bannerbannerbanner
полная версияНемой набат. 2018-2020

Анатолий Салуцкий
Немой набат. 2018-2020

Полная версия

Глава 11

По неписаным законам бытия большое горе, внезапно постигшее человека, наделяет его мудростью и особым вниманием к знакам судьбы. Эти перемены затронули и Катерину Богодухову. В какой-то момент жуткое прошлое, словно абордажными крюками, стало еженощно цеплять её память, вторгаясь в сознание, омрачая текущие дни. Она не могла не задуматься, что происходит, почему вдруг обострилась давняя глухая душевная боль, и, не особо умничая, пришла к выводу, что муж, погибший страшной, но геройской смертью, – да-да, геройской, ибо не в грехе отчаяния, а ради спасения семьи, – шлёт ей некий сигнал, который она обязана распознать. Прошлое вошло в неё, принадлежало ей на правах собственности и требовало чуткого обхождения.

Катерина рисовала в уме, как выглядел бы Сергей, будь он сейчас с ними, – богатый жизнью, мощный старик представал перед её мысленным взором. Что было бы для него особо важным?.. Неуврачёванность глубокой душевной раны влекла к раздумьям. На память приходил почитаемый в семье – в те счастливые, благословенные дни! – Тютчев: «Наше время давно забвеньем замело». Но постепенно Катерина начала склоняться к мысли, что любимый поэт прав лишь отчасти. Да, мир неузнаваемо меняется, его техническая оснастка, способы и правила людского общения уступают место иным порядкам, ценности прошлого тускнеют на фоне новомодных веяний. Однако набеги на духовный строй русской жизни лишь временно заметают его чуждыми наносами, он воскресает снова в других поколениях, генетически хранящих традиции русского уклада.

Большие батальоны размышлений маршировали в сознании Катерины. Подступало глухое старческое время, светлые мысли о встрече с Сергеем там, где бескрайнее пространство и бесконечное время, перемежались с тёмными аллегориями. Но в конечном итоге высший чин ангельской иерархии – херувим явился ей во сне и подсказал отгадку послания мужа: всё клином сходится на духовном благополучии дочери. О будущих её нажитках она не думала – имеют значение, но не сами по себе, а лишь в приложении к любви, семейному счастью, сбережению самости, что и сплавлялось для Катерины в понятие духовного благополучия.

Она всё полнее загружалась этой заботой, ибо видела: в эпоху тотальных развлечений, вопреки порочной отрыжке времён блатного капитализма, наперекор ущемлениям русской ойкумены и повальным подражаниям, дочь избежала новомодных завозных приманок, выросла цельной, сохранила особость, отличавшую предков, – словно оберегал её с небес тайный отцовский погляд.

Но впереди, волновалась Катерина, главное испытание – замужество, о чём она мечтала и чего панически боялась, из-за чего не спалось ей «в ночь глухую».

Однажды не выдержала, сказала дочери:

– Тебе годков-то – слава богу! Конечно, ныне замуж не торопятся, выгодной партии ожидают. А там, глядишь, и детородный возраст начнёт поджимать. Сколько таких случаев!

Вера с постным лицом ответила в тон:

– Разве ты не знаешь, что я феминистка? – И весело рассмеялась: – До первого достойного мужчины!

И вот достойный мужчина, кажется, замаячил на горизонте – с еженедельными пышными букетами, с приглашениями в театры, в рестораны, в общем, первостатейный пылкий любезник без ухарских повадок. Особенно вдохновила Катерину их совместная поездка на Урал. Возможно, тот мимоходный разговор с дочерью был кстати.

Всё, казалось, шло путём. Но в какой-то момент чуткий материнский глаз приметил, что отношения Веры с Аркадием – это имя незаметно вошло в семейный обиход, – встали на паузу. Встревожившись, Катерина пыталась сдвинуть их с мёртвой точки, чтобы внести ясность. Несколько раз пробовала затевать с дочерью интимный разговор, однако Вера с присущим ей тактом аккуратно уходила от него, отделываясь общими фразами, смысл которых сводился к изнурявшему мать «ни да ни нет».

