bannerbannerbanner
полная версияВолчица

Андрей Арсланович Мансуров
Волчица

Полная версия

Звуки рвоты не заглушала даже пущенная на полную струя воды. Сандра сказала:

– Я не хотела говорить при ней… У неё астенозная миома матки. Ей бы не нужно пить… А уж про секс…

– Сандра!.. Боже мой! Что же у вас здесь происходит, чёрт его задери?! Почему вы все такие больные?! И мрёте – ты уж прости! – как мухи?!

– Я думаю, это от того, что мы плохо питаемся. И не можем нормально отдохнуть от работы. Отпуска отменили. А вкалывать по одиннадцать часов, пусть даже есть роботележки и электродробилки – не сахар. Изматывает. Хуже всего изматывает нервы. Душу.

А уж после того, как сбежали из барака последние два мужика, хоть на что-то способные… И которые тут, пользуясь монополией, даже ввели что-то вроде права первой ночи, но… Не выдержали первыми!..

У нас нет даже «универсального средства для расслабления» – секса. Приходится использовать искусственные …! Ну а женщине всё-таки – сама знаешь! – нужны мужские гормоны. Хотя бы изредка. Для восстановления чего-то там. Важного.

Или хотя бы – чтоб не росли усы. – горечи в тоне не заметил бы только стол, уставленный полупустыми тарелками и бутылками.

– Гос-споди! И сколько вы уже без этого дела?!

– Я – года три. (Ну – я-то – ладно. Больная же!) А Людмила, и остальные девочки – считай, побольше года!

– А почему же вам сюда не распределяют мужиков-то?! Для работы же они нужны?

– Да в том всё и дело, что уже – нет! На нашей ферме всё теперь могут делать и женщины. А мужиков теперь ставят только туда, где они в силу специфики действительно незаменимы: к проходческим комбайнам в шахтах, к домнам сталеплавильных комбинатов, да к токарно-фрезерным автоматам! Изготовляют оружие, чтоб его черти взяли!

Из ванны буквально выползла Людмила:

– Ленайна, Линда… Вы уж извините. Можно я пойду лягу?

Ленайна и Линда переглянулись.

– Иди, конечно. Давай я отведу тебя, – Ленайна поторопилась подскочить к опиравшейся на косяк женщине и подставила плечо. Людмила с благодарностью навалилась на него немалым весом.

Когда её «сгрузили» на трехспальную, поистине необъятную кровать, женщина только вздохнула:

– Спасибо, Ленайна… Кровать-то какая мягкая… Хоть полежу по-человечески! – Ленайну покоробило от вида слёз, появившихся в краях глаз Людмилы.

Теперь Ленайна сама ушла в ванную. Она тоже включила воду – чтоб не было слышно её рыданий! (Ну так!.. Танкистка же! Со стальными нервами и мышцами!..)

Боже – до чего же тут довели их сопланетников! Неужели всё это – только из-за того, что война требует всё больше и больше?!..

Сил. Времени. Ресурсов.

Человеческих жизней.

Как же пристукнуть навсегда этого Молоха, этого кровавого вампира, волосатого мерзкого клеща, мёртвой хваткой впившегося в тело человечества?!

Когда она вышла из ванной, ситуация наводила тоску: Линда сидела, глядя куда-то в пол, и сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Миша откинувшись на стуле, блаженно закрыл глаза: водки он, похоже, выпил в свою норму, и теперь просто слушал музыку из наушников, не заморачиваясь ни экологией, ни болячками незнакомых баб.

Сандра взглянула на Ленайну, подняв глаза от пустой тарелки. Ленайна села.

– Прости, что спрашиваю. Почему вы не… сопротивляетесь? Ну, там, марши протеста, демонстрации, голодовки?

– Ха! – горькая ирония в тоне сказали обо всём ещё раньше, чем прозвучали слова, – Теперь все наши мужчины, кто поздоровей, и не хочет ни …уя делать, идут в полицию!

Это же куда безопасней, чем подставлять свою задницу во Флоте! Потому что лупить резиновыми дубинками безоружных «бунтовщиков и бунтовщиц» куда веселей и безопасней! Особенно после того, как приняли этот, новый, Закон. О саботаже в военное время.

