На следующий день Молчанов и Оля встали пораньше, чтобы успеть в агентство к девяти.
В агентстве Молчанову пришлось заняться обычной рутинной работой – подписями накладных и чеков, проверкой бумаг, переговорами с клиентами.
Когда в начале восьмого вечера они вернулись, их встретил Слава. На вопрос Молчанова, как прошел день, пожал плечами:
– Все было тихо. Ничего необычного не возникало. Инна сейчас на кухне, готовит чай.
– Пойду ей помогу, – сказала Оля. – Паш, идем?
– Ты иди, я подойду. Проверю, нет ли факса.
Зайдя в кабинет, сразу увидел лежащий на подносе у аппарата листок бумаги. Взяв его, прочел написанный по-английски текст:
«Банк «Атлантик Америкэн траст»,
отд. М 001, 1155 Бродвей, Нью-Йорк.
Отдел генерального менеджера.
Миссис Инне Халлоуэй
(Лично. Передача в третьи руки исключена).
Многоуважаемая миссис Халлоуэй!
На присланные Вами запросы имею честь сообщить следующее:
а) Корпорация «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент» является клиентом и вкладчиком нашего банка с 5-летним стажем. По состоянию двух предыдущих четвертей года «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент» владела 17 % акций банка, возглавляя, если не считать владельца, пул основных держателей акций. До последнего времени деловые отношения между банком «Атлантик Америкэн траст» и корпорацией «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент» носили вполне корректный и взаимовыгодный характер. Однако, как я с сожалением должен отметить, в последние 4 месяца корпорация предприняла ряд мер, которые и мною, и советом директоров банка «Атлантик Америкой траст» оцениваются как некорректные и, возможно, нелояльные. На основных фондовых биржах США, и прежде всего в Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе, дилеры, обслуживающие «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент», примерно 4 месяца тому назад начали и продолжают исподволь скупать акции нашего банка. В настоящее время, по нашим оценкам, количество акций банка «Атлантик Америкэн траст», которыми владеет «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент», увеличилось до уже внушающей опасение цифры 34 %. Наиболее тревожным симптомом является то, что скупка акций нашего банка, предпринятая без согласования с нами «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент», продолжается. Это все, что я имею честь сообщить Вам по Вашему первому запросу.
б) На Ваш второй запрос имею честь сообщить следующее: пятерыми выходцами из России, имеющими наиболее крупные вклады на счетах «Атлантик Америкэн траст», являются:
1. Кислинский Юлий Семенович – $170 546 098.94
2. Филимонов Виталий Иванович – $86 441 664.76
3. Носенко Иван Савельевич – $18 100 014.35
4. Редигер Юрий Соломонович – $7 423 221.09
5. Гогуа Левон Ильич – $3 000 013.65
С уважением,
Искренне Ваш Малькольм Стоунхед, генеральный менеджер банка «Атлантик Америкэн траст».
Сняв с листка несколько копий, Молчанов взял одну, прошел на кухню. Славы уже не было, здесь сидели только Оля и Инна.
– Пришел факс. – Протянул листок. – Вообще-то я нарушил правила, факс адресован лично вам, без передачи в третьи руки.
– Никаких правил вы не нарушили. – Прочитав, Инна вернула листок ему. – Павел, я, наверное, полная дура… Этот факс что-то означает?
– Означает, и очень многое.
– Павел, мне просто стыдно. – Помолчала. – И что он означает?
– В конечном счете, перескакивая через несколько этапов, которые скучно объяснять, этот факс означает, что банк «Атлантик Америкэн траст» может в самом ближайшем будущем перестать быть собственностью вашего мужа. И стать собственностью «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент».
– Павел… но это невозможно.
– Очень даже возможно.
– Но совсем недавно Стив мне говорил, что дела в банке идут прекрасно. Он никогда не сказал бы мне этого, если бы это было не так.
– Все правильно. Ваш муж говорил это вам, когда, выразимся так, был в силе, когда его никто не похищал и не убивал и когда он мог внимательно следить за состоянием дел в банке, за его политикой и так далее. Но давайте посмотрим, что получается сейчас.
– А что получается сейчас?
