Андрей Анатольевич Антоневич
Цитадель
IV
Через несколько минут, после того как Уваров покинул комнату совещаний, пришли два солдата и приказали ему следовать за ними. Вернувшись к лифту, они поднялись вверх к той же лаборатории, из которой его до этого уводили на встречу с сенатом, но в нее не зашли, а направились в обратную сторону коридора и через несколько сот метров вышли на металлическую лестницу, пересекавшую пополам огромный, тускло освещенный, бетонный колодец, уходящий на пятьдесят метров в глубину. Каждый из двенадцати этажей, деливших колодец на равные части, был сплошь закрыт мелкой металлической решеткой, за исключением выходов на такие же лестницы, соединявших между собой противоположные стороны этажей. Они оказались на другой стороне верхнего этажа и двинулись дальше по тусклым коридорам, периодически поднимаясь по бетонным ступенькам, соединяющих между собой резкие повороты ответвлений.
Неожиданно они вышли в огромный зал, сплошь залитый люминесцентным светом. Все пространство в нем занимали длинные ряды парт, за которыми сидели одетые в одинаковые серые комбинезоны разновозрастные дети от шести до двенадцати лет. Около трехсот мальчишек и девчонок смотрели на огромное информационное табло, установленное под потолком в противоположной стороне зала.
– Если противник превосходит вас в весовой категории, – вещали в это время сверху напористым женским голосом, скрытые в потолке мощные динамики: – то необходимо отказаться от попытки взять его живым и ликвидировать, а лучшим вариантом для его ликвидации станет выпущенная из универсального автомата «Гром» пуля со смещенным центром тяжести.
В это время на экране табло появилось изображение аналогичного автомата, как и у его провожатых.
– Не плохой альтернативой для ликвидации врага может стать и пистолет из штатного набора гвардейца «Перун», – делая ударения на отдельные слова, продолжали вещать динамики. – Но его лучше приберечь для уничтожения вражеских интегров.
Линевич с интересом воззрился на табло, которое вывело изображение человекоподобной машины с широкими плечами и прямоугольной головой с узкой полоской в районе глаз. В местах соединения верхних четырехпалых конечностей с туловищем робота, виднелись массивные шарнирные узлы. Мощные, расширяющиеся к трехпалым ступням, ноги имели дополнительные щитки в районе коленных шарниров, а правильной формы предплечья с обеих сторон имели пилообразные выступы.
– Самым быстрым и действенным способом выведения из строя вражеского интегра, – продолжал лекцию голос, – является прямое попадание пули в окуляр, что приводит к уничтожению биологического процессора. Однако, если по каким-то причинам остановить противника не представилось возможным, то необходимо его обездвижить, уничтожив шарнирные соединения.
Ребята не отрываясь следили за сменяющимися картинками, поэтому на проходивших мимо солдат, вместе с шагающим за ними интегром, не обратили совершенно никакого внимания.
Наконец они миновали залу и вышли в очередной коридор, где сразу же свернули налево и уперлись в широкий щит. Один из солдат открыл забрало тактического шлема и приставил глаз к элипсовидному сканеру в стене.
Через мгновение щит с шипением отполз в сторону.
– Заходи, – приказал Линевичу второй солдат, показав рукой в сторону, открывшегося темного помещения.
– Что там? – осведомился Дима.
– Выполняй приказ, – отрезал тот же солдат и приподнял дуло автомата, наведя его на голову Линевича.
Решив не вступать с солдатами в конфликт, Дима не уверенно шагнул вглубь помещения. Как только он перешагнул порог, щит тут же вернулся на место, а его что-то ухватило сверху за голову, приподняло от земли и с легкостью понесло в темноту. Дима ухватился руками за выступы несшего его механизма и с легкостью развел в стороны, удерживающие его за голову манипуляторы.
Пролетев по инерции несколько метров, Дима врезался в какую-то преграду, повалив что-то на пол. Тут же помещение засветилось красными огнями, и зазвучал сигнал тревоги…
При мерцающем свете Дима рассмотрел, что вокруг него плотными рядами стоят несколько десятков интегров. Два из них, сбитых им при падении, тут же поднялись и стали на невысокие, подсвеченные снизу, овальные пьедесталы.
Тут же в помещение с интеграми ворвалось несколько бойцов и с оружием наперевес бросились по проему в сторону Линевича.
– Режим покоя! – громко прокричал командир отряда с желтой полоской на плече, как только, до этого спокойно стоявшие интегры, все как по команде повернули в сторону появившихся солдат головы.
– Внимание! Приказ! – проорал командир Линевичу, как только приблизился к нему на расстояние двух метров. – Изделие номер триста шестьдесят один, занять свое место на перезагрузочном модуле.
– Что? – не понял Дима.
– Встал на свое место, болванка карбиновая! – подняв забрало шлема, брызгая слюной, потребовал командир.
Линевич посмотрел в искаженные яростью серые глаза, тридцатилетнего мужчины и сделал шаг назад.
– Я не знаю, куда мне идти.
– Командир, – подал голос один из бойцов из-за спины Линевича, – манипулятор сломан.
– Ах, ты вредитель… – потянулся сероглазый к висевшему у него на правом бедре в пластиковой кобуре «Перуну»
– Отбой, учебная тревога, – вбежал в помещение запыхавшийся Зобов. – Офицер, верните отряд в расположение. Это была учебная тревога. Вот предписание верховного главнокомандующего о том, что опытный образец номер триста шестьдесят один поступает в мое личное распоряжение.
Командир отряда вгляделся в высветившуюся на бронзовой башенке электронную надпись, которую впопыхах Мишка вытащил у себя из-за пазухи, нервно поиграл желваками, и, махнув своим бойцам рукой, молча направился к выходу.
– Пошли за мной, – в свою очередь потянул за руку Зобов Линевича.
Стоявшие до этого без движения интегры, синхронно повернули головы к проходу, наблюдая за действиями, двинувшихся к выходу, друзей.
– Чего это они? – удивленно спросил Дима.
– Интегры напрямую подчиняются только гвардейцам верховного главнокомандующего. Все остальные для них лишь потенциальные мишени. Если бы я еще немножко задержался у Уварова в кабинете, то, скорее всего, Грунов отдал бы интеграм приказ и тебя разорвали бы на запчасти прямо в помещении арсенала.
– А что ты делал у Уварова? – поинтересовался Дима, когда щит за его спиной вернулся на исходное положение и изолировал арсенал с интеграми.
– Весьма неприятный разговор, – нехотя ответил Мишка.
– А почему неприятный?
– Потому что, когда тебя увели гвардейцы к Уварову, меня отвели в сектор переработки, где я сидел в ожидании, когда мне зачитают вердикт сената, и я отправлюсь разлагаться на полезные составляющие, участвующие в синтезе гликолена.
В это время они вошли в залу с люминесцентным светом, где за партами уже никого не было, а информационное табло под потолком транслировало лишь изображение серой трехзубой башни. Над каждой башенкой крупными печатными буквами светилась надпись.
– Верность. Единство. Дисциплина, – прочитал Линевич и повернул голову в сторону, шагавшего от него по правую руку, Зобова.
– Пошли быстрее, – поторопил его Мишка, – скоро отбой. Нам надо успеть добраться до моего кабинета, иначе у нас могут быть неприятности.
– Еще пару минут назад здесь были дети. Где они? – поинтересовался Дима.
– Когда ты сломал манипулятор, сработала тревога, поэтому орлят сразу же эвакуировали в лагерь.
– Кого? – удивился Линевич, резко остановившись.
– Кого надо, – засуетился Зобов и для верности опять схватил интегра за руку. – Так называют молодежь, которая проходит отбор перед началом профессиональной подготовки, – пояснял Мишка, волоча за собой двухметровую темно-синюю фигуру.
– Объясни, – потребовал Дима.
В это время они миновали залу и очутились в полумраке коридоров.
– Наше общество, – осторожно осматриваясь по сторонам, заговорил Зобов, – состоит из трех столпов. К первому относятся лидеры коммуны, ученые, врачи и технический персонал. Второй столп составляют военные, а в третьем находятся рабочие, сельхозники и иной обслуживающий персонал. Все вместе мы единое целое. Вот почему символом Форпоста является башня с тремя зубцами. Каждый зубец символизирует отдельный столпы общества, которые в едином целом нерушимы. В этом и смысл нашего девиза: верность, единство, дисциплина.
– А, при чем здесь орлята?
– До шести лет наши дети находятся вместе с родителями. Потом их воспитанием занимается коммуна. Для этого детей отправляют в лагерь под кодовым названием «Гнездо», где они живут под надзором воспитателей. В течение нескольких лет их обучают по специальной программе, содержащей в себе смешанные элементы военной подготовки, точных наук, медицинского дела, основ сельского хозяйства и иных приданных специальностей. За время учебы за орлятами ведется тщательное наблюдение. Затем, на основе полученных данных о характере, физических и интеллектуальных возможностях орленка, его определяют на вторую ступень обучения, где он станет либо военным, либо ученным, либо обслуживающим персоналом.
– Интересно тут у вас как-то, – заговорил Дима, – только я не понял, почему дети разного возраста.
– Некоторых орлят забирают из «Гнезда» для обучения профессиональным навыкам раньше, а какого-то позже. Возрастной градации в «Гнезде» нет. К тому же особенность нашей программы обучения в том, что все даваемые детям сведения, периодически повторяются. Как говорится: «Повторенье, мать ученья».
– Это больше на программирование похоже, – высказал свое мнение Линевич, пытаясь запомнить путь, по которому они следовали к кабинету Зобова.
– Тс…с…с… – приложил испуганно к губам палец Мишка и нервно осмотрелся по сторонам. – Ту везде средства слежения, – прошептал он и продолжил. – Меня не отправили в переработку только потому, что мой заместитель болван, а у помощников еще недостаточно профессионального опыта, что может поставить под угрозу процесс создания и технического обслуживания интегров. А тебя не расплавили только потому, что ты для чего-то нужен Уварову. Но все может поменяться в любой момент. Если Уваров решит, что ты представляешь для него или коммуны угрозу, то тебя ликвидируют, а вместе с тобой и меня. Любая крамола на действующие устои в Форпосте не допустима. Идеологический отдел работает на предупреждение и изымает из общества недовольных, которых тут же отправляют в переработку.
– Все хочу спросить, что это за переработка такая?
– Вот мы и у меня в кабинете, – вместо ответа, расслабленно выдохнул Зобов, когда они остановились перед одной, идентичной таким же двадцати, расположенным друг за другом вдоль очередного коридора, дверям.
Он приложил правую ладонь к установленному на уровне его плеча сканеру и металлическая дверь, слегка звякнув, открылась.
Они оказались в просторной, хорошо освещенной комнате, где почти все пространство занимало какое-то медицинское оборудование и несколько замысловатых механизмов с манипуляторами. Только в дальнем углу виднелась узкая деревянная кровать, неряшливо застеленная серой простыней и такого же цвета покрывалом.
– Это и есть твой кабинет? – удивился Дима.
– Это и кабинет, и моя лаборатория, и жилище одновременно, – гордо ответил Зобов.
– Как-то совсем, я смотрю, без удобств, – резюмировал, внимательно осматриваясь по сторонам, Линевич.
– Все удобства общие и находятся в конце коридора. А у меня, по сравнению с другими, великолепные условия. В Форпосте площадь безопасного жизненного пространство весьма ограничена. Не смотря на все трудности, население коммуны постоянно растет не только за счет высокой рождаемости, но и за счет постоянно прибывающих к нам беженцев, которые по ряду причин покидают свои кланы и ищут у нас убежища. Вот и приходится сенату рационально использовать свободное пространство. Люди живут в тесноте, но не в обиде.
– А чего они бегут…
– Я тебе все расскажу немного попозже, – не дал закончить вопрос Линевичу Мишка. – Я сегодня пережил очень много потрясений. Мне надо немного отдохнуть. Сначала ты воскрес из мертвых, потом меня хотели сделать мертвым, потом еще встреча с Уваровым, от которого я узнал, что я теперь отвечаю головой за процесс твоей социализации в нашем обществе. К тому же завтра начнутся первые испытания на полигоне. Короче… Стань на перезагрузочный модуль и отдохни.
– Как это я отдохну, если я теперь кусок железа? – насколько позволял ему его новый искусственный голос, язвительно поинтересовался Дима.
– Ну, во-первых, ты не из железа, а из карбина. Это более прочный и универсальный материал, чем графен из которого создавались интегры старой модификации. Поэтому твоя оболочка намного надежнее и практичнее, чем оболочка интегров в Цитадели. Во-вторых, учитывая, что человеческий мозг никогда не прекращает свою деятельность, конечно кроме смерти, – решил подметить Мишка: – перезагрузочный модуль синхронизирует твой мозг с телом, сняв с нейронов остатки неизрасходованной энергии, что значительно продлевает срок службы проц… Что позволит тебе дольше оставаться при памяти, – исправился Зобов.
– Ты хочешь сказать, что во мне что-то может сломаться?
– Да, – ответил Зобов. – Все рано или поздно приходит к своему логическому концу. И если питательные элементы с гликоленом для работы твоего мозга можно заменить, то сам мозг подчинить нельзя. Со временем у интегров наступает, что-то вроде человеческого слабоумия. Они теряют скорость восприятия и способность к координации. Когда это происходит мы меняем старый биологический процессор на новый, и продолжаем использовать изделие по назначению.
– И насколько хватает работы, как ты выражаешься, биологического процессора? – осторожно поинтересовался Дима.
– На десять – пятнадцать лет.
– Если тебе верить, то Лидис и его интегры должны были давно перестать функционировать, – пришел к выводу, после нехитрых подсчетов, Линевич.
– Мы не знаем почему, но интегры в Цитадели продолжают функционировать до сих пор. Перебежчики из Цитадели сообщают, что Лидис уделяет большое внимание развитию науки. Тем более, во время исхода в Цитадели осталась значительная часть ученых, которые не пожелали пойти за Уваровым. Видимо, они либо восстановили процесс консервации биологических процессоров, либо научились восстанавливать сгоревшие клетки человеческого мозга.
– Странно, – задумался Дима. – Остаться в подчинении у взбесившейся машины вместо того, чтобы уйти с людьми. А сколько населения в Цитадели?
– По нашим данным около четырехсот тысяч человек, – нехотя ответил Мишка, укладываясь на кровать прямо в халате.
– Странно, – еще раз удивился Дима. – А почему…
– Хрр…ррр…х… – громко захрапел Мишка, как только в комнате неожиданно, сам по себе, выключился свет.
– Миша, – позвал в темноте Линевич.
– Хр…ра…ррр… – отозвался тот.
Дима в неуверенности постоял несколько минут, осматривая пьедестал перезагрузочного модуля, а затем все-таки встал на него обеими ногами.
Яркая вспышка на мгновение отключила его сознание от действительности…
V
Как только Дима усилием воли стряхнул с себя, внезапно возникшее, оцепенение и восстановил после вспышки в сознании свое восприятие, то обнаружил, что Зобов, только что храпевший как умирающий бегемот, стоит напротив него в однотонных серых семейных трусах и, вытянув руки, приседает на корточки, смешно раздувая щеки.
– Двадцать один, двадцать два, – вел счет приседаниям Мишка.
– Что случилось? – удивился Линевич.
– Двадцать три. Ничего. Двадцать че…тыре, – продолжал считать приседания Зобов.
– Я не понял. Что произошло? Ты же только что спал.
– Двад… а ладно, – закончил приседать Зобов и кинулся рыться у себя под кроватью.
– Миша, ты мне объяснишь, в чем дело? – требовательно спросил Линевич, спускаясь с пьедестала перезагрузочной капсулы.
– Что тут объяснять, – откликнулся из-под кровати Мишка. – Уже шесть утра. Все шесть часов ты провел в процессе синхронизации. Как только произошла перезагрузка твоего мозга, ты активировался. Это обычный процесс у только что инициированных искусственных организмов с интегрированным биологическим процессором. Правда, он занимает у них не более часа. А ты простоял в синхронизации чуть более шести часов. Надеюсь, что с тобой будет все нормально.
– Ты о чем?
– До тебя у нас не было случаев сохранения сознания в действующем процессоре, – пояснил Мишка, выуживая из-под кровати серые, скрученные в корявую трубочку, носки. – Поэтому, что будет с тобой в ближайшее время, нам не известно. Тем более перед активацией твой мозг подвергся стимуляции височных и теменной долей, куда записывалась речевая программа и командный алгоритм. Как после этого ты остался со своим сознанием уму непостижимо. И ответить на данный вопрос в Форпосте никто не сможет, потому что соответствующие специалисты у нас отсутствуют.
Зобов понюхал скрюченные носки, удовлетворительно махнул головой и натянул их на ступни. После чего принялся одевать вчерашние белые штаны, сорочку и халат.
– Непонятно тогда, как вы вообще умудряетесь производить интегров, – отпустил колкость в адрес своего друга Дима.
– У нас есть технологии, запас биологических процессоров, гликолен, базовые знания, и самое главное – желание выжить, – не смутился в ответ Зобов, направившись в сторону входной двери.
– Ты куда? – спросил Дима.
– Завтракать. Питание в Форпосте коллективное и по расписанию. Через несколько минут я уже должен быть в столовой технического персонала, – пояснил Зобов и дотронулся рукой до сканера возле двери.
– Михаил Петрович, вы идете или как? – спросил, соявший прямо за дверью, Галевский, моментально окинув кабинет изучающим взглядом. – У нас сегодня много работы. Вы помните?
– Да-да, конечно помню, Виталий Сергеевич, – согласно закивал головой Зобов. – Идите… Я вас догоню, через секунду. Только найду продуктовый абонемент.
Мишка дотронулся до сканера и закрыл дверь обратно прямо перед носом Галевского.
– Фу… Напугал, падла, – раздраженно выругался Мишка, шаря у себя по карманам.
– Это твой друг? – поинтересовался неожиданному визиту Галевского Дима.
– Нет. Это мой заместитель, который еще приходится Уварову сыном.
– Да, ну – удивился Дима. – Никогда бы не подумал.
– Я быстро. Никуда не выходи и ничего не трогай. За порчу казенного оборудования у нас казнят, – кинул на прощание Мишка и выскользнул из кабинета в коридор.
Как только закрылась входная дверь, Линевич погрузился в невеселые мысли, рассуждая о том, каким образом он провел в небытии тридцать два года и вдруг воскрес, правда, в искусственном теле.
– «Кто он теперь? Человек? Или машина? Или человеко-машина, или механизированный человек»?
Он попытался найти в помещении зеркало, но такового у Мишки почему-то не оказалось. Тогда он подошел к операционному светильнику, свисавшему с потолка над причудливым, смахивающим на гинекологическое, кресло и всмотрелся в отполированную поверхность ламп.
– «Родила царица в ночь, не то сына, не то дочь. Не мышонка, не лягушку, а неведому… хернюшку», – подумал про себя Дима, критически оглядывая отражение своей безликой, лишенной всякой индивидуальности, головы.
Наконец, решив, что все, что не делается – делается к лучшему, Линевич занялся более подробным изучением возможностей своего нового тела.
Первое, что он попробовал – это подпрыгнуть.
Ноги с легкостью оторвали его от пола, но что-то пошло не так и он ударился головой о бетонный потолок, до которого, учитывая его двухметровый рост, оставалось не менее трех метров. Прикрыв отвалившиеся от потолка куски бетона, какой-то, найденной на кровати Зобова, серой тряпкой, Дима перешел к испытанию своих карбиновых рук. Сначала он с легкостью согнул какой-то металлический прут с замысловатым крюком на конце, а затем нашел в углу комнаты изготовленный из незнакомого ему материала метровый в длину и толщину брусок, который с легкостью выгнул дугой.
– Ты что делаешь? – окрикнул его, вернувшийся с завтрака к этому моменту, Зобов.
– Привыкаю к своему новому телу, – невозмутимо ответил Линевич.
– Я же тебя просил ничего не трогать, – досадно хлопнул себя по обвисшим бокам Мишка. – Неужели не понятно было сказано?
– Да, ладно тебе. Пойми и ты меня. Я же должен к себе привыкнуть, – ответил Дима.
Зобов критически осмотрел трещину на потолке, спрятал скрученный в узел металлический прут, накинул на выгнутый дугой брусок тряпку и извлек из своего кармана небольшой прямоугольный предмет в виде тонкой пластинки.
– Нам пора с тобой идти в класс первоначальной подготовки, где ты пройдешь исторический курс, – сообщил он Линевичу, что-то набирая пальцами на светящейся пластинке.
– А что ты делаешь? – поинтересовался Дима, наблюдая за его манипуляциями.
– Настраиваю пульт управления твоими вербальными системами, – ответил тот.
– Зачем?
– Затем, что мы сейчас с тобой выйдем и направимся в учебную зону. Учитывая то, что информация о твоем существовании со вчерашнего момента строго засекречена, никто не должен догадаться о том, что ты не такой, как остальные интегры. Поэтому для того, чтобы ты не нарушил условия конспирации, по требованию начальника идеологического отдела, я на время отключу твой синтезатор речи, чтобы ты ничего лишнего не сболтнул.
– Это упрек? – спросил Дима.
– Нет. Это всего лишь элементарные меры безопасности. Твоя речь значительно отличается от голосового набора стандартного интегра, – пояснил Зобов, накладывая ему на грудь пластинку.
– Неужели эта таинственность так необходима? – спросил Линевич, но обнаружил, что не слышит свои слова.
– Все. Пошли. И меньше верти по сторонам головой. Это вызовет лишние вопросы.
В ответ Дима лишь едва качнул головой и направился вслед за Зобовым.