Катерина терзалась желанием познакомиться с Аркадием, чтобы составить личное впечатление. Но от предложения при случае пригласить его на чашку чая Вера деликатно уклонилась. В итоге у матери остался единственный способ – возможно, повод – выяснить свадебные настроения дочери. После долгих раздумий она отважилась нарушить четвертьвековое затворничество и объявила о решении справить юбилей.

Когда сказала Вере, намеренно сопроводив неожиданность нудными сетованиями на возраст, дочь сперва изумилась, но после секундной растерянности нежно обняла маму. «Всё сразу поняла! – не без гордости за неё подумала Катерина. – Поняла, что будет не юбилей, будут смотрины Аркадия. Если же она его не пригласит, – это тоже ясность».

Но для Веры вопрос о приглашении Аркадия не был сложным. После путешествия на Урал, где в ней проснулся интерес к общественным темам, многое в её жизни переменилось. Недопонимая, а то и вовсе не улавливая политические хитросплетения, не умея отличить их суть и смысл от взбитой вокруг пены, от сетевого мусора, даже от банальных фейков, Вера неожиданно легко, без колебаний определилась с симпатиями и антипатиями. Это случилось как-то само собой, естественно – одним людям по душе горы, другим – морские просторы, одни увлекаются музыкой, другие – живописью.

Аркадий перестал интересовать её в качестве потенциального жениха. Началось с первой ресторанной размолвки после встречи с толстяком в кроссовках-приора, а дальше – по русскому присловью: есть дыра, будет и прореха. Подлевский нравился Вере как мужчина, но она без мучительных раздумий и душевных терзаний мысленно подвела черту их отношениям. Его антироссийские взгляды не только смущали её, но рождали протест. Женевское сладкопение, с которого началось знакомство, теперь выглядело нелепым водевилем.

Но человек тактичный, нешумный, она предпочитала не возражать, поскольку слабо разбиралась в новых для неё темах, и не казала своего разочарования. Вдобавок была искренне благодарна за то, что он невольно открыл перед ней новый мир интересов – загадочный, запутанный, но особо притягательный мир политики.

Теперь она иначе бродила по интернетной барахолке. Место забавностей, изысканных фотоцветов или пейзажей заняли поиски разнополюсных политических изворотов – она как бы закрепляла свои взгляды, утверждалась в новых настроениях.

И наткнувшись на что-либо шокирующее, кричала маме:

– Посмотри, посмотри, что тут пишут. «Перегорела лампочка в подъезде – пора валить из Рашки!» Ну и публика! Шутка-то со смыслом, с подвохом. Рашка! Как оскорбительно… Тоже мне, аристократы из помойки.

А мать удивлялась новым интернетным пристрастиям дочери.

Однако внешне отношения Веры и Аркадия выглядели обычно, неладное заподозрила лишь Катерина. А Вера, принявшая твёрдое решение, не считала нужным форсировать разрыв, полагая, что сама жизнь всё расставит по своим местам. И обрадовалась желанию мамы справить юбилей. Шестое чувство подсказывало, что это необычное для Богодуховых событие поможет определиться окончательно.

И обязательно надо пригласить на юбилей Аркадия, это ясно.

Аркадий Подлевский не был избалован вниманием женщин только по той причине, что неусыпные хлопоты фрилансера, торгующего своим свободным временем, не оставляли ему перерывов для интимных приключений и амурных похождений. По профнеобходимости частый гость разнокалиберных и разномастных тусовок, он назубок выучил повадки тех женских особей, которые в избытке наводняли развлекательные сборища. Нагловатые, липкие светские львицы, с гламурным «сюсю», а иногда и с изысканным подцензурным вокабулярием, заменившим запрещённое вульгарное покуривание, искушено охотятся за разовой добычей. Жеманные, рафинированные, как правило, шикарно одетые, с меховыми боа женщины истекающего срока годности изнемогают в стремлении устроить свою личную жизнь, хотя бы в гражданском варианте. Бомондные замужние дамы – пальцы в дорогостоящих болтах! – ожесточённо жаждут запоздалых удовольствий, подыскивая подходящего мачо.

