Андрей Булычев
Сотник из будущего. На Запад!
Глава 4. Прогресс
– Илья Ярилович, а по сколько зарядов у тебя сейчас на каждое орудие? – Сотник, стоя у большой, поблескивающей бронзой пушки, похлопал ее по массивному стволу.
Старший всей орудийной дружины достал древнюю разновидность блокнота, представляющую собой переплетенную между дощечками стопку плотной бумаги, и, пролистнув несколько страниц, читая, зашевелил губами. Потом, как видно, подбив все в уме, неспешно доложился:
– По семи самым малым пушкам, на каждую по двадцать зарядов, по десять ядер и еще два раза по пять – это картечи. Пять, стало быть, – это мелкой ближней, и пять дальней крупной. Так, теперяча средняя пушка. Их у нас сейчас имеется пять штук. Тут по всем зарядам все столько же, сколько и у мелких. Ну и вот у тяжелых пушек, – погладил он отшлифованный гладкий ствол. – Вот эту третью после испытаний на полигоне мы закатили сюда только позавчерась, к ним у нас зарядов всего ничего. На каждую по восемь получилось. Пять для ядер и три для дальней крупной картечи.
– Да-а, мало, считай, что даже совсем ничего, – сокрушенно покачал головой командир бригады. – Тут ни на полевое сражение, ни на штурм замка не хватит, так, если только попугать кого маленько. Добрила Воятович, совсем все с порохом у нас худо? – спросил он стоящего среди мастеровых старшину порохового дела.
Назначенный на эту должность из кожемяк, дубильщиков и затравщиков серьезного вида коренастый мужик сделал два шага вперед и, приложив руку к груди, легко поклонился.
– Андрей Иванович, я по вашем приходе из Новгорода уже докладывал, а сейчас и для всего нашего уважаемого порохового совета повторюсь. Готовой пороховой смеси, еще не разложенной по зарядным мешкам и по боевому припасу, у нас считай, что и вовсе даже нет. Серы, привезенной из италийских земель, аж целый огромный сарай стоит. Углежоги Василия хорошего угля из крушины нажгли много, ну, просто немерено. Но вы ведь и сами уже знаете, в чем сейчас загвоздка, а она в том, что свободной селитры-то у нас вообще даже не осталось. Все то, что было вывезено из дальних заморских земель приказчиками Путяты Селяновича, уже полностью нами выработано, а слаженные, готовые заряды переданы орудийщикам. Даже на испытание этого нового грану… грану… гранульного, – Добрило с трудом, буквально по слогам произнес совершенно новое для него слово, – грану-ли-ро-ван-но-го. Во! Гранулированного пороха где-то с четверть пуда всего осталось.
– Ну да, с этим мы пока ничего поделать не сможем, – огорченно вздохнул Сотник. – Ждем конца лета, когда Рузиль Имамеевич свои селитряные бурты вскроет. В прошлое, в холодное и дождливое мы их смотрели, и там белый порошок уже начал откладываться. Золы, поташа в эти бурты добавили, вот теперь я надеюсь, что ближе к августу-сентябрю дадим мы тебе селитру, Воятович. Сколько у нас всего тех буртов? – спросил он у главного животновода поместья берендея Рузиля.
– Тех, что мы почти три года назад закладывали, у нас шесть, – доложился тот. – Ну и так, каждый год мы еще по три новых наваливали. А в этом году, если нам погода даст, так даже и пять, а то, глядишь, и все шесть сладим. Лука Мефодьевич обещал нам большие щиты наколотить и навесы, где надо, поставить, для того чтобы лучше все в этих буртах зрело.
– Сладим, чаво уж тут! – проворчал главный плотник. – Чай, бревна ужо на распиловке лежат, своего часа дожидаются. Вот как только большое половодье пройдет и вал начнется крутиться, так в первую очередь для тех селитряных буртов мы все те наготовленные бревна на доску распустим.
– Андрей Иванович, я, пока суть да дело, пожалиться вам хотел. – Главный пороховой старшина вытащил из кармана два небольших мешочка и развязал на каждом узелок. – Вот это, стало быть, самый обычный порошковый порох, – встряхнул он перед зрителями содержимым одного. – Да вы его и сами не раз уже видели. Ну а вот здесь у нас насыпан гранульный, тьфу ты, гранулированный. Вот, гляньте.
