Анатолий Салуцкий
Немой набат. 2018-2020
– НЭП? – в унисон раздалось несколько удивлённых голосов.
– Да, НЭП. Наведение элементарного порядка! А вы что думали, – засмеялся оратор. И уже без улыбки очень серьёзно, убедительно сказал: – Надо снять накопившиеся противоречия в рамках существующих процедур и правил. Для непонятливых повторяю:
надо всё сделать в рамках существующих процедур и правил.
Кто-то попросил:
– Поясните, пожалуйста.
– Пожалуйста, поясняю. Причём в буквальном смысле двумя словами: без крови! Так, как это сделал Рузвельт после Великой депрессии, приняв антитрестовский закон. Как был принят пакт Монклоа в Испании. Как поступил Дэн Сяопин в Китае, как было в Южной Корее, наконец, в Сингапуре, где президент Ли Куан Ю, наводя порядок в стране, сперва арестовал за коррупцию людей из своего близкого круга. Все эти страны достигли успехов без великих потрясений, ни в одной не пролилась кровь, которую обычно провоцируют политические перемены. Да, кстати, ведь и сегодняшний Китай проводит модернизацию без вестернизации, Конфуция почитает. Я хочу остаться на своём месте, оно меня устраивает, и поэтому ратую за такой ход событий. Сегодня это главное бремя Путина. На кону лежит слишком много.
– Но будут и пострадавшие. – Это снова басистый.
– Хайли лайкли! Кому-то придётся положить на алтарь отечества пару океанских яхт, что делать. А кто-то не купит туфли по цене авто. И пусть слушает «Валенки» Агафьи Лейкиной.
– Лидии Руслановой.
– Это псевдоним, урождённая она Лейкина.
В зале настала тишина. Илья Стефанович снял напряжение шуткой:
– Все это звучит не кошерно.
Раздался смех, затем гнусавый неопределённо произнёс:
– Бердяев считал, что русская история скорее случается, чем происходит… Но между прочим, Иван Максимыч, новые экономические порядки тоже не помешают.
Подлевский был придавлен окончательно. Нет, это не его уровень, он и отдалённо не мог предположить, что в недрах бизнес-элиты могут рассуждать с таким высоким интеллектуальным накалом.
Следующим слово взял господин восточного происхождения, сидевший недалеко от торца.
– Здэсь говорили о Китае, – начал он с лёгким акцентом. – Но известно ли вам, коллеги, что в Китае создана влиятельная госкомиссия по надзору за бюрократическим слоем? Её уподобляют новой ветви власти, столь широки её полномочия. Я нэ понимаю, почему мы с лёгкостью поддаёмся политической дрессуре Запада, но не воспринимаем лучшие практики Востока. Кто мнэ ответит на этот вопрос?
Откликнулся Иван Максимыч. По мнению Подлевского, он выглядел в этой компании одним из самых влиятельных.
– Выскажу нестандартную точку зрения, не претендуя на всезнание. Огромное влияние на прозападную ориентацию России оказывает нижний господствующий слой – так в своё время называли интеллигенцию. Исторически она культурно связана с Западом, и это нормально. Ненормально то, что этот слой, я бы сказал, психологически навязывает власти системные настроения в сфере экономики и восприятия общественных тенденций. Из-за этого политические, тем паче внутриполитические заимствования у Востока не укладываются в верховное мышление, где идёт неосознанная борьба Аристотеля с Платоном. Поэтому пути Китая и России в девяностые годы разошлись – они двинулись путем, близким к госкапитализму, а мы по наущению нижнего господствующего слоя в клочья разорвали зачатки новых вариантов госпланирования. А без него нам никого не пересчастливить. Что сегодня получается? Греф и прочие цифровизаторы утверждают, что грядёт снижение потребности в трудовых ресурсах, многие прежние профессии вообще отомрут. И в это же время поднимают возраст выхода на пенсию, обрекая на безработицу так называемых предпенсов, уже неспособных к переучиванию. И это госкапитализм?
– Что касается госкорпораций, их у нас хватает, – возразил басистый. – Но, как говорят картёжники, играть приходится с тех карт, которые на руках после сдачи, то есть после девяносто первого года, а они сплошь средние, самые никакие. Да и пятую масть к делу сейчас не приложишь.
– Пятая масть, это что?
– Пятой мастью за игральным столом называют кулак… Зато из небезызвестной ленинградской школы самбо вышло больше миллиардеров, чем из Гарварда. Правда, это не помешало Думе усилиями большинства – вы знаете, у кого большинство, – недавно отклонить закон о передаче большей части прибыли госкомпаний государству. Лично меня умилила формулировка отказа: это снизит мотивацию топ-менеджеров.
Все понимающе рассмеялись.
Но басистый продолжил свою тему:
– Хочу напомнить, что в 2008 году Ангела Меркель очень существенно поддержала госфинансами германские банки, попавшие в кризис. Но! Одновременно были снижены зарплаты топ-менеджеров и временно упразднены любые надбавки. А у нас? Думаю, комментарии излишни. Наши ротшильды в такой же ситуации подзаработали в личном плане.
– А насчёт нижнего господствующего слоя, это хорошо, метко.
И сегодня к месту, – заметил «Ролекс».
Но «мешковатый» Степан Николаевич сменил тему, как бы подводя итог долгому разговору.
– Здесь сказано много важного. Вспоминая «Бориса Годунова», можно воскликнуть: «Умы кипят»! И этот дебат требует озвучить основные вопросы. Первый. Сформулирована ли миссия России на данном историческом отрезке времени, есть ли у нас идея будущего, проект развития, или мы в смысловом тупике? Второй. Какова истинная природа власти в стране? Республика или мягкий абсолютизм с всевластием президента и преторианской гвардией Золотова?
– Простите, – прервал «плюс-сайз» в роговых очках. – А котерию вы не рассматривали? Котерия – это группа лиц, преследующих свои особые, частные, своекорыстные интересы. Сливки общества, сплочённые единой, скрытой от общества целью. Мы это уже проходили на излёте перестройки, когда страну возглавила группа Горбачёва – Яковлева. Кстати, мне говорили, об этом шла речь на небезызвестном Конституционном суде по делу КПСС. После небольшой паузы Степан Николаевич сказал:
– Любопытно, я об этом не думал… Хочу вернуться к вариантам, изложенным мною. Меня устраивает любой из этих вариантов. Но надо чётко определиться, в какой системе координат мы живём, – для наведения порядка. Жизнь – штуковина одноразовая, это медленное сползание бирки на руке младенца в роддоме на ногу покойника в морге. Идти по жизни, словно по канату без страховки, негоже. Почему я заостряю вопрос о природе власти? Опасность в том, что структуры, от которых зависит бизнес, следуют в фарватере президентских указаний и абсо-лют-но ни за что не отвечают. На 99 процентов их прессуют за коррупцию, лишь на один процент за негодную работу. Отсюда нетрадиционная публичная ориентация чиновников, я имею в виду вал изощрённо-извращённых идиотских заявлений, моральный минимализм… Все ощущают, что экономическая жизнь требует перемен. Но есть непреложный закон: замысел следующего этапа положено осознать задолго до завершения предыдущего, чтобы в горячке не лупить гамбитом по цугцвангу. Тем более, начинается новый длинный экономический цикл Кондратьева и мировая экономика входит в ниспадающую фазу.
– Поддерживаю, – несколько раз энергично кивнул Иван Максимович, с залысиной. – На нашем уровне смысл большой игры не ясен. Непонятно даже, идёт ли она, эта большая игра, или мы просто барахтаемся в текучке, молясь на углеводородицу? Реалии жизни учитываются не полностью, что чревато идеальным штормом. Пушкин язвительно писал, – я слегка перефразирую, – что реальную правду жизни знают все, кроме избранных. Мы к категории избранных не относимся, они выше.
– Извините, – вмешался гнусавый, – я вторично вынужден сказать «сорри». Сталин говорил: без теории нам смерть. А вообще-то, существует у нас теория государства? Кто занимается этим наиважнейшим вопросом? Есть в Кремле мыслители, политические философы, или же пирожок без начинки? Один был – Сурков, да и тот весь вышел.
Подлевский не спускал глаз с Ильи Стефановича в надежде поймать его взгляд и дать понять, что выступать не склонен. Но потом сообразил: в горячке острых прений «предводитель дворянства» просто-напросто забыл о нём. Отметил Аркадий, что упорно отмалчивается и Хитрук. Подумал: «Наверняка всё пишет на диктофон». И ещё: Илья Стефанович об этом извещён и не возражает, чтобы сказанное в «Доме свиданий» дошло до кого следует. Впрочем, истинную оценку намерениям «предводителя дворянства» можно будет сделать только после его заключительного слова.
Между тем сидение шло к концу, заметно было, все устали от серьёзного разговора, и Илья Стефанович принял решение закругляться. Однако после всего сказанного финишировать формально банально было нельзя. Требовалось и себя показать.
– Друзья мои! – поднялся он. – Скажу очень искренне: я не ожидал столь интересного и интенсивного обмена мнениями. Уверен, наш разговор был важнее и гораздо глубже, чем камлания штатного лобби экспертов и аналитиков, обслуживающих власть. Полностью подтвердилось: мы вместе, но мы разные. Хотя сейчас мне хотелось бы переставить слагаемые в этой формуле: мы разные, но мы вместе. В этой связи в заключение позвольте и мне сказать пару слов по существу. Выслушав вас, нельзя не прийти к мысли, что Россия нуждается в новой модели исторического развития, которую способна – цитирую вас, Иван Максимович, – обеспечить в рамках существующих процедур и правил политическая выносливость президента, человека мегаватной мощности. Избави меня боже быть пророком, но на вопрос, который незримо витал над этим столом «Он не хочет изменений в макроэкономике или не может их провести?», мы вскоре получим ясный ответ. Не хочу вторгаться и в сферу предсказаний – ответ покажет сама жизнь. Но рассчитываю, что Россия не станет страной победившей бюрократии. Друзья!
Позвольте сказать вам огромное спасибо.
С шумом отодвигая тяжёлые дубовые стулья, все начали подниматься. Но сквозь шум Аркадий услышал гнусавое ворчание:
– Слава богу, пар выпустили. Да толку-то что?
– Жизнь покажет, – весело ответил Илья Стефанович.
Его заключительное слово позволило Подлевскому сделать вывод, что «предводителя» вполне устроил состоявшийся обмен мнениями. И учитывая присутствие Хитрука, он присоединился к общему хору, чтобы ТАМ знали его прогрессивные настроения.
Когда разъезжались, Борис Семёнович пригласил Аркадия в свой «ауди». По пути спросил:
– Ну, какое у тебя сложилось мнение?
– Я выступить не рискнул, очень уж высоколобо всё шло.
– А мнение, мнение?
– Мнение?.. Бизнес-элита явно проявляет недовольство, это сквозило у всех. Но ставка – на Путина. Мне показалось, что назревает противоборство деловой элиты и суперэлиты, олигархов, высшего чиновного слоя – в общем, Кремля. В широком смысле.
Если президент прозевает этот процесс, его ждут неприятности.
– А кто на тебя произвёл самое сильное впечатление?
Аркадий задумался. Для него всё было внове, основные выступальщики, похоже, люди матёрые, независимые, состоятельные. Он перебирал в свежей памяти только что услышанное, фиксируя самые яркие моменты дискуссии, и вскоре понял, что главную, причём практическую, мысль выказал именно тот, что пришёл последним, чьё имя в связи с частым упоминанием он запомнил. Ответил Хитруку:
– Пожалуй, тот, кого называли Иваном Максимовичем, с большой залысиной. – Чтобы смягчить ответ, скривил рот гримасой: – Если откровенно, он меня отчасти смутил прямотой. Не всё легло на душу.
Борис Семёнович ухмыльнулся:
– Интересное мнение…
Подлевский точно знал, что его мнение – и по общей оценке этой полуподпольной встречи и относительно незнакомого ему Ивана Максимовича, наверняка попадёт в надзорный отчёт Хитрука, хотя и анонимно.
Глава 4
Телохранителю Вове позвонили примерно через полтора месяца. Он сразу узнал голос, однако сделал вид, будто не понял, с кем говорит.
– Это Нечерномырдин Виктор Степанович. Помните, мы с вами отдыхали в Сочи?
– А-а, здравствуйте.
– Владимир Васильевич, сразу к делу. Мне врезалась в память наша мимолётная беседа, там, на берегу, а вчера звонит приятель и просит подыскать человека для его ЧОПа.
– Я работу вроде не ищу, – понял намёк телохранитель Вова.
– Да, вы мне говорили. Но в данном случае речь идёт о новом качестве. Не охранником, а менеджером в ЧОПе, причём весьма солидном. Возможно, слышали о «Приме»?
Конечно, он слышал о «Приме», этот ЧОП считался среди профессионалов едва ли не самым «громким». Одно название чего стоит.
– Да, это известный ЧОП.
– Так вот, там открылась интересная вакансия, не связанная с каждодневными разъездами, но требующая большого опыта.
Я сразу вспомнил о вас и решил позвонить.
– Виктор Степанович, признателен за любезность, но я на своём месте пригрелся, а в моём возрасте затевать переходы… Сами понимаете.
– Вот-вот, я, собственно, в связи с этим и звоню, в связи с возрастом и опытом. Вы подумайте. И на всякий случай запишите телефончик. Это прямой генерального директора. Новожилов Игорь Станиславович. Я дал вам наилучшую рекомендацию. Если надумаете, позвоните ему, скажите, что от меня. Единственный совет: не затягивайте, свято место долго не пустует.
Распрощавшись, телохранитель Вова сразу забыл о звонке. Но вечером, по холостяцкой привычке хлебая полюбившийся гороховый суп с народной кличкой «музыкальный», из пакета, он задумался.
Да, работа его устраивала. Но возраст, возраст. К тому же подняли пенсионные сроки и просто бездельничать, ворон считать, не получится. А профессия его к возрасту взыскательна, здесь свои правила, и не во Власыче дело. Всколыхнётся начальство, чтобы подправить среднюю температуру по больнице, омолодить штат да и новых бойцов обкатать. Смена-то нужна, объективно. И он – первый кандидат на вылет. Вспомнил: скоро день рождения, который он называл дном рождения и никогда не отмечал, даже при жене. И что ему делать на седьмом десятке? Не нарушая закон, дадут внештатную ставку сторожа, вот и соси лапу. Предпенсы и пенсионеры – непрофильный актив власти. Может, оно и верно. До старости доживают слабейшие. Те, кто сильнее, досрочно сгорают в жизненных битвах.
Было уже поздно, новостные выпуски он посмотрел, от потрепушек на ТВ, от убивающих смыслы перебранок ток-шоу про внаукраину устал. Телевизионная Россия без подсказки, чем дышит народ, его тоже не интересовала, облекают жизнь в нарядные одежды, а на деле-то она сейчас замарашка. Согласно привычному режиму пора укладываться. Но последняя в тот вечер мысль: надо подумать, без поспешания.
Во время рабочего дня посторонние соображения телохранителя Вову не посещали, однако вечером он вернулся к созерцанию предстоящей жизни. Всё когда-то кончается, и к этому концу, чего бы он ни касался, надо готовиться загодя. Его практичный ум, помнивший всё прожитое и пережитое, зримо рисовал унылое существование предпенса, способного пристроиться разве что во вневедомственной охране. Тихое болотное гниение, подготовка к последнему беспробудному сну. Как, чем добывать средства к жизни? Стоять с протянутой рукой перед сыновьями? Не-ет! А что могут предложить в «Приме», если возраст их не смущает? Телохранитель Вова знал, что такое менеджерские должности в ЧОПах, и, откровенно говоря, недоумевал, почему к нему проявили интерес, откуда такая непрошеная щедрость. Варианта, по сути, два: менеджер по руководству охраной крупного объекта или возглавить опергруппу, иначе говоря – сидеть на базе, выезжая по сигналу тревоги. Для него, за долгие годы службы вызубрившего премудрости охранного дела, работа знакомая. Вопрос в том, возьмут ли из-за возраста. Нечерномырдин мог просто трепануть, не придётся ли с носом отъехать? Но если возьмут, можно остаться в «Приме» до пенсии.
Потом пошли мысли об отношениях с новым начальством. У Донцова он и впрямь пригрелся, ни разу ЧП не было, Власыч отсылал о нём позитивные отзывы, и в ЧОПе о телохранителе Вове, считая его подсоветским, то есть человеком ответственным, словно позабыли, даже на переучивание и дежурные стрельбы не всегда вызывали. Ездил в контору лишь за зарплатой и в тех редких случаях, когда разжёвывали законодательные поправки касательно ЧОПов.
А как будет в «Приме»?
Верный своей пошаговой тактике, он принял решение: позвонить всё-таки надо, кисель зубов не портит. И тянуть не стал. Тем более, в эти дни Донцов ненадолго улетел в Германию, и телохранитель Вова просиживал штаны в офисе.
Но перед тем как позвонить, благо свободного времени в избытке, сходил в русскую баню, где его основательно драили веником – и впотяг, и скользом, и прихлёстом. Вышел из парной как новенький. Тогда и набрал номер.
– Владимир Васильевич? – после короткой паузы, словно вспоминая, переспросил гендиректор ЧОПа. – И уже приветливо: – Когда можете зайти? У нас ситуация на одном из участков горячая, хорошо бы не затягивать.
«Прима» располагалась в центральной части города, в отдельном трёхэтажном особнячке с небольшим двориком для машин. Но без вывески. На проходной документы проверяли придирчиво, потом прогнали через дозорную электронику и велели подниматься на третий этаж. Поскольку телохранитель Вова явился точно по времени, секретарша – не фифочка, а матёрая дама, – сразу спросила:
– Владимир Васильевич? – И в ответ на кивок сказала: – Сейчас доложу.
Через пять минут он вошёл в просторный светлый кабинет с обилием цветочных кадок, горшков и большим аквариумом.
– Проходите, присаживайтесь, – не поднимаясь из-за письменного стола, пригласил гендиректор, указав на приставной стул. – Я сразу быка за рога, поскольку о вас наслышан. В данном случае меня устраивает ваш возраст. – Уточнил: – Возраст как показатель опыта. К тому же справки мы навели у ваших давних сослуживцев. Теперь к делу. У нас освободились сразу две должности, обе горячие. Одна – менеджер по лицензионно разрешительной работе, штат немаленький, ежедневно возникают вопросы взаимодействия с правовыми структурами. Но если это не ваше, можно подумать о группе быстрого реагирования. Кстати, при необходимости она может привлекать полицейские наряды, а в крайних случаях «Альфу» – если запахнет терроризмом. Договор с ней есть. Лицензия на служебное оружие, насколько я понимаю, у вас…
Телохранитель Вова кивнул. А гендиректор добавил:
– Монетная составляющая у менеджеров неплохая.
Владимир Васильевич – да, теперь только Владимир Васильевич! – слушал молча. Он знал, как вести себя в таких ситуациях. Начальство очень высокое, задавать уточняющие вопросы – ронять репутацию, а своё внутреннее «имущество» он беречь умел, на таких травах коса переламывается. Спросил кратко:
– Когда дать ответ?
– Сегодня вторник, ответ на этой неделе.
По прямому телефону сказал секретарше:
– Диана Викторовна, дайте Владимиру Васильевичу координаты Корсунского.
Это означало, что общение с гендиректором закончено. Он попрощался и вышел с принятым решением: конечно, не лицензионно разрешительная работа, на кой ему бумажная канитель?
Теперь предстояло обдумать, как сподручнее объяснить свой уход Власычу, который прилетает в четверг. Вариант был единственный: сказать как есть, возраст и пенсионная реформа заставляют думать о завтрашнем дне. Донцов не захочет расставаться, предложит доплату. Да ведь не от него только зависят эти вопросы – от всеведения чоповского начальства. Возраст! Снова подумал: в этом смысле его профессия – особый случай.
Борис Львович Корсунский, зам гендиректора, оказался более разговорчивым. Расспрашивал о прежней работе, любопытствовал советскими временами и подробно поведал о здешней группе быстрого реагирования. Работа в три смены полным составом, круглосуточно, но в основном сидят на стрёме рядом с оружейной комнатой. А что до вызова «Альфы»… Такого ни разу не было. В общем, главное – чёткость менеджера. Кроме того, положено выезжать на место ЧП лично. Подвёл итог образно:
– На этой должности нужны опыт и уважение подчинённых, а не меткость стрельбы и скорость бега. Как гласит древнее моряцкое присловье, храни нас Бог от старых кораблей и молодых капитанов.
Группа быстрого реагирования требовалась «Приме» по уставу, на всякий случай, потому что на её объектах ЧП практически не случались. За первый месяц службы Владимира Васильевича сигнал тревоги поступил только раз. Поздно вечером три крепко выпивших местных полицейских – два обера и один унтер – «наехали» на дежурного серьёзного объекта и, угрожая удостоверениями, даже оружием, потребовали мзды, загоняя, что он, мол, работает на их территории, хлеб отнимает. С нарядом на место прибыл и менеджер. Вопрос, вообще говоря, был пустяковым, но тонкость состояла в том, что ссориться с местными ментами незачем – начнут подлянки подкидывать. Поэтому группа «Примы» по указанию менеджера не стала «винтить» нарушителей, чтобы потом оформить протокол. Владимир Васильевич уединился с загулявшими подполковниками полиции и сумел пробиться сквозь пьяный угар, объяснив мужикам, с кем они имеют дело. Кончилось тем, что с помощью «унтера» они взобрались в свой уазик и, петляя по асфальту, укатили.
Других происшествий не было, и Владимир Васильевич откровенно скучал, хотя кое-кто из сидевших рядом менеджеров завидовал безмятежности группы быстрого реагирования, которую донимали только тренировки – по графику. Он хорошо понимал систему ЧОПов и знал, чем занимаются коллеги. В их обязанность входила комплексная система охраны крупных объектов и их хозяев; к ним прикрепляли личку – так он работал с Донцовым. И познакомившись с объектами, объехав каждый из них на случай быстрого реагирования, Владимир Васильевич задумал рокировку: поменяться обязанностями с давно работавшим в «Приме» Макухиным, который «выпасал» крупную производственную структуру с машиностроительным уклоном. Сперва аккуратно поинтересовался у Макухина его мнением о шефе.
– Иван Максимыч? В целом мужик приемлемый, но, как говорят, у каждой кастрюли своя крышка, не без закидонов. Подозреваю, в семье у него нелады, но толком не знаю. – Пафосно произнёс: – Незнание – это сила! К нему ключик найти надо, а мой ключик только на пол-оборота проворачивается. Так и работаем, иногда искрит. Но он без подлянок, это сглаживает.
Однажды Владимир Васильевич после смены предложил Макухину хлебнуть блондинистого пивка. За кружкой коллеги слегка рассказали друг другу о себе, и выяснилось, что они взаимопониматели, рокировка устраивает обоих.
– Но к Корсунскому ты пойдёшь, – предупредил Макухин, крупный, мясистый, брылястый, уже под пятьдесят. – Мы же видим: очень уж легко тебя к нам взяли, вероятно, мохнатая рука почёсывает. С такой биографией оно конечно. Мы-то людишки податные, с галерки, штатных оптимистов среди нас нет.
Корсунский взял день, чтобы обмозговать просьбу, иначе говоря, посоветоваться с генеральным директором. А затем рокировку разрешил. И вместе с менеджером сам поехал к Ивану Максимовичу представлять нового смотрящего.
Предварительно созвонившись, Корсунский условился о встрече на городской квартире, и в положенный час вместе с Владимиром Васильевичем они отправились по адресу, указанному Макухиным.
Адрес простой: Береговая улица. Но Владимир Васильевич был поражён. По Иваньковскому шоссе они заехали в глубину, наверное, в самую глушь большого парка Покровское-Стрешнево, где между Химкинским водохранилищем и каскадом из семи прудов, как бы прячась в складках холмов, покрытых густым лесом, уютно устроилась дюжина нежно-зелёных пятиэтажных домов нарядной архитектуры, с верандами, большими окнами, закруглёнными боковинами и, конечно, со шлагбаумами на въездах в подземные гаражи.
«Забраться в глубь парка, наверное, было непросто, – подумал Владимир Васильевич. – Публика здесь особая. Небось и те, кто не по рангу загребают». Так он называл воров во власти, которым положено не руководить, а шить тапочки в колонии. Он никогда здесь не был, ему и в голову не приходило, что в Москве, на умеренном расстоянии от центра, есть такой чудесный уголок, увы, уже тронутой природы – испорченный нестандартным жилым кварталом. Да, им всё можно!
Заканчивалась Береговая улица разветвлением на прибрежные тупики, и один из них замыкал дом, где жил Иван Максимович Синягин.
Шикарно обставленная квартира – мебель-винтаж, причём не потоковая, а явно штучной выделки – занимала половину пятого этажа. Из широкого окна взгляд падал на гладь водохранилища, покрытого льдом, а если глянуть из других окон, то на плотный хвойный лес. Полное ощущение загородного поместья.
– Я здесь нечасто бываю, – говорил, сидя в глубоком плюшевом кресле, Иван Максимович, плотный, с большой залысиной. – В основном пребываю в загородном доме.
– Мне нужно туда съездить, провести аудит охранной системы, не только технической. Да и здесь надо основательно осмотреться, – откликнулся Владимир Васильевич. – Ваши производственные объекты и офис я в этом отношении изучил – на случай быстрого реагирования. Но личную охрану хотелось бы выстроить заново.
– Чувствуется школа! – забавно причмокнув, одобрительно сказал Иван Максимович, обращаясь к Корсунскому, который изначально изложил послужной список нового смотрящего. Повернулся к Владимиру Васильевичу. – Я Макухина и вас считаю как бы мирабами. Мираб в Средней Азии – главный человек, он распределяет воду по арыкам. От того, как вы распределяете охранные ресурсы, сами понимаете, что зависит. Но у меня, уважаемый, есть несколько своих представлений на этот счёт. Хочу умереть от старости, а не по иным причинам.
Подумал, пожевал губами, долгим взглядом посмотрел в одно из полукруглых окон, потом начал:
– Во-первых, Борис Львович, как ни парадоксально, смена караула, хотя я о ней не просил, проходит весьма вовремя. Кое-что меня начало смущать, сам не знаю что, но кожей чувствую. Не в смысле охранных мероприятий – я Макухину хвалебные оды петь не буду, но и претензий к нему не имею. А в отношении общей обстановки. Вокруг. В детали вдаваться незачем, важен факт. Вы профессионалы своего дела, я вам доверяю, но всё же выскажу свои пожелания. Мой охранник – на вашем жаргоне «личка» – всегда ездит за мной в кубик-мерседесе, провожает до места и встречает.
Остановился, снова подумал и в упор посмотрел на Владимира Васильевича.
– Но он видит только то, что происходит в непосредственной близости от меня. А мне сейчас нужно, чтобы кто-то, как бы со стороны, наблюдал за широким кругом моих общений, чтобы видел обстановку в целом, улавливал опасность, как принято говорить, на дальних подступах и заранее. Мне кажется, вы, учитывая ваш опыт и даже внешность, – не стероидный качок, от которого, словно чесноком, за версту разит охранными функциями, – можете с этой задачей справиться.
В большой комнате – не кабинет, не гостиная, скорее домашняя переговорная – настала тишина. Её нарушил Корсунский:
– Иван Максимыч, как вы видите такой вариант на практике?
– Насколько я понимаю, мы с Владимиром Васильевичем теперь всегда на связи. И зная расписание своих встреч, я буду уведомлять о тех, кои, с моей точки зрения, интересны, – в том смысле, о каком я сказал. Кубик с охранником – само собой, а Владимир Васильевич – по особому плану. Составьте допсоглашение на ещё одну машину для обеспечения маневренности. Хочу повторить: мне нужен глаз, который присматривался бы к тому, что происходит вокруг меня. Со стороны можно углядеть и другое: не «пасёт» ли меня кто? Среди конкурентов реальные пацаны появились. Хотя… – Засмеялся. – Можно ведь и по-другому взглянуть, Конфуция вспомнить: если тебе плюют в спину, значит, ты впереди.
Корсунский выжидательно посмотрел на Владимира Васильевича.
– Ну как? Берётесь?
– Проблема, в принципе, знакомая. Когда-то в молодости я проходил спецкурс именно по этой задаче, чтобы всегда играть на опережение. В прежние времена готовили капитально. Но такую задачу невозможно выполнять, базируясь в предбаннике.
– О! – воскликнул Синягин. – Это замечание говорит о полном понимании сути дела. Владимир Васильевич, везде, где позволяют обстоятельства, вы будете в зоне видимости и слышимости.
Мы с вами сработаемся.
– А когда можно осмотреть загородный дом?
– В любое время, я не нужен. Супруга будет предупреждена, она всё объяснит.
На обратном пути из Покровского-Стрешнева Корсунский сказал:
– Вовремя нам вас рекомендовали. Сперва возраст напугал, отнекивались. А видите, как получается? В масть! – Помолчав, перешёл на другую тему: – Теперь ясно, почему он назначил встречу в квартире. Чтобы с нами один на один. И без прослушки. Да! Имейте в виду, что по его просьбе Макухин эту квартиру недавно проверил спецсредствами. Это придётся делать каждые три месяца. – Снова помолчал и опять о другом: – А побывали-то мы у него, словно на чёрствых именинах. Мог бы налить по рюмочке «Мартеля».