Анатолий Николаевич Овчинников
Война с Финляндией 1939г. и Ленинградская блокада
Так кто же отдал приказ о бомбардировке?
Сегодня разобраться, кто же отдал безумный (как оказалось) приказ о превентивной бомбардировке Финляндии 25 июня 1941 года на 100% не представляется возможным. Причина банальна: отсутствие в свободном доступе, в научном, так сказать, обороте соответствующих документов. Переписка тогдашнего высшего руководства страны, протоколы заседаний, приказы, записи переговоров и т.п. за период нескольких месяцев до и после начала войны во многом скрыты от нас до сих пор в неведомых секретных архивах, причем на десятилетия вперед. И через сотню лет мы не имеем права знать всей правды о начале той войны, в том числе и по нашей теме. Давно нет тех людей, исчезло то государство, но все равно какой-то Мальчиш-Кибальчиш хранит некую высшую страшную тайну Красной Армии.
По словам маршала авиации Новикова А.А. идея о нападении была его, и Сталин ее одобрил. По другим источникам приказ о бомбардировке Финляндии поступил в ЛенВО (или уже Ленинградский фронт) из Генштаба 23 июня. С утра 22 июня по войскам западных округов действовала Директива №2: «границ с Румынией и Финляндией не пересекать, территорию не бомбить». На следующий день в войска поступила Директива №3: «Всеми силами обрушиться на врага и концентрическим ударом окружить и уничтожить…, овладеть районом Люблин… Армиям Северного фронта продолжать прочное прикрытие границы». Как видим, о «мощном концентрическом ударе по Финляндии» речи не было, угрозы с той стороны не предполагалось. Ранее мы ссылались на источник [32], где приводились такие слова: «Из Генштаба поступали сведения, что немецкое командование готовит авиаудары по Ленинграду, для чего сосредотачивает на финских аэродромах крупные силы авиации». То есть, на 23 июня в Генштабе откуда-то имелись абсолютно недостоверные данные (а как же всезнающая сталинская разведка?) насчет этих «крупных сил».
Вернемся к «Большому Плану». Генеральный штаб любого государства разрабатывает планы войны (он их просто обязан разрабатывать по определению) с соседями – и не только с соседями – в различных вариантах в зависимости от различных внешнеполитических и внутренних состояний государства. Почти мгновенная – менее суток – разработка совместной воздушной операции авиации двух флотов и Ленинградского военного округа, как принято сегодня говорить – «не имеет аналогов в мире». Речь может идти о длительной детальной проработке этого плана еще до войны. Но сами подобные документы на этот счет нам увидеть не суждено до скончания веков по высшим государственным соображениям. Вот и гадаем… Попробуем допустить, что эти авианалеты на нейтральную Финляндию производились действительно не по Большому Плану, а на основе имеющихся в советских штабах данных о реальной угрозе уничтожения Ленинграда немецкой авиацией. Если в Ставке и располагали разведданными на сей счет, то они в итоге оказались ложными (об этом немногим далее). Что же еще можно было предъявить Финляндии из имеющихся к утру 24 июня донесений из штабов Ленфронта, Балтийского флота и штабов их ПВО? Напомним:
1. Пролет на рассвете 22 июня 18-ти бомбардировщиков Ю-88 в сторону Шлиссельбурга с предположительным минированием истока Невы (о том, что в ночь с 21 на 22 июня самолеты люфтваффе сбрасывали донные мины на траверсе п-ва Ханко тогда не было известно);
2. Пролет в ночь с 22 на 23 июня также 18-ти бомбардировщиков Ю-88 со стороны Финского залива (возможно, со стороны Карельского перешейка) в Ленинградскую зону ПВО. Как оказалось, эта группа также занималась постановкой донных мин, но уже в районе Кронштадта. Один самолет был сбит, экипаж пленен, обнаружены карты города и конкретно Кировского завода;
3. Донесение начальника штаба ВВС ЛВО о пролете ночью 22 июня 14-ти неопознанных самолетов в районе Финского залива (похоже, это были все те же 18 Юнкерсов из п.2);
4. Доклады о двух воздушных боях советских истребителей с Ме-110 и Ме-109 в районе Выборга. Самолетов этих типов здесь не могло быть в принципе, но силуэт Ме-110 похож на только что поступившие в войска наши Пе-2, а Ме-109 легко было спутать с МиГ-3 и ЛаГГ-3. Из воспоминаний зенитчиков перед войной их не натаскивали различать силуэты немецких самолетов, надо думать, что и наших летчиков тоже [39].
Это все, что могло быть поставлено в вину немцам относительно их намерений по бомбежке Ленинграда в первые дни войны. Таких планов не существовало, реальные налеты начались с 6-8 августа. Как видим, Финляндия и финские аэродромы упоминаются только в контексте «Финский залив». Финляндии по факту предъявить было нечего вообще! Конечно, кроме богатого воображения авторов мемуаров. Неоднократно упоминавшийся ранее Новиков А.А. – тогдашний командующий ВВС ЛВО – утверждал, что это именно он еще 22 июня обращал внимание высшего руководства страны на опасность Ленинграду со стороны Финляндии. Придется взглянуть на политическую ситуацию в стране накануне и в начале войны. В те дни шли аресты среди высшего командного состава ВВС РККА и не только. Генерал армии Мерецков, бывший начальник Генштаба, отправленный 21 июня в Ленинград представителем Генштаба при ЛенВО, по прибытии на место был арестован и отправлен по этапу на Лубянку [40]. Новиков, безусловно, об этом обстоятельстве знал. Каждый генерал ВВС РККА в те дни не мог спать спокойно, и не столько по причине возможной войны с Германией, а сколько из-за этой серии арестов. 22 июня после Директив №1 и №2 наркома обороны (а значит самого Сталина) о запрете перелетать финскую границу Новиков никак не мог отправить в Москву свое предложение: «А давайте бомбанем Финляндию!». 23 июня в войска поступает Директива №3 о контрнаступлении мехкорпусов против центральной группировки противника. Ленинградскому фронту наступательных действий не производить, готовится к отражению возможных атак.
Решение по Финляндии принималось в Ставке и в Генштабе не позднее и не ранее вечера 23 июня – в том числе и если судить по срокам выполнения этого решения (в ночь на 24 июня в штабы авиадивизий и полков начали поступать полетные карты для налета на Финляндию). По журналу посещений Сталина [41] в ночь с 22 на 23 июня со Сталиным, в том числе встречался и начальник
штаба ВВС РККА Жигарев (с 4-35 до 6-10 утра). Потом вечером 23 июня он же имел встречу со Сталиным с 18-25 до 20-45 час. Похоже, именно во второе посещение Жигарева могло состояться то роковое решение по Финляндии. Но какие аргументы мог предъявить Жигарев Сталину? Выше мы привели эти четыре особо ничего не значащих в масштабах разворачивающейся огромной войны факта. Вечером 23 июня в Ставке ждали донесений о ходе исполнения Директивы №3, ждали победных реляций о занятии польских городов. Разговор с Жигаревым мог касаться именно этих событий по его ведомству – то есть по наращиванию ударов, может, перенацеливанию каких-то соединений и тому подобное. Ленинград тогда был совершенно далек от зоны боев, и сообщения о каких-то совершенно незначительных движениях вражеской авиации не должно было вызывать серьезной озабоченности. Сравните: 18 самолетов над Финским заливом и тысячи на западном направлении.
Но что-то послужило толчком к решению о начале бомбардировок территории Фиенляндии?! Допустим существование каких-то разведданных, лежащих на столе у Сталина – о переброске бомбардировщиков люфтваффе из Восточной Пруссии в Финляндию, о сосредоточении несметных воздушных сил для атаки Ленинграда и т.п. Эти данные вкупе с сообщениями Жихарева о подозрительной возне немецкой авиации в районе Ленинграда могли послужить толчком к этому роковому решению Сталина. Вот только никаких данных о наличии таких данных нет. Приходится подозревать блестящую операцию стратегического уровня немецких спецслужб по дезинформации советского руководства относительно намерений вермахта и люфтваффе и участия в этом деле Финляндии. Вот только нет никаких данных и по этой виртуальной спецоперации. Не было и её! Иначе бы один из шефов гитлеровской разведки Шелленберг не преминул бы упомянуть в своей послевоенной книге [42] об этой крупнейшей удаче по вовлечению Финляндии в войну. В той книге, где он смакует, в частности, операцию по выдаче Сталину в 1937 году материалов о заговоре Тухачевского. А уж «деза» о наличии в Финляндии накануне 22 июня сотен немецких бомбардировщиков была бы покруче этой «липы».
Получается, каких-то внешних и весомых причин для решения о воздушной атаке Финляндии не существовало. Решение принималось на основе данных (реальных данных) о сосредоточении немецких и финских войск для наступления на СССР. На волне сверхнаступательной Директивы№3 у Сталина родилось решение заодно проучить и Финляндию, показать «кто в доме хозяин», чтобы надоедливые и непокорные финны еще сто раз подумали, прежде чем начинать что-либо против Советского Союза. Воздушная операция подходила здесь как нельзя кстати. Советское руководство рассчитывало, что обезоруживающий всесокрушающий удар по аэродромам и инфраструктуре Финляндии приведет к неминуемому краху политической системы страны, к народным восстаниям и бунтам. Но что-то опять пошло не так.
Источники:
39. www.maxpark.com. Первые недели войны на Балтике. Призраки;
40. www. newsland.com. Почему дело маршала К.Мерецкова было уничтожено Н.Хрущевым?
41. www.ru.wikisource.org. Журнал посещений Сталина/1941г. – Викитека. 23 и 24 июня 1941г.;
42. Шелленберг В. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика. М., СП «Дом Бируни», 1991.
План «Б» для Ленинграда.
В нашей официальной исторической науке со времен Великой Отечественной войны принято считать, что именно «агрессивная сущность белофинской фашиствующей военщины» с особой силой проявилась в стремлении в войне-реванше 1941-1944 годов не только вернуть утраченное в ходе Зимней войны, но и присовокупить никогда Финляндии не принадлежащее. Между тем думается, что Финляндия после Московского мирного договора 1940 года вполне смирилась бы с утратой территорий (как смирилась она после 1944 года и живет припеваючи в тех самых границах, чего и нам желаем), но!.. Если бы не одно решающее «но» – это угроза поглощения страны Советским Союзом с его абсолютно неприемлемым для финнов большевистским режимом. Все в Финляндии в 1941 году помнили, как мгновенно, сразу после начала Зимней
войны в декабре 1939-го, в первом же занятом советскими войсками городке моментально возникло невесть откуда взявшееся коллаборационистское правительство Куусинена с его Финляндской демократической республикой. Тогда не получилось, но не было гарантий от попытки №2.
В Сталине, несмотря на весь его здоровый прагматизм, таился, как и в любом истовом большевике, вирус мировой революции, занесенный еще Лениным. Мировой революции – как эдакой идеи фикс, в плане расширения семьи (или лучше – лагеря) советско-социалистических республик, которые в идеале, когда-нибудь должны были объединиться в единую Всемирную Планету социализма, а еще лучше коммунизма. Отчасти и поэтому Сталин так настойчиво интересовался Финляндией, держа в уме ее предыдущую трехвековую принадлежность Российской империи.
Но вот в ноябре 1939 года, видя категорическую неуступчивость Финляндии в предлагаемом им вариантах обмена территориями, Сталин мог бы и отступиться – хотя бы и временно – сохранив лицо и отложив решение своих глобальных геополитических задач на год-два. В решении «вождя народов» навалиться на Финляндию уже в 1939 году, как бы завершая тем самым «освободительный цикл» Восточная Польша-Латвия-Литва-Эстония-Молдавия-Финляндия, таилась одна из редких стратегических ошибок Сталина. И, подчеркнем, будущая трагедия Ленинграда. Как же мог гениальнейший из провидцев не рассчитать события ближайших месяцев (не то чтобы лет) после начала военных действий против Финляндии?! Не смог (или не имел точных данных – в чем тоже его вина) рассчитать степень сопротивления его режиму армии и народа Финляндии, реакцию великих держав, да даже фактическую боеготовность (как оказалось очень низкую) своих войск. Но решение оставить в покое (до поры, до времени) Финляндию было бы совсем не в духе большевистской нахрапистой внешнеполитической традиции, да и самого Сталина. А жаль!
Мне возразят, что тогда Сталин не мог поступить иначе: конфигурация советско-финской границы представляла собой прямую и явную угрозу всей северо-западной системе обороны страны Советов и, особенно, Ленинградской промышленной зоне и базированию Балтфлота. Сталин, естественно, старался изменить эту конфигурацию в пользу СССР и ему это удалось.
Ну, что ж, посмотрим, насколько это верно. Да, на Перешейке даже после предлагаемой финнами уступке кусочка своей земли в районе Терийоки до Ленинграда им (и их возможным союзникам) оставалось бы всего 40-42 километра. Но мы забываем, что Ленинград был прикрыт мощнейшим Карельским укрепрайоном (КаУР) как элементом «линии Сталина». Преодолеть эту систему укреплений (которую можно было еще усилить с 39-го по 41-й год) было очень проблематично любой армии мира, не то, что финской. Кстати, в августе-сентябре 1941 года финская армия, выйдя сюда на старую границу, далее наступательных действий по преодолению системы КаУР (к тому времени разоруженной и частично демонтированной) проводить не сочла возможным.
Все западное побережье Ладожского озера с городами Кексгольм, Энсо, Сортавала и т.д. до марта 1940 года относилось к Финляндии, на озере действовала финская военная флотилия. В военно-стратегическом аспекте «нависание» финской территории над северной частью Ленинградской области, безусловно, представляло собой угрозу. И Сталин эту угрозу устранил по результатам Зимней войны. Но это совершенно не спасло Советский Союз в 1941 году от быстрого и унизительного поражения в результате наступления финской армии на Петрозаводск, Кексгольм-Сортавалу и на Ленинград. Не спасли ни сдвиг границы за линию Маннергейма, ни аренда Ханко, ни перенос границы от Ладожского озера вглубь Финляндии. Все, за что воевали зимой 39-40 годов, все десятки и сотни тысяч жертв, материальные потери оказались напрасны! Финны с 10 июля по 10 сентября оказались на своих старых границах на Перешейке и в Приладожье, прихватив заодно почти всю Карелию и выйдя к реке Свирь. В результате забота Вождя по обеспечению безопасности «колыбели революции» обернулась блокадой Ленинграда и
миллионами новых жертв. Так стоило ли «огород городить»?! Забота об обеспечение безопасности породила катастрофу. Других определений нет.
Назовем план Сталина по присоединению Финляндии к «братскому союзу республик свободных» планом «А». Сам его мы, разумеется, нигде не найдем, да и вряд ли он когда-либо существовал в каком-то оформленном виде, кроме как в голове у Сталина. Попробуем порассуждать о возможностях по реализации этого плана по аналогии с событиями 1939-1940 годов на вновь присоединенных к Советскому Союзу территориях. Небольшая вводная: пресловутая линия Маннергейма была реконструирована и перевооружена буквально перед Зимней войной благодаря напору и энергии маршала, настоявшего на выделении дополнительных ассигнований на эти цели из нищего бюджета страны. Без этой системы укреплений сценарий Зимней войны и ее финал вполне могли быть следующими.
Советские войска в течение недели с начала военных действий к 7 декабря 1939 года прорывают главную линию обороны на Карельском перешейке и выходят к Выборгу. Преодолевают последние защитные рубежи этого города-крепости и штурмом в несколько дней берут город. Дорога на Хельсинки открыта. Одновременно в средней части Карелии и Финляндии сопротивление финской армии также сломлено и Красная Армия устремляется к Ботническому заливу. В Хельсинки паника, идет спешная эвакуация правительства в Швецию. В городах, занятых Красной Армией проходят «стихийные митинги трудящихся», требующих установления советской власти в стране, что и декларирует правительство Куусинена. Вскоре Финляндская демократическая республика входит в состав СССР на правах еще одной республики Советов.
На берегах Ботнического и северной части Финского заливов, на Аландских островах тут же устанавливаются дополнительные береговые батареи и укрепления, улучшается военная инфраструктура страны, включая аэродромы. НКВД проводит зачистку населения, отправляя неблагонадежных, просто подозрительных и «бывших» в Сибирь. Ленинград, таким образом, защищен с севера и северо-запада абсолютно, от любой напасти.
Вот это и было бы для Сталина идеальным вариантом, планом «А».
Переходим к нашему плану «Б».
В ноябре 1939 года после уступки Финляндией Советскому Союзу «выступа у Терийоки» и нескольких островов (с соответствующей компенсацией) СССР более не выдвигает НИКАКИХ претензий, желательно с новым договором о дружбе и НЕВМЕШАТЕЛЬСТВЕ во внутренние дела. В этом случае у правительства Финляндии и парламента не было бы никаких причин и поводов для сотрудничества с нацистской Германией в военной сфере. Никаких от слова «совсем»! Здесь уместно провести аналогию с позицией соседней Швеции в мировой войне с ее заявленным нейтралитетом в любых конфликтах. Во время мировой войны Германия получала от шведов не только железную руду, но и лес, продукты деревообработки, другие материалы, и в структуре экспорта королевства Германия занимала примерно половину (как ни странно процентов 20 приходилось на оккупированную Бельгию). Львиная доля импорта Швеции приходилась также на Германию [43]. Но это, как говорится, бизнес – ничего личного. При этом к большевистской России в Швеции относились, мягко говоря, прохладно, но торговать не отказывались.
После войны никто из победителей не подвергал (по крайней мере, открыто) остракизму эту циничную позицию шведских властей. Так же счастливо чувствовала себя во время кровавой мировой бойни и нейтральная Швейцария. Точно также могла бы действовать и Финляндия в случае своего нейтралитета. Да, финны, как и шведы традиционно симпатизировали Германии (в Первую мировую войну на стороне Германии воевал батальон финских добровольцев, составивший впоследствии костяк офицерского корпуса Финляндии), но не более того: дружба дружбой, а табачок врозь! Финны спокойно, как и их соседи – шведы, поставляли бы свои цветные металлы, лес и все прочее обеим воюющим сторонам (в том числе и СССР), наживаясь на войне также как и все нейтралы. Да и где вы видели воинственного финна?! – они спокойны, рассудительны, даже, если хотите, слегка «заторможены»– об этом анекдоты слагают. Даже в хоккее финны просто так в драку не полезут – их надо очень хорошенько разозлить.
При отсутствии явной угрозы со стороны Финляндии стратегическая обстановка на всем северном фланге войны резко меняется. В интересах нашего исследования любопытно взглянуть на странные, даже загадочные эволюции обеих мехкорпусов (до 1500 танков) Ленинградского военного округа накануне и в начале Великой Отечественной войны. 1-й мехкорпус РККА дислоцировался в районе Псков-Порхов-Луга-Остров. 17 июня 1-я танковая дивизия корпуса получает приказ грузится в эшелоны и к 22 июня она уже выгружается на станции Алакуртти в Приполярной Карелии (Кандалакшское направление). После начала наступления немецко-финских войск (1 июля) дивизия в целом остается на месте, выделяя по приказу местного командования один-два батальона для отражения атак противника. К 10 июля дивизию опять грузят в эшелоны и везут обратно в южном направлении. По дороге по распоряжению Главкома Северо-Западного направления Ворошилова один танковый полк выгружается в Северном Приладожье для участия в безуспешных контрнаступлениях. Впоследствии все, что осталось от танков и бронеавтомобилей дивизии возвращается на «историческую родину» под Псков на Лужский рубеж для отражения немецкого наступления в этом районе.
Вторая танковая дивизия этого мехкорпуса (3-я тд) вместе с частями 163-й моторизованной дивизии того же корпуса с началом войны зачем-то была отправлена не на запад навстречу наступающим частям немецкой группы армий «Север», а в северном направлении под Ленинград в район Пушкино-Павловск и в итоге эта дивизия оказалась под Гатчиной. Затем уже из Гатчины эти бронетанковые соединения (но уже порознь) наконец-то отправились воевать с фашистами под Остров (укрепления «линии Сталина») – с обратным разворотом на южное направление. 3-я танковая дивизия была там «раздергана» местным командованием поротно и побатальонно – танки придавались стрелковым частям. Бронированный кулак в 350 танков БТ-7 (вообще-то новейших для того времени) свое же начальство превратило в «растопыренную пятерню» для затыкания дыр в обороне.
Еще один мехкорпус ЛенВО – 10-й мк – был сформирован на базе учебных танковых частей РККА, и его матчасть действительно была «устаревшей и изношенной». Но все равно большинство из 497 танков серий БТ и Т-26 корпуса могли самостоятельно передвигаться, что подтвердил загадочный марш, начиная с 22 июня, с места постоянной дислокации под Пушкино через Ленинград под Выборг. При этом, правда, десятки танков и грузовиков по дороге заглохли и застряли, но потом ремонтные службы их подобрали и ввели в строй. Обе танковые дивизии корпуса (21-я тд и 24-я тд), моторизованная дивизия (198-я мд) и 7-й мотоциклетный полк принимали отдельными подразделениями участие в попытке советского командования наступления через границу в сторону финского города Иматра. Но после бесплодных и безуспешных попыток с большими потерями с 6 июля танки корпуса возвращаются обратно на южную сторону Ленинграда (все в ту же их «родную» Гатчину), а уже оттуда под Псков навстречу группе армий «Север». Зачем тащили сотни танков в леса под Выборгом и Энсо? – очевидно для какого-то наступления на Южную Финляндию, но после нападения Германии с 22 июня планы резко пришлось менять. Иначе судорожные движения 10-го мехкорпуса (и 1-го мехкорпуса тоже) «туда-сюда» в сотни, а то и тысячи километров, с потерей при этом драгоценного моторесурса, объяснить невозможно.
В районе Пскова накануне войны было сосредоточено около тысячи танков РККА разных типов только 1-го мехкорпуса (722 танка в двух танковых дивизиях и 254 танка Т-26 в танковом полку 163-й мд). В южной зоне Ленинграда дислоцировался 10-й мехкорпус с его 500 танками (это не считая и там, и там, пушечных бронеавтомобией БА-10). Вся эта громада накануне и в начале войны с Германией была перетащена зачем-то в Карелию к границе с Финляндией, а не навстречу наступающим немцам, после чего в июле ее остатки вернули под Псков. В немецкой 4-й танковой группе, наступающей на Ленинград, по состоянию на 22 июня было порядка 600 танков разных типов, при подходе к Лужскому оборонительному рубежу их стало меньше (насколько – неизвестно, но ведь до Лужского рубежа этим танкам пришлось воевать против советского Северо-Западного фронта с его сотнями танков).
Если бы оба мехкорпуса в своем изначальном составе оставались на месте, то немецкая танковая группа, преодолев сопротивление советских войск в Прибалтике, встретилась бы на меридиане Чудского озера еще с более чем тысячей боеготовых танков уже Ленинградского фронта. Легкими танками в обороне особо делать нечего – их задача быть маневренным резервом командования фронта для парирования прорывов немецких танковых клиньев и для попыток собственных контрударов под основание этих клиньев. Если в реальных событиях лета 1941-го разрозненные части 10-го и 1-го мехкорпусов служили Ворошилову затычками для латания дыр в местах прорывов фронта немецкими танками и для поддержки пехоты в оборонительных боях, то имея на флангах своей позиции сосредоточенные заранее две танковые группировки по 500-700 танков каждая, любой полководец – даже самый тупой – сообразит, что не надо их делить на дроби, а надо долбить, как кувалдой по всему, что движется с той стороны фронта. Увы, этого не было, но могло быть даже при Ворошилове.
Более тысячи боеготовых танков на старой линии укрепрайонов (линия Сталина) это далеко не все, что могла бы дать Карелия для нужд советско-германского фронта. К 22 июня 1941 года советские войска на Севере от Мурманска до Ленинграда состояли из трех относительно небольших армий. На Кольском полуострове и в Приполярной Карелии это всего 4 стрелковые дивизии 14-й армии и уже упоминавшаяся 1-я танковая дивизия 1-го мехкорпуса. Далее на юг с разрывом фронта в сотни километров направление на Ухту-Кемь, Кестеньгу и Реболы прикрывала 7-я армия всего из трех стрелковых дивизий (по силе это, практически, только корпус). Западное Приладожье и Карельский перешеек «сторожила» 23-я армия из пяти стрелковых дивизий, но с корпусными артполками большой мощности. Сюда же под Выборг был переброшен с началом войны 10-й мехкорпус (две танковые и моторизованная дивизии, и мотоциклетный полк). Соединения и части были все кадровыми, довоенного формирования, полностью по штату вооруженные и снаряженные (за малым исключением по отдельным видам снабжения), пополненные личным составом и техникой с началом всеобщей мобилизации.
При нейтральной Финляндии наступление немцев на Мурманск становится малореальным предприятием – ведь преодолеть полосу в 30-50 километров округа финского Петсамо, которые отделяют Северную Норвегию с немецким горным корпусом от советской границы без международного скандала, а то и войны не получится. Какой-либо десант на советское побережье также малоперспективен при отсутствии соответствующих сил немецкого флота в данном районе. Сосредоточение двух немецких дивизий под Кайралами на Кандалакшском направлении тоже становятся невозможным. И вообще о прикрытии северного фланга своего наступления на Россию Гитлеру пришлось бы забыть.