Десяток мастеровых старшин каждый взял по щепотке этого нового порошка и рассыпал его у себя на ладони.
– Ну, видите, как он отличается?
– Ну да, пупырчатый такой, словно бы крупный песок, – пробасил главный кузнец Никита.
– Во-от! Мы с Андреем Ивановичем долго думали тут и потом измыслили, как бы это нам порох усилить. Вернее, я-то, конечно, не очень тут все понимаю, и Иванович как бы сам мне все объяснил. А уж потом и до меня его задумка дошла, и я ее уже потом воплощать начал. Ну, вот, чтобы вы тоже знали, о чем я сейчас речь веду. Горючего у нас здесь никакого нет в этом самом орудийном сарае, ибо весь боевой припас – он ведь отдельно от пушек хранится, так что я проведу перед вами один очень антиресный опыт. Ванька, Ефимка, а ну тащите сюда те доски, что я давеча отложил!
Два мастеровых быстро подбежали с широкими длинными досками и положили их на землю перед высоким собранием.
– Воду теперяча не забудьте притащить! – наказал им Добрило и, нагнувшись, рассыпал на каждой доске по тонкой длинной дорожке из пороха. – Вот это обычный, порошковый, – показал он на одну дорожку, – а вот тут у нас, значится, рассыпан гранульный. Ну а теперяча начинается и сам наш опыт.
Выбив кресалом о кремень искру на сухой трут, он раздул огонек и потом поднес его к доске с обычным порошковым порохом. Дорожка эта ярко вспыхнула, и огонек с шипеньем и дымом побежал по доске.
– А вот теперяча гранульный! – и он снова поднес огонек уже к другой доске. Здесь горение происходило гораздо ярче, громче и, главное, быстрее. Не успела еще прожечься до половины первая дорожка, как вторая с гранулированным порохом уже выгорела вся полностью.
– Вот, всем понятно, чего у нас здесь получается? – Пороховой мастер с победоносным и важным видом оглядел всю толпу зрителей.
– Горит быстрее, – пробасил Никита.
– Жара у гранульного больше и шума, – выдал свою версию литейщик Федор.
– Во-о! – поднял указательный палец вверх Воятович. – Силы в этом новом порохе гораздо больше, чем в обычном. А это значит что? Значит, что его можно гораздо меньше в заряд класть, ибо он и так сильнее старого, порошкового. И ядра или там картечь станут у нас теперяча гораздо дальше лететь и, стало быть, будут сильнее ворога бить.
– А ежели он нам теперь стволы на пушках разорвет?! – забеспокоился главный орудийщик. – Мы-то испытывали их все на самом обычном, а не на гранульном. И так ведь вон сколько намучились, пока кузня Никиты Еремеича не начала нам вкладыш для казенной части ствола выковывать. Пушек пять точно у нас на испытаниях в прошлом году разорвало с цельнолитыми стволами.
– Ну, Илья, теперяча это уже твоя забота все в орудиях до ума доводить, – пожал плечами Добрила. – Думаю, что придется теперь их все сызнова испытывать. А то ведь, не дай Бог, в бою вы маненько заряда не рассчитаете, и тогда всю орудийную прислугу может одним взрывом побить. Сила-то ведь сами знаете, какая могучая в этом порохе.
– Да-а, силе-ен! – загудели в толпе. – Нужно все сто раз теперь перепроверить!
