Андрей Анатольевич Антоневич
Цитадель
– Не негры, а интегры, – поправил его Мишка. – Хотя, что-то тут есть, – задумался он. – Первые изделия были из красного композитного материала. Их, в основном, использовали для проведения разведки в тяжелых климатических условиях за пределами периметра и охраны территории от животных, которые периодически забредали в город.
– Ты хочешь сказать, что я… интегр? – осторожно спросил Линевич, уже догадываясь, что услышит в ответ.
– Да, – не стал кривить душой Зобов.
– Но как? – проскрипел металлическим голосом Дима. – Я же понимаю, что я живой… Я человек…
– И это невероятно, потому что мозг всегда изымался еще у живого человека до того момента, пока в нем не прекратились все энергетические процессы. Обычно его изымали для нужд Цитадели у безнадежно больных или раненных, чьи жизни спасти уже было невозможно.
– Что такое Цитадель? – перебил своего друга Дима.
– Это название нового города на месте бывшего Бреста. Чтобы оградить себя от нападения обезумевших животных, а также различных анархических группировок, периодически нападавших на новое поселение, жители города создали по периметру ряд оборонительных сооружений.
– Что за группировки? – переспросил Дима.
– Это отчаявшиеся люди, которые примкнули к фанатичным лидерам, жаждавшим власти. Пользуясь тем, что растерянные после апокалипсиса люди были готовы на все, чтобы выжить, они собрали возле себя слабых духом, призывая их отказаться от старого миропорядка, чтобы уничтожить остатки старой цивилизации и на ее руинах построить новый мир без правил и ограничений. Именно в целях обеспечения безопасности Цитадели, сенат принял решение об увеличении численности армии интегров, которые успешно охраняли город до тех пор, пока одно из бракованных изделий под номером четыре не взбунтовалось и не завладело системой кодировки интегров. Оно перепрограммировало интегров и с их помощью захватило власть в Цитадели. Всех, кто отказывался ему повиноваться, были уничтожены. Часть населения, а это около двадцати тысяч человек, спасаясь от повального террора, под предводительством Уварова ушла из Цитадели, предварительно уничтожив лабораторию в которой собирали интегров. Больше двух недель мы пробирались через густо разросшиеся леса и непроходимые болота, пока Уваров не привел нас на территорию бывшей воинской части, когда-то обеспечивающей противоракетную оборону Москвы. В подземном бункере мы обнаружили не только огромные запасы оружия и провианта, но и множество секретных разработок. Помимо всего прочего тут же находился и склад законсервированных биологических процессоров. Оказалось, что на базе этой части под грифом совершенной секретности еще до вторжения армии Демократического альянса, работало конструкторское бюро, которое вело параллельную работу по созданию синтезированных машин с биологическими процессорами. Когда началось движение тектонических плит, военные почему-то оставили этот объект. Что с ними стало, мы не знаем. Уваров смог отыскать вход в бункер и деактивировал его защиту. С тех пор мы здесь живем и пытаемся противостоять Цитадели. Изделие номер четыре, называющее себя Лидисом, не оставляет попыток нас уничтожить, потому что Форпост является реальной угрозой его абсолютной власти.
– Что за Форпост? – опять прервал Зобова Линевич.
– Так мы называем свою коммуну, – пояснил Мишка, – потому что в нескольких десятках километров от нас заканчивается граница воронки, за которой бушует стихия.
– Но почему этот интегр пошел против людей?
– Дело в том, – наконец оторвал от пола глаза Зобов, что человеческий мозг после консервации превращается просто в… Становится просто центром обработки информации, лишенным памяти и каких либо эмоций, – подобрал нужные слова Мишка. – То есть… в нем нет сознания. Он просто один из узлов, генерирующий импульсы, которые обеспечивают функционирование механической оболочки. А у изделия номер четыре, по неизвестным нам причинам, сознание сохранилось. О том, что оно осознает происходящие процессы как человек, мы не знали до тех пор, пока оно не захватило власть в Цитадели, а вместе с властью и стратегические запасы гликолена.
– Это какое-то оружие? – спросил Дима.