Поэтому у нас теперь если что и работает без перерывов, и с перевыполнением плана – так это сволочные урановые рудники в Заречьи!.. Правда, говорят, там трудно выдержать больше пяти лет. Живым. Поэтому недовольные, и «организованно» бастующие, у нас перевелись. Своё недовольство все теперь выражают злобным шипением по углам, (Да и то – не с каждым – чтоб не донесли!) и шевелением большого пальца на правой ноге!

– Знаешь, Сандра, ты меня поразила. До глубины души. Слушай: может, мы заберём вас с собой? Во вспомогательные войска?

– Да? И остальные четыре миллиарда восемьсот миллионов полудохлых рабов вы тоже заберёте? Мы не обольщаемся: мы здесь теперь – на положении рабов! Я поражаюсь, как это ещё до сих пор не отменили преподавание древней истории в Интернатах. Потому что уж слишком похоже на чёртов древний Рим…

Интернаты… Ленайну передёрнуло.

Получается, из группы их одногодок в живых осталось чуть больше половины! А ведь умершие от болезней или погибшие от несчастных случаев, были ещё так молоды: ну верно – как они сами! Чуть старше тридцати…

Какое счастье, что они с Линдой сумели вырваться. Получается, это и позволило им выжить. И – неплохо жить. Если сравнивать с жизнью (Если можно это так назвать!) на родине…

Как же глупо, что они, экипаж, копошатся в своём мирке, лупят ни в чём неповинных матросов и шлюх, жрут от пуза, валяют дурака, предаваясь философски-отчуждён-ным размышлениям… Воображают, что от их способностей, действий, и мозгов зависит судьба людской цивилизации, и «Окончательная Победа».

А судьба людской цивилизации зависит, оказывается, от жалких трёх часов в сутки – лишней работы, делающих человеческое существование бессмысленным! Поскольку человек превращается просто в механический придаток к какому-либо производственному процессу. Который до сих пор не удалось роботизировать.

Или так – просто дешевле!

Потому что роботы и их производство и обслуживание стоят дорого, а те же ресурсы и средства лучше потратить на оборонный Заказ…

– Хватит кусать губы! – голос Линды звенел от сдерживаемой злости. Она наверняка чувствовала то же, и ещё впитывала эмоции напарницы, – Подумай лучше, как мы реально можем помочь им? Не повезём же мы, и правда, все пять миллиардов – во Флот?!

– Да, верно. Не повезём. Как и население остальных восьмидесяти пяти планет. Вот что-то мне подсказывает, что и там положение вряд ли намного лучше…

Война слишком затянулась. Значит, надо придумать, как нам быстро и гарантированно с ней покончить! Я лично вижу только этот путь.

– Ага, прикольно… Идиоты в погонах – все наши генералы и адмиралы! – ничего не придумали, а вот мы, майор Мейстнер и капитан Мейстнер! – сейчас напряжём извилины – и – готово! Вот прям сразу победим всех врагов с помощью своего гениального Плана! Новой Стратегии!

Сандра только переводила глаза, запавшие глубоко в тёмные ямы глазниц, с одной бывшей сокурсницы на другую, иногда кусала губы.

Но молчала. Только вздыхала. Тяжело.

– Хватит прикалываться. Нам бы и правда – стоило подумать об этом. Потому что только мы знаем, на что способны. Особенно – разозлённые!

– Ага, точно. Мы же – бешенные сучки Войны!

– Да уж. По части сокрушить чего – нам равных нет. – это не было бравадой. Только констатацией факта, – Но что делать конкретно завтра здесь, я знаю точно!

Сквозь окна мэрии виднелась грозовая туча: похоже, настала пора поливать «особую северную». Ленайна не стала ничего выяснять у дежурного: сразу повела маленькое воинство, выстроившееся как всегда клином, мимо него наверх – в Приёмную.

Секретарша – сухопарая, со впалыми, словно у настоящей старой клячи, щеками, жёлчная на вид дама лет шестидесяти, подняла голову от компа:

– Господин мэр занят. Если у вас дело, пожалуйста, запишитесь на приём.

– Ага. Сейчас запишемся. Лучше сразу вызови охрану, женщина!