– Ну, вот и тут я, собственно, перехожу к своей печали, – вздохнул пороховой мастер. – Пока у нас селитры было мало, сделать пуд гранульного пороха большого труда нам не составило. Собственно, это ведь простое протирание влажного порохового состава через металлическое сито с нужного размера в ней ячеей. Вот от размера-то этих самых ячеек и зависит, какие будут пороховые гранулы. В механическом заводике дядьки Кузьмы на нашу просьбу откликнулись и всю заказанную приспособь очень быстро изготовили. Ну а дальше-то дело простое. В пороховую мякоть мы добавили немного воды, а затем все это хорошенько размешали. Затем туда же плеснули скипидарной жижи и снова все давай мешать. Как только у нас получилось что-то похожее на эдакий влажный творог, мы вот эту самую мякотку начали потом уже протирать через сито. А вот затем хорошо и долго все сушили. Да-а, очень долго она сохнет, – вздохнул Добрило. – Так вот, как только протертая мякоть высохнет так, стало быть, и все уже, гранульный порох у нас готов. Я почему ваше время занимаю, господа совет? – развел руками Воятович. – Чтобы вы и сами поняли, какое это простое, но муторное дело. Слушаю я, какие планы у нас на этот порох, и волосы у себя на голове деру. Это сколько же нам пороха-то совсем скоро понадобится?! И выработать его нужно будет этим летом, самое позднее – осенью, причем очень и очень много. Вот посмотрю я на целые сараи, забитые углем и серой, и понимаю, что не справимся мы с такой задачей. Вот потому и просьба у меня будет сладить механизмы для такого важного дела. Сильно вам головы я не собираюсь здесь ломать и все объясню по-простому. Второй способ изготовления грану… гранулированного пороха – это прессование чуть-чуть влажного состава, а уже потом дробление его на мелкие гранулы. И тут мне будет нужен хороший пресс, примерно вот такой же, какой я видел у наших бумажников и у печатников книг. При втором способе изготовления пороха замес будет примерно похожий на тот, что и в первом случае, только, думаю, воды и спирта туда можно будет добавлять гораздо меньше. Полученную массу мы потом станем выкладывать под пресс, и чем больше на нее будет давление, тем нам же лучше. Состав этот мы подержим под упором подольше, ну, скажем, целую ночь, и затем уже будем вынимать полученную пластину-блин. Опять же потом сушим ее и дробим на мелкие гранулы. В этом, во втором случае выход пороха у нас по скорости увеличится в три, а то, может быть, даже и в четыре раза. И все это ускорение случится за счет прессования, ибо наша пороховая и капризная масса во втором случае будет сохнуть гораздо быстрее, чем в первом. Вы, небось, и сами прекрасно понимаете, что нагревать нам ее ну никак нельзя, ибо очень опасно. Так что если и сушить порох, то строго при внутридомовой, обычной температуре. Ежели механики нам сладят два, а то и три хороших больших пресса, то думаю, что пудов сто я вполне даже за месяц смогу выдать.
– Ну во-от, сто пудов – это уже дело! – обрадованно воскликнул командир орудийщиков Илья. – И для боя достаточно, и на обучение орудийной прислуги можно будет тогда пороха не жалеть, как вот сейчас.
– Кузьма Кузьмич, Никита Еремеевич, принимайте задание от порохового старшины, – кивнул на Добрилу Сотник. – Месяца четыре у нас пока есть, надобно все то сладить, что им нужно. Лука Мефодьевич, ты тоже посмотри, может, на пороховом заводике пристроить что-нибудь можно, ну или расширить там чего.
– Хорошо, хорошо! – ответили мастеровые начальники.
Люди начали выходить из сарайки, и пока двое подручных проливали из кожаных ведер тлеющие доски, командир орудийной дружины придержал Сотника.
– Андрей Иванович, орудийную дружину, как вы и приказали, я нонче сколачиваю. На пушечную сотню у меня грамотный Ипат встал, и теперь он сам начинает в ней орудийные расчеты готовить. На дальнеметную я грамотного и сноровистого Егора старшим поставил, то вы и сами уже знаете. Хотел вот сейчас уточнить по этой вот, по второй, дальнеметной сотне. Долго ли она у нас будет? Не получится ли так, что мы сейчас начнем в ней людей готовить для работы на онаграх и на стрелометах, а тут вдруг раз – и всем вскоре придется только лишь из одних пушек стрелять?
