Анатолий Махавкин
Бездна
– Чё, педики! – завопил поборник культурного общения и ухватил крайнего парня за руку, приподнимая его со стула. – Давно вас не трахали?! А ну, поворачивайся!
Однако лицезреть требуемое нам было не суждено. Худосочная вобла уже оказалась на ногах и решительно направилась в сторону инцидента, легко перебирая циркулеобразными конечностями. Как ни странно, но никто из сидящих за её столиком не пожелал оказать женщине посильную помощь. Швед злорадно прошипел друзьям-водителям какую-то короткую фразу, и все трое громко расхохотались. Происходило нечто непонятное.
– Эй, хрен собачий, – сказала доска, приблизившись к братку на предельно допустимое расстояние, – хочешь что-то сказать – скажи это мне.
Тупая физиономия бультерьера в пальто уставилась на неё, а лапища отпустила руку «болоньевого» учёного, отчего тот без помех опустился на своё место, потирая пострадавшую конечность. Братан стоял, ворочая приплюснутой головой на короткой шее, и ржавые шестерёнки его мозга ворочались с таким скрежетом, что уши закладывало. Тощая баба, напротив, вела себя так, словно ничего сверхъестественного не происходило: просто подошла поинтересоваться, сколько градусов ниже нуля, как пройти в библиотеку и где, в конце концов, бабуля? На её физиономии появилась ухмылка, которую любой неуч, отдалённо информированный о существовании такой вещи, как психология, мог характеризовать как презрительную. Рефлексы братана с лёгким запозданием подсказали ему: на него, в натуре, наезжают, поэтому следует показать, кто тут дочь вождя. Он глухо заревел.
– Ты чё, сука? – спросил он, пытаясь ухватить женщину за ворот армейской куртки. – Ты типа врубаешься, чё творишь?
В следующую секунду крикун уже лежал на полу, хоть я так и не понял, как это было проделано. В своё время я ходил в школу айкидо, но, не почерпнув ни фига, покинул её через полтора года. Так вот, даже наш сэнсэй никогда ничего подобного не показывал. Выглядело это так: братан вытянул вперёд клешню, от волнения позабыв растопырить пальцы, и безмолвно рухнул на пол, скорчившись в позе зародыша. Тощая рыбообразная баба как ни в чём не бывало уже повернулась и пошла к своему месту. Примечательной, кстати, оказалась и реакция столиков: мы с учёными тихо офигевали от показанного фокуса, а остальные… Швед, подпрыгивая на стуле, что-то рассказывал своим коллегам, и, судя по хохоту, это был анекдот. Теодор Емельянович водил золотистым карандашом по листу бумаги, лежащему перед ним, и компания внимала каждому его жесту.
Крепкие парни, из тех, которые собирались вмешаться в разборку, подхватили лежащего братана и с явным усилием поволокли его в сторону тёмной драпировки, за которой, видимо, скрывался запасной выход. Как я заметил, немногочисленные посетители начали спешно заканчивать трапезу и едва ли не бегом покидать кафешку, бросая в нашу сторону встревоженно-любопытные взгляды.
– Эта женщина, – сказал Юрий, нервно потирая ладонями отвисшие уши, – не вызывает у меня никаких чувств, кроме страха. Когда они говорили об отрезанных ушах – мороз драл по коже, честное слово. Будто это не человек, а боевая машина.
– Быстро она его, – покачал головой Сергей. – В своё время хозяин моей точки нанял себе здорового жлоба, для охраны, говорил, вроде на него наезжают. Тот, конечно, был крутым парнем: кирпичи ломал руками, доски колол об лоб, ну и тому подобное. Но мне кажется, он этой швабре и в подмётки не годится.
– М-да, – промычал я, – если и остальные такое вытворяют, похоже, мы едем на войну.
– Круто, – отрыгнул нарик, сосредоточенно рассуждая о судьбе единственного уцелевшего окорочка в своей тарелке. – Я тоже типа так могу. В натуре, могу с одного удара свалить любого. Мы, конкретно, в Чечне учились, типа, у японца. Ниндзя, в натуре. Так он нам показал, как любого уделать.