– Это препарат, на основе которого функционирует биологический процессор интегров. По своей сути это мощный концентрат глюкозы, перерабатывая который, мозг не только обеспечивает себя жизненной энергией, но и генерирует мощные заряды преобразованных импульсов, управляющих механической оболочкой. Проще говоря, мозг человека используется в интеграх не только как процессор, но и как мощнейший аккумулятор восполняемой энергии. В Форпосте мы нашли не только огромный реестр биологических процессоров, но и данные позволившие нам синтезировать еще более мощный гликолен. На основе имеющихся данных и новых материалов, мы наладили производство новых улучшенных интегров, которые позволяют нам противостоять Лидису. Но есть один нюанс… Со смертью профессора Лыгунова, утонувшим в болоте во время нашего исхода из Цитадели, обладавшим знаниями по консервации человеческого мозга без повреждения его функциональности, мы утратили возможность создавать новые процессоры. Поэтому наши возможности по выпуску интегров весьма ограничены. Мы пользуемся обнаруженными здесь запасами.
– А что же в Цитадели? Они создают новых интегров? – поинтересовался Линевич, внимательно всматриваясь в угри на лице Зобова, которые он почему-то мог отчетливо рассмотреть даже из-за стекла своей камеры.
– Нет. Мы же уничтожили лабораторию и все технологии перед исходом. Но у них остались большие запасы гликолена, позволяющего Лидису поддерживать свою армию интегров, насчитывающую по нашим разведданным около четырехсот изделий.
– Ты же говорил, что в Форпосте много оружия и техники, почему вы не можете уничтожить этого Лидиса? – удивился Дима.
– Не все так просто. Мы предприняли однажды попытку вернуть себе Цитадель, но Лидис каким-то образом получил возможность управлять ретранслятором. Он запустил какие-то процессы, которые сдвинули границы воронки и, вырвавшаяся из-за периметра стихия, уничтожила нашу армию. Два года мы жили под землей, не имея возможности выйти наружу, пока воронка не вернулась к исходным размерам. По слухам это стало возможно благодаря какому-то человеку, попавшему в Цитадель из-за периметра. Кто он такой и как ему удалось воздействовать на «Чипполино» мы не знаем. Известно только одно, что этот человек существует и Лидис бережет его как зеницу ока. С тех пор мы поддерживаем с Цитаделью относительный нейтралитет, но война между нашими городами носит позиционный характер. Лидис использует против нас различные кланы, поделившие между собой территорию воронки, которые постоянно воюют друг с другом, но под страхом уничтожения, беспрекословно подчиняются его власти. Лидис невероятно хитер и осторожен. Все наши попытки внедрить наших шпионов в Цитадель заканчивались провалом, а вот его агентурная сеть действует весьма удачно и жители Форпоста постоянно находятся в ожидании очередной диверсии.
– Кто же такой этот Лидис? – воскликнул металлическим голосом Линевич.
– Никто не знает, чей мозг использовали для создания этого изделия. Никто не вел никакого учета, потому что считалось, что вернуть сознание человека не возможно. А Лидис… это всего лишь единичная аномалия. И я тоже так считал… До сегодняшнего дня. Пока мне не сообщили о том, что изделие номер триста шестьдесят один воспринимает себя как человек.
– Это ты про меня? – спросил Дима.
– Да… Это я про тебя. Теперь ты понимаешь, почему я должен тебя уничтожить?
– Уничтожить? Но почему? – воскликнул Дима.
– Нельзя повторять старые ошибки, – тихо прошептал Зобов и потянулся ключом в сторону панели. – Ты умер тридцать два года назад.
– Миша… Стой… – закричал Дима. – Я же живой человек… Может и не совсем человек, но я хочу жить… Жить… Ты понимаешь? Неужели меня вернули к жизни только для того, чтобы убить?
– Нельзя… Нельзя нарушать инструкцию, – залился слезами Мишка и схватился руками за голову.
В лаборатории повисла гнетущая тишина, прерываемая лишь истеричными всхлипами Зобова.
– Прощай, друг, – обреченно произнес Линевич и закрыл голову руками.
– Я… Я не могу, – закричал Мишка и тыкнул пальцем в консоль.
Стекло разделявшее лабораторию пополам с тихим свистом ушло в пол.
Дима осторожно сделал шаг вперед и переступил порог своего бокса в комнату с панелью, где истерично рыдал рыхлый человек в белом халате.
Неожиданно дверь за спиной Зобова резко раскрылась, и в лабораторию ворвалось несколько десятков вооруженных короткими автоматами солдат, сплошь покрытых броневыми щитками из такого же материала, как и новое тело Линевича.
– Лежать! – прокричал один из них и навел автомат на Зобова.
Дима сделал шаг в сторону и закрыл своим телом, подрагивающего в истерике, Мишку.
– Не стреляйте. Свои, – сказал он и поднял руки вверх.
