Андрей Арсланович Мансуров
Как Артём стал писателем
Не слишком-то хочется играть и веселиться, когда окружающие, дети потомственных Чиновников или Служащих, постоянно дразнят и издеваются над бедностью и отсталостью. Учителя же, вместо того чтобы пресечь, большую часть рабочего времени проводят в учительской, попивая чаи и бесконечно обсуждая всё на свете – соседей, телепередачи, здоровье… Словом, всё, кроме работы… Спихнув эту самую работу с «контингентом» на практикантов и стажёров.
А большинство учеников «на уроках» предпочитают просто читать анекдоты. Или смотреть видео, выложенное в ютиюде, или «общаться» по мобильнику с друзьями – вслух, или через чертовски дорогой (а потому – престижный!) интернет, нагло игнорируя пытающихся что-то вбить в их головы из знаний, сопливых стажёров – таких же вчерашних школьников.
Да, уровень образования в Нарвегии – высок, как нигде!.. Особенно в ВУЗ-ах, где чуть ли не официально есть тариф за каждый конкретный экзамен – и плевать Преподавателю, знаешь ты предмет, или вообще занятий не посещал.
Хватит. Что-то его опять потянуло на философию.
Точно – стал старый и брюзгливый. Да ещё и дохловатый. Всё: сегодня-то он побережётся!
Артём подумал, что одна положительная черта у предыдущего папы всё же имелась: он никому не позволял вторгнуться с целью грабежа в свою страну! (Грабить своё население имеет право только он! А не те, кто страну развалит, а потом даст ей кредиты «на восстановление хозяйства».)
Так, когда вонючие инагенты проплатили, и спровоцировали, как позже на Майдане, или раньше – в Киргизии, «народные выступления за демократию» в Андижане, президент не колеблясь дал приказ ввести войска, и открыть огонь на поражение по бунтовщикам!
И погибло тогда вовсе не две тысячи, как позже раззвонили по всему миру проплаченные же «правозащитники», а гораздо, гораздо меньше, это навсегда отучило даже самых тупых и жадных баранов выходить на проплаченные протесты, сколько бы долларов им не посулили провокаторы! Жизнь куда дороже. И она – одна.
Кстати, одноклассник Артёма, перебравшийся сразу после развала на западную Украину, сообщал ему позже, что агенты разных фондов Сораса и т.п., платили по сто баксов в день, и он выходил на первый, произошедший в 2004 году, Майдан сам, выводил жену, и сына. А когда всё закончилось, денег хватило и на вторую квартиру, и на машину для этого самого сына…
Глава 5
В половине третьего, с сожалением выключая общий тумблер, Леонид признался самому себе: да, он – идиот. Увлекающийся маньяк. Игроман. Если бы не скачки напряжения, выбившие его из Сети, он бы играл и играл – ещё и ещё… Пора лечиться. (Тьфу-тьфу!)
Лечиться в любимых Поликлиниках и местных Частных Клиниках могли себе позволить либо только очень здоровые, либо очень богатые! Очень желавшие жить. Потому что в Госучреждениях могли вместо диагноза «аппендицит» запросто поставить – ОРЗ. Иди, попробуй потом докажи, что это – некомпетентность врача, а не ошибка Регистратурного компьютера! Если, конечно, выживешь…
Да и может ли быть по-другому, если все знают, что вместо того, чтобы учиться, типичный студент-медик, попавший в престижнейший ВУЗ за деньги папочки, шесть лет гонял балду, а все экзамены и Диплом его материально обеспеченный предок попросту тоже – купил любимому чаду за наличные! Как купили их и всем остальным студентам и студенткам мед-а.
Но тут – всё-таки своё здоровье. Страшно! Недаром же есть старая поговорка: «Геноцид – это когда нарвежец лечит нарвежца!»
В частных клиниках кое-где сохранились не уехавшие пока знающие Специалисты… Один визит – его зарплата за полмесяца.
Проще оставаться здоровым.
Хотя после того, как почти все лекарства стал изготовлять Столичный фармацевтический завод, они почему-то сразу перестали помогать! Завозные же тщательно подделывались. А чтоб достать оригинальные – платить приходилось втридорога. Или заказывать знакомым, ехавшим по делам в Чурессию.
Закон кризиса: когда врачи объявляют забастовку, народ сразу меньше мрёт! И не болеет. Вероятно, назло!
Засыпая, снова вспомнил о Рашиде.
Странно. В последнее время, особенно после похорон отца год назад, Рашид стал каким-то мрачным. Почернел. То есть, действительно – лицо не загорело, а именно – почернело. Осунулось. Видать, или дела шли погано, или…
Или что-то узнал такое, что заставило бросить всё, и подвергнуть Семью страшному риску нелегального Перехода. Поймают – конец. Бесследно сгинешь на одном из двух недавно вновь открытых урановых рудников.
А не поймают – придётся годы жить в ужасных «лагерях для беженцев». Да ещё могут и выдать обратно – если уж очень настойчиво будут требовать свои. (Ну, такое случалось только с совсем уж шустрыми и «крутыми» хапугами, или хитрецами, пытающимися уйти от наказания – как вон давешний Директор медеплавильного. Или уж – диссидентами. Позволившими себе высказать правду. О ситуации в стране. Или – не дай Аллах! – пошутить над Папой. Вон: Обид Осомов попробовал, так его, когда вернулся из-за границы, прямо в порту избили до полусмерти люди в чёрных костюмах, погрузили обратно в самолёт, и отправили умирать назад. Били профессионально – через полгода артист умер в мучениях…)
Да, собственно, чего-то такого, неизменно плохого и разорительного для семьи, ждали здесь все. Указы и Поборы с населения всё множились, прикрываемые лозунгами и призывами «Сплотиться всем, поддержать Страну, и дать отпор мировому Терроризму!», «Нарвегия – страна с великим будущим!»
Леонид знал, что при Минфине есть целый Отдел, только и придумывающий, что новые варианты этих самых поборов.
И ещё какая-то мысль прошла мимо сознания Леонида, когда он почти провалился в пучину забытья… Она сверкнула, ослепительной догадкой осветив некие важные недавние события!
Но какие – он уже не увидел. Поскольку отключился.
Суббота. Можно бы поспать подольше – но не-е-ет! Будильник вынудил встать через какой-то час сна. Пришлось подняться, одеться и побриться особенно тщательно.
Леониду предстояло очередное, неизбежное, как Страшный Суд, лицемерие: Утренний Плов.
Если ты, будучи сотрудником «родного» Госучреждения, не придёшь на «сплачивающее» и «освежающее нестандартное творческое мышление» казённое Мероприятие – могут решить (И не без оснований!), что ты отделяешь себя от коллектива. Ставишь выше. Третируешь Коллег.
Индивидуалист! Зазнайка! Вот таких увольняли по поводу, и без повода. Чтобы остальным было неповадно. Чтоб сидели и не рыпались. Терпели. Работали. Ходили на «добровольные» хашары-субботники. Соблюдая «корпоративный дух»».
Проснувшись окончательно, Артём подумал, что то, что он тогда писал буквально кровью души, сейчас несколько… «затушёвано».
То есть – с приходом к власти нового «папы» жизнь реально стала полегче. Особенно это заметно было таким, как он – пожилым, и повидавшим и Союз, и сложные «постперестроечные» времена, и предыдущее президенство… Это только молодёжи кажется, что всё нормально с жизнью в стране, и вокруг – полно перспектив, и можно заработать и честным путём… ну, молодые же – неопытные!
Но если по большому счёту – проблемы в промышленности и сельском хозяйстве сглажены, как бы затушёваны, но – остались!
Почти ничего там не изменилось с тех пор.
Очень многие отрасли народного хозяйства и промышленности пришли в полный упадок за годы правления первого «папы». И его, Артёма, предсказания о том, что вместо изгнанных, или «выжитых» с помощью методичного выдавливания «мирным путём» русских специалистов, придётся снова приглашать, их же, для налаживания разваленных отраслей и предприятий, но только уже – за валюту, полностью оправдались!
Он знал массу примеров.
В строительстве. Например, домов и метро. Потому что когда дома строили местные, они складывались, словно карточные домики – ещё бы: если не производить авторский надзор, так и цемент «сэкономят» или пустят налево, и арматуру, и на чертежи и техзадание начихают!
В обучении: только за последние два года открылось больше десятка Российских ВУЗ-ов. Куда стремились попасть, разумеется, не дети простых людей. А только те, кто мог оплачивать огромную ежегодную контрактную плату. А уж про то, что лечиться все, у кого имелись деньги, предпочитают у российских же частных врачей в частных же клиниках, можно и не говорить: «Что такое геноцид? Это когда узбек лечит узбека!»
Впрочем, ему всё это виднее, чем многим. В том же Государственном театре: когда для повышения творческого и художественного уровня балета пригласили Андриса Лиепу – всемирно известного балетмейстера. А для повышения уровня игры у оркестра – пригласили Дениса Власенко. Дирижёра на «Большой опере». С которым нынешний директор театра, Рамиз Усманов, познакомился как раз там, на этой телепередаче-конкурсе.
И Власенко, приехав, поработав, и более-менее попривыкнув, даже женился на балерине из ГАБТ-а, Ширин. (И теперь она – Ширин Власенко.) Нужно признать: очень хорошенькой и талантливой девушке. Недаром же недавно участвовала в проекте на российском телеканале «Культура» – «Большой балет».