Примерно до тридцати лет он славился по юбочной части – тусовочным шевелизмом и плясками на дискачах. Туса привлекала его новизной, открывшейся вместе с приличным заработком. Это была ярмарка плотских утех, замаскированная под светское общение, а по сути декорированная панель с повышенными ставками, где каждый выбирал себе по цене и вкусу, – как фрахтуют девиц на трассе. Хотя ещё с тех времён Аркадия не привлекали «дяди, одетые как тёти», всё чаще мелькавшие в тусовочных кругах, особенно с богемным подбоем.

Но к сорока, когда деловых забот стало через край, а рутина тусы изрядно поднадоела, вынужденно похищая время, став всего лишь неустранимым фоном жизни, наподобие автомобильных пробок или парковочных неудобств, Подлевский уже избегал случайных знакомств по заранее известному сценарию – скучно! Хотя порой в дни отдыха после удачных сделок позволял себе расслабиться и плыл по течению событий, которые однажды едва не затянули его в опасный водоворот.

Этот мемуарчик всегда торчал в памяти.

После шумного юбилея одного из партнёров он приехал домой с Ангелиной, силиконовой ботоксной блондинкой. Всё было как обычно, однако утром Аркадия ждали неотложные дела, а случайная подруга не привыкла к ранним пробуждениям. Такое бывало. Но в холостяцкой квартире Подлевского ни на виду, ни укромно не хранилось ничего ценного, и в подобных случаях, наскоро выпив чашку «Нескафе» с парой бутербродов, которые наловчился изготовлять, он говорил ночной спутнице:

– Я двинул по делам. Будешь уходить, захлопни дверь.

Так он сказал и Ангелине. Но дальше пошло не по расписанию. Вернувшись к вечеру, Подлевский не узнал квартиру. Замызганные, давно не мытые полы блистали свежестью, на окнах колыхались лёгкие цветистые занавески, прибранная кухня сияла бликами от новой посудной нержавейки разного калибра, обеденный стол был накрыт узорчатой скатертью и заманчиво, со свечой сервирован на двоих.

– Ужин готов! – радостно встретила его Ангелина, в бирюзовом платье-рубашке, бархатных бабушах и отпадных гольфиках. – На десерт тирамису-лайт.

Сто тыщ мильонов!

 

Подлевский от удивления вытаращил глаза:

– У тебя же нет ключа. Как ты умудрилась?

– А зачем мне ключ? – хохотнула Ангелина. – Я позвонила подругам, и они доставили сюда всё необходимое.

Утром Аркадий тоном, не терпящим возражений, потребовал запихнуть кастрюли в баул и безжалостно выставил Ангелину за дверь. Он понял её замысел и пресёк его на корню.

Хорошо дрессированная тусовочными нравами, она даже не обиделась, – приём был отработанный. И когда Аркадий изредка встречал её в компаниях, она мило, заговорщицки улыбалась.

На Богодухову Подлевский запал «из интересу». Эта смазливая бабёнка была для него первой женщиной не тусовочного круга, внутри которого он вращался. И знакомство с этой привлекательно странноватой Верой разожгло любопытство, хотя никаких долгосрочных планов Аркадий не строил. Однако поездка на Урал разочаровала и утомила. Он стал подумывать о том, чтобы сбавить обороты, а затем и вовсе исчезнуть, сославшись на далёкую заграницу, где затруднена даже мобильная связь. Ему не хотелось идти на юбилей к Богодуховым: считал, что Вера задумала представить его родственникам. Но поразмыслив, пришёл к выводу, что это даже смягчит ситуацию – вместо неприятной жирной точки позволит поставить ни к чему не обязывающее многоточие.

Впрочем, Подлевский, в элегантном сером костюме итальянского силуэта – широкие плечи, узкая талия, – не думал – не гадал, что, поднявшись на седьмой этаж с двумя роскошными букетами цветов – для юбилярши и Веры, – он уже через пять минут в корне изменит своё решение.

Учтиво поздравив маму, которая, как ему показалось, со старческим бесстыдством в упор разглядывала его, расшаркавшись перед Верой, он нарочито серьёзно сказал ей:

– Наконец-то пригласила меня в своё гнёздышко. Что ж, показывай пенаты.