Очевидно, поток подобной бредятины мог извергаться из него бесконечно, благо обдолбанный мозг не принимал в процессе никакого участия. Жаль, но имелся риск к концу путешествия начать щеголять шикарными словесами: «типа» и «в натуре». Всякая словесная ерунда, как я заметил, к сожалению, быстрее всего оседает в оперативной памяти мозга, торопясь извергнуться наружу.
В зал заглянул кореш удалённого с поля братана и недоумённо оглядел зал, пытаясь отыскать драгоценную пропажу. Не обнаружив искомого, он тупо потоптался в дверях и вывалился наружу. Однако всем было ясно: инцидент далёко не исчерпан, повелители мгновений чётко блюли свои понятия чести (или просто понятия), и посему происшествие ожидало некое продолжение. Лучше всего это понимал наш руководитель. Буркнув нечто повелительное, он поднялся и направился к выходу. Следом тотчас потянулись водители, дутыши и тощая вышибала со своим приятелем – по сравнению с ней коротышкой. Зверь задержался, отсчитывая подскочившему официанту несколько купюр из пухлого бумажника, а после подошёл к нам. Оглядев нашу компанию, он что-то пробормотал себе под нос и после, весьма разборчиво, произнёс:
– А вы, как я понимаю, собираетесь дожидаться ужина? – Он оскалил крепкие белые зубы, среди которых блеснул один золотой. – Хватит жрать, обеденное время кончилось, быстро по машинам. Если кто-то отстанет, никто его ждать не станет.
Выплюнув всё это в наши внимательные лица, он повернулся, оставив нас спешно подниматься из-за стола.
– Всю жизнь приходится куда-то торопиться, – вздохнул Юра, пытаясь расправить рукав своей ветхой одежонки, – кому-то подчиняться, терпеть унижения…
– Такова жизнь, – глубокомысленно заметил Сергей и достал пачку «Примы». – Как мне сказал один умный человек, мы или подчиняемся правилам существующей игры, или оказываемся вне игры. Попросту – в жопе.
– У меня такое ощущение, – мрачно высказался я, пребывая в самом отвратительном расположении духа, – будто мы направляемся прямиком в это самое место. Так сказать, следующая остановка – задница.
– Та не гони, брателла, – нарик, напротив, испытывал полную эйфорию, облизывая свои лоснящиеся пальцы, – всё будет тип-топ. В натуре, скоро мы отхватим малёхо деньжат и типа в кабак! Конкретно нагрузимся – в отруб. Клёво!
– Я лично собираю деньги на квартиру, – поёжился Юрик перед выходом на улицу. – Честно говоря, до крайней степени утомлён совместным проживанием с тёщей. Сущая мегера, день и ночь пилит меня, что я не приношу домой нормальных денег. Доходит до полного маразма: старая ведьма подговаривает жену развестись со мной и даже пытается найти ей богатого любовника.
– Стерва, – коротко бросил Серёга, закуривая. – Мне такая фигня знакома. Мы с моей именно из-за этого не ужились. Были бы бабки – не пожалел бы на киллера. Даже сейчас иногда с трудом сдерживаюсь, чтобы не навестить старую падлу.
– Ля, у вас напряг! – Нарик достал знакомую мне коробку и подзаправился. – Надо уметь расслабляться – и всё будет класс.
– А ты чего всё время молчишь? – поинтересовался у меня Сергей, выходя из состояния глубокой задумчивости. – Жизнь удалась? Или нечего сказать?
– Настоящему мужчине всегда есть что сказать, – нарика затрясло в приступе заторможенного смеха, – если он только настоящий мужчина.
– Настроение говённое, – пробормотал я, надвигая на лоб капюшон и пытаясь укрыться от назойливых снежинок, подхваченных порывом холодного ветра, – да и не люблю я трепаться до того, как всё кончится.
– Сглазить боишься? – понимающе кивнул Серёга. – У меня тоже такое есть. Как кто ляпнет заранее – аллес, не видать удачи.
– Какого хрена вы там тормозите?! – крикнул Зверь, высовывая голову в окно джипа. – А ну, быстро по машинам!
Но при посадке случилась заминка: когда около двери я начал пропускать нарика вперёд, он завопил, дескать, поедет у окна, а не то мне хана. Я уже собирался уступить, когда в открытую дверцу высунулся взбешённый Зверь и, ухватив протестующего парня за шиворот, втащил его внутрь, встряхивая, точно нашкодившего щенка. Щенок, ощутив силу хватки, притих и не сопротивлялся. Посему я спокойно занял своё место и забился в самый угол, наблюдая за воспитательной работой, которую проводил Зверь со скандалистом.
– Ты, ублюдок, ещё права мне собираешься качать? – Возникло ощущение, будто гигант вот-вот удавит убогого. – Я тебе сейчас прочитаю все твои права и обязанности. Ты имеешь право заткнуться и сидеть тихо, как петух у параши! А если ты не знаешь, как это делается, – я отдам тебя Шведу, и он по-быстрому сыграет свадьбу. Швед, поехали! Какого чёрта тянешь?!
Машина тронулась, и сквозь лобовое стекло я увидел другие автомобили, успевшие отъехать достаточно далеко.
Как выяснилось, мы находились на самой окраине селения, и высотные дома почти сразу сменились небольшими строениями пригорода. Не прошло и пяти минут, а мы уже мчались среди необъятных полей, тронутых сединой редкого снега.
К сожалению, я слишком поздно вспомнил о своём намерении узнать название посещённого городка и, обернувшись, увидел лишь размытый расстоянием знак, исчезающий за изгибом дороги.
– А что это хоть за город-то был? – не удержался я от вопроса в стремлении утолить своё любопытство.
– Мухосранск, – буркнул Зверь, оставив в покое обезумевшего от ужаса нарика. – Для тебя это не имеет ни малейшего значения.
Пришлось удовлетвориться этим ответом, поскольку никто другой отвечать не собирался. Спать больше не хотелось, разговаривать было не с кем: одни не хотели общаться со мной, с другими не хотел общаться я. Оставалось тупо пялиться в окно, наблюдая за однообразным пейзажем размытых дождями полей. Изредка на горизонте мелькали полоски лесных насаждений, слегка оживляя тоскливую картину осеннего бездорожья. Машин навстречу попадалось весьма и весьма немного, причём подавляющее большинство носило деревенско-раздолбанный характер. Ко всему прочему качество дороги начало резко ухудшаться, поэтому даже наши суперавтомобили перешли с размеренного покачивания на мелкую дрожь. По-моему, мы всё дальше забирались в какую-то невероятную глухомань. Вот только где именно находятся эти богом забытые места, я никак не мог понять. Ни единого мало-мальски заметного ориентира я так и не заметил, и даже солнце предпочитало скрываться в облачной пелене, не позволяя узнать хотя бы направление нашего движения.
– Нормально Вобла уделала того лоха! – внезапно выпалил Швед, желание которого потрепать языком буквально раздирало на части. – Я, конечно, знаю, ей палец в рот не клади, но чтобы с одного удара такого кабана… Хотя я до сих пор вспоминаю, как она работала в бойлерной с теми азерами.
– Когда ты её из брандспойта окатил? – хмуро спросил Зверь. – Временами мне кажется, будто у неё не все дома. Я как-то был у неё в гостях и сдуру полез в бар…
– А, это ты насчёт черепов? – Швед гулко захохотал, покачивая головой. – Психованная, собирает головы, варит их, а потом сушит! Чокнутая стерва!
– У меня тоже был один такой знакомый, – подключился к разговору Теодор Емельянович, – капитан. Так он был одержим идеей делать из вражеских офицеров чучелы, причём звание должно было быть не ниже его собственного. Он собирался ставить эти, так сказать, изделия в прихожей вместо подставок под зонтики и шляпы. Мило, не правда ли? Видимо, ненормального стоило отправить в дом умалишённых, но в штабе его чрезвычайно ценили, поэтому смотрели на подобные шалости сквозь пальцы.
– Ну и как, у него получилось? – давясь смехом, хрюкнул Швед.
– К сожалению, для него – нет, – покачал головой Теодор. – Во время одного из заданий ему отрезали голову.
– У вас, гэбэшников, много таких, чокнутых, – опять захохотал лысый, и Емельянович, взиравший на него поджав губы, изумлённо приподнял брови. – У меня тоже был знакомый, который работал у вас, в комитете, раньше. Добрый такой старичок, ласковый… Педик старый, приглашал к себе домой мальчиков, поил их какой-то дрянью и сношал во все дыры. Говорил, типа привык к этому, когда работал у черножопых. Утюг его крыл, потому что пердун имел выход на азиатских толкачей. Потом дедуля впал в полный маразм и собрался идти сдаваться. Пришлось его завалить.
– Я работал в ГБ? – спросил Теодор у Зверя, и тот молча пожал плечами. – Как много можно узнать о себе нового и интересного.
– Эт чё ещё за ботва? – спросил Швед, всматриваясь в зеркальце заднего вида. – Ещё и сигналят, козлы.
Действительно, откуда-то сзади доносились вопли клаксонов, словно нас догонял свадебный кортеж. Оглянувшись, я увидел два джипа, преследующие нас на огромной скорости, причём ведущая машина показалась мне очень знакомой. И не только мне.
– Узнаёшь? – спросил у Шведа Зверь, точно так же, как и я, разглядывая преследователей. – Тачка тех лохов, одного из которых уделала Вобла в кабаке. Очень настойчивые ребята.
– Хотят забить стрелу? – рассмеялся водитель. – Тогда мы – это то, что им нужно.
– А ну, подвинься, – бросил Зверь нарику и, отодвинув его мощным плечом, запустил руку в хвостовую часть машины, откуда достал массивный баул типа «мечта оккупанта», который так обожают туристы. Какие-то угловатые предметы, вроде клюшек для гольфа, оттопыривали ткань сумки. – Швед, ты что-нибудь имеешь при себе?
– Лишний хрен заднице не помеха, – пожал плечами лысый водитель, – особенно если собираешься тереть со всякими отморозками.
– Как я понимаю, намечается грубый вариант? – поинтересовался Теодор. – Ну, добро, будь по-вашему. – Он достал передатчик. – Заодно проверим готовность наших людей к нештатным ситуациям.
Пока Емельянович что-то вполголоса объяснял передатчику, Зверь открыл позвякивающий баул и потянул к себе гладкую рукоять. До этого я слегка заторможенно наблюдал за переговорами попутчиков, не совсем понимая, к чему идёт дело, и лишь в этот момент до меня дошло окончательно. Зверь аккуратно вставил в короткоствольный автомат обойму и легко передёрнул затвор. Стало быть, намечалась стрельба. Сердце мгновенно рухнуло в глубокую яму и теперь слабо трепыхалось на дне, затрудняя дыхание.
Открыв рот, я смотрел, как первый «калашников» перекочевал к Шведу, продолжавшему вести машину одной рукой. Второй автомат отправился к Теодору, взявшему его так небрежно, словно это был всего лишь муляж. Достав третье оружие, Зверь бросил взгляд на меня, потом на соседа и, тяжело вздохнув, закрыл молнию на сумке. Никакого чувства обиды я не испытал – одно облегчение. Слава богу, мне не придётся лезть под пули!
Два преследующих нас джипа пронеслись мимо и, обогнав головную машину, резко затормозили, перекрыв дорогу. Водители сильно рисковали: если бы скорость наших автомобилей была немного выше, их тачки могли бы пострадать. Впрочем, судя по всему, преследователям было наплевать на подобные мелочи. Теодор отдал команду, и наши джипы остановились, выстроившись в одну линию.
Из автомобилей, преградивших путь, выбрались рослые парни в пальто из тускло блестящей кожи и кашемира. Среди них я сразу узнал братка, нокаутированного Воблой в кафе. На его багровой физиономии красовались тёмные очки, а пухлые губы кривились в усмешке. В руке он держал пистолет. Из шести «бригадовцев» оружие было у четверых – два пистолета, автомат и помповое ружьё. Судя по той небрежности, с которой они держали средства самообороны, братки намеревались типа побазарить. К большому для них сожалению, с нашей стороны никто такого намерения не имел.
– Стрелять на поражение, – скомандовал Теодор в передатчик. – Сразу же, как только выберетесь из машин.
Чувство реальности происходящего изменило мне: я просто смотрел очередной сериал из жизни крутых, только в неведомой глубинке. По экрану телевизора забарабанил мелкий дождик, превращаясь в размытые водяные пятна, медленно ползущие вниз. Рядом крутил головой, позабыв прикрыть рот, наркоман в грязном плаще, а люди с автоматами открывали дверцы машины. Съёмка эпизода, видимо, шла в рапиде, поскольку люди двигались очень медленно. Один из братков, приехавших на разборку, так же медленно шагал в нашу сторону, сутулясь под моросящим дождём и пряча руки в карманах пальто. Прелюдия всё тянулась и тянулась, напоминая уже не замедленный эпизод, а какое-то кошмарное сновидение. Сердце на дне зловонной ямы растворилось в тошнотворной луже страха, и мне захотелось ударить кулаками по тусклому стеклу реальности, чтобы расколотить его вдребезги и вырваться наружу. Выпустите меня! Я хочу проснуться!
В отличие от завязки развитие сюжета происходило с такой скоростью, что я с трудом успевал ловить сменяющиеся кадры. Дверцы трёх джипов распахнулись, выпустив наружу семёрку вооружённых автоматами людей. Братки продолжали неподвижно стоять, недоумённо взирая на это непонятное им зрелище. Обиженный братан успел поднять свободную руку и растопырить пальцы, унизанные гирляндами тяжёлых гаек. Звонкие удары казались непонятным лязгом металла. Люди падали на дорогу, словно куклы, которых неведомый шутник сбросил с неба. Если они умирали, то делали это крайне неестественно. Станиславский, увидев такое, закричал бы в негодовании своё знаменитое: «Не верю!»
Не прошло и полминуты, а все братаны уже лежали на грязном асфальте.
Один из джипов выпустил струю чёрного дыма и попытался дёрнуться, но подскочившая Вобла вогнала в приоткрытую дверь короткую очередь. Судя по всему, и последнему «стрелочнику» пришёл кирдык. Наши бойцы неторопливо шагали между трупов, внимательно всматриваясь в мёртвые лица. Приятель Воблы остановился и одиночным выстрелом прекратил едва заметную судорогу одного из лежащих.
– Хана, – коротко сказал нарик, шумно сглатывая слюну.
Вдруг в открытой двери появилась физиономия взбешённого Зверя.
– Вам что, вашу мать, особое приглашение надо?! – рявкнул он и выдернул меня наружу под короткие уколы холодных дождинок. – А ну, бегом жмуров таскать! Или, может, я их сам должен перетаскивать?!
События приобретали совсем неприятный оборот: с трудом поднимая заплетающиеся ноги, я захромал к лежащим в грязи телам, от которых в кювет медленно стекали ярко-красные полосы. Юрик и Серёга уже были здесь: схватив покойного братана за руки за ноги, они впихивали промокший труп в один из джипов. На лице Юры застыло тихое отчаяние. Сергей, повернув лицо ко мне, едва слышно матюгнулся. На большее он не решился, покосившись на одного из водил с автоматом на изготовку, стоявшего рядом.
– Ну, потащили? – деловито осведомился нарик, остановившись около покойничка.
Взглянув в стекленеющие глаза мертвеца, я ощутил сосущее чувство в животе, но делать было нечего, приходилось подчиняться. Ухватив труп за лодыжки около дорогих туфель, измазанных грязью, я с трудом приподнял тяжёлое тело. Наркоман, дыша, как накуренный паровоз, топал сзади, бормоча нечто неразборчиво-неприличное.
Труп мы кое-как уложили на пол машины, и, пока нарик, посапывая, выбирался наружу, я успел прихватить кое-что любопытное, а именно: тяжёлый тупоносый пистолет, выпавший из кармана кожаного пальто. Его я тотчас сунул за пояс джинсов и огляделся – никто не успел заметить мою находку? Вроде никто – Швед махал рукой, дескать, быстрее, а больше никому до нас не было никакого дела. Подстёгиваемый сокрушительными ударами сердца, я едва не вылетел наружу. Удары ледяных дождинок перестали меня раздражать, а все мысли занимал только тяжёлый предмет, оттягивающий пояс.
Иметь оружие, как мне кажется, сокровенное желание каждого индивидуума, носящего штаны и бреющего физиономию. К сожалению, это желание вступает в определённое противоречие с некоторыми статьями Уголовного кодекса, за соблюдением которых следят люди, имеющие оружие. Жуткая несправедливость!
Остальные тела мы загрузили так быстро, что единственное, сохранившееся в памяти, – ловкость, с которой нарик содрал золотой браслет с мощной руки одного из покойников. Чувствовался профессионализм.
– А ну, валите отсюда! – скомандовал Швед и, отдав автомат Зверю, полез за руль осиротевшей машины.
Два джипа, доверху набитые покойниками, съехали на обочину. Вряд ли кто-то подойдёт к этим крутым тачкам и поинтересуется, чем конкретно заняты их хозяева. А когда содержимое летучих голландцев будет обнаружено, отыскать убийц окажется очень непросто. Такие мысли приходили мне в голову, пока я занимал место в уютном салоне, нервно поглаживая пистолет, упирающийся в бедро. Единственное, чего я сейчас опасался, так это что смертоносная машинка может сама по себе бабахнуть, продырявив ногу. Зато в игре появился никем не учтённый фактор, который я мог использовать для самозащиты. Если только успею… С братанами расправились очень быстро. Никто не пытался поговорить, объясниться, извиниться, в конце концов. Щелчок затвора – треск автоматов. Вот и весь разговор.
От всего этого становилось не по себе. Особенно когда я попытался ответить себе на один простой вопрос: на кой хрен в научной экспедиции столько автоматического оружия и людей, способных его применять? Какова цель поездки, если для её достижения можно, ничтоже сумняшеся, прикончить семь человек?
Вопросы эти в одночасье вылетели из моей головы, когда Зверь, пофыркивая, словно морж, заполз в кабину и подвинул нарика ко мне. Следом занял место Теодор Емельянович. Как я заметил, своё оружие он отдал гиганту ещё снаружи и теперь тщательно протирал руки чистым белым платком. Должно быть, платок был пропитан одеколоном, так как по салону плыли волны какого-то терпкого запаха. Осматривая идеально чистые руки, Теодор недовольно ворчал:
– Всё это – грязь. Ненавижу участвовать в избиении младенцев, а эти ребята – сущие телята или, по вашим определениям, лохи.
– Никто не спорит, – равнодушно пожал плечами Зверь, укладывая оружие в баул. – Скорее всего, сынки каких-нибудь мухосранских шишек. Привыкли кататься на тачках, потрахивать своих шлюшек и бить мордасы всем, кому ни попадя. Провинция, одним словом.
– Наша стерва всё-таки успела отрезать парочку ушей, – восторженно сообщил Швед, плюхнувшись на своё место. – Вылажу из тачки, глядь: а у одного жмура уже чего-то не хватает. Когда только успела?
– Эти наклонности… – недовольно поморщился Теодор. – Поехали. Мне хотелось бы успеть до заката, а времени осталось в обрез.
– Какая разница? – Зверь покачнулся, когда джип рванул вперёд. – Там-то всё равно, день или ночь.
– Прежде чем угодить туда, – Емельянович особо выделил последнее слово, – нам предстоит удалить полтора метра слежавшейся мокрой почвы. Если не успеем засветло, придётся работать при свете фар.
– А сколько осталось до места-то? – Уши Шведа, подобно локаторам, поворачивались из стороны в сторону, улавливая каждое слово.
Теодор зашелестел бумагой, а Зверь, наклонившись вперёд, начал давать ему советы, но так тихо, что я ничего не мог разобрать. Наконец они сошлись во мнении, определив искомое расстояние в семьдесят километров. Судя по спидометру, скорость держалась на уровне полутора сотен, поэтому ехать оставалось не так уж и долго.
Непроизвольно поглаживая спрятанный пистолет, я пытался представить себе то место, куда мы едем. Почему-то понятие «пещеры» вызывало у меня образ подпирающих небеса скал, у подножия которых чернели отверстия, ведущие в неизведанные глубины. В общем, некое подобие Морийского царства.
В чём-то я оказался прав.
– Есть какие-нибудь особые приметы? – спросил Зверь после долгого молчания. – А то как бы не пришлось увязнуть в этой глухомани надолго.
К этому моменту мы успели свернуть с относительно пристойной дороги на просёлочный тракт, представлявший собой невообразимое месиво из грязи и каких-то булыжников. Пожалуй, здесь могли пройти только танки, да ещё, может, машины, подобные нашим. Даже эти сверхмощные джипы временами бесполезно ворочались в потоках жидкой грязи, пытаясь вырваться из липкого плена. Стеклоочистители работали на пределе, с трудом удаляя грязевые нашлёпки с лобового стекла. Швед непрерывно матерился и скрипел зубами. Его лысина стала багровой.
– Не совсем приметы, – Емельянович оставался спокоен, – скорее ощущения. Каждый, кто хоть раз побывал там, всегда чувствует приближение к порталу. Это – как зуд внутри тебя. Обычно он слаб и практически не ощущается, но чем ближе врата, тем мощнее становится. Он становится всё сильнее и исчезает только в точке врат.
Слова, которые он произносил, становились всё более плавными и напевными, точно он засыпал. Потом его левая рука медленно поднялась, чтобы резко обрушиться на плечо яростно пыхтящего Шведа. От неожиданности тот нажал на тормоз, и джип, клюнув носом, остановился.
– Здесь, – сказал Теодор и некоторое время сидел молча, рассматривая ничем не примечательный участок абсолютно голого поля. Другие машины, уехавшие было вперёд, тоже остановились и начали сдавать назад. Их колёса утопали в грязи едва ли не по верхние края дисков. Когда двигатели заглохли, наступила полная тишина. Прекратился даже дождь, барабанивший по крыше, а быстрый ветер начал разгонять пелену туч, сковывающих тёмно-синее небо.
– Ну и? – спросил Швед, вытягивая короткую шею и ворочая круглой головой, очевидно в попытке разглядеть хоть что-нибудь. – Ни хрена тут нет.
Вместо ответа Теодор открыл дверцу машины и некоторое время сидел без движения. Как я заметил, его тонкие ноздри жадно втягивали холодный воздух, точно он пытался уловить некий, хорошо знакомый ему запах, приносимый промозглым ноябрьским ветром. Потом руководитель поднял правую руку и негромко приказал:
– Дай мне лозу.
– А как же тот зуд, о котором ты говорил? – поинтересовался Зверь, извлекая из-за пазухи нечто тонкое и блестящее, похожее на скрученную проволоку.
– Так вернее. Иначе мне придётся очень долго блуждать по этой грязи, отыскивая нужную точку, а времени у нас в обрез.
– Может, стоит тогда выпустить нашу учёную братву? – Проволока перекочевала в руки Теодора, и тот начал изгибать её, превращая в диковинное подобие бабочки. – Пусть начинают отрабатывать свои деньги.
– Если бы я ещё знал, какую именно вещь им нужно искать. – Емельянович выбрался наружу и направился прямиком в чистое поле, поворачивая из стороны в сторону своё загадочное приспособление. – Впрочем, пусть достанут какие-нибудь приборы, фон снимут, что ли…
Зверь легко вымахнул из джипа и направился к автомобилю, где, очевидно, располагались болоньевые дутыши. Не прошло и минуты, а учёные уже начали вытаскивать из машины какие-то ящички, подключая их друг к другу многочисленными проводами. Один учёный умело устанавливал треногу, на конце которой ослепительно сверкала серебристая тарелка антенны, уставившаяся в стремительно темнеющее небо, уже пробитое множеством ярких звёзд.
Но моё внимание было поглощено не этой суматохой, а одинокой фигурой в чёрном бушлате, медленно бредущей по полю. Казалось, человек не имел определённой цели и блуждал по случайной траектории. Так вдребезги пьяный пытается добраться домой по короткой, но очень широкой дороге. Проволочное кружево в приподнятых руках казалось странно живым. Присмотревшись, я понял почему: оно непрерывно двигалось из стороны в сторону, мелко вибрируя.
– Курануть бы, – тоскливо протянули у моего уха, и я отвлёкся, взглянув на нарика, тоскливо уставившегося в опустевшую коробочку. – Ща как дунул бы, да так, чтобы крышу вырвало! На прошлой неделе кореша план привезли – Кубанский! Рубит на раз! Жалко лавэ нету, а то купил бы нефиг делать.
Очередной бред, не имеющий ни начала, ни конца. Я отвернулся от грезящего наркомана и увидел кое-что интересное: лоза в руках Теодора превратилась в нечто полупрозрачное, размытое от скорости и с оглушительным свистом улетела в тёмное небо. Емельянович покачнулся, но сумел сохранить равновесие, сделав лёгкий взмах обеими руками. Зверь уже бежал к нему, а за ним неслись учёные, волоча какие-то ящики, ощетинившиеся уродливыми микрофонами. До нас донеслись возбуждённые крики охотников, напавших на след долгожданной добычи.
– По-моему, нашли, – сказал я, помимо своей воли ощущая возбуждение. Наконец-то я увижу цель нашего путешествия.
– А мне до задницы, – сказал нарик, но тем не менее тоже уставился в ту сторону, где группа людей что-то горячо обсуждала. – Мне лишь бы лавэ быстрее отвалили. Я тогда сразу накуплю себе дури побольше и как заторчу! Уже скоро! Я уже макли набил с нужными барыгами, отменную дурь должны привезти!
Отчасти из любопытства, отчасти из-за того, что этот вздор достал меня до крайности, я выбрался из машины и пошёл в сторону полевого консилиума. Внезапно кто-то сильно дёрнул меня за рукав куртки, едва не оторвав его напрочь. Как выяснилось, это был Швед с двумя лопатами в руках. Одну он, не говоря ни слова, вручил мне, а второй, судя по всему, собирался воспользоваться сам. По крайней мере, физиономия его выражала лишь крайнюю степень недовольства. Такого, какое и должна отражать морда лица человека, которому предстоит ковырять лопатой в мокрой слежавшейся земле. Следом ковылял нарик, недоумённо разглядывая инструмент в своих руках. Этот гробокопатель выглядел так, словно видел сие садо-огородное приспособление первый раз в жизни.
Неожиданно стало очень тесно, потому что на узком пространстве грязевого пятачка, вытоптанного ногами десятка людей, злые индивидуумы с лопатами в руках начали остервенело вгрызаться в тело земли. Со всех сторон доносились громкие команды и ещё более громкие ругательства.
Нам предстояло разрыть участок трёх метров в диаметре и глубиной не менее полутора метров. Это был тихий ужас, заполненный тяжёлым дыханием, ледяным ветром, забирающимся под куртку, и водопадом холодной воды, вновь хлынувшей с неба. Со стороны эта картина должна была очень напоминать ускоренное воспроизведение давнего клипа Сергея Галанина, в котором несколько психопатов зачем-то роют яму в пустынном месте.
Я не обращал внимания на темноту, окутавшую нашу компанию, пытаясь удержаться на ногах в потоках плещущей грязи, и при этом заставить непокорную лопату выполнять возложенную на неё работу. На какой-то период в нашей компании самым употребительным стало короткое словечко, обозначающее девицу лёгкого поведения. Оно произносилось непрерывно, слившись в единое непристойное бормотание. Будь земля посуше, мы уже давно прорыли бы тоннель к самому центру планеты, а сейчас просто бесполезно топтались на дне неглубокого грязевого бассейна.
Люди, орущие вокруг меня, временами поскальзывались и падали в мутную жижу, поднимая фонтаны брызг. И вообще попытка устоять на ногах отнимала намного больше сил, чем сама работа. Некоторое время мне удавалось сохранять вертикальное положение, пока какие-то грязевые боги не решили, что незачем делать для кого-либо подобные уступки. Обе мои ноги одновременно поехали вперёд, в то время как задница, засомневавшись в компетенции Ньютона, решила проверить действие закона всемирного тяготения на практике. Короче, я упал в жидкую грязь, холодную, словно лёд. Едва не захлебнувшись, я ощутил под своей пятой точкой какую-то твёрдую хрень вроде камня. Кто-то, стоявший рядом, автоматически воткнул обросший комьями грязи штык лопаты рядом с моей головой.