– Сейчас получается, что вашего мужа нет и неизвестно, жив он или мертв. Следить за состоянием дел в банке сейчас некому, поскольку ни вы, мало понимающая в банковском деле, ни его брат, понимающий в этом, как я понял, еще меньше, ни его мать, находящаяся в доме престарелых, заняться этим не могут. Остается генеральный менеджер, но генеральный менеджер – малозаинтересованное лицо. Биться за банк, как бьются люди за свое кровное, он не будет. Вы согласны со мной?
– Ну… в общем, да.
– Инна, я не хочу сгущать краски. Может, все не так уж и плохо. Но то, что корпорация «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент» хочет скупить контрольный пакет акций банка, – это тревожный сигнал. При этом досточтимый сэр Малькольм Стоунхед, подающий нам с вами этот тревожный сигнал, еще не знает, что «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент» является по сути «крышей» для тех, кто занимается незаконным бизнесом, наркотиками и отмыванием денег. То есть для сборища жуликов. Но для сборища жуликов, которые могут нанять самую лучшую в США команду адвокатов, и она отобьет все обвинения. И докажет, что жулики действовали правильно, в полном соответствии с законом. Если бы сэр Малькольм Стоунхед знал это, он просто включил бы сигнал тревоги.
– Что… Разве это в самом деле так? Насчет «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент»? Они же солидная фирма. Неужели они связаны с наркотиками?
– Связаны. И не только с наркотиками.
– Но простите, Павел, это все же не в России, а в США. В США действуют законы. Если «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент» связана с наркотиками, ею займется ФБР. И компанию просто закроют.
– Инна… к сожалению, ее не закроют. Вы знаете, откуда ко мне пришла информация о «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент»?
– Откуда?
– Из международного отдела МВД. «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент» связана с нелегальным бизнесом настолько, что ФБР подает об этом сигнал российскому МВД. Это доказывает, что сделать что-либо с «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент» ФБР пока не может.
– Почему?
– То, что та или иная компания связана с незаконным бизнесом и отмыванием денег, надо еще доказать. А доказать это не так просто. В этом факсе в списке наиболее крупных вкладчиков банка вашего мужа значится Филимонов Виталий Иванович. Я вам уже говорил, что он входит также в совет директоров «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент». Вы знаете, кто это такой?
– Нет. Вы ведь меня об этом уже спрашивали. Кто это?
– Жулик, бандит и убийца. Правда, при условии, что это тот Филимонов, которого я имею в виду. Но я уверен, это тот самый. Около трех лет назад здесь, в Москве, произошла очень неприятная история с гостиницей «Золотой амулет». Один из ее совладельцев, американец, пропал, и его не нашли до сих пор. У тех, кто вел расследование, не было сомнений, что его убили. Вы слышали эту историю?
– Что-то слышала. Читала в газетах. И что? Этот Филимонов как-то с этим связан?
– Связан. Точнее, связан Бурун, поскольку Филимонов – его шестерка. У милиции были подозрения, что к убийству совладельца «Золотого амулета» имел отношение Виталий Филимонов по кличке Моня, правая рука Буруна. Но Моня вовремя выехал из России. Поскольку все улики указывали на Моню, и только на Моню, Бурун в этой истории остался чистым. Так вот, в факсе в списке наиболее состоятельных вкладчиков вторым упомянут Филимонов Виталий Иванович. Моню тоже зовут Виталий Иванович. Конечно, может быть тройное совпадение. Когда совпадают фамилия, имя и отчество. Но я, уж извините, в совпадения не верю.
Некоторое время Инна сидела молча. Вздохнула:
– Но ведь тогда выходит, Бурун все это подстроил. Сцену в ресторане. И все остальное.
– Боюсь, это так.
– Но… какая же он тогда после этого скотина. – Сжав кулаки, соединила их вместе. – Какая скотина. Устроить такую сцену. Прикинуться, что ревнует. Оля?
Молчавшая до этого Оля обняла Инну:
– Инночка, конечно, он скотина. Он всегда был скотиной.
– Инна… – Молчанов вздохнул. – Вы должны понять, для людей вроде Буруна не существует моральных категорий. Если ему это выгодно, он готов поступать как угодно. В том числе и как скотина.