Вера из широкой прихожей провела его в просторную кухню, затем в свою комнату с книжными стеллажами, компьютерным столом и старинным трюмо, потом приоткрыла дверь в мамину спальню, где поверх постельного пледа были аккуратно разложены спицы, крючки и разноцветные клубки для плетения макраме, и в конце экскурсии пригласила в гостиную, где за накрытым столом уже сидела пожилая пара.

– Знакомьтесь, – обратилась она к ним. – Это Аркадий. – И к нему: – Это Нина Степановна и Дмитрий Валентинович, наши близкие друзья. – Улыбнулась: – По гольфу.

Подлевский поздоровался, сел на указанное место. Он не только не запомнил имён этих людей, он вообще перестал замечать что-либо вокруг. Его мозг, всё его естество поглотила жгучая мысль: вот это квартира! Не простенькая евродвушка – как раз то, о чём говорил Винтроп! Какой дом! Какой район! В сознании мелькали неясные, спутанные варианты действий на просторах будущего времени, и все били в одну точку: квартира должна принадлежать ему! Планы порвать с Верой, которые он додумывал в лифте, исчезли. Он одержимо нацелился: эту квартиру надо взять! Сначала с Верой. А потом разберёмся. Главное – сперва здесь припарковаться.

Отстранённый от происходящего, погруженный в новые планы, Подлевский не замечал, как внимательно разглядывают его Нина и Дмитрий. Тишина за столом становилась тягостной: обычно гости из вежливости вступают в никчемные разговоры о погоде. Но Аркадию, потрясённому квартирой, окрылённому перспективами, было не до приличий. Вскоре Ряжская громко вздохнула:

– Пойду-ка на кухню. Бабоньки наши совсем захлопотались.

Едва мужчины остались вдвоём, Шубин нарушил молчание. Согласно намеченному плану, сказал:

– Меня не покидает ощущение, что где-то мы виделись.

Подлевский неохотно, волевым усилием оторвался от квартирных мечтаний, взглянул на визави, пожал плечами.

– Зрительная память у меня неплохая. Но, как принято говорить в наш цифровой век, она вас не идентифицирует. – И тут же, словно обухом по голове: «Я увидел Веру у могилы Соколова-Ряжского, а эти “друзья по гольфу” наверняка были на кладбище». Аркадий кожей почувствовал: что-то тут не так. Но сумятица в голове из-за неотвязных размышлений о квартире не позволяла сосредоточиться, от непоняток он даже стал морщиться, хлопотать лицом и добавил: – Возможно, мы с вами могли видеться на похоронах Соколова.

Шубин делано удивился:

– Насколько помню, вас на похоронах не было.

– Я случайно шёл мимо, в тот день занимался обустройством отцовского захоронения.

– Степан Степаныч был моим тестем. Супруга моя – Нина Ряжская.

– Ах да! Он же незадолго до смерти сдвоил фамилию.

– Ну, как незадолго? Лет десять, наверное.

Разговор прервал громкий дверной звонок, и из прихожей донёсся голос Катерины:

– Пётр Демидович, наконец-то! Видимо, трамваи редко ходят, вы же издалека ехали.

– Лифт застрял, – хрипло хохотнул кто-то. – Ко мне племянник нежданно-негаданно в гости нагрянул. Вот и решил его с собой взять. Извините, без уведомления. Знакомьтесь: Донцов Виктор Власович. Подпольная кличка – Власыч.

Из прихожей слышалась неразборчивая разноголосица, и вскоре Катерина ввела в гостиную двух мужчин, представив пожилого:

– Прошу любить и жаловать. Пётр Демидович Простов, с восьмого этажа. Ему до нас до-олго добираться, вот и запоздал. А это его племянник… – Катерина замялась, и Хриплый, как его сразу окрестил Аркадий, подсказал:

– Виктор Власович Донцов, можно просто Виктор.