Ленайна открыла первые двери тамбура, отделявшими кабинет важного Чиновника от Приёмной, обеими руками потянув их на себя. Внутренние открылись под ударом кованного каблука.

Мэр, невзрачный, словно давешний Паттерсон, мужчина лет семидесяти, даже подпрыгнул: похоже, просто дремал над каким-то документом, лежащим перед ним на столешнице монументального стола размером с полфутбольного поля. Да что ж у них, местных Боссов, мания величия, что ли?!

Ленайна прошла вперёд, Миша и Линда, войдя, остались у дверей: встречать.

Ленайна сразу подошла к креслу мужчины, и, оттолкнувшись от его подлокотника сапожком, расселась прямо перед хозяином кабинета, опустив зад на тот самый документ:

– Привет. Давай подождём твою охрану.

Её долго ждать не пришлось: два амбала, воображающих себя крутыми качками-каратистами, вбежали почти вместе.

Первым занялся Миша: посторонившись, он, вроде, небрежно повёл рукой, и голова вбежавшего, встретившаяся с ней, откинулась назад, а ноги, продолжавшие по инерции нести крупное тело их обладателя вперёд, взлетели к потолку. Раздался грохот, ничуть не заглушённый даже ковром: таз мужчины встретился с паркетным полом.

Линда работала как всегда: просто и эффективно. Удар левой под рёбра надолго лишил охранника в голубой рубахе и чёрных штанах возможности не то, что действовать – а и дышать. Качок согнулся в три погибели, лицо посинело. Миша, демонстративно тяжко вздохнув, вышвырнул оба тела из кабинета, и прикрыл дверь.

Ленайна не оглядывалась: прекрасно слышала всё, что происходило за спиной, а кое-что и видела внутренним взором – словно бы глазами Линды.

Мэр, опасливо взиравший на «шоу», чуть выставив голову из-за туловища Ленайны, перевёл наконец взгляд на её лицо. Ничего хорошего для себя он там не увидел:

– Мы – экипаж танка. Я – майор Мейстнер. Это – капитан Мейстнер, – Линда вежливо кивнула, – и старший капрал Павлов. Скажи своей тощей селёдке, чтоб не вздумала вызывать полицию – иначе ваш городишко останется без неё… Мы ребята нервные: чуть что не по нам – сразу начинаем стрелять! И, что самое главное, Флотское Руководство всё спишет нам… На «состояние аффекта»! И Особый Статус. И ничего не сделает.

Ну так вот, чтобы не доводить нас до этого состояния… – она кивнула на селектор.

 

Мужчина осторожно протянул руку, щёлкнул тумблером. (Надо же! У них тут ещё действовала система, признанная устаревшей восемь веков назад!):

– Мисс Гендерссон. Будьте добры, отмените вызов полицейского наряда. И проследите, чтобы нам никто не мешал. – а молодец. Голос практически не дрожал. И никаких лишних слов или действий.

Смотри-ка: мужчина, похоже, не зря занимает своё место. Умён, крепкие нервы. Значит, договориться возможно! И договориться – мирно.

– Отлично. – она расслабленно чуть откинулась, положив левую кисть себе на колено, а правый локоть – на ляжку чуть приподнятой ноги, опиравшейся на подлокотник его кресла, – Нас, как представителей Флота, интересует в первую очередь повышение производительности труда в твоём городе и районе, и физическое здоровье вверенных тебе людей. В связи с этим – первый вопрос.

Кто ввёл одиннадцатичасовой рабочий день?

– Я. – он кивнул, – Сверху спустили такое распоряжение, я и ввёл.

– А ты не задумывался, к каким последствиям это может привести? – она нахмурила брови. Мужчина, глядящий ей прямо в глаза, не испугался и этого:

– Задумывался. Что упадёт производительность труда. Упадёт из-за накапливающейся хронической усталости. И ещё – будет больше… Болезней.

– И почему же ты не протестовал?

– Я протестовал. Минуту… – он полез в ящик стола, для чего ему пришлось просто отодвинуть рукой одну из ног Ленайны. Наощупь порылся, вынул какую-то папку… Боже, бюрократ! Все документы хранит в печатном виде! – Вот.

Ленайна открыла, мгновенно зафиксировала взглядом первый лист… Перевернула. Перевернула.

