Путник замечает костер за моей спиной – в глазах отражаются отблески живого пламени, и печальная вуаль вечной тени временно покидает бледное лицо.
– Можно погреться?
Я приглашаю движением руки присоединиться у огня.
– Спасибо, а то совсем продрог. Проклятый мороз… – Внезапно он запинается, испуганно глядит на меня.
Лишь улыбаюсь одними уголками губ и первым делаю шаг к костру.
Языки пламени пляшут по раскаленным углям, по-свойски играя тенями на лице гостя. Тот уже согрелся, перестал трястись и кутаться в свой хлипкий пиджачок. Облегченно вытягивает ноги поближе к теплу. Кровь на прорванных подошвах туфель засохнув, выглядит безобразными черными кляксами. Вещевой мешок распластался рядом, и в нем, похоже, остается совсем немного ценного. Я с интересом приглядываюсь к гостю. Если мерить бесконечностью, совсем недавно у меня здесь было не протолкнуться – тропа буквально стонала, забитая шагающими путниками, а костер полыхал ярко и чисто, высоко выбрасывая вверх языки пламени. Но внезапно что-то изменилось… Поток схлынул, оставив лишь таких вот одиночных скитальцев. А большинству теперь не преодолеть даже невысоких гор Запада, где они сжигают без остатка весь свой нехитрый скарб. Порою, сидя на карнизе в ожидании очередного идущего по тропе, я вижу, как полыхает зарево от пламени тех костров. Мне всегда казалось, что их свет, проявляющийся в материальном мире в виде блеска звезд на черноте небосклона, должен предостерегать беспечно живущих под ними, но… Что свиньям божественный бисер? И этот, ставший ныне редким, визитер, лишь жалкий представитель совсем немногочисленной группы, пока не павших жертвами деградации и растления, проказой разъедающих человеческое стадо. Но сможет ли он пройти далее, большой вопрос. За входом пещеры стремительно холодает, через проем тянутся жадные щупальца леденящей стужи. Сквозняк начинает задувать слабеющее пламя…