Андрей Булычев
Драгун. На задворках империи
Глава 3. Ханская канцелярия
– Вчера опять наш фуражирный обоз персы вырезали, – делился новостями стоявший в шеренге Кошелев. – А перед этим ещё и на дальний, что из Тифлиса шёл, нападали. Ладно, хоть там, в охранении, две роты егерей шли и казаки были, отбились кое-как. Но если ханская конница большой силой нам за спину зайдёт – быть беде. Два года назад при прошлой осаде так вот оно как раз и вышло. Последние сухари и горсть дроблёнки ведь мы доедали. Без фуража кони совсем ослабли, так их, павших, по полкам на порцион распределяли. А тут ещё и холод лютый пришёл. Жуть, что, братцы, было!
– Неужто же не озаботится в этот раз начальство? – спросил стоявший рядом Калюкин. – Чай, уж опытное, коли такое случалось? Граф Гудович, он ведь, говорят, старый, заслуженный генерал.
– Он-то, конечно, может, и старый, и опытный, да вот погода ведь не спрашивает, сколько ты лет за собой войска водил, – заметил ветеран. – Середина октября вон миновала. Скоро дожди тут пойдут обложные, а потом ещё и снег перевалы закроет. Вот тогда и поглядим, как осаду строить будем.
– Тихо, разговорчики в строю! – донеслось с левого фланга.
– Начальство, начальство идёт! – пробежало по рядам. К выстроенным эскадронам нарвцев вышел подполковник Подлуцкий.
– По-олк, смирно! – рявкнул майор Кетлер и прошёл строевым к командиру. Выслушав его доклад, тот строго оглядел замершие шеренги подразделений и наконец дал команду стоять вольно.
– Командиры эскадронов, ко мне! – рявкнул он, и четверо офицеров протопали к подполковнику. Представившись и отдав воинское приветствие, минут пять они выслушивали молча наставления.
– Чего-то озадачивает, – прошептал стоявший позади Тимофея Лёнька. – Сам вона какой хмурый, озабоченный. Дело какое-то, что ли, серьёзное намечается?
Наконец закончив, Подлуцкий отпустил на свои места эскадронных командиров, а потом, пройдясь вдоль первой шеренги драгун, не говоря ни слова, удалился.
– Эскадрон, главнокомандующим генерал-фельдмаршалом Гудовичем нам поставлена задача выйти ночным маршем за Аракс и на рассвете атаковать лагерь Хусейн-Кули-хана, – пояснял план действий командования капитан Огнев. – Пока конница неприятеля собрана в одном месте, есть возможность уничтожить её одним ударом, дабы обезопасить пути подвоза сюда от Тифлиса. Вместе с нами пойдут три роты егерей из пятнадцатого полка, казаки и ополченческая конница. День дан на подготовку к выходу, выступаем в путь уже в темноте, чтобы не насторожить возможных соглядатаев. Порядок следования в общей колонне: в авангарде идут первый и второй эскадроны, затем казаки и местная конница под командой князя Орбелиани. Егеря уходят поротно уже сейчас, чтобы не насторожить неприятеля. Идём по знакомой уже нам дороге за Гарничай в сторону Ведисского ущелья. Провиант и фураж приказано везти в саквах на три дня. При себе иметь двойной запас патронов.
Часа через три после полудня основные приготовления были закончены, и готовность к боевому выходу проверяли взводные командиры с унтерами.
– Чемодан слабо приторочен, через пару вёрст он на бок слезет и круп коню набьёт, – ворчал вахмистр, проверяя укладку очередного кавалериста. – Перетяни! – И пошёл вдоль выстроенной линии дальше. – Вторую флягу убрать! – бросил он резко, увидев дополнительную посудину на Лёнькиной Марте. – Даже слушать тебя не собираюсь, Блохин, убрать, и всё! – перебил драгуна с Аннинской медалью на груди. – Не в степь, небось, идём, а к нагорью, где множество речек. Так что не помрёшь там от жажды.
– Есть убрать флягу, – проговорил со вздохом тот и перешёл к левому боку лошади устранять полученное замечание.
– Патронный запас у всех своих проверил? – спросил у шедшего следом Гончарова старший унтер-офицер. – Нужно мне чемоданы и лядунки вскрывать?
– Проверил, Ефим Силович, – подтвердил Тимофей. – И провиант с фуражом, и боевой припас, всё, как и было приказано, заложили. Но воля ваша, конечно, проверяйте.
– Ла-адно, верю, небось, не дурные, – проворчал Сошников. – Пойду дальше, отделение Ступкина глядеть. Вечереет, однако, через часа два будем выступать. Ты людей далеко не отпускай от строя, а то они отбегут, а вдруг команду чуть раньше нам выйти подадут. Будут потом по лагерю бегать, суету наводить.
– Понял, Ефим Силович, тут мы, на месте все будем, – заверил его Тимофей. Вахмистр пошёл дальше, а сам он в который раз уже осмотрел каждую пядь упряжи и вьючного снаряжения. Мимоходом сунул яблоко Зорьке и потеребил ей гриву. Кобыла дружелюбно фыркнула и толкнула его мордой.
– Но-но, не хулигань! – хмыкнул Гончаров. – Ты у нас старушка, вот и веди себя, как полагается, прилично.
Тени на земле всё удлинялись. Вот солнце зацепилось своим нижним краем за дальнюю горную гряду, прошло буквально несколько минут, оно совсем за ней скрылось, и землю сразу же окутала тьма.
– По коням! – разнеслась команда, и драгуны поспешили запрыгнуть в сёдла. – В походную колонну, повзводно, по двое! Первый эскадрон, пошёл! – Послышалось звяканье, всхрапнула лошадь, и раздался цокот сотен копыт.
– Второй эскадрон, за мной! – долетел окрик капитана Огнева.
Перед Тимофеем качнулись спины, и он тронул поводья. Зорька, держась на корпус от впередиидущего жеребца Копорского, пошла размеренным шагом.
Двигались с небольшими остановками всю ночь. Пару раз переходили через ручьи, миновали небольшую речушку и уже под утро достигли скрытно стоявших егерей. Пока начальство решало, как строить бой, эскадроны получили передышку.
– Вы, главное, ребята, вперёд не лезьте, – поучал молодых Чанов. – Тебя это, Колька, особливо касается, уж больно суетной ты у нас. А в ночном бою такое особенно опасно, это ведь тебе не днём воевать, когда всё видать. Мы ура кричим, и вы кричите, мы сабелькой машем, и вы, стало быть, тоже.
– Правильно, будете отделение сзади прикрывать, – согласился с Чановым Тимофей. – Глядите, чтобы бородатые нам за спину не зашли. И палить из ружей и пистолей не спешите, в своих можете попасть. Сабля в ночном бою – лучшее оружие для вас.
Небо с восточной стороны начало светлеть, и, разделив сводный отряд на три части, подполковник Подлуцкий дал команду выдвигаться к ханскому лагерю.
Первый и второй эскадроны драгун шли следом за егерской ротой. Нужно было пройти неширокую речку вброд и потом следовать вглубь долины. Впереди уже виднелись огни ночных костров.
– Спугнём ханцев, – цедил сквозь зубы Копорский. – Тут у брода самое место для их ночного пикета. Стрельнут, пять минут – и все на ноги в лагере поднимутся, прыг на коней, и попробуй их потом догони.
Удивительно, но на броде никого из неприятельских воинов не было! Может, и был тут ранее пост, но к утру снялся. Пресловутая восточная беспечность сыграла здесь русским на руку.
Ведший отряд майор Кетлер подождал, пока переправится последний всадник, и махнул рукой. Рассыпая роту в цепь, капитан егерей повёл своих стрелков лёгким бегом в сторону мерцавших костров.
– Ждём! Ждём! – осаживая жеребца, бросил майор. – С боков ещё два наших отряда заходит. Одновременно всем нужно ударить.
В сером рассветном сумраке начали проступать вытянутые линии кавалерии. Кони переступали, фыркали, слышался звон упряжного железа и негромкий говор. Вдруг впереди, там, где был ханский лагерь и куда убежали егерские цепи, хлопнул выстрел. За ним ещё один, и вот ударила целая россыпь.
– Трубач, «Наступной марш»! – скомандовал Кетлер, и над долиной, вплетаясь в звуки близкого стрелкового боя, разлетелся понятный каждому кавалеристу сигнал. – Сабли долой! – рявкнул майор. – Дирекция прямо, в две линии, аллюр рысью! Атака!