И Подлевский с немалым удивлением узнал в Донцове человека, которого расспрашивал на кладбище. Аркадию никак не удавалось логически соединить факты: этот Власыч был на похоронах, значит, связан с Соколовыми, но он ещё и племянник Хриплого, а в доме Богодуховых впервые. Снова непонятка! Смутное беспокойство, овладевшее Подлевским, усилилось. Человек среднего ума, он обладал развитым чувством опасности, которое сигналило: температура момента повышается.

А Донцов, когда все расселись за столом, готовясь к юбилейному тосту, обратился к Подлевскому:

– Мы ведь с вами виделись на похоронах Степан Степаныча Соколова-Ряжского, не так ли? Вы мимо проходили и поинтересовались, кого хоронят.

Вопрос был в лоб, и Аркадию не оставалось ничего иного, как ответить:

– Да-да, вас было двое. Большой букет красных роз…

Вера, неестественно, словно от базедки, выпучив глаза, с изумлением вслушивалась в разговор. Она была потрясена. Оказывается, Аркадий был на кладбище. Почему же не сказал? Эта странность не укладывалась в логику их отношений, требовала «домашнего анализа», особого обдумывания. Но ещё больше Веру смутил этот племянник Простова. Да, на похоронах она заметила двух незнакомых мужчин с букетом красных роз. И значит, Донцов – один из них. Но какое отношение он имеет к Соколовым-Ряжским? Вопросы громоздились монбланом, и женская интуиция подсказывала, что этот загадочный Донцов, этот Виктор, этот Власыч неспроста оказался за юбилейным столом. Вопрос о нём начал занимать Веру сильнее, чем непонятное умолчание Аркадия о присутствии на кладбище.

Между тем Пётр Демидыч, слегка толкнув Донцова в бок локтём и стрельнув глазами в сторону Веры, шепнул:

– Теперь понял, зачем я тебя сюда привёл?

Но тут поднялся Шубин, взявший на себя роль тамады:

– Позвольте начать застольную церемонию традиционным тостом в честь юбиляра.

– В честь юбилярши! – поправила его жена, большегрудая «кошёлка» пенсионного возраста, ну прям сороковая бочка.

– А может, в честь юбилярки? – весело упирался Шубин. – Разве в этом суть? Суть в том, Катерина, чтобы ты всегда была с нами.

За столом зашумели, в изобилии посыпались пожелания здоровья. Пошли алаверды с дежурными, искренними словами. Но появление в доме Богодуховых Подлевского заставляло всех, в том числе самого Аркадия, интуитивно чувствовать, что каждому из сидящих за столом отведена сегодня своя роль, каждому предстоит принять участие в какой-то подспудной борьбе. Только Донцов, Ряжская и Шубин знали, что Подлевский – отголосок страшной драмы, когда-то случившейся в этих стенах, однако их настроение неведомо как передалось Катерине и Вере. Мудрый Простов, решавший свою задачу, тоже учуял: Подлевский станет помехой. А сам Аркадий, ничего не понимая, блуждая среди непоняток, нутром ощущал, что оказался среди недоброжелателей, более того, здесь враг отъявленный и давний. В результате над столом витало общее нервозное настроение, напряжённость нарастала. Это чувствовалось по тому повышенному вниманию, какое гости начали уделять своим тарелкам. Уткнувшись в них, каждый обдумывал первые ходы.

Выручил Простов, который решительно загнал разговор в политическое русло.

– А кто мне скажет, что теперь будет? – ни с того ни с сего хрипло и громко произнёс он, в упор глядя на Подлевского. – После ракетных откровений Владим Владимыча.

Аркадий сразу понял, куда покатится застольная дискуссия. В таких случаях он предпочитал не соваться вперёд, уловить её стержень, а потом удивить всех неожиданным словом поперёк общего настроения. Но на сей раз вопрос задан лично ему, все ждут его ответа, хотя он, конечно, может и отмолчаться – упрямо, назло этому старикану плечистого крестьянского склада. Но Подлевский, в голове которого кровельным гвоздём с перьями засела мысль об этой квартире, решил, что обязан показать себя здесь хозяином и задать тон. В сознании мелькнуло: «Надо быть нахальнее!»