Но хватит вылёживаться и предаваться ностальгическим, не всегда приятным, воспоминаниям. Нужно вставать и работать!
Стены их Театра имели в толщину два кирпича. Старых, конкретных и прочнейших. Когда проводили в двухтысячных годах реконструкцию здания, (Там, где протекала когда-то загнанная позже в трубу небольшая речка, стал проседать целый угол, и на пятом этаже образовалась даже щель – в добрых пять сэмэ. И зимой через неё здорово задувало – по всем этажам.
Поэтому пришлось подкапываться под фундамент, класть под него арматуру, и заливать туда огромное количество бетона. Но теперь уж – ничто не проседало!) А эти отлично сохранившиеся кирпичи в стенах видели тогда все. Но, конечно, они не могли по прочности даже сравниться с теми, из которых была сложена бабушкина картфабрика. (Её, чтоб снести, пришлось попросту… Взрывать! Потому что ни ломы, ни кувалды, ни даже отбойные молотки – не брали!)
До того, как построили новое её здание, четырёхэтажную безликую и стандартную казённую коробку, старое, монументальное, словно вросшее в землю, здание, ровесник Ташкентской Крепости, выполняло все положенные функции отлично. Только, конечно, смотрелось старомодно и консервативно: потолки – под четыре метра, стены – тоже толстенные, и снаружи – налёт серо-коричневой патины. Возникшей и от выхлопов, и от угля, которым топили все дома, буквально до шестидесятых годов… И настолько прочно въевшейся, что отодрать, отчистить, невозможно было и шкуркой – а только болгаркой со шлифовальным диском.
Про фабрику бабушка рассказывала много и интересно. Например, как то, как она однажды зимой внесла «разнообразие» в казарменно-размеренный распорядок внутренней уставной службы.
Дело было зимой. Вечером прошёл жуткий ливень, а ночью ударил мороз: поболее минус пяти. И когда бабушка шла утром на работу, она обнаружила на снегу, у входа, попадавших с деревьев горляшек – среднеазиатских малых горлиц. Думая, что они погибли, и не годится оставлять их трупики на обозрение имеющего обыкновение приходить попозже начальства, страсть как не любящего «непорядок в гарнизоне», бабушка собрала их в корзину для бумаг. И поставила в чулане.
А часа через два случился массовый «вылет»: горляшки, оказывается, вовсе не замёрзли, а только перья им посковывало ледяной коркой. Вот они, с хлопаньем крыльев и гугуканьем, и разлетелись по всему режимному объекту, наделав переполоху и вызвав и смех и возмущение. Выгоняли и отлавливали нарушительниц тогда чуть не два часа… Впрочем, бабушку тогда не наказали, поскольку сам Большой Босс посмеялся от этой ситуации от души: ещё бы! Не ему же помёт с пола соскребать!
Но вообще-то на фабрику попасть работать было довольно сложно. Секретные же, военные, карты там изготовляли! А сама бабушка, поскольку обладала исключительно зорким глазом, и твёрдой рукой, и чертила, и даже подписывала все населённые пункты и прочие объекты картирования. Тому, кто не знает, как трудно работать – не с маркером, а с настоящей тушью, этого не понять. И реально была ветераном фабрики. Поэтому её и согласились после выхода на пенсию взять туда ночным вахтёром. И однажды она даже Артёма смогла туда провести: в дежурство знакомого офицера. Потому что прабабушки уже не было, и оставить его одного в огромной комнате дома было страшновато.
Артём это «посещение» запомнил очень хорошо: ещё бы! Почти «приключение»! Такое в пять-то лет впечатывается в память отлично!
Правда, заняться в каптёрке, где происходило дежурство, было практически нечем. Разве что попечатать на машинке. Пишущей. С мудрёным чужим названием: «Ремингтон»! Это бабушка ему его прочла, потому что написано было на английском, да ещё вычурной вязью. А Артём тогда еле освоил русский алфавит. Вот он и сидел добрый час, пока более-менее усвоил, где какая буква располагается, и смог напечатать к концу этого часа целых две строчки! Вразумительного текста. А не «а-а-а-а-б-б-б». Или «Ра-ра-ре-ри-рю»!
Поистине, пути Господни неисповедимы. И гораздо позже, когда Артём, уже сидя на работе, в послеобеденные часы, когда все остальные разъехались по экспедициям, и он работал над своими первыми рассказами, в возрасте 25-26 лет, он прекрасно понимал, почему так хорошо знает, «где какая буква», и ему почти не пришлось снова запоминать, где, вот именно, какая расположена. И почему он почти не делает помарок и грамматических ошибок – бабушкина и прабабушкина школа!
