Анатолий Васильевич Луначарский
Мораль и свобода
Много раз Маркс предупреждал не гоняться за этими предугадываемыми контурами второго и третьего этажа грядущей культуры, в особенности вносить их в программу, а тем менее, я думаю, в законодательство, в предписание, – в час, когда пролетариат приобретет власть в той или иной стране. Мы должны гранитные устои первого этажа сдвинуть с места и перестроить, создав вместо частной собственности коллективную собственность на орудия производства, мы изменяем самую почву и на ней естественно вырастет новая мораль, если уж угодно пользоваться этим словом. Я думаю, что между этой моралью и между всеми другими моралями пропасть так велика, что едва ли стоит ее называть моралью. Когда-то я предлагал, ввиду того, что миросозерцание марксизма всеохватывающее и дает удовлетворение всей той жажде, которая прежде утолялась религией, не чуждаться признавать и марксизм, – это и Дицген признавал – тоже религией высшего порядка, – но мне указывали, что разница слишком велика для того, чтобы допустить смешение наименований. То же относится и к морали. Мораль коммунистического общества будет заключаться в том, что в ней не будет никаких прецептов, это будет мораль абсолютно свободного человека.
По всей вероятности, еще долго мы будем иметь весьма старую регламентацию годов и часов человеческой работы. Пока человек отбывает свою повинность по отношению к обществу в рядах его трудовой армии, пока он, стало быть, прикован к вещам, которыми руководит экономический центр общества, он им также руководим, но смысл Энгельсовского положения, что новое государство будет руководить вещами, а не людьми, сводится именно к тому, что человек сможет все более увеличивать ту часть своей жизни, в которой он не связан с машиной, не связан с коллективно-урегулированным производством, в котором он является свободным.