– Не существует моральных категорий… Но он все-таки мужик… Когда-то делал вид, что в меня влюблен… Дарил цветы…
– Вот именно, делал вид.
– Нет, я просто понять этого не могу. – Инна посмотрела на Олю: – Оль, ну ты представляешь?
– Представляю. Ладно, ребята, я оставлю вас одних, у меня дела.
Подождав, пока Оля выйдет, Молчанов сказал:
– Инна, давайте на время забудем о Буруне. И решим, что нам сейчас делать. Нам надо все хорошо взвесить и рассчитать.
Взяв губку, она машинально вытерла стол. Тяжело вздохнула:
– Хорошо, давайте все взвесим и рассчитаем. Хотя, если честно, я не знаю, что тут можно взвесить и рассчитать.
– Кое-что можно. То, что Бурун затеял все это из-за банка «Атлантик Америкэн», является его уязвимым местом. Мы знаем теперь, в каком направлении искать, знаем, что где-то рядом с «Атлантик Америкэн» можно найти улики, доказывающие, что ваш муж был похищен и убит именно по указанию Буруна. И еще одно… – Помолчал. – Раньше мы считали, что Бурун убил вашего мужа и хочет убить вас из ревности. Из чувства оскорбленного достоинства, задетого тем, что вы отказались сесть за его столик, а ваш муж его ударил. Но теперь мы знаем, что это была игра, за которой стояло хладнокровное, хорошо обдуманное убийство. Убийство, подоплекой которого является серьезный экономический интерес. А здесь уже вступает в силу железное правило: хороший соперник – мертвый соперник. Теперь, после того как Бурун ликвидировал вашего мужа, на очереди вы – поскольку он уверен, что вы стоите на его пути к захвату банка «Атлантик Америкэн». Он ведь не знает о завещании вашего мужа?
– Не знает.
– Значит, он постарается сделать все, чтобы вас убить. Подумайте, стоит ли вам оставаться здесь, в Москве?
– Я уже подумала. Знаете, Павел, теперь я знаю точно: пока я не соберу достаточно доказательств, что Стива убил Бурун, я отсюда не уеду. – Некоторое время она сидела, сцепив руки и глядя в пространство. – Павел, как вы думаете, нам удастся что-то еще здесь найти?
– Ну… – Усмехнулся. – Думаю, что удастся.
– Да?
– Да. Сейчас, например, у меня появилась возможность встретиться с человеком из окружения Буруна. Надеюсь, этот человек раскроет мне подоплеку того, что случилось в ресторане «Восточный шатер» в тот вечер… Ладно, Инна, отдыхайте. И забудьте на время о неприятном.
Подождав, пока Инна уйдет, Молчанов вышел на веранду. Щебет птиц стих, слышался лишь шум листвы под ветром. Кусты и деревья, освещенные лучами заходящего солнца, отбрасывали длинные тени.
Внезапно к ним добавились еще две тени. Обернулся – у края дома стояли Слава и Берег.
– Черт… Слава, ты меня напугал.
– Извини. Это потому, что мы с Берегом ходим бесшумно.
– Знаешь, нужно усилить степень охраны Инны.
– Хорошо, давай усилим.
– Теперь, если вы будете с ней выезжать в Москву и она будет выходить из машины, в машине не оставайся. Выходи вместе с ней и следуй за ней, куда бы она ни пошла. Понял?
– Понял. Выезжать с ней я буду теперь только на джипе, вместе с Берегом.
– А это зачем?
– Чтобы он охранял машину.
– Ну да. В общем, Инна должна быть все время под контролем.
– Я понял.
Слава ушел, Павел же, сев в кресло, набрал номер домашнего телефона Костомарова. Услышав в трубке знакомое «Алло?», сказал:
– Костя, извини за поздний звонок, но я по делу.
– Слушаю.
– Мой человек готов к встрече.
Наступила пауза, после которой последовал вздох:
– Ясно. И когда он хочет встретиться?
– Ему было бы очень удобно в пятницу.
– В пятницу… Ладно. Я сегодня или завтра постараюсь выяснить, что можно сделать.
– Чем скорее ты это выяснишь, тем лучше.
С Костомаровым они встретились на следующее утро в агентстве.
– Значит, на свидание к Гудку пойдешь ты? – спросил адвокат.
– Да, пойду я.