– Не придется, Илья Ярилович, – успокоил главного орудийщика Андрей. – Пушки – это ведь орудия будущего, чтобы их наделать в должном количестве, нужно много, много времени и очень много дорогого материала, да и будоражить врага нам ими пока что рано. Они в большом количестве понадобятся нам в отдаленном будущем при отражении монголов. Именно к их нашествию мы и будем копить большой пороховой припас и сами огнестрельные орудия. А вот чтобы должный навык боевой работы с ними появился, мы повоюем ими перед этим еще и на западе, но только начальными и небольшими силами. Весь упор у нас по огнестрельным пороховым орудиям, повторюсь, против монголов. Но и совсем без них нам ведь тоже никак нельзя оставаться. Вот тут на лет десять, не менее, а думаю, что даже и больше, нам-то и нужны будут торсионные дальнеметные механизмы.
– О-о, ну, десять лет – это ведь ого-го сколько! – воскликнул воспрянувший духом Илья. – За десять лет и чего ведь только не случится! Тогда, конечно, и ими еще повоюем! А что, бой у наших новых онагров большой, пудовую каменюку они теперь дальше пяти сотен шагов уверенно кидают, а со стены так и еще даже дальше. Сам вес их стал гораздо меньше, и теперь они хоть на санном, а хоть даже и на колесном ходу могут двигаться. Снарядов мы им надумали вон уже сколько. И зажигательные у нас есть, и осколочно-зажигательные, и взрывные-осколочные, и даже просто пробивные из камней или железа. Каких только у нас сейчас для онагров нет! Количество их вот только маловато, но это понятно, все опять же из-за недостатка пороха. Хотя если наш Добрило разойдется, то вскорости и его нам наготовит, ему ведь дай только из чего делать. Уж я-то его хорошо знаю, настойчивый и правильный он мужик. А по дальнеметным машинам на механическом заводе у нас сейчас уже седьмой стреломет-скорпион собирают, пятый полевой онагр и четвертый, неподвижный для крепости еще доделывают. Ну и к летнему речному пути, думаю, еще каждого орудия по паре, а то и по тройке штук к общему количеству прибавится. А это и для усиления Орешка с Нарвой, и для новой крепости на Котлине вполне даже пока достаточно. Ну и для полевой войны нам их тоже должно бы хватить. Сколько их все-таки нужно готовить, Андрей Иванович, тех онагров, которые можно на больших санях перевозить?
– Думаю, пяти пока будет вполне достаточно, Илья, – ответил Сотник. – Полевых на широких колесах для летней войны у нас сейчас шесть штук, и вот эти санные на широких полозьях мы еще сладим, и пока, пожалуй, нам хватит. У мастеровых и так ведь много работы, а нам сейчас камнеметы и скорпионы больше для усиления крепостей нужны. В маневренной, ну, то есть в подвижной, войне, каковая и предполагается на западе, нам этого количества пока что вполне достаточно. Они нам больше для взятия крепостей там потребуются. Только подумайте с мастерами, где бы на санных онаграх можно было бы еще хоть немного общий вес снизить, уж больно они тяжеловаты, сам ведь понимаешь.
– То да-а, – вздохнул главный орудийщик, – есть такое дело, понял я, Андрей Иванович, будем работать, имеются тут небольшие наметки у нас. Главное, чтобы при уменьшении веса и дальнобойность с крепостью самой конструкции не потерять.
– Ну, на то ты, Ильюша, и старшина всей нашей орудийной дружины. – Сотник ободряюще похлопал коренастого воина по могучему плечу. – Больше с книгами работай, вон, в читальню при школе заходи, там сейчас новую комнату под названием «Библиотека» создали, и все первые книги, которые выходят у нас в типографии из-под печати, или даже обычные списки со свитков именно туда в первую очередь и поступают. Так что есть где теперь грамотности набраться. Послушай вон лекции в той же школе. У нас специально теперь некоторые в больших залах проходят. И туда для передачи своих знаний многие наши грамотные люди из поместных умельцев идут. Позавчера вон богемский мастер-стекольщик, Мартин Горст, рассказывал о своем сложном деле. Не пожадничал ведь, не поскупился, многие семейные секреты по выплавке и по получению всякого зелья, как тот же купорос, рассказал. Обещал он и книжицу еще написать. Послезавтра даже дед Кузьма там выступать будет, про механизмы всем любопытным расскажет, мне он вон всю макушку уже проклевал, все вопросами пытает, потому как сильно волнуется. А на следующей седмице, в среду, и наш главный зодчий Александр Катракис будет о своем ремесле рассказывать. Про то, как правильно каменные строения надобно возводить и как по чертежам все рассчитывать, ну и, соответственно, как их потом, эти строения, удобнее всего с воинской точки зрения разрушать, используя все имеющиеся уязвимые места. Полезно такое?