– Вижу тут только запросы, рапорты и данные статистики. И – что?

– Посмотрите в самый конец!

Чёрт возьми! Текст последнего рапорта читался, как слезливый дамский роман.

Чиновник буквально умолял вернуть положение к тому, что было раньше, опираясь на те самые чёртовы статистические данные: об ухудшении общего показателя здоровья, о падении производительности, и повысившейся смертности. О!

Была даже указана причина повышения этой самой смертности! Ну, это-то понятно: высшее Руководство колонии Глории имеет право знать, чего опасаться: радиоактивный грунт и коренные, подстилающие его, породы!

Всё правильно: поэтому больше всего и гибнет шахтёров, и работников дрожжевых подземелий! Не обшивать же все искусственные пещеры листовым свинцом!

Надо же: мэр-то и правда, старался как-то защитить своих людей, и даже приказал всем бесплатно, за счёт Администрации, выдавать сыворотку для более быстрого выведения радионуклидов из организма… Правда, судя по тому, что знают они, не слишком-то это помогло.

– Я вижу, ты и правда – работал. Старался. Однако, как я поняла, «наверху» не отреагировали? – кивок почти лысой головой, – Понятно. Однако кое-что по улучшению ситуации ты всё же можешь сделать.

В тоне мужчины прорезалась горькая ирония:

– Да-а?!.. И – что же?!

– Нет, я не предлагаю поднимать восстание, или организовать забастовки… Это было бы глупо. Но вот улучшить ситуацию с бытовой стороной жизни колонистов… И – главное! – колонисток! – ты всё-таки, я думаю, можешь! – она чуть откинулась, давая ему полюбоваться своими полупрозрачными кружевными трусиками.

Мужчину они нисколько не заинтересовали – он даже не кинул туда взгляда!.. А заинтересовали её слова: он даже подался вперёд, нахмурившись:

– Чёрт возьми! Что вы, танкисты, можете мне, мэру этой дыры, посоветовать про «бытовые условия»?!

– Уважаемый. Как у тебя с сексом? Уже – на «полшестого»? – в её тоне не было иронии. Только деловитость.

– Ну… – он чуть усмехнулся, дёрнув щекой. – Да… Да.

– Ну так вот. Чтобы у нормальных женщин не развивалось разных «нервных» синдромов, гормональной недостаточности, и депрессивных психозов, им секс необходим! Причём – регулярный.

А ты что делаешь? Берёшь всех мужчин, которые ещё «в состоянии», и отправляешь их с чёртовых ферм – в Сибирь?!

– Так ведь… Так они – сами высказывают такое желание! Какое я имею право препятствовать свободному передвижению по отраслям и территориям Колонии – рабочей силы? Это записано и в нашей Конституции: любой Гражданин имеет право на…

– Да, я знаю! Ограничивает только квалификация, и полученная после Интерната профессия. Возраст. Да и то – не всегда.

Однако! Вот: я тебе показываю реальный выход! Ввели у вас Военное Положение? Ввели. Имеешь право на «особые меры» по «укреплению и рационализации работы оборонной промышленности»? Имеешь!

Вот и верни всех чёртовых мужиков обратно! И закрепи за конкретными местами работы! Это же – в твоей компетенции? И власти?

А молодец. Он даже не оскорбился, что его чуть ли не ткнули носом в просчёт.

Зато он реально думал! Ленайна прямо видела, как колёсики и шестерни бешено вращаются под лысым, и сейчас блестящим от выступившего пота, черепом.

Надеялась она теперь, познакомившись с ним поближе, и поняв, какой подход может оказаться действенным с его конкретным психотипом, не столько на его жалость к сопланетникам и сопланетницам, сколько – на осознание им, что это и правда, приведёт к реальному улучшению дел со здоровьем и производительностью чёртова труда…

Хотя бы женщин.

И ведь – сработало!

Выйдя из Мэрии, Линда с омерзением сплюнула:

– Удивляюсь твоему бешенному терпению! Я бы его – просто по стенам его же кабинета размазала!..

– Это было бы глупо. Он – простой стрелочник. Делает то, что приказывают сверху. А что оттуда приказывают – сама знаешь. И – почему они это приказывают. И так будет продолжаться, пока не закончится чёртова война! Другое дело – что он боится, или по каким-то причинам не хочет проявлять ненужной инициативы.