– Вы имеете в виду этот блеф, примитивную мультяшку в Манеже? – равнодушно ответил он вопросом на вопрос, с вызовом глядя на Простова.

Тот аж поперхнулся от неожиданности, потом возразил:

– Ну-у, оценивать Послание можно по-разному. А я-то спрашиваю, что теперь будет.

– Да ничего после этого державного блуда не будет, кроме усиления санкций. Своей дешёвой патетикой он не напугал, а ещё больше обозлил. Политтехнология подворотен. Политические предзимки.

Аркадий снова, на сей раз с плохо скрываемой ухмылкой глянул на Простова, понимая, что тому нечем крыть. Не пускаться же в бессмысленный бездоказательный спор об американских расчётах. Подумал: «Один ноль в мою пользу!»

Но тут в разговор вступил непонятный Донцов, неизвестно как оказавшийся здесь.

– Понимаете, Путин обращался не только к Западу, но и к нам с вами. И если спорить об отклике забугорья нелепо, тем более при нынешнем американском русожёрстве, то в России возникают другие вопросы.

– Конечно, другие! – воскликнул Подлевский. – Кто вдохновлён этими весёлыми картинками, неизбежно должен поинтересоваться грандиозными бюджетными тратами на пушки – вместо масла.

– Я имею в виду иное. Новое оружие создавалось не только в тайне, но и в так называемом «кармане эффективности», как именуют личный надзор президента. Помните, он регулярно проводил недельные военно-промышленные совещания в Сочи?

– И что с того?

– «Карман эффективности» был изъят из ведения Правительства, – не обратив внимания на колкость, спокойно продолжал Донцов. – Иначе говоря, эта сфера развивалась по своим экономическим закономерностям.

– Ты хочешь сказать, вне либеральной макроэкономики? – отреагировал Простов.

Виктор кивнул, но не отвлёкся от мысли:

– Как поведёт себя Путин после выборов? Новое оружие даёт России спокойствие от угроз по внешнему контуру, о чём мечтал Столыпин, – через баланс ядерных сил, через сдерживание. У Путина развязаны руки для наведения порядка во внутренней политике. И что же? Он снова будет опираться на изношенных либеральных бюрократов, которые тормозят развитие страны? Или проявит решимость, как в оборонке, отодвинув от макроэкономики птенцов гнезда гайдарова, убрав либеральный деспотизм? Кстати, не только в экономике – и в культуре, а главное, в идеологии. Вот они, главные вопросы.

Подлевский понял, куда гнёт этот Донцов, и, не желая спорить по существу, поймал его на слове:

– Значит, вы уверены, что Путин выиграет выборы?

Простов удивлённо спросил:

– А у вас есть сомнения?

– Сомнений нет. – И после короткой паузы: – К сожалению.

Аркадий презирал этих людей, внезапно вставших на его пути, антизападных патриотов на зарплате. И держа в сознании мысль о хозяйских намерениях, пошёл напролом, считая важным проявить решимость. В наступившей тишине повторил:

– Да, к сожалению.

Но в разговор неожиданно влезла Ряжская – совсем с иной темой:

– А у меня другая позиция. Был бы второй тур между Путиным и Грудининым, я точно голосовала бы за Путина. А в первом туре – только за Грудинина! Однозначно, как чешет Жириновский.

– Это почему же? – спросила Катерина не столько от удивления, а скорее, чтобы обозначить своё присутствие за столом.

– А потому, что не во всём я с Путиным согласна. Мы с Димой думали, как выразить своё недовольство? Не пойдёшь же митинговать. И голосовать против Путина не хотели, вот и решили протестовать неявкой. А когда возник Грудинин, да ещё когда рекламуха против него пошла, когда стали его мочить на всех телеканалах, тут уж ясно: только за Грудинина!

 

– Это аппарат! – поправил Простов. – Уж я-то знаю. Чиновники в Застенье с ума посходили, им же процент нужен, вот они мавзолеи и городят. А на местах да в медиа от исполнительского ража каблуками щёлкают. Этот прессинг и обеспечил Грудинину популярность.