– Полезно, – согласился Илья. – Сам же знаю, что можно седмицу каменюки в стену метать, а ей хоть бы хны. А можно грамотно их в самое слабое место пару часов покидать, глядишь, стена и сама рухнет.
– Ну, вот, ты и сам понимаешь, какая польза от грамотности, – улыбнулся Андрей. – Так что не ленись и не бойся говорить про то, чего ты не знаешь, ибо всегда найдется тот, кто тебя этому научит. Да ему ведь и самому такое приятно будет. Как же, целому командиру всей орудийной дружины он помогает! Тут знаешь, как самооценка вверх-то пойдет! Ого-го!
Глава 5. Вильно
Небольшой обоз из восьми саней, пройдя Полоцк, зимником проскочил озера Нарочь и Свирь. Еще один небольшой переход по лесной реке – и за селом Ольховка уже совсем скоро должны будут начаться земли литвинов.
– Шумилович, мы совсем скоро из этой малой речки Страчи на большую Вилию выйдем, – объяснял следующему вместе с пластунским десятком Назару купеческий приказчик Малмыш. – Все, лихие места тут заканчиваются, ибо дальше уже князь Миндовг свою землю крепко держит. У него здесь, чай, не забалуешь! Чуть что, разговор у литвинов короткий: острая сталь или веревка – выбор небольшой для разбойных людей. Это вот у нас на окраине Полоцких владений они еще пока шибко озоруют, а там не-ет, там того не моги. Верст десять хода – и в устье этой речушки с Вилией будет на большом погосте воинский пост стоять. Тот пост, который мыто при въезде в Литвинское княжество со всех проезжих берет. У нас тут в обозе восемь саней, вот по парочке беличьих шкурок с каждой они и возьмут. И это, вы оружием там не бряцайте, литвины – народ гоношистый, как бы чего худого не вышло. Все-таки вы как бы из обычной купеческой охраны, а не из посольской, так что и статусом, выходит, поменьше.
– Да мы ведь, Малмыш, и сами из простых, – усмехнулся Назар. – Даже и не думали перед литвой хорохориться. С чего бы это нам? Так что ты даже не беспокойся, решай все дела по проезду, плати, сколько нужно, мзду, а нам бы только до Вильно поскорее добраться.
Обоз был небольшой, но охранялся он хорошо. На каждой из санных повозок, кроме возничего, сидело и по переодетому в самую простую одежу воину-пластуну. Пятеро их скакали рядом верхоконными. За всю дальнюю дорогу от Новгорода никаких нападений не случилось. Как бы ни велико было искушение у расплодившихся в смутное время многочисленных ватаг, но они, как видно, прекрасно своим нутром чувствовали, что перед ними не трусливые обозные мужики, а крепкие и закаленные в сечах вои. Видать, выдавали это взгляды, сама походка и манера держаться на частых здесь постоялых дворах. Такое читается внимательными людьми на раз. Ну а, как видно, непонятливых на этом оживленном и хорошо натоптанном торговом пути уже давно всех прикончили, еще задолго до подхода каравана.
Открывшаяся за поворотом преграда из трех саней вызвала скорее недоумение, чем чувство страха. Купец, скачущий на коне рядом с Назаром, резко потянул на себя узду, заставив коня вздыбиться. Остальные всадники действовали хладнокровно: придержав лошадей, они мгновенно распределились по всему речному руслу, а в их руках уже были самострелы и луки. То же самое случилось и с остановившимися санями. Восемь пластунов выскочили на лед. Две пары перебежали на берега, а четверка заняла позиции в голове обоза, выцеливая преграду из своих самострелов. Там же шло какое-то шевеление, мелькали за санями головы и тела, слышались громкие окрики.
– Малмыш, ты же говорил нам, что еще десять верст до погоста. Чего это тут нагорожено? – процедил Назар, поглаживая приклад своего речника.