Ну так теперь – ему придётся её проявить.

В вестибюле «своего» отеля» они застали удручающую картину: все, кто находился там, застыли перед висевшем над входом визио. Танкисты поспешили пройти вперёд, и развернуться, слушая официально-скорбный голос:

– «…варварское нападение. Несмотря на отчаянные и героические усилия наших солдат и офицеров, Флоту пришлось отступить, чтобы не… объявлен Однодневный траур по всем планетам Содружества… должны ещё тесней сплотить наши ряды в эти суровые…»

Проклятье! Потерян Дункан!

А там – основные месторождения цирбидия…

Она посмотрела вокруг себя: кое-то из мужчин сжимает кулаки в бессильной ярости. Одна женщина зажала рот руками – вероятно, чтобы не закричать от страха и злобы… Но большинство слушает просто молча. Хватает и своих проблем. И…

Привыкли.

Хотя, по-идее, к непрекращающейся трагедии привыкнуть нельзя.

Она посмотрела на Линду: та тоже невольно сжала кулачки, вся подавшись вперёд! Лицо идёт красными пятнами: гнусные твари! Уж танкисты-то знают: опять они ударили в самое уязвимое и стратегически важное место! И – они-то как профессионалы видели! – не посчитались на этот раз с наверняка огромными потерями!.. Уж оборона-то Дункана…

Значит, чёртовы Сверки тоже всё-таки способны отходить от своих «шаблонов», когда запахнет жаренным!

И, раз даже усиленные подразделения Флота не справились, это говорит о том, что враг стал опытней. Хитрей. Изощрённей. И даже, может, применил новую тактику.

Она приблизилась к напарнице. Жене. Духовной сестре.

Рука Линды нащупала её руку: боже, как похолодела ладонь! Ленайна ощутила, как супруга дрожит. Миша только молча вздыхал, косясь на них.

В номере две подруги из подёрнутого флёром ностальгии и романтики детства – Людмила и Сандра – сидели на стульях за столом. Людмила плакала, Сандра молча пялилась в визио: шёл повтор Правительственного сообщения.

– Проклятые твари… Теперь наших осталось восемьдесят пять. И – ты права! – Линда взглянула на Ленайну, и та опять поразилась: обычно такие спокойные чёрные глаза горят лютой ненавистью, – Что-то надо делать!

Они долго глядели друг другу в глаза, впитывая и переваривая эмоции партнёрши.

Наконец Линда кивнула:

«– А ты, похоже, уже что-то придумала. Кого и как убить».

«– Похоже. Обсудим позже». – она кинула взгляд на Сандру, оторвавшую на время этого безмолвного диалога взгляд от экрана с диктором. Подмигнула Линде: – Смотри, мы совсем запугали бедную Сандру, – и, уже повернув лицо к старой подруге, совсем другим тоном, – Сандра! Не бойся. Мы больше прикалываемся, чем действительно кого-то бьём. Кроме, разве что, Сверков. И вообще – все гнусные слухи, которые про нас распускают завистники – это неправда. Мэр остался жив. И даже обещал прислать вам мужиков!

Однако это сообщение не проняло Сандру.

Ещё бы! На фоне такой Катастрофы:

– Замечательно. – энтузиазма – ну вот ни на грош! – Обещаю, что мы их честно поделим. – похоже, Сандра ей не очень-то и поверила. Лайана попыталась улыбнуться:

– Ну, я смотрю ты совсем раскисла. – Сандра и правда, совсем уж понурила голову, и пождала губы, – Может, тряхнём стариной? Как насчёт обеда и совсем по чуть-чуть – я обещаю: по чуть-чуть! – выпить?

Людмила фыркнула:

– С вами – по чуть-чуть?! Ты кого хочешь обмануть?!

И точно – «чуть-чуть» как-то незаметно превратилось в нормально, а потом – и много…

Всё-таки нужно было и погибших на Дункане помянуть, и за здоровье выпить. И за Защитников. И за Вечность… И столько всего обговорить, и рассказать, что мэр – вовсе не вредный самовлюблённый идиот и сволочь, а очень даже – за них…

Когда Людмила опять прошла в ванну, Ленайна поняла, что – всё! Пора им всем на боковую…

Утром они с Мишей и Линдой провели два часа в спортзале при гостинице. Здесь, конечно, не было таких условий как там, «дома», но всё равно – большая часть паров алкоголя из них «вышла».