– Нечестно его шельмуют, вот в чём обида, – отозвался Шубин. – И этот сволочизм настраивает народ против Путина, подставляют его чиновники. Хотя мы с Ниной понимаем: сейчас в Кремле Путина заменить некем.

Подлевского незаметно, однако явственно отодвинули со стремнины разговора, и пока он раздумывал, как ловчее вернуть первенство, Донцов начал новую «Фугу Баха»:

– Меня больше беспокоит не текущий день, который, похоже, сюрпризами не угрожает, а завтрашний. Все ведь чувствуют, все понимают, что официальная социология занижает проценты Грудинина, выборный спектакль идёт при опущенном занавесе.

– Все! Все! – горячо поддакнула Ряжская.

– И что будет после объявления результатов? – в своей спокойной манере продолжил Донцов. – Путин всё равно победит, объективно. Никакого второго тура! Но Грудинин взял верную тактику: вместо пустых дебатов – чёс по крупным городам, где его принимают на ура. А ЦИК нарисует ему восемь процентов, под них сейчас цифру и шлифуют. – Забавно пошутил: – Стыдоужас! Шкандаль! Ведь в Сибири, на Урале люди знают, за кого голосовали, особенно заводской народ. Да и независимые экзитпулы могут другие цифры дать. Может буча пойти, а то и протестный шторм. КПРФ, левые тоже возьмут власть за ноздри. Зачем это Путину, если он всё равно победит? Да, это кремлёвские чиновники мудруют, чтобы отличиться. Сигнальную систему, оповещающую власть об опасности, отключили, про шахтёрскую канарейку забыли, напропалую жмут. А Путину, на мой взгляд, очень был бы полезен Грудинин с тридцатью процентами голосов.

– С чего это? – не выдержал Подлевский, которого всё сильнее раздражал этот прозренец, по всему видать, накачанный патриотическими стероидами, слишком заливисто поёт. И славно изощрённый по части риторических упражнений. Издевательски пояснил: – Он же кентавр: голова коммунячья, от мумии основоположника, а туловище олигархическое. Скандальное политическое ню!

Катерина из вежливости, в ответ на удачную шутку изобразила муляж улыбки. Но Донцов ответил серьёзно:

– Опираясь на мнение большой части избирателей, президент мог бы увереннее менять макроэкономический курс, убавив влияние прозападных либералов.

– Если он вообще хочет этого, – сумрачно заметил Простов. – Он Ключевского любит читать, но, видимо, не насквозь. У Ключевского сказано об опасности логики полумыслей и политики полумер. В отличие от внешнего контура он внутри страны к половинчатости тяготеет.

– А дело, Пётр Демидыч, не в хотеть или не хотеть, выхода иного нет, – пояснил Донцов. – Если помазанник ограничится «улучшением и совершенствованием» нынешней внутренней политики – не только экономической! – года не пройдёт, как начнут вылазить нестыковки. Да, чуть не забыл! Запад, уязвлённый нашим новым оружием, понимающий, что извне на Россию давить бесполезно, с удвоенной энергией, удесятерёнными деньгами ринется подтачивать нас изнутри, подкармливать пятую колонну. Удержать ситуацию нынешними кремлёвскими методами будет трудно, можно потерять политическое равновесие.

– А кого вы подразумеваете под пятой колонной? – снова не выдержал Подлевский, стремясь поставить оппонента в неловкое положение.

Но остроумный ответ Донцова вызвал дружный хохот.

– Это разговор особый и долгий. А если кратко и образно, то для пятой колонны уже и формула сложилась: «Три Маши – Гессен, Слоним и Гайдар, плюс Дуня Чубайс и Ксюша Собчак». Кстати, на Западе кандидата в президенты Собчак окрестили «redherring» – красная селёдка, что на сетевом жаргоне у англосаксов служит синонимом привлекающего манёвра. На мой-то взгляд, выдвижение Собчак опустило общество. Вы понимаете, что я имею в виду.

Когда отсмеялись, Шубин вернулся к предвыборной теме:

– А знаете, Виктор, о чём я подумал. Пока Грудинин кружит по сибирским заводам, Владимир Владимирович собрал грандиозный митинг в Лужниках, что само по себе нормально. Но кто его окружал на подиуме посреди стадиона? Сплошь звёзды шоу-бизнеса да знатные спортсмены, словно индустрию люкса показывали, ни одного рабочего человека. И как на это смотрят заводские после встреч с Грудининым? На прошлых-то выборах было наоборот: Путин за поддержкой полетел в Нижний Тагил. Не-ет, тут что-то не так. Мощь во внешней политике не стыкуется с неясностями во внутренней. Как бы пучина раздора с народом не открылась, политический дефолт не вышел.

Донцов согласно кивнул, но комментировать не стал. За столом становилось горячо, а переходить двойную сплошную в критике власти, заглядывать за край было незачем.

Вера, как принято изъясняться на банальном жаргоне, вся ушла во внимание. Никогда ей не доводилось слышать таких глубоких и простых разъяснений. Этот Власыч держался не мелких вермишельных дел, а главных вызовов эпохи. Мнения Аркадия на этом фоне измельчали до размеров муравья, штурмующего пирамиду Хеопса, – независимо от их политической сути, которую она ещё на Урале интуитивно подвергла сомнению.

Но Ряжская, чутко следившая за ходом застольных прений и помнившая наставления Виктора, поняла, что первый раунд пора заканчивать. Гонг! И громко возвестила:

– Мужики! Мужчины! Мы на Катин юбилей собрались, а вы, как всегда, – про политику. А ну-ка, наполнили бокалы, рюмки… Танцуют все! У меня тост, Веруня, за тебя! Ты у нас бриллиант чистой воды, незамутнённый. Ничего я тебе сейчас желать не буду, кроме одного: чтоб оставалась ты такая, какая есть! Поняла меня? Чтоб вихри враждебные тебя миновали. Чтобы там, в небесах, предки радовались твоей верностью их заветам.

По неписаному правилу богодуховского дома, а вдобавок по предварительному напоминанию Катерины, Ряжская ни словом не обмолвилась о Верином отце, однако намёк дала. И все поняли Нину, кроме не знавшего о былой трагедии Аркадия. Он поднялся для алаверды, но Ряжская, не желавшая его спича, моментально хлопнула свою рюмку водки и громко выдохнула:

– Всё! Тост закрыт…

Подлевский понимал, что не вписывается в застольную компанию, связанную давними отношениями, а вдобавок настроенную антилиберально. Он самоопределился на роль хозяина, но она не пошла. Он уступал по очкам этому заядлому Донцову, который явно первенствовал, направляя разговор в удобное для него русло. И, воспользовавшись паузой при смене блюд, Аркадий напряжённо искал его слабые, уязвимые точки, ибо, не приподнявшись над ним, не послав его хотя бы в нокдаун, нечего и думать о лидерстве.

Перебирая в уме различные варианты, пришёл к выводу, что развивать политические темы бессмысленно – это чужое поле. Но если уйти в сферу искусства, в театральную жизнь? Он, Подлевский, кое-что смыслит в ней, потому что вынужден посещать модные спектакли. Эта публика наверняка далека от художественной сферы.

Обратился к Вере:

– Кстати, забыл сказать. Я заказал два билета на «Барышникова» в Большой. Обещают всего три спектакля, ажиотаж немыслимый, но я, кажется, успел вовремя.

На самом-то деле никаких билетов Аркадий не заказывал, однако не сомневался, что при надобности достанет их у спекулянтов.

У него на этот случай был нужный человечек.

– На «Барышникова»? Интересно! Хотя у меня к Серебрянникову отношение двойственное. По многим причинам.

– У меня тоже, – подыграл Аркадий. – Тем более желательно быть в курсе дела, составить личное впечатление о его творчестве.

Спектакль громкий!

И к Донцову:

– Вы, наверное, Серебрянникова осуждаете? Судя по вашим взглядам.

Виктор уточнил:

– Если вы о режиссёре, то я, к сожалению, не театрал, имею о нём, возможно, искажённое мнение, навязанное газетноинтернетным мародёрством. У нас, увы, любят сплетничать. Если же вы о подследственном, то я целиком полагаюсь на прокурорских.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63 
Рейтинг@Mail.ru