Но тогда, на дежурстве, кроме пишмашинки его порадовали ещё одним «ретро» новшеством – в кабинете у зам-а имелся старый граммофон. И к нему – три пластинки. Для семидесяти семи оборотов. И на каждой такой древней толстенькой шеллаковой плоскости имелось по одной песне. Их Артём прослушал по три раза. После чего бабушка постелила ему старую шинель на четырёх стульях, поставленных спинками – наружу. Чтоб не свалился во сне.
И Артём даже умудрился поспать – почти до утра. А бабушка каждый час действительно делала положенный обход вверенных помещений, и проверяла, всё ли в порядке. И не пытался ли кто «проникнуть» сквозь окна, забранные железными решётками из двухсантиметровых стальных прутьев. Хотя здание стояло в глубине двора, а снаружи был высоченный забор, даже с колючей проволокой («Режимный объект»!) поверху, и злющим, хоть и сменявшимся каждые два часа, часовым в будке у единственных ворот.
Утром, когда они шли домой, все пятнадцать минут, Артём пытался допытаться: чего ж там такого сверх-секретного содержится на фабрике, что охрана такая строгая. Но бабушка от прямых ответов ловко уходила, ссылаясь на ту самую секретность, и то, что «не знает».
Это сейчас Артём понимал, что на самом-то деле к тому времени – 1965 год! – никаких секретов для «наиболее вероятного противника» территория Советского Союза не представляла. Поскольку замечательно подробные и чёткие аэрофотоснимки, которые можно было вполне использовать вместо карт, уже сделали знаменитые самолёты «У-2», избороздившие всё небо над Союзом, летая на недоступной для тогдашних ракет ПВО высоте: целых 25 кэмэ!.. А затем был ещё и знаменитый «ЭсЭр-71 Блэкбёрд», который летал ещё выше, и разгонялся до трёх махов! Но затем в СССР создали противоракету и против него. И врагам осталось, кусая локти от досады, уповать только на спутники-шпионы. Оптика у которых не позволяла разглядеть таких подробностей, как число звёздочек на погонах…
Но это Артём узнал уже гораздо позже – когда в двухтысячных приобрёл выносливый корейский Дивиди, и стал приобретать и диски с замечательными документальными фильмами: по истории, по истории оружия, техники, строительства и технологий. Жена этих фильмов, как и дочь, не смотрели. А Артёму они здорово помогли. При создании «реалистичных» подробностей его научно-фантастических произведений.
Правда, до приобретения для той же дочери, поступившей в Университет Мировых Языков, бэушного компа, публиковать его так и не начали.
Зато потом, подключив интернет, он действительно смог. Выйти на простор огромного выбора: и Издательств, и электронных журналов-фэнзинов-альманахов. И догадался, почему его не очень охотно брали – а, точнее, вообще не брали! – в «солидные» журналы, вроде «Знание-сила», или «Техника молодёжи».
Потому что ему стали доступны учебники. По писательскому мастерству. И, если честно, то знакомство с ними было – как удар грязной палкой по голове. Потому что оказалось, что все возможные ошибки «юного литератора» он в своих рукописях – делал.
Тут и избыточность в описании. И неправильная расстановка слов в предложениях. И словечки-паразиты, типа «был-было-были». И прыжки с точки зрения одного персонажа – в точку зрения другого. И пассивный залог. И… Много чего ещё.
Пришлось сесть, достать все чёртовы пожелтевшие от времени и пыли ломкие рукописи, которые он годами печатал ещё на реставрированной бэушной пишмашинке, купленной подешёвке на барахолке, и заняться…
Переделкой.
Капитальной.
И Артём теперь видел и более глубокие, так сказать, коренные, недостатки своих ранних поделок.
Если честно – все они грешили одним.
Банальностью.
Банальностью и неоригинальностью сюжетов. Таких «находок», как, например, у братьев Стругацких, создавших «Понедельник начинается в субботу», или Зону со сталкерами», у него не имелось.
Вот и пришлось стиснуть зубы, и начать.
Придумывать.
Своё, неизбитое и незаезженное, как те же пластинки у бабушки на картфабрике, а – реально новое. И пусть не совсем, но – оригинальное. Содержащее не обсосанную и не заезженную собратьями со всех сторон, Идею. Артём обожал Айзека Азимова, и Шекли. И первые его вещи, немного ироничные, и, как он считал, занимательные, писал именно в их стиле. Но потом стал больше читать и других, доступных теперь благодаря тому же интернету, признанных мастеров: Фармера, Ле Гуин, Пратчета, Воннегута… Когда вставал из-за компа, глаза, по уверениям жены, были «как у рака»!
Хотя у рака глаза на стебельках – чёрные. А сам он – зелёный. А красный – только когда сварят.
Но метафора Артёму была понятна.