Людмила и Сандра спали во второй спальне до самого завтрака, который принесли в номер к одиннадцати часам.

Поев, и ощущая себя непривычно стеснённой всеобщим упадническим настроением, Ленайна предложила (Сдуру, как вскоре выяснилось!) съездить в «родной» интернат. Благо, он находился в этом же городе, на окраине промзоны.

Для такого случая одели даже парадную форму.

Машина довезла их казённо «прикинутые» задницы туда за пятнадцать минут.

Вот он, приют их детства и отрочества. Когда единственной отрадой было несчастное караоке, книги, да походы в музеи столицы…

Всё так же обнесён пятиметровым бетонным забором с сигнальной проводкой по верхней кромке. Чтоб уж никто не отлынивал от учёбы, пустившись в бега по полям и горам. Лесов-то на планете почти не осталось: всё свели под «особую северную»… Впрочем, всё равно пытавшихся сделать это беглецов очень легко отслеживали по пеленгу чипов-удостоверений личности в запястьях.

Ленайна однажды и сама… Отметилась.

Три дня карцера и голодовки прояснили ей только то, что пока чип – в ней, спрятаться нереально. А выковырять его – рудники!..

Охрана на входе в виде трёх старушек пыталась что-то спросить, и втулить им, что «посторонним вход категорически…». Ленайна, тряхнув орденами на груди – вот как чуяла, что пригодится парадная форма со всеми регалиями! – гаркнула, выставив запястье:

– Сканнер сюда! Живо, не то – всю оставшуюся жизнь будете разгребать дерьмо в Центральном городском коллекторе!..

Их, разумеется, впустили.

Особый Статус экипажей танков позволял проделывать и не такое, и влезать туда, куда обычным, и даже управляющим, не то, что – работникам, но и офицерам Флота, иногда ходу не было.

Ленайна повела своё воинство сразу в Зал Собраний.

Боже. Ничего не изменилось. Унылые стены – до половины цвета хаки, выше – грязно-жёлтые. Белённые потолки. Казённо-зелёная трибуна. Жёсткие, истёртые тысячей задов до вмятин-впадин, сиденья скамей… Позади подмостков – скромный полевой алтарь. Ну правильно: не строить же здесь для воспитанниц специальную церковь!..

Сзади послышались шаги: Ленайна обернулась.

К ним быстрым деловым шагом подошла невысокая плотная женщина. Явно – новый директор. Она так и сказала:

– Здравствуйте, майор Мейстнер, здравствуйте, капитан Мейстнер и старший капрал Павлов! Рада приветствовать вас в наших стенах снова. Я – директор, Тора Брайтон. Чем могу быть вам полезна?

Ну ясно – охрана же передала ей их данные.

– Мы просто хотели посетить наш…– Ленайна на долю секунды замешкалась, понимая, что это не укроется от внимательно наблюдающей за ними пожилой женщины, – Родной Интернат. Посмотреть. На него. Кстати – а где миссис Магритт?

– Мне очень жаль, но миссис Магритт перевели. На другую работу. Она теперь – инспектор целой провинции. Сибири.

– А, повысили, стало быть? – Ленайна не была удивлена. Амбициозности, напора и энергии у «железной Сары», как они называли старую директоршу между собой, хватило бы ещё на трёх начальниц.

 

– Да, повысили. Итак, господа офицеры, чем могу служить?

Ленайна чётко, как на рапорте, озвучила их желания.

Классы осматривали не торопясь, игнорируя удивлённо-недоумённые взгляды занимавшихся девочек всех возрастов – от трёхлетних малюток, до тринадцатилетних, почти сформировавшихся телом, девиц. Линда молчала, Ленайна вежливо кивала на объяснения, что изменилось в технологии обучения за последние десять лет. Хм. Да почти ничего.