– Атака! Атака! Атака! – выдували медь полковые и эскадронные трубачи.
Подстегнув Зорьку, нёсся в первой линии и Тимофей.
– Вперёд, старушка! Вперёд! – дал он шенкелей кобыле. – Ура-а! – его голос слился с сотнями других, что грянули атакующий клич. В сером сумраке, впереди, проступила линия человеческих фигур. Егеря отскакивали в стороны, сбегались в кучки, чтобы не быть растоптанными конями. Зорька чуть было не сбила грудью одного стрелка, отвернула от второго, и вот он уже, муравейник неприятельского лагеря. – Ух-х! – с резким выдохом Тимофей рубанул бежавшего прочь человека в халате. – На! – Клинок просёк спину второму. На него вывернул оседлавший коня неприятельский всадник, и он еле успел отбить удар его сабли, направленный в голову. Враг проскочил ко второй линии, а Тимофей направил коня в проход между обозными повозками. Вслед за ним сюда же залетело всё его отделение.
– Эх! Эх! Эх! – мелькали в воздухе клинки. Около большого шатра с повисшими в безветрие знамёнами кучковалась приличная толпа. Около сотни верхом на конях, примерно столько же тут было и пеших. На них-то и вынесло Тимофея с проскочившими обоз драгунами. Думать было некогда, остановишься – налетят и одним махом порубят, и он бросил Зорьку в карьер.
– Ура-а! – Порядка двадцати кавалеристов влетели с рёвом в эту кучу.
– На! На! На! – Гончаров с остервенением сёк саблей. Ставить удар, фехтовать? Какой там! Перед глазами мелькали кони, люди, пешие, верхом, в чужой одежде, и он крутился в седле как уж, стараясь нанести как можно больше ударов, пока его самого не срубили.
– Ура-а! – звон и вопли перебил атакующий крик. Людей в чужой одежде стало мало, и вокруг уже мелькали одни драгунские мундиры.
– Гончаров, шатёр проверь! – крикнул, осаживая рядом коня, Огнев. – Бери своих и охраняй его, чтобы не разграбили!
– Слушаюсь, вашбродь! – сказал Тимофей, спешиваясь. – Первое отделение, ко мне! Оцепить шатёр!
Сам он выхватил пистоль из кобуры и рубанул входной полог. В образовавшуюся щель высунулся ствол ружья, и он еле успел присесть.
– Бам! – громыхнуло, и пуля свистнула над головой. Выстрел в ответ, с колена, и он выхватил новый пистоль. Из-за спины ударило несколько ружей, с десяток человек стреляли прямо из сёдел. Трое – Чанов, Блохин и Калюкин – бросились вслед за командиром.
Откинув клинком разрубленный наискось полог, Тимофей заскочил внутрь. Бьётся в агонии рядом со входом умирающий. Рядом лежит, зажимая разряженное ружьё, ещё один воин. Прямо посредине шатра с кожаным мешком в руках встал на колени чистенький в белом халате и чалме третий ханец. Он с ужасом, бормоча что-то про себя, взирал на подходившего к нему с окровавленной саблей русского. «Алла!» И бросив мешок на ковёр, закатил глаза.
– Не трогаем! – рявкнул Тимофей. – Блохин, Чанов, проверьте всё там! – И указал на горку подушек клинком.
Умирающий затих, а ханец в белом всё что-то бормотал. Тимофей отпихнул ногой в сторону от него кожаный мешок и огляделся. Просторный и богатый шатёр принадлежал, как видно, самому хану. Да и бунчуки со знамёнами, вбитые древками в землю, явно на это указывали. Тогда кто же этот в чалме?
– Чисто, нет никого! – донеслось от проверявших рухлядь драгун.
– На портянки себе возьму! – крикнул Чанов, сворачивая яркое покрывало. – Вроде и шерсть, а тонкой работы, как раз для зимних портянок. Ноги ни преть, ни мёрзнуть в таких не будут. Вам тоже дам, ребята.
– Может, глянем, что в мешке? – предложил Блохин. – Вдруг там казна?
– Стой, Лёнька, – нахмурившись, произнёс Тимофей. – Не греши с этим. Пусть начальство само смотрит, что там внутри. Тут такое дело, могут и не посмотреть, что у тебя Анна на груди, по всей строгости спросят. Оружие лучше глянь для трофея или вон, как Ванька, красивую тряпку.
– Да я просто, – покраснев, пробормотал Блохин. – Если что, так-то не для себя, а для общества.
– И со всего общества могут спросить, – бросил Тимофей. – Да и на казну это не похоже. Когда отпихивал, почуял, не больно-то уж и тяжёлый мешок, как будто бумагой набитый.
– А ну тогда чего, тогда конечно, – согласился друг и нагнулся, чтобы снять пояс с убитого.
Стрельба и крики за стенками шатра стали тише, послышался конский топот и, сорвав висевший на лоскуте полог, внутрь зашёл Подлуцкий со штабными.
– Господин подполковник, младший унтер-офицер Гончаров! – Тимофей вскинул ладонь к каске. – Шатёр взят с боем вторым эскадроном капитана Огнева. Оставлены на его охране! – И отшагнул в сторону.
Подполковник глянул мельком на докладывавшего унтера, на двух застывших рядом по стойке смирно драгун и уже более пристально обвёл взглядом сам шатёр и сидевшего на коленях ханца.
– Кто таков?! – бросил он резко.
– Не могу знать, ваше высокоблагородие! – рявкнул Тимофей. – В бой с нами не вступал, так и сидел всё время на коврике. В руках вон тот кожаный мешок держал. Убрали его в сторону, чтобы он ничего с содержимым не сотворил.
– Синюхин, Матвеев, проверьте!
Командирский денщик со штабным писарем выскочили из-за его спины и, подняв кожаный мешок, развязали на нём тесьму.
– Вашвысокоблагородие, бумаги! – крикнул, заглянув внутрь, Фадей Иванович. – Полный мешок бумаг. Не по-нашему все писаны.
– Само собой, – ухмыльнулся Подлуцкий. – Похоже, ханская канцелярия. Вон и столик маленький в углу с чернильницей, прямо как у тебя, Фадейка. Рукава, ладони этого гляньте!
Денщик подбежал к всё ещё стоявшему на коленях ханцу и задрал его руки вверх. На отворотах белого халата были видны следы от чернил.
– Я же говорил, канцелярия, – фыркнул подполковник. – Похоже, сотоварищ это твой, Фадей. Небось, тоже из старших писарей. Или как там они у них, у этих татар, называются? Смотри-ка, а это очень удачно получилось, такие бумаги, они ведь гораздо ценней всех захваченных знамён будут. Порадуем командующего. Вот и поглядим, с кем это Хусейн-хан переписку вёл. Младший унтер-офицер! – Он повернул голову к Гончарову. – Этому, который в халате, руки связать и вместе с мешком, со всеми бунчуками и знамёнами доставить к генерал-фельдмаршалу. Никого к пленному не подпускать, и чтобы ни один волос с него по пути не слетел! Всё ясно?!
– Так точно, ваше высокоблагородие! – рявкнул Гончаров. – Будет исполнено. Чанов, Блохин, в конвой! Герасимов, Калюкин, ко мне! Взять мешок под охрану!
Первые двое встали подле ханца с обнажёнными саблями, а забежавшие с улицы подхватили на руки кожаный мешок.
– Вот так, правильно. – Подполковник подкрутил ус и, ещё раз обведя взглядом шатёр, вышел наружу. – Казаки в преследование ушли?! – донёсся его голос снаружи. – Я им пограблю! Пограблю! Под суд всех старшин отдам, если через пять минут вслед за эскадронами вдогон за персами не уйдут! Егерям взять обозное имущество лагеря под охрану, всей коннице вести преследование неприятеля до следующей ночи. Корней Ильич, начинайте опись захваченного!
Глава 4. Бей их, ребята!
Полагая, что разгром конницы Хусейн-Кули-хана сделает защитников Эривани более сговорчивыми, Гудович вторично послал в крепость требование о сдаче, пообещав коменданту утвердить его ханом со всеми полагающимися этому титулу правами и почестями. Но эти обольщения не дали того эффекта, какие ожидал фельдмаршал. Комендант Эривани отвечал графу Гудовичу: «…если поступок такой может быть похвальным, то и я имею от великого моего государя волю на то, что если вы согласитесь служить персидскому государю, то во взаимность получите ханство Эриванское, Тавризское и ещё много чего…»
В это самое время были получены сведения, что со стороны Персии к отошедшей за Аракс и недобитой коннице Хусейн-Кули-хана подошёл большой отряд Фарадж-Улах-хана, и, резко усилившись, эриванский правитель вновь начал угрожать растянутым коммуникациям русских.
– Казаки с конным ополчением виноваты, – ворчали в строю драгуны. – Если бы они грабежом не занялись, то посекли бы всех татар. А так вон больше половины их ускользнуло.
– Командиры у смежников бестолковые, – вторили им господа офицеры. – Пока мы через реку переходили и для атаки на берегу строились, у них море времени было, чтобы ханский лагерь обойти. Нет ведь, и тут они умудрились заплутать. Потому и выскользнул, избежал полного разгрома Хусейн-хан.
Русскому главнокомандующему, дабы не допустить выхода неприятеля к блокадным линиям и коммуникациям, пришлось выделить из основного войска батальон Кавказского гренадерского полка, несколько рот из девятого и пятнадцатого егерских полков и большую часть своей конницы. Эти силы было решено выставить дальним заслоном на реке Гарничай под общей командой генерал-майора Портнягина.
– Снова снимаемся, братцы, – пробежало по шеренгам. – Слышали, что их превосходительство сказали? Приказано теперь к селению Шады идти.
– Ох, неладно это, – сетовал Кошелев. – И тут, конечно, несладко, да вроде как уже обжились, а теперь опять вот на новом месте быт строить. Это в ноябре-то. Ох и неладно.
– Не каркай, старый. – Чанов толкнул его локтем. – Слыхал, Гудович повелел войска к штурму готовить. Если ханские крепость через пару недель не сдадут, велено всеми силами на приступ идти. Говорят, ядер изрядно с порохом навезли, большие пушки подтянули, теперь есть чем стены пробить. Не как при покойном князе Цицианове, когда полевые по три раза в день только лишь стреляли.
Сборы были недолги, всё артельное имущество эскадрона поместили в одноосную повозку, оставив при себе только лишь фураж с провиантом и запас патронов. Под накрапывавшим дождиком полк пошёл растянутой походной колонной на юго-восток. Скоро шинель намокла и перестала спасать от холода.
– Подтяни-ись! – слышалось время от времени. – Сократить дистанцию между взводами!
– Обоза не видать и третьего эскадрона, – привстав на стременах, проговорил озабоченно Копорский. – Сейчас опять стоянку объявят.
И точно, перед разлившимся и вышедшим из берегов ручьём Подлуцкий приказал остановить авангард, а в хвост колонны поскакал майор Кетлер со штабными офицерами.
Вспенивая воду, мимо протопали две роты егерей. Перейдя на противоположный берег, командиры дали стрелкам десять минут на оправку, солдаты выливали воду из сапог, отжимали портянки и, присев в кружок, перекусывали сухарями.
– Станови-ись! В колонну! В колонну! – послышалось вскоре, и, разобравшись в строю, они опять пошагали по грязной дороге. Наконец послышался топот и скрип тележных осей, вторая половина полка подошла к переправе вместе с обозом.
– Колесо на интендантской слетело, – пояснил унтер из четвёртого эскадрона. – Ладно хоть, не в горном ущелье это случилось, там бы уж точно вниз громыхнулись. А так повозку перевернуло, лошади постромки оборвали и по дороге галопом припустились. Пока это их поймали, пока обозным в ухо дали, пока всё поправили и переложили сызнова, вот время-то и прошло изрядно. А их высокоблагородие подскакали и давай браниться. Ох и кричали же они, палок грозились тем дуракам криворуким дать.
После небольшой передышки Подлуцкий дал команду продолжить движение. Кони осторожно ступали по воде, перевозя всадников через разлившийся ручей. Большой глубины тут сейчас не было, но скорость течения была приличная.
– А вот по весне этот ручеёк, похоже, просто так не перейдёшь. – Чанов кивнул на подмытые берега. – Помните, месяц назад на фуражировку тут проходили? Так едва ли конское копыто вода закрывала. А сейчас чего? Ещё недельку дожди пойдут – и только лишь канат натягивать между берегами. Без него и не сунешься на стремнину.
Места новой дислокации достигли через два дня пути, и уже пятого ноября полк был распределён в двух близко стоящих друг от друга селениях. Второму эскадрону выделили два дома и все стоящие вокруг них постройки под квартирование. Господа офицеры потеснили хозяев, ну а нижние чины хозяйскую скотину. Взвод Копорского располагался в приличном сарае. Первоначально было, конечно, тесно, но служба у драгун была сменная, а самое главное, над головой теперь была крыша. Так что приноровились, и было даже уютно от осознания того, что снаружи льёт, а ты тут лежишь на душистом сене и в выездной дозор тебе только лишь утром.
Звуки трубы выдернули Гончарова из сна, оттуда, где была залитая солнцем мамина кухня, стол, ваза с яблоками, тарелка с политыми сметаной пельменями и настоящей железной вилкой. «Господи, я целую вечность пельмени уже не ел», – промелькнуло в голове. В носу до сих пор стоял их запах, и Тимофей даже прикрыл глаза, стараясь досмотреть, дочувствовать уже ускользающее видение.
– Четвёртый взвод, вам чего, особое приглашение нужно?! – рявкнул, открыв дверь сарая, Сошников. – Быстро на построение! У вас ещё кони не обихожены, а вам к дальнему дозору готовиться! Быстрее, быстрее, я сказал! А ну шевелись, коря-яги!
Внутренности коровника немного осветились, и ко входу потянулись с ружьями в руках и драгуны. Тимофей ступил на поперечину лестницы и, держа в одной рукой мушкет, полез вниз.
– Айда, спускайтесь, братцы! – проговорил он, смахивая с волос паутину. – Нужно ещё оправиться успеть, а то мы как бродяги-погорельцы тут.
Полуэскадрон вот уже четвёртый час шёл размеренным шагом по извилистому Нахичеванскому тракту. Драгуны нет-нет да и поглядывали на Кравцова, ожидая команду к привалу. Время было задать овса коням, напоить их, да и самим не мешало бы перекусить. Но штабс-капитан вёл отряд дальше.
– Ещё вёрст пять ходу, а там у речки встанем, – озвучил он своё решение взводным офицерам. – Потом ещё небольшой переход и на ночь в ауле, в том, где егерская рота стоит, заночуем. А уж завтра с утра этим же путём и обратно пойдём.
До речки, бегущей в низине, оставалось совсем немного, и до ушей взошедших на холм драгун вдруг долетели отзвуки ружейной пальбы.
– Недалече стреляют, – проговорил, вслушиваясь, Зимин. – Похоже, как раз у брода. Кто же это?
– Вот сейчас и узнаем, – процедил сквозь зубы Кравцов. – На нашем объездном участке, господа, идёт бой, и уклониться от него нам никак нельзя. Пётр Сергеевич, – обратился он к Копорскому. – Бери своих фланкёров и трубача, скачите вперёд авангардом, а мы следом за вами. Если силы неравные и у неприятеля огромный отряд, сигнал для ретирады дадите и будете на прикрытии.
– Слушаюсь. – Поручик козырнул. – Четвёртый взвод, ружья из бушматов долой! За мной, рысью!
Три десятка всадников отделились от основного отряда и понеслись по дороге.
«Казачий разъезд с персами схлестнулся, колонна егерей место дислокации меняет или это фуражирский обоз грабят? – мелькали мысли в голове у Тимофея. – Скоро увидим, в любом случае впереди кипит бой, и одна из сторон там наша». Он дал шенкелей Зорьке и вслед за Копорским выскочил на прямой участок дороги.
– Всё-таки фуражиры!
Около речки, составив повозки в некое подобие круга, от крутившихся вокруг на конях и спешенных всадников отбивался небольшой русский отряд. Сейчас бой шёл уже внутри импровизированных укреплений. Среди повозок мелькали фигуры, громыхали выстрелы, и до драгун долетали приглушённые расстоянием вопли.
– Побьют наших, вашблагородие! – выкрикнул, волнуясь, Тимофей. – Уже внутри бой идёт! Всем бо́шки сейчас порубят, гады!
Сознание выхватило из памяти картину нападения месячной давности. Бьющаяся в конвульсиях Чайка, толпа орущих бородачей, крики, выстрелы и катящаяся на обочину голова Антипа, разбрызгивающая кровь.
– Бей их, ребята! – рявкнул он, не дожидаясь команды, и дал Зорьке шенкелей.
– Взвод, вперёд, в атаку! – скомандовал уже за его спиной Копорский.
Ружьё в конной сечи было бесполезно, и, сунув его в бушмат Гончаров выхватил из ножен саблю.
– Ура-а! – Три десятка всадников обрушились на не ожидавшего нападения врага. Первого бородатого воина Тимофей срубил с ходу, сзади. Сабля ещё не успела просечь ему хребет, а он уже, вырвав её, ударил боковым хлёстом второго. Опытная Зорька каким-то образом умудрилась отскочить, и остриё копья третьего прошло впритирку у самого бока. Резкий взмах, удар – и в руках у ханца остался лишь обрубок древка. Ещё один удар – и он валится с лошади с рассечённой головой.
– Подмогу! Подмогу! Прошу подмогу! – выдувал сигнал трубач, а три десятка фланкёров рубились с опешившими от неожиданности ханскими конными. Находящиеся внутри укреплений из выставленных повозок солдаты ободрились и с воинственным криком ринулись в атаку на спешенных всадников. Вражеский сотник дал команду, и вслед за ним понеслись прочь все те, кто был на конях. Спешенных же продолжали рубить саблями драгуны, колоть штыками и бить прикладами, оглоблями солдаты и нестроевые обозники.
Утомлённая долгим переходом и яростной сшибкой Зорька проскакала пару сотен саженей вдогон за ханцами и перешла на шаг. Тимофей выхватил из бушмата мушкет и выстрелил в уносящихся прочь. Мимо! Для гладкого ствола тут было слишком далеко. Он спрыгнул на землю и стоя оглаживал кобыле морду и гриву.
– Молодец, Зоренька! Умница ты моя! – бубнил он ей на ухо. – Как же ты меня выручила. С меня угощение, как только в аул приедем.
Зорька, словно понимая, мотнула мордой и громко фыркнула, из пасти её вылетали хлопья пены, мокрые от пота бока тряслись и ходили ходуном.
– Устала, совсем умоталась, моя старушка, – нежно проговорил Гончаров. – Пошли, нельзя тебе стоять, походим немного. – И, взяв за уздечку, повёл её неспешным шагом к повозкам.
Здесь уже царила рабочая суета, солдаты оттаскивали и складывали в ряд павших, отдельно своих, отдельно ханских. Ставили на колёса перевёрнутую арбу. Отстёгивали, освобождали из упряжи убитых лошадей. Драгуны спешились и тоже внесли свою лепту во всю эту суету.
– Тимка, Тимоха, ты?! – крикнул сидевший на земле солдат с окровавленной головой. Товарищ делал ему перевязку, и он, оттолкнув его, встал на ноги. – Ну-у, ты чего, не узнал, что ли?!
– Ванька! Бородавкин! – воскликнул, расширив глаза, Гончаров. – Вот дела! Вот так встреча!
Земляки обнялись, а Бородавкин всё причитал, сжимая плечи Тимофея:
– А я ведь, ещё когда с этими бился, мельком тебя увида́л, да думал, что почудилось! Ну откуда же тут Тимохе-то взяться?! Он же драгун, он с полком у Эривани сейчас стоит! А мне тут саблей по башке бам! И в глазах потемнело.
– Ваня, Ванёк, дай я получше замотаю. – Товарищ пехотинец похлопал его по плечу. – Ну ты юшкой своей весь мундир драгуну заляпал. Тебя шатает вон!
– Да обожди ты, Егор, сейчас я, земляк ведь! – отмахивался тот.
К ним подбежал Блохин и тоже обнял раненого.
– Бра-атцы! – улыбаясь, протянул счастливый Бородавкин. – Как я рад вас видеть.
Мушкетёра повело вбок, и драгуны подхватили его под руки.
– Ну я же говорил, что нужно рану перевязать, – бубнил Егор. – Из него крови жуть сколько вышло. А ещё, видать, и башку хорошо тряхануло. Ладно хоть, кость не пробило. Сиди, не дёргайся теперь, дурила! – И начал мотать холщовый самодельный бинт.
Пару часов простоял полуэскадрон у реки. Уцелевший поручик из охраны фуражиров не рискнул продолжать путь с наполовину выбитым отрядом и решил вернуться к аулу вместе с драгунами.
– По коням! – разнеслась команда, и кавалеристы поспешили вскочить в сёдла. – Фланкёры первого эскадрона идут передовым дозором, второго – позади колонны в охранении!
– Взвод, принять вправо! – крикнул Копорский, и мимо потянулись повозки обоза. – Гончаров, а ну-ка подъедь ко мне поближе.
Тон командира не предвещал ничего хорошего, и Тимофей, вздохнув, тронул поводья. Зорька пристроилась рядом с командирским жеребцом и мирно стояла, мотая мордой, а её хозяин все десять минут, пока мимо проходила колонна, выслушивал нотации от поручика…
– И в следующий раз не посмотрю на всё, что у нас с тобой было, и что ты герой с крестом, получишь по полной! Отправлю вон из фланкёров в охрану полкового обоза, командуй там этими обормотами себе на здоровье! А в моём взводе я командир! Понятно?!
– Так точно, ваше благородие! – Гончаров вскинул ладонь к козырьку каски. – Виноват, не удержался, погорячился!
– Не удержался он, погорячился! – продолжал ворчать взводный. – А если бы там ещё на прикрытии ханская сотня стояла, а ты, не разглядев всё как следует, с ходу взвод в атаку бросил?! Посекли бы и нас, и другие взводы, что потом на выручку бросились. Думать нужно всегда прежде, Тимофей, а не горячиться! Да и какое ко мне уважение у драгун будет, если какой-то унтер офицером пренебрегает?
– Ва-аше благородие, Пё-ётр Сергеевич, ну что вы такое говорите? – протянул, краснея, Гончаров. – Ну я же вас так уважаю, так уважаю! Виноват, простите великодушно дурака! Обещаю, более такого впредь никогда не повторится.
– Ну ладно, дело молодое, – сменил тон командир. – А так-то лихо ты взвод в атаку бросил. Я ещё и рот открыть не успел, а тут: «Бей их, ребята!» И главное, все как один за тобой ринулись! Я уж потом для приличия команду дал. Мы тут переговорили с егерским поручиком, интересные новости он нам поведал. Якобы генерал Небольсин со своим отрядом разбил Аббас-Мирзу и занял Нахичевань. Теперь осталось только лишь Эривань приступом взять, и тогда тут можно на зимние квартиры вставать, и не придётся даже по заснеженным перевалам обратно в Тифлис идти. Ну да это начальству, конечно, уже решать, а нам пока до аула добраться да дозорный выезд завершить.
Прогромыхала по дорожным ухабам последняя повозка, процокали копыта основного отряда и, отпустив обоз на пару сотен саженей, Копорский дал команду к движению. Три десятка драгун с ружьями в руках пошли в замыкающем охранении.
Исполняя предписание главнокомандующего, генерал-майор Небольсин выступил из Карабаха в начале октября в сторону Нахичевани. Под его началом был отряд в три тысячи человек при девяти орудиях. Позднее время года, проливные осенние дожди и уже заваленные снегом горные перевалы – всё это настолько затрудняло движение, что авангард под началом Лисаневича, состоящий из одного егерского батальона и казачьего полка, достиг границ Нахичеванского ханства у селения Карабаба только лишь двадцать седьмого октября. Этому слабому авангарду пришлось здесь выдержать нападение целой армии Аббас-Мирзы, у которого было десять тысяч конницы, более трёх тысяч пехоты, двенадцать орудий и шестьдесят фальконетов. Но в русских рядах были Лисаневич, Котляревский и герои-егеря уже почившего к этому времени Карягина. Участь боя была предрешена. Аббас-Мирза, желая отрезать авангард от основных сил Небольсина, повёл конницу в обход обоих его флангов. Этим неудачным манёвром не преминул воспользоваться не боящийся принимать самостоятельные решения Лисаневич. Видя ослабленный центр противника и ожидая подхода с минуты на минуту главных сил, он сам перешёл в наступление и стремительно атаковал наиболее слабый, центральный участок боевого расположения персов. Последние оказались между двух огней. С одной стороны их громил в центре Лисаневич, на левом фланге – Котляревский, а к правому уже подходила колонна Небольсина. Полчища персов охватила паника! Бросая оружие, обоз и орудия, они ринулись в сторону Нахичевани. Небольсин повёл энергичное преследование и первого ноября при содействии хана Ших-Али-бека занял Нахичевань без боя, где и остановился, принявшись за обеспечение своего отряда необходимыми припасами и восстановление порядка в области.