– Так не доехали мы еще до него, – удивленно пробормотал купец. – Он ведь дальше гораздо, не знаю, кто это вообще тут может быть!
В это время от преграды опять послышались крики, и вперед вышли два разномастно одетых мужика. Передний, в богатой шубе, перепоясанный поверх нее широким кожаным ремнем, в блестящем округлом шлеме, вытащил из ножен меч, приосанился и, горделиво задрав подбородок, громко выкрикнул:
– Почто без почтения к княжьему посту подъезжаете, собаки?! Али вас вежеству не учили?! А ну быстро отвечать, кто вы такие и куда путь держите!
Назар напрягся, чуть приподняв самострел, и Малмыш легонько одернул его руку.
– Обожди, Шумилович, че-т я ничего не понимаю, а вдруг это и правда литвинский кордон? Там ведь тоже свои кичливые шуты есть. Нам вроде как не с руки ни с кем тут сейчас ссориться. Давай-ка я поговорю с ними покамест, их послушаю, вот мы и узнаем, что это за птица нам здесь попалась. А вы пока настороже и наготове все будьте.
– Ну, ладно, говори, – буркнул пластун, и купец выехал чуть вперед.
– Люди добрые, так мы караван купеческий из Господина Великого Новгорода! – громко выкрикнул Малмыш. – Везем товары в стольный град Вильно на постоялый двор Гостены Истомыча. Мы вашему князю Святославу Мстиславовичу мыто за проход сполна и исправно еще в самом Полоцке выплатили, у нас вот и береста с особым оттиском при себе есть. Почто же вы нас тут задерживаете?
– А кто вам сказал, бестолковые, что мы люди Святослава? – насмешливо выкрикнул тот, что был в шубе, и, поигрывая мечом, обернулся к соседу. Тот, одетый победнее, в подбитый мехом кафтан, как видно, желая поддержать своего старшего, оперся на длинное копье и в ответ громко рассмеялся.
– Вы уже находитесь на земле литвинского князя Миндовга и платить за проход должны ему, а то, я погляжу, порядков этого пути не знаете! – грозно нахмурившись, продолжил свою речь «мытарь».
– Да как же не знать-то? Знаю, – вздохнул печально купец. – А сколь с саней-то вам причитается, уважаемый?
– Да, как и обычно, как и всегда, по шесть шкурок белки с кажной! – решительно топнул ногой «мытарь». – Чаво-о? – повернулся он к подручному. Выслушав его, он коротко кивнул и опять крикнул купцу: – Ошибся я маненько, указ давеча был княжий, чтобы по восемь векшей брать с кажной повозки. Вот и давай, купец, отсчитывай, не жалей, а то ходу вам тут дальше никакого не будет! А коли вы будете ерепениться, так мы враз всех вас стрелами побьем! – кивнул он на стоявших за преградой своих людей.
– Не литвины это, Шумилович, – тихо проговорил Малмыш. – Я же говорил уже, что все время при заезде к ним мы по две векши мыто отдавали. Лихоимцы это, разбойные люди, похоже.
– Ну, добре, – кивнул с кривой усмешкой пластун. – Их тут пару десятков всего, никак не более. Нам здесь этих шутов на одну минуту боя. Сейчас проучим. Ты, Волесович, главное, зубы им покамест заговаривай, чтобы мы подойти смогли поближе.
Назар обернулся к своей пятерке и коротко переговорил с людьми. Вскоре от общего каравана отделилась пара саней, и в окружении всей пластунской охраны они покатили к преграде.
– Люди добрые, у меня ведь совсем при себе беличьих шкурок не осталось! – прокричал громко купец. – Дорога от Новгорода дальняя, а ведь везде в пути платить приходилось. В повозках только лишь один товар остался, да еще харч лежит. Будьте милостивы, возьмите, чего надо, в уплату за проезд? А уж мы шибко рядиться о его стоимости не будем.
– Это смотря какой товар! – насмешливо выкрикнул в ответ «мытарь». – А то, может, будет проще и все сани ваши забрать. Да еще и вас заодно охолопить!
Раздался резкий свист. Проскакивая к самой преграде, Назар мимоходом ударил плоской стороной своего меча по голове испуганно метнувшегося в сторону «мытаря» и тут же резко пришпорил коня. Вот всадник взметнулся вверх и перенес себя и хозяина через стоявшие поперек реки сани. Вслед за ним перескочили через них и еще двое воинов. Щелкали самострелы пеших пластунов, слышались истошные крики, а конная троица рубила мечами разбегавшихся в панике разбойников.
Пластун Лагута, стоя на правом берегу, прицелился и выжал спусковой крючок самострела. Тяжелый болт ударил почти что добежавшего до леса мужика в спину, и он, раскинув в стороны руки, свалился в снег, словно куль.
– Шустрый какой, – хмыкнул стрелок, перезаряжая оружие. – И сообразительный: быстрей всех к лесу деру дал.
На речном льду и по обоим берегам лежало девять трупов. Двое окровавленных разбойников громко стонали, привалившись к саням. Рядом с ними стояло восемь испуганных подельников. Предводитель, пачкая кунью шубу кровью, что струилась из большой ссадины, сидел на льду и тряс головой.
– Хорошо ты его приложил, Назар Шумилович, – кивнул на «мытаря» пластунский десятник Ипатий. – Не пришел он еще в себя, мычит чегой-то там себе под нос. Мы уже по-быстрому его людей допросили: ватажка Ярыги это из местных русинов. Непонятно вообще, чьи они тут будут, то ли литвинов, то ли полоцких, а скорее сами по себе на этом приграничье.
– Да и пес с ними, – махнул рукой старший андреевцев. – Растаскивайте, запрягайте сани, сажайте в них всех вот этих и руки ноги им крепко вяжите. Некогда нам тут с ними цацкаться, вон до литвинского погоста довезем и там же их в руки мытарям сдадим. Пущай сами с ними разбираются и суд свой вершат.
Через час хода по правому берегу реки открылось приличного размера селище. Сама же она была перегорожена длинной лесиной, стоявшей на толстых рогатках. Тут же, прямо на берегу виднелась пара изб, а у самой лесины прохаживалось пять воинов с копьями в руках. Один из них, завидев обоз, пронзительно свистнул, и из большой длинной избы выскочило еще с пару дюжин ратников.
– Обоз из Господина Великого Новгорода, следуем в Вильно на русский торговый двор к купцу Гостене Истомычу, везем ему товар, – доложился старшему литвину Малмыш.
Высокий воин с русой бородкой, одетый в добротный светлый овчинный полушубок, кивнул на связанных людей в санях и проговорил с легким акцентом:
– Это есть ваш товар? Что-то вид у него не очень. Почто так биты?
– Да вот, лихоимцы верстах в десяти вверх по реке нас ограбить хотели, – кивнул на связанных пленников купец. – Людьми вашего князя они прикинулись, мыто требовали и охолопить обещали, ну, вот моя охрана и осерчала с того маненько.
Литвин прошелся вдоль обоза, внимательно оглядывая разбойников. Так же внимательно и с прищуром он посмотрел и на присматривающих за ними пластунов.
– С такой охраной грех лихоимцев было не побить, хорошие люди у тебя в ней, купец, небось, в свое время под княжим стягом ходили?
– Да, было дело, – с легкой улыбкой ответил Назар. – Теперь вот сюда подрядились.
– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул литвин. – На Руси усобица какой уже год идет, вот и уходят добрые воины из дружин. У нас Миндовг – сильный и справедливый князь, не жадный, идите к нему, он хороших воинов любит. Скажите, как в Вильно будете, что от сотника Юргиса с поста на Страче вы. Тогда легче возьмут.
– Хорошо, Юргис, мы подумаем, – кивнул Назар. – А с этими-то, с полоняниками, что делать?
– Арнас, Пятрас! – крикнул, обернувшись к своим, старший литвин. – Берите людей и тащите этих к деревьям, развешивайте их всех, где и обычно. А этого в шубе в избу волочите, с ним в Вильно отдельный разговор будет! Что, Šuo[3], отбегался? Предупреждали ведь тебя: беги, пока жив! – и он наотмашь ударил Ярыгу кулаком в ухо.
Тот свалился с саней, а Юргис ударил его ногой в живот.
– Шубу замарал, падаль, – сплюнул он на подвывающего на льду мужика. – Разденьте их всех и хорошенько обыщите, там у каждого, небось, припрятано награбленное.
– Все, что с разбойных взято, вы оставите здесь, – твердо глядя в глаза Малмышу, проговорил Юргис. – Они на княжьей земле орудовали. Оружие – ваше, тут без разговоров. Можете ехать дальше. Держи, купец, – и он протянул кусок бересты с виднеющимся на ней черным оттиском.
Четверо воинов подхватили лесину и, сняв ее с рогатин, освободили проезд.
– А мыто как? Сколь отсчитывать-то нужно? – поинтересовался купец.
– Отсчитали уже, – усмехнулся Юргис, кивнув на стоящие поодаль четверо саней. Езжайте спокойно. Мы за этим Ярыгой уже год охотимся, все никак его не можем изловить. А тут на тебе, купеческая охрана его взяла, – и он покрутил удивленно головой.
Восемь саней покатили через освобожденный проход, а по левому, заросшему деревьями берегу на ветках уже сноровисто развешивали раздетых до исподнего и вопящих разбойников. Одного за другим, включая и раненых.
Дальнейший путь проходил по широкому, но сильно изгибистому руслу реки Вилии. Раз пять за последующие три дня пути обоз останавливали воинские конные отряды, и каждый раз после предъявления им куска бересты с оттиском они отпускали его дальше.
– Гляди-ка, Шумилович, чувствуется порядок у литвинов, – кивнул на отъезжающую конную полусотню Ипатий. – Лишнего не болтают, все у них по делу, даже не грабят чужих купцов и мзду с них не требуют, как это зачастую в наших княжествах бывает. Эдак Миндовг действительно всех в округе под себя подомнет и сильную державу сколотит.
– Конечно, сколотит, – подтвердил слова пластунского десятника Назар. – Лишь бы эта сильная держава потом на нас не пошла. Сам ведь знаешь, Ипатий, для чего мы в Вильно идем. За всем приглядывайте и побольше слушайте, для литвинов мы с вами самая обычная купеческая охрана.
Вильно открылся за большим изгибом реки, город был сильно растянут вдоль обеих ее берегов. Виднелись здесь и богатые усадьбы, но основная масса домов была бедная, темная и какая-то серая. Каменного зодчества здесь практически вообще не было. Улочки, уходящие от Вилии вверх, были все кривыми и грязными. «Благо сейчас зима, а вот что тут по весне будет?» – думали андреевские, оглядываясь. До нужного им русского торгового подворья добирались очень долго. Но вот наконец-то уже и оно. За высоким, словно бы крепостным забором, выстроенным из заостренного частокола, брехали собаки.
– Кого тут к ночи ближе принесло?! – выкрикнули из-под навеса небольшой околовратной башенки.
– Свои! Открывайте, братцы! – крикнул, подойдя к воротам, Малмыш.
– Все свои дома сидят, а вот чужие по улицам шатаются. – Пожилой страж в дружинном шлеме на голове выглянул из-под навеса вниз и теперь внимательно рассматривал весь подъехавший к подворью обоз.
– Тише, тише, ты не ори, служивый, – негромко сказал купец. – Передай Гостене Истомычу, что к нему приказчик от Путяты Строкова из Новгорода прибыл. Пускай сам сюда к нам выходит. Надеюсь, он дома?
– Дома, где ж ему быть? – ответили из башенки, и голова пропала.
Скоро за забором послышались крики, и большие двухстворчатые ворота, сколоченные из крепких вершинок деревьев, перехваченные железными полосами, громко заскрипели и распахнулись.
– Малмыш! Чтоб тебя! – Дородный осанистый мужик, широко раскинув руки, пошел навстречу гостю. Два купца крепко обнялись и теперь стояли перед воротами, похлопывая друг друга по спине.
– Чего ты верхового-то вперед не послал? – проворчал хозяин, поправляя съехавшую набок шапку. – Сейчас бы и баня уже была натоплена, и столы бы от яств и пития ломились!