Даже побитое молью чучело волка, всё ещё поблёскивающее искорками стеклянных злобных глаз, так всегда её пугавших, особенно в темноте, в кабинете Биологии сохранилось. Не говоря уж о восьмидесяти шести глобусах Колоний в кабинете географии и планетологии. А вот снопы с пшеницей исчезли – как объяснила мисс Брайтон, труха, в которую превратились зёрна и пыльца, вызывали у некоторых воспитанниц аллергию.

Хм… Что-то часто им попадаются случаи этой самой аллергии. Может, и правда – что-то с чем-то здесь, на Глории, скрестилось?.. Хотя, как уверяли хреновы генетики, даже в принципе – не могло.

Посетили они и огромный, и сейчас пустой барак. С заправленными как по линейке, двухэтажными кроватями-нарами. Линда не удержалась: прошла и отсчитала – «пятый ряд, тридцать восьмое место… Чёрт!»

Ленайну передёрнуло: всплыли непрошенные воспоминания о зелёно-коричневых стенах таких же спален в других бараках. Где они все, курсанты и курсантки, независимо от пола, жили (Вернее, падали без сил!) весь первый год, когда обучались в Академии. И только на второй семестр доказавшим серьёзность своих намерений, «выдюжившим», курсантам, выделили отдельные комнаты. Вернее – клетушки.

Вот уж это не хотелось бы повторить!.. А тем более – посетить.

Столовая. Нет, всё тоже по-старому: всё те же мастодонты: алюминиевые кастрюли и чугунные котлы, которые с трудом ворочают краснолицые сосредоточенные поварихи, да жар от раскалённых печей, пробивающийся в громадный зал через окна-раздаточные. Даже неистребимый запах прогорклого дешёвого растительного масла и пережаренного лука – всё сохранилось именно так, как ей помнилось.

И, разумеется, тщательно оттёртые руками дежурных-дневальных, и «нарушителей дисциплины», плинтусы и стенные, пластиковые, под дерево, панели, до середины закрывающие стены низкопотолочного и несмотря на многочисленные лампы, тёмного помещения. Заставленного выстроившимися по линейке столами на тридцать человек. То есть каждый – на один взвод-группу…

Ленайна захотела пройти в спортзал.

И здесь ничего не изменилось. Прозвучал звонок: там, в учебных корпусах, перемена аудиторий. Коридоры загудят, воспитанницы «организованно» перейдут.

Её снова передёрнуло.

Она встала у свисавшего с высоты десять метров каната для лазания, решая, хочет ли возвращаться в коридоры и классы, встречаться с настороженно-озлобленными «самостоятельными» девицами. Директорша восприняла эту остановку и молчание по-своему:

– Уважаемая госпожа майор! Прошу прощения… Не согласились бы вы прочесть небольшую… Воспитательно-патриотическую лекцию? В свете трагических событий на… Дункане. Для поднятия, так сказать, патриотического духа… И оптимизма.

Ленайна переглянулась с Линдой. Та чуть заметно кивнула.

А что: правильно. Всё-таки будет у бедных, задрюченных казённой муштрой, девочек, «официальный» повод откосить от нудных занятий.

Блинн… А ведь они и сами такие «лекции» пережили!

Уже через десять минут, стоя на обшарпанной сцене, за зелёной трибуной с гербом Содружества на передней стенке, она осознала, что, как и те докладчики, которых слушали в детстве они, говорит буквально стандартными формулировками. Казённо-патриотическими фразами. За которыми, как они с Линдой и Мишей сейчас, как никто, ощущают – ничего нет!

Только обыденность серо-защитной жизни, отягощённой военным положением…

Она старалась, чтобы голос звучал не возмущением, а убеждением:

– «… только вы, наша подрастающая смена… Символ нашей надежды и преемственности Идеалов Свободы и Демократии… пронесите же через всю жизнь то тепло, те знания, что пытаются вложить в вас, пока юных и наивных, мудрые Воспитатели… ненависть к общему врагу… скорбь по несчастным колонистам Дункана… память о чудовищном преступлении Сверков…» И так далее.

Она говорила, медленно водя взором по залу, и чувствовала, как ледяная рука стискивает сердце, а руки сами сжимаются в кулаки.

Глаза, эти глаза… Эти обращённые на неё глаза. И их обладательницы!

Она помнила, о, как отлично она помнила – если кто-то из приезжающих к ним в Интернат вот так же, как она сейчас, говорил с этой трибуны, наигранно, словно не от души – маленькие сердца отлично чуют, чувствуют ложь и фальшь. И – не только слов.

А и чувств, которые испытывает произносящий их.

Кажется, в юном возрасте чёртовы ментальные способности у девочек куда выше… Только куда они деваются потом?

Может, удаляются вместе с «созревшими» яичниками?..

К концу своего «патриотически-вдохновляющего» спича она почти кусала губы, и только что не рыдала, ощущая подступившие слёзы за кромкой век.

Однако она заметила – никто так и не свёл с неё глаз, и не погрузился в себя, или не начал в сотый раз рассматривать казённый интерьер зала, как бывало в их время, если докладчик начинал «брехать», или становилось просто… Скучно.

Когда этот выматывающий душу кошмар закончился, и они шли от ворот к автомобилю, Миша, раздумчиво покачав головой, всё же выдавил:

– А сильна ты, оказывается, во вранье… Да и убеждать можешь – без дураков. Если – вдруг! – доживём до увольнения в запас, не думала заняться большой Политикой? Ну, в смысле – баллотироваться куда-нибудь? Избиратели – вот тебе крест! – поверили бы во что угодно!..

– Свинья ты Миша! Не видишь, что ли, что ей хреново?!

– Вижу. Поэтому и пытаюсь поднять нам настроение. Пошутить как бы…

– Вот именно – что «как бы»! Говорю же – свинский баран! Ещё и бестактный, как носорог!

– Ладно, согласен. Шутка не получилась. Извини, Ленайна!

Она посмотрела на Мишу, затем на Линду. Сглотнула. Придурки – но такие Свои!..

– Ладно. Извинения приняты. Однако не думай, что это – повод отмазаться сегодня от… – она многозначительно посмотрела ему на форменные брюки, – Мне сегодня точно понадобится забыться.

И забыть…

Вечером они поужинали роскошно: не торопясь, чинно, и без излишне поспешного потребления алкоголя. Людмила и Сандра, отсиживавшиеся и отлёживавшиеся днём в номере, так как предложение посетить «родные» стены не вызвало у них абсолютно никакого воодушевления, заметно ожили, особенно после рассказа Линды – вот у неё чувство юмора не мог отнять даже Флот. Так что Ленайна в процессе рассказа даже пару раз криво усмехнулась – уж рассказывать-то Линда умела так, что заслушаешься. Ей бы мемуары написать на пенсии. Если, конечно, они, как верно подметил Миша, доживут…

Линда, рассказывая, посматривала на Ленайну, но ничего из возникших у них после «посещения» чувств и мыслей не комментировала – чуяла изощрённым чутьём, что супруга недовольна и расстроена этим самым посещением «родных пенатов».

А вообще за столом они все уже чувствовали себя почти свободно: не осталось того робкого смущения, которое испытывали работницы фермы к офицерам. Как и неудобства за своё «пьянство» и безбашенность – у танкистов.

Все они – люди. У всех – общий враг.

Ленайна и Людмила всё же пили больше остальных. Людмила сетовала на то, что никакие фильтры в ноздрях всё равно не убирают полностью запах: «Ну вот воняет там, внизу, …рьмом – и всё тут!»

Ощущая, что разговор может снова пойти «о грустном», Ленайна предложила тряхнуть стариной: попеть караоке.

– Д-а-а-а… – протянула Сандра, – Я уж забыла, как оно выглядит. Да и песен – что старых, что новых… А, да – там же снизу их печатают! А вообще-то… Было не до них.

– Э-э, фигня! Споём и старые! Думаешь, у нас с Линдой было время и возможность разучить что-то новое? Ха!

Визио в углу настроили быстро. После чего пододвинули к нему стулья, и сели, даже приобняв друг друга. У Линды вдруг скатилась слеза из глаза. Ленайна сделала вид, что ничего не заметила: у неё самой душу снова словно сжимала огромная стальная рука…

Сандра, сидевшая в середине, ткнула пальцем с коротко остриженными ногтями в мелких продольных рисках, что было заметно, так как даже следов лака там не имелось, в прозрачный квадрат меню перед лицом:

Рейтинг@Mail.ru