III
Его вели под дулами автоматов по гулким коридорам с высокими бетонными потолками в окружении двадцати солдат. На шее его нового тела висело массивное металлическое кольцо, от которого сзади отходило два прорезиненных стержня. Два приземистых широкоплечих бойца держали стержни в руках, направляя его движения за шагающими впереди солдатами. Редкие встречные люди, одетые сплошь в одинаковые серые комбинезоны, завидев отряд, конвоировавший двухметрового интегра, испуганно бросались в ответвления переходов.
Через несколько минут хождений по лабиринтам коридоров они оказались перед массивными металлическими дверями. Створки раскрылись, и они вошли в ярко освещенную кабину просторного лифта, бесшумно двинувшегося вниз.
– Ребята, все нормально, – попытался разрядить обстановку Линевич: – не тыкайте вы так сильно в меня оружием, а то краску поцарапаете
Его шутку никто не оценил. Вместо этого в ответ бойцы, державшие стержни в руках, еще сильнее напряглись и уперлись спинами в стенки лифта.
Наконец лифт замер.
Его ввели в ярко освещенную комнату с массивным металлическим креслом на середине.
– В кресло! – сухо приказал один из солдат, отличавшийся от других наличием желтой продольной полоски на броне предплечья.
Догадавшись, что это командир отряда, Линевич беспрекословно выполнил его требование. Как только он опустился в кресло, несколько металлических обручей выскочило из основания, обхватив его за туловище, лишив тем самым Диму возможности двигаться.
Как только, оставив его в таком положении, солдаты вышли, закрыв за собой бронированную дверь, кресло пришло в движение и развернулось на сто восемьдесят градусов.
– Изделие номер триста шестьдесят один, – раздался из ниоткуда мужской голос, – запустить процесс тестирования и доложить об имеющихся дефектах.
– Я бы запустил, но не знаю как, – ответил Линевич.
– У него, что? Сломан контроллер синтезатора речи? – озадаченно спросил у кого-то тот же голос.
– Нет, верховный главнокомандующий, – послышался в ответ чей-то испуганный ответ. – Сканер показывает, что все системы исправно функционируют.
– Триста шестьдесят первый, доложить об ошибках в программе! – потребовал голос.
– Я вам доложу! – вскипел Дима.
Если бы у него на лице имелось хоть, что-то на подобие глаз, он бы сейчас сдвинул брови, однако за не имением таковых и вообще чего-либо как на передней, так и на задней части головы, он лишь вытянул шею.
– Доложу, что я был студентом инженерного факультета Брестского университета и готовился в дальнейшем создавать роботизированную технику. Когда началась война, я потерял всех, кто мне был дорог. В полуразрушенном городе я вместе со своим другом Мишкой Зобовым примкнул к одной храброй женщине, которая попыталась спасти пленных, чтобы организовать сопротивление и дать отпор агрессорам. Во время боя на стадионе, где содержали пленных, меня ранило, а теперь, когда я, спустя тридцать два года, пришел в себя, то узнаю, что весь мир погиб, оставшиеся в живых прозябают в какой-то воронке, и при этом воют с каким-то взбесившимся роботом, но кроме всего прочего я и сам стал непонятно чем. Вернее я понимаю, что я живой человек, которого засунули в какую-то машину.
После этой тирады Дима сидел около минуты в полной тишине…
Триста шестьдесят первый, – наконец донесся голос: – ты воспринимаешь себя человеком?
– Я не только воспринимаю. Я знаю. И мне обидно, что меня принимают за неодушевленный предмет. Хоть я и не чувствую своего тела, но я в сознании. Я все понимаю. Меня зовут Линевич Дмитрий Анатольевич и… Я хочу приносить пользу… Хочу помочь закончить эту войну.
Кресло неожиданно развернулось в обратную сторону, а белая стена перед ним стала прозрачной, явив его взору необычное зрелище.
За бронированным стеклом, посреди длинного прямоугольного помещения, стоял длинный стол, за которым сидели семь человек. Во главе стола восседал значительно постаревший, сморщенный как старая смоковница, однорукий Уваров. Дима хоть и видел его всего лишь два раза в жизни, но навсегда запомнил это, казалось бы, неприметное лицо с тусклыми водянистыми глазами убийцы. Его темно-синий двубортный пиджак с яркими блестящими широкими пуговицами и узкими золотыми погонами на плечах, на которых красовалась большая, вышитая золотом, башенка с тремя зубцами, был сплошь увешан разноцветными медалями и орденами. По обеим сторонам стола, друг напротив друга, по трое расположились тучные люди примерно одинакового возраста за пятьдесят. В отличие от Уварова они были одеты в темно-синие пиджаки без воротников и погон, с маленькими серебристыми пуговками, однако у каждого на шее висела массивная золотая цепь с медальоном в виде такой же башенки, как на погонах старика во главе стола. За спиной у Уварова расположились два интегра с массивными автоматами в руках. Из-за их спин опасливо выглядывал худой лысый мужчина лет до тридцати в расхлябанном белом халате, из-под которого виднелись заношенные синие штаны и такого же цвета водолазка.
– Узнаешь меня? – пытливо воззрился на него Уваров, упершись одной рукой в стол.
– Конечно, товарищ полковник, я вас узнал, не смотря на то, что вы сильно постарели с последнего момента нашей встречи, – ответил Линевич.
Тучные мужчины испуганно между собой переглянулись и уставились глазами в стол, а из-за спин интегров выскочил мужчина в белом халате и, быстро моргая маленькими крысиными глазками, зачастил:
– Молчать! Не нарушать протокол! Перед тобой верховный главнокомандующий!
– Галевский, – неожиданно бодрым для своих лет голосом, осадил его Уваров, – перестань орать у меня над ухом. Не мешай мне вести диалог с этим изд… Э…э… с моим бывшим соратником по оружию…
Мужчина в белом халате тут же расплылся в преданной улыбке и, виновато покачивая головой, попятился задом как побитая собачка за спины интегров.
– Я рад, что ты меня узнал. Если ты не результат происков наших врагов, то я весьма удивлен, что у тебя сохранилось сознание. Ты уникальный экспонат, который, я думаю, надо как следует изучить, – произнес Уваров. – Тем более, случаи когда мы считали, что навсегда утратили человека, а он вдруг вернулся, уже на нашей памяти были.
Уваров обернулся себе за спину и кинул взгляд на Галевского, который тут же преданно заулыбался.
– Сергей Иванович, – заговорил Линевич, – я бы хотел стать не подопытным кроликом, а быть полезным для вас.
– Что вы думаете по этому поводу товарищи сенаторы? – обратился Уваров к присутствующим за столом мужчинам.
– Это диверсия, – заговорил один из мужчин с обвисшими щеками, шамкая беззубым ртом. – Среди нашего персонала действует «крот». Ясно же, что кто-то пробрался в хранилище процессоров и запрограммировал это изделие, чтобы уничтожить сенат. Кто знает, может оно сейчас взорвется.
– Извините, сенатор Волошин, но взрываться в нем нечему. Изделие снято с тестирования еще до оснащения его боекомплектом, -осторожно подал голос из-за спины интегра Галевский.
– Что вы думаете, сенатор Конопко? – повернул голову вправо Уваров к мужчине с сизым, обвисшим словно слива, носом.
– Учитывая то, что в хранилище процессоров имеете доступ только вы, Сергей Иванович, и Зобов, который на протяжении многих лет преданно служит коммуне, – облизнув потрескавшиеся губы, открыл рот сизоносый: – то я осмелюсь предположить, что этот образец всего лишь бракованное изделие, которое по инструкции следует уничтожить.
– А вы, что скажете, Шукало? Василий Антонович, что молчите? – спросил Уваров у крайнего от себя мужчины с богатой седой шевелюрой на голове.
Волосатый внимательно осмотрел лица сенаторов и, хитро улыбнувшись, заговорил:
– Конечно, это случай из ряда вон выходящий. Учитывая, что процессор этого изделия, находясь столько времени в консервации, не утратил своего сознания, можно сказать, что это уникальная возможность, которую следует использовать в своих целях. Я думаю, что мы можем использовать его в качестве основного элемента в операции под кодовым названием «Гостинец», – после этих слов остальные сенаторы заерзали на шикарных резных креслах пятыми точками и активно зашушукались между собой.
– Однако, – поднял голос волосатый, – мы имеем горький опыт, когда изделие обретает сознание. Я, думаю, никто не забыл предысторию нашего исхода из Цитадели? Именно поэтому я, предполагаю, что наилучшим вариантом станет уничтожение этого изделия.
– Что вы говорите? – не выдержал Линевич. – Я же живой человек. Я хочу быть полезным. Почему вы хотите меня уничтожить?
– Он запрограммирован, – тут же взвился Галевский. – Зобов предатель. Я вам давно об этом говорил.
– Тихо! Стукнул об стол единственным кулаком Уваров так, что сенаторы невольно дернулись от испуга. – Выношу вопрос на голосование. Кто за уничтожение изделия?
Все присутствующие, за исключением интегров, подняли тут же левую руку вверх.
– Единогласно, – озвучил итог голосования Уваров. – Верность, единство, дисциплина.
– Верность, единство, дисциплина, – повторили за ним хором сенаторы.
Уваров извлек из нагрудного кармана маленькую синюю коробочку и навел ее в сторону сидящего в кресле интегра:
– Прощай, солдат. Ты выполнил свою миссию.
– Нет, – закричал Линевич, но Уваров уже нажал красную кнопку в основании коробочки…
На мгновение Дима очутился в темноте, но тут же восприятие происходящего восстановилось обратно.
– А можно было бы… и рискнуть, – с сожалением произнес Василий Антонович, деловито приглаживая торчащие в разные стороны волосы.
– Один вопрос на повестке дня решен, – не обращая на его реплику внимания, заговорил Уваров. – Теперь надо решить, что делать с Зобовым. Он нарушил инструкцию и по закону надлежит его отправить в переработку, но мы не можем себе позволить раскидываться такими специалистами.
– Не трогайте Зобова! – крикнул Линевич. – Он ни в чем не виноват.
Сенаторы вздрогнули и испуганно уставились за стекло.
– Галевский, сволочь, сгною! – свирепо прорычал Уваров и еще раз нажал в сторону Димы красную кнопку.
В этот раз вообще ничего не произошло…
– Сергей Иванович, послушайте, – заговорил Линевич.
– Да, что же это такое, – вскочил с кресла Уваров и еще раз нажал кнопку.
– Наверное, что-то сломалось, – нашел в себе силы пошутить Линевич.
– Товарищ верховный главнокомандующий, – залепетал Галевский, – дайте мне пульт. Я устраню неполадки.
Уваров удивленно посмотрел на него, потом обвел взглядом испуганные лица сенаторов, а затем навел пульт на одного из интегров, за которым прятался Галевский.
Интегр тут же рухнул на пол, придавив под собой обладателя белого халата.
Уваров навел руку с пультом на второго интегра, который сразу же не замедлил отправиться на пол вслед за первым.
– Вроде, работает, – сам себе под нос произнес старик и вытянул руку в сторону Линевича.
В ответ тот лишь отрицательно покачал головой…
– Тревога! Тревога! – заорал самый толстый из сенаторов с перекошенным лицом и попытался выбраться из-за стола, однако ударился животом о его крышку, завалился на бок и мешком сполз на пол.
Остальные сенаторы все как по команде полезли под стол.
– Молчать! – рявкнул Уваров. – Пошли вон отсюда, шакалы!
Сенаторы, кто на карачках, кто на своих двоих ринулись к выходу, наступая на торчащие из-под деактивированного интегра ноги Галевского. Последним на пузе выполз, так и не поднявшийся с пола, самый дородный сенатор, бивший до этого тревогу.
Уваров подошел к интегру и пинком ноги столкнул его тело с беспомощно барахтающегося Галевского.
– Вон! – дал он под зад, трясущемуся от страха, своему техническому советнику и плотно закрыл за ним входную дверь.
– Хорошие же у вас соратники, – язвительно заметил Линевич, наблюдая за этой сценой. – Не удивительно, что вы не можете победить Лидиса.
– Что же ты такое? – удивленно произнес Уваров, пряча пульт обратно в карман.
Он чем-то щелкнул под крышкой стола и бронированное стекло ушло в пол.
– Я человек, – ответил Дима и с легкостью разжал, удерживающие его в кресле металлические обручи.
К чести Уварова ни один мускул не дрогнул на его лице. Только покрытые желтизной старческие глаза засветились искренним, не поддельным интересом. Он бесстрашно двинулся вперед и вплотную подошел к Линевичу, который к этому времени успел подняться с кресла и вытянуться во весь свой двухметровый рост.
– Я оставлю тебя, – буравя взглядом безликое лицо Линевича, выдержав короткую паузу, решил Уваров. – Если ты выдержишь испытательный срок, и я решу, что ты не представляешь угрозы для коммуны, то ты займешь достойное место в моем окружении. Если же нет… то я без всяких колебаний разнесу тебя на атомы.
– Я вас не подведу, – протянул ему в ответ правую руку Дима.
Уваров с сожалением посмотрел на пустой рукав своего пиджака и вложил свою левую ладонь в холодные пальцы интегра.