– Это уже решено?
– Да. Не понимаю, зачем ты спрашиваешь?
– Я спрашиваю, чтобы ты знал: во время этого свидания Тумба не должен даже заподозрить, что к встрече с Гудком может иметь какое-то отношение наше агентство. Я уверил Тумбу, что о роли Гудка в течение определенного времени, пока Тумба сам не выяснит с ним свои отношения, никто, кроме меня и нанятого мной человека, не имеющего никакого отношения к агентству, не узнает.
– Все понятно.
– Теперь, Паша, хочу еще раз тебя предупредить: Гудок человек крайне недоверчивый и безжалостный. Тот, кто с ним встречается, должен приготовиться к тому, что никогда не поймет, в какой момент Гудок может достать пистолет и выстрелить. Помни это.
– Хорошо, буду помнить.
– Ты сказал, пойдешь в гриме. В каком гриме?
– У меня есть черный парик и черные накладные усы. Если ты помнишь, года два назад этот парик и эти усы мне сильно помогли.
– Помню. Да, парик классный, усы тоже, волосы от настоящих не отличить. Хорошо, думаю, с Гудком это пройдет. Кроме того, тебе обязательно надо взять с собой поддельный паспорт.
– Что, Гудок будет проверять у меня документы?
– Дело не в Гудке. Нужен поддельный паспорт, причем Гудок ни в коем случае не должен заподозрить, что паспорт поддельный. Когда мы все обговаривали, Тумба спросил у меня, как зовут человека, который пойдет на встречу с Гудком. Я назвал первые пришедшие в голову имя, фамилию и отчество: Кузьмин Иван Васильевич, кличка Кузя. Гудку ты позвонишь сам и скажешь условные фразы, которые мне сообщил Тумба. Но может, Тумба найдет способ сообщить Гудку твои позывные, и Гудок попросит показать паспорт. А?
– Что, если я пошлю его подальше? Сказав, что нормальные люди паспорт с собой не носят?
– Паша… хочешь не хочешь, тебе придется где-то добыть паспорт на имя Кузьмина Ивана Васильевича. Специально для встречи с Гудком.
– Хорошо. Как надо выходить на контакт с Гудком?
– Ты должен будешь позвонить Гудку завтра в одиннадцать утра. Домой.
– Адрес Гудка Тумба тебе не сообщил?
– Нет. Дал только номер телефона.
– Можно взглянуть на этот номер?
– Можно. – Костомаров придвинул бумажку, на которой был записан номер телефона. – Возьми с собой, чтобы запомнить.
– Уже запомнил. По телефону он живет где-то в районе Пушкинской.
– Да, где-то там.
– Гудок будет знать об этом звонке?
– Не знаю. Тумба сказал, что нет, но кто их знает. Как объяснил мне Тумба, Гудок – «крот» глубоко засекреченный. Чтобы не навести на него тень, Тумба старается контакты с ним свести до минимума. Общается он с Гудком крайне редко, по телефону говорит только через специальных посыльных – если линия прослушивается, голос Тумбы могут узнать. Посыльных Тумба тщательно подбирает, в основном это приезжие, которые в Москве еще не засветились. Никого из своего ближайшего окружения Тумба в качестве посыльных на связи с Гудком не использует, поскольку никто, даже самые ближайшие его шестерки, не ведают, что Гудок работает на Тумбу. Думаю, именно поэтому Тумба и пошел на мой вариант. Я, как ни странно, пользуюсь у него некоторым доверием.
– Понятно. Значит, завтра в одиннадцать я звоню Гудку – и что говорю?
– Звонить Гудку домой надо особым образом. Правда, как я понял со слов Тумбы, это касается только домашнего телефона Гудка. По мобильному телефону или в ресторан «Восточный шатер», где он постоянно сидит, можно звонить без всяких условных знаков. Но тогда и разговор будет другой.
– Понятно. И как надо звонить ему домой?
– Сначала набрать его номер и, чуть подождав, отключить связь. Затем снова набрать его номер, после чего он снимет трубку. Но говорить не будет. Для того чтобы он отозвался и заговорил, надо три раза постучать по мембране чем-то твердым, монетой или просто ногтем. Если человек соединится с ним таким образом, Гудок будет знать, что ему звонит кто-то свой, посвященный в его дела.
– Понятно. Я звоню ему таким образом – и что дальше?
– Дальше ты говоришь ему, что звонишь от Марьи Ивановны, которая попросила тебя срочно с ним встретиться. Он должен спросить, где ты хочешь встретиться, на что ты должен ответить, что хочешь встретиться там же, где вы встречались в прошлый раз. Ты можешь поинтересоваться, когда ты должен быть на этом месте, но никаких других вопросов ты задавать не должен. Вообще, ни по телефону, ни при личном общении ты не должен называть никаких реальных имен, кличек, адресов и так далее. Если Гудок спросит, как тебя зовут, назови свою кличку, в данном случае – Кузя.
– Но его самого называть Гудком я могу?
– Можешь, потому что ты якобы эту кличку узнал от «Марьи Ивановны».
– И что это за место, где мы с ним встречались в прошлый раз?
– Это Рождественский бульвар, третья скамейка, считая от Трубной площади. Там скамейки поставлены с двух сторон, так вот, ты можешь ждать Гудка на любой из них. Если там будут сидеть люди, подсядь к ним. Если же обе скамейки будут заняты настолько, что ты не сможешь сесть, ты должен стоять или прохаживаться рядом. В любом случае Гудок подойдет к тебе и назовет по кличке, которую ты скажешь ему по телефону. Ну а дальше все будет зависеть от тебя. И от Гудка.
– Тумба хочет, чтобы мой разговор с Гудком был записан и чтобы во время этого разговора я замазал Гудка, так ведь?
– Так.
– Какими деньгами я должен буду его замазывать? Деньгами агентства?
– Нет. Тумба дал мне деньги, их ты должен будешь передать Гудку. – Открыв лежащий на столе кейс, Костомаров достал оттуда пухлый конверт, из которого, в свою очередь, вынул плотную пачку стодолларовых банкнот, перетянутых резинкой. – Вот. Здесь пять тысяч баксов. Это та сумма, на которую, как считает Тумба, Гудок клюнет. Сам понимаешь, отдать Гудку надо именно эти банкноты. Номера банкнот Тумбой наверняка переписаны.
– Но отдать эти деньги я должен Гудку за что-то. За ответ на какой-то мой вопрос. На какой? Вы с Тумбой это обговаривали?
– Тумба сказал, это не имеет значения. Расклад такой: сначала ты спрашиваешь Гудка о подоплеке того, что произошло в ресторане «Восточный шатер» в тот вечер, когда туда зашли Инна и ее муж. Это, так сказать, то, ради чего якобы тебя послал Тумба. Ты должен предупредить Гудка, что о случае в ресторане хочет знать «Марья Ивановна», то есть Тумба. Затем, когда Гудок все тебе объяснит, ты должен задать ему еще какой-то вопрос, не важно какой, но не относящийся к случаю в ресторане, предупредив, что это интересует тебя лично и за это ты готов заплатить Гудку пять тысяч долларов. Тумбе, как я понял, важен сам факт, что Гудок продаст не согласованную с ним, Тумбой, информацию его специальному посланнику. За это Тумба сможет его прижать. Так что продумай, какой вопрос, якобы интересующий только тебя, ты задашь Гудку.
– Это уже продумано.
– Тогда все. Остальное – подготовка, выходы, уходы, прочее – уже по твоей части. Ты решил, как будешь вести запись?
– Решил. Поскольку Тумба не должен догадаться, что к работе с Гудком имела отношение специализированная контора, всякие записи на стационарные установки должны быть исключены. То есть я буду вести запись на рекордер с мини-диском, находящийся на мне, с помощью микрофона, тоже находящегося на мне.
– Паша, смотри, Гудок – хитрая змея. Он не засечет твой рекордер?
– Не засечет. Что-что, а спрятать на себе диктофон и микрофон так, чтобы их никто не смог найти, я сумею.
– Тогда нет проблем. Как я понял, мы с тобой все обговорили?
– Как будто все.
Войдя в приемную, Молчанов некоторое время наблюдал, как Оля работает на компьютере. Она сидела спиной к входной двери, обе ее кисти, застыв над клавиатурой киборда, позволяли касаться клавиш только пальцам. Но пальцы при этом двигались так быстро, что уследить за ними было невозможно.
Наконец почувствовав, что он вошел, Оля повернулась:
– Что-нибудь нужно?
– Нужно. Сможешь меня сфотографировать?
– Зачем?
– На паспорт.
– Ты что, получаешь новый паспорт?
– Никакого нового паспорта я не получаю. Мне делают мастырку[3], если ты знаешь, что это такое. Бери аппарат, снимешь, потом я тебе все объясню.
Достав из ящика стола камеру, Оля прошла вместе с ним в кабинет.
– Надевай свой парик и усы. И садись за стол.
Молчанов надел парик, прилепил к губе усы. Несколько раз щелкнув затвором, Оля ушла – и вскоре принесла отпечатки. Заглянула в глаза:
– Паша… зачем тебе мастырка?
– Нужна по делу.
– Переходишь на нелегальное положение?
– Нет. Просто завтра иду на встречу с одним деловым.
– Случайно, не с Буруном?
– Нет, не с Буруном. С кем я буду встречаться, не должен знать никто, даже ты.
– Очень мне нужно знать, с кем ты встречаешься! Просто скажи: это опасно?
– Опасно даже ходить по улицам, ты забыла?
– Паша… от тебя никогда не добьешься нормального ответа.
– Опасно в меру. Но думаю, завтра все будет в порядке.
Чтобы подготовиться к встрече с Гудком, Молчанов встал в пять утра. Посмотрев на Олю, которая спала на соседней кровати, спустился вниз, прошел в кабинет и начал осматривать одежду.
Рекордер, плоскую металлическую коробочку, он вчера аккуратно вшил под заднюю стенку левого верхнего кармана джинсовой рубашки. Кнопку, включающую аппарат, расположил так, чтобы ее можно было легко нажать с изнанки рубашки. Тончайший же проводок, ведущий от рекордера к микрофону, заделал в шов в планке рубашки, а от него – в шов, тянущийся по плечу и затем спускающийся вниз, к обшлагу рукава.
За время работы в агентстве он смог собрать большую коллекцию замаскированных под различные предметы мини-микрофонов. На вид они представляли собой безделушки, с помощью которых можно было записать разговор так, чтобы собеседник об этом никогда не узнал. Среди этой коллекции были микрофоны-брелки, микрофоны-перстни, микрофоны-серьги, микрофоны-запонки, микрофоны-пуговицы. Был даже один микрофон, представляющий собой звено массивной золотой цепи, которую вешают на грудь для украшения. Однако вчера, перебрав все варианты, Молчанов решил остановиться на микрофоне, замаскированном под бронзовую пуговицу от джинсовой рубашки. Пуговица была обычной, с ободком и надписью «Levi’s». К ней было подобрано одиннадцать точно таких же обычных пуговиц. На каждый рукав приходилось по две пуговицы, и одна из этих пуговиц, расположенная на левом рукаве, была микрофоном.
Сев за стол, Молчанов тщательно осмотрел место на изнанке кармана рубашки, куда был вшит рекордер. Затем проверил шов, в который был заделан проводок, и микрофон-пуговицу. Убедившись, что обнаружить рекордер и микрофон можно лишь после тщательного изучения, да и то после того, как рубашка будет распорота, проговорил в воздух несколько фраз. Заново прогнав запись, убедился, что техника работает без сбоев.
Надел рубашку, посмотрел на себя в зеркало. Достал из ящика стола паспорт, врученный ему вчера Костомаровым, и лежащие там же, в ящике, пять тысяч долларов Тумбы. Просмотрев паспорт, еще раз отметил: качество подделки высокое.
Вынул из ящика стола пластиковый пакет, в котором лежали аккуратно сложенные парик и усы. Все вместе, пакет и пять тысяч долларов, засунул в небольшую кожаную сумку, крепящуюся к брючному ремню. Повесил рубашку на спинку кресла и вышел на участок.
Сделал в кустах на краю участка зарядку, принял душ, вернулся в кабинет. Из шкатулки, спрятанной в одном из ящиков стола, достал небольшой, умещающийся на ладони пистолет «байярд». Пистолет, напоминающий игрушечный, не отличался точностью и сильным боем, но цель, ради которой Молчанов решил взять его с собой, того и не требовала. В правом рукаве джинсовой рубашки, в верхней части, на внутренней, обращенной к телу стороне, он приготовил специальный потайной карман, в котором «байярд» легко помещался. Секрет кармана был в том, что он крепился на кнопках, и для того чтобы кнопки вышли из своих гнезд, достаточно было нескольких сильных движений тесно прижатого к телу предплечья. После двух-трех таких движений карман переставал быть карманом и «байярд» сваливался по рукаву вниз, попадая точно в правую руку.
Надел джинсы, кроссовки и рубашку, аккуратно вставил пистолет в заранее закрепленный на кнопках карман. Застегнул рубашку на пуговицы, заправил ее в джинсы, под брючный ремень. Подвигал правой рукой – «байярд», лежащий в рукаве, нисколько не мешал движению.
Оля, в пестром ситцевом брючном костюме, сидела на кухне у включенной кофеварки. Увидев его, покачала головой:
– Ты где? Я тебя обыскалась.
– Плохо искала, я делал зарядку. Едем в Москву, мы должны быть там около семи.
Сразу за Кольцевой дорогой Оля спросила:
– Теперь куда?
– Высади меня где-нибудь в переулке. Так, чтобы весь этот процесс никто не видел.
– Может, в Большом Гнездниковском?
– Не возражаю.
В Большом Гнездниковском переулке Оля остановила машину в самом конце. Достав из кармана пакет, Молчанов расправил парик, пригладил сбившиеся кое-где волосы. Вглядевшись в зеркало, аккуратно надел его и приклеил усы. Посмотрел на Олю:
– Ну как?
– Идеально. Я всегда говорила, это не парик, а само совершенство.
– Сейчас я выхожу из машины и исчезаю. Ты тоже исчезаешь, а точнее, начинаешь кружить по Москве. Будешь ездить в любых направлениях около двух часов. Хочешь, можешь встать где-нибудь в тихом месте. К агентству ты должна подъехать, как обычно, в девять. Направляясь туда, поведи «вольво», начиная от Калужской площади, по нашему обычному маршруту.
– Когда тебя ждать назад?
– Если от меня не будет никаких звонков, а я надеюсь, что их не будет, после работы, примерно в шесть, ты должна будешь подъехать точно к этому самому месту, чтобы уехать со мной на дачу.
– Постараюсь не опоздать на свидание. Смотри, будь осторожен.
– Буду. – Поцеловал ее. – Пока.
– Пока. Ни пуха.
– К черту.
Выйдя из «вольво», он пошел к Тверскому бульвару – не оборачиваясь и не пытаясь проверить, есть ли сейчас в переулке кто-то еще.
Выйдя на бульвар, сел на одну из скамеек. Посидел минут двадцать, бесстрастно разглядывая идущих мимо людей, посмотрел на часы, встал и двинулся к Пушкинской площади.
На Пушкинской возле памятника снова присел.
Затем зашел в ближайшее бистро. Изучив висящее на стене меню, взял порцию сосисок с капустой и кофе. Покончив с завтраком, по бульварам спустился к Трубной площади. От Трубной повернул налево, к Центральному рынку.
Зайдя на рынок, стал не спеша прохаживаться вдоль лотков, прицениваясь и изредка пробуя то, что ему предлагали купить. Так он ходил по рынку примерно полчаса, до половины одиннадцатого.
В пол-одиннадцатого, выйдя на Цветной бульвар, снова посидел на скамейке. Без пяти одиннадцать встал и, пройдя к Самотечной площади, подошел к телефону-автомату. В сумке, закрепленной на поясе, у него лежал мобильный телефон, но номер этого телефона при желании можно было легко засечь. Помня об этом, решил не искушать судьбу и опустил жетон в телефон-автомат.
Набрал номер Гудка. Почти тут же повесил трубку. Опять набрал номер.
После третьего сигнала раздался щелчок, трубку сняли. Прислушавшись к еле слышному шуршанию, три раза стукнул по мембране приготовленным заранее жетоном.
После некоторой паузы хриплый голос сказал:
– Да?
– Слушай, друг, тут у меня дело одно к тебе есть, от Марьи Ивановны. Ты понял?
Трубка не реагировала. Помедлив, Молчанов повторил:
– Друг, Марья Ивановна попросила меня с тобой встретиться. Причем срочно. Ты понял меня?
– Понял. Кто говорит?
– Зовут меня Кузя. – Подождав, сказал: – Давай схлестнемся на том же месте, где встречались в прошлый раз. Лады?
Мембрана слабо шумела, голос отвечать не торопился. Он терпеливо ждал.
Наконец в трубке раздалось:
– Хорошо, лады.
– Когда?
– В двенадцать.
– Понято. Значит, в двенадцать встречаемся на том же месте?
– Да. В трубке раздались длинные гудки. Повесив ее, Молчанов огляделся. По эстакаде наверху проносились машины, у цирка и расположенного рядом кинотеатра, как всегда в эти часы, было оживленно.
Сколько он ни вглядывался, не смог заметить никого, кто мог бы им сейчас заинтересоваться. Почесав грудь, сунул руку под рубашку, включил рекордер. Не спеша пошел к Рождественскому бульвару.
На Трубной площади по каменным ступенькам поднялся на бульвар. К месту, где стояли третьи по счету скамейки, подошел без пяти двенадцать.
Одна скамейка была пуста, на другой сидели двое: женщина лет сорока с двумя полными пакетами и парень лет тридцати. Парень был прыщав, горбонос, с гладко зачесанными набок волосами цвета пакли. В тот момент, когда Молчанов подошел к скамейкам, парень докуривал сигарету.
Он без особого труда опознал Гудка, фотография которого хранилась в компьютере агентства.
На Гудке сейчас была рубашка в бело-синюю вертикальную полоску, серые брюки и мокасины. Увидев Молчанова, он скользнул по нему равнодушным взглядом, пытаясь показать, что он не тот, к кому Молчанов пришел на свидание.
Это была проверка, и Молчанов, сделав вид, что не заметил проверки, сел напротив, на пустую скамейку. Посмотрел для вида на часы. Затем, откинувшись на спинку скамейки, стал равнодушно разглядывать стену монастыря напротив.
Минут через пять Гудок встал. Подойдя к Молчанову, кивнул:
– Привет.
Посмотрев на него, Молчанов бросил небрежно:
– Привет.
– Часом, тебя не Кузя зовут?
– Кузя.
– Понятно. – Гудок незаметно оглянулся. – Это я с тобой час назад по телефону разговаривал?
– Со мной. По голосу – вроде это ты.
– Ладно, пойдем.
– Куда?
– Сядем в мою тачку, вон она. – Гудок показал на стоящий за бульваром, у тротуара, темно-зеленый «БМВ». – Пошли.
Подойдя вместе с Гудком к машине, Молчанов подождал, пока тот откроет переднюю дверцу. После того как Гудок сел за руль, сел рядом. Захлопнув дверцу, посидел молча. Покосился в сторону Гудка:
– Ну сели, что дальше?
– Дальше поедем.
– Куда?
– Просто поедем. – Тронув машину, Гудок осторожно спустился вниз, на Трубную площадь. Глянув в оба зеркала, развернул «БМВ» и направил машину вверх по бульварам.
Около двадцати минут они крутились по центру Москвы, то и дело сворачивая с основного пути, поминутно въезжая в переулки и перед выездом из них делая слишком долгие остановки. То, что Гудок проверяет, нет ли за машиной слежки, Молчанов понял сразу.
Наконец, видимо убедившись, что слежки нет, Гудок остановил «БМВ» в тихом тупике недалеко от Зацепы. Выключив мотор, посмотрел на Молчанова:
– Будем говорить?
– Почему не поговорить? Давай говорить.
– Значит, тебя Кузя зовут?
– Кузя.
– Фамилия есть?
– Есть. Кузьмин.
– Имя-отчество?
– Иван Васильевич.
Промычав что-то неопределенное, Гудок, глядя вперед, с полминуты сидел молча. Наконец, не поворачиваясь, спросил:
– Говоришь, тебя послала Марья Ивановна?
– Да, Марья Ивановна.
– Понятно. Слушай, опиши-ка мне Марью Ивановну.
– Описать?
– Да, обрисуй ее. Какая она с виду, и вообще.
Обдумав вопрос, Молчанов решил коротко описать внешность Тумбы: