Анатолий Махавкин
Бездна
– Садись в машину. – Теодор Емельянович говорил абсолютно спокойно, даже не поворачивая головы в сторону нового собеседника и не вынимая рук из карманов бушлата. – Если ты ещё хоть раз подойдёшь ко мне и вообще если я увижу тебя праздно шатающимся, никаких денег ты не получишь вовсе, а отправишься прямиком на ту помойку, где я тебя подобрал. Думаю, там ты довольно быстро сдохнешь от ломки.
– Спокойно, брателла, не гони волну. – Парень пытался сохранять образ крутого чувака, но голос его подвёл, взвизгнув, словно несмазанные петли. – Я типа понял.
Как только парень ретировался, Теодор опустил тяжёлый взгляд серых глаз на меня и произнёс, с явно ощутимым нажимом:
– Вы тоже должны занять своё место в машине и не выходить до отправления. Это понятно?
– Понятно, – пожал я плечами, – чего тут непонятного. Только аванс жене отдам и назад. Вон она стоит, денег ждёт.
Меня действительно ждали, причём с распростёртыми объятиями, дабы облегчить неподъёмную ношу части мирового зла, переложив её в собственный кошелёк. После этого супруга торжественно вручила мне мою сумку и, совершенно неожиданно, крепко обняла. Как ни странно, когда она поцеловала меня, я заметил на её глазах самые настоящие слёзы. Ну ладно, человек я действительно неплохой, и, возможно, меня даже вспомнят. Пару раз. Пытаясь сообразить, когда же я принесу остаток денег.
Обнимаясь с женой, я вдруг обратил внимание на приземистое серое здание за её спиной. На металлическом заборе, окружающем продолговатую коробку дома, висела ржавая табличка: «Экспериментальная лаборатория ядерной физики». Пока я изучал длинное название, из строения выбрались четверо парней в уже виденных мной болоньевых куртках с жёлтой эмблемой и поволокли в сторону джипов гробообразный ящик со знаком радиоактивности на боку. Мозг, страдавший от депрессивно-похмельного синдрома, отметил этот факт и почти мгновенно о нём забыл, мечтая лишь об одном – скорее добраться до вожделенного кресла и, откинувшись на мягких (конечно же!) подушках, подремать.
Поэтому, попрощавшись с женой, я чуть ли не бегом направился в сторону указанной мне машины, едва не столкнувшись с высокой женщиной, поражающей как своим ростом, так и своей худобой. Лицо её напоминало топор, на синеватой поверхности которого горели два зелёных глаза, а плотно сжатые губы делали рот похожим на щёлку. Коротко стриженные волосы позволяли разглядеть кожу черепа, а каких-либо косметических средств я не заметил вовсе. Одета эта щепка была в одежду армейского образца, из-за чего я поначалу вообще не понял, кто именно передо мной, и лишь определённо женский голос расставил все точки над «i».
– Ты, козёл, смотри, куда прёшь!
– Прошу прощения, мадам, – муркнул я, пребывая не в том настроении, чтобы с кем-то (а в особенности с этой воблой) ссориться.
– Придурок, – буркнула она и, забросив за спину небольшой баул, столь же тощий, как и его хозяйка, зашагала к среднему джипу.
Стало быть, она тоже едет с нами. Весьма пёстрая получается компания, однако. Чем же мы всё-таки будем заниматься? Вопрос этот, возникнув, некоторое время неподвижно висел в безвоздушном пространстве равнодушия. Распахнув дверