ему становилось стыдно, что его кто-то считает музыкантом.
Вот и сейчас они играли что-то задумчивое, под стать погоде, рисующей на больших стеклах кафе узоры из капель и струек сонного октябрьского дождя и ярких, почти оранжевых, листьев, срываемых с деревьев редкими порывами ветра и порхающих, словно бабочки, танцующие последний в своей жизни танец.
Сергей и Светлана сидели за своим любимым столиком в самом углу кафе. Здесь всегда царил легкий полумрак и можно было не бояться, что кто-нибудь услышит его глупую болтовню и звонкий смех Светки.
– Свет, всегда хотел тебя спросить… «Болван, – осёкся Сергей, – о чём ты собрался спрашивать, если ничего ещё не случилось?».
– Спрашивай, – беспечно улыбнулась Светка, отхлебнув глоточек ароматного кофе и надкусив дольку молочного шоколада.
«Чёрт, как же трудно сформулировать! – раздраженно подумал Сергей. Это тебе не диссертацию писать».
– Ты веришь в судьбу?
– В судьбу?
– Да, в судьбу.
Светка задумалась на мгновенье и, удивленно посмотрев на Сергея, спросила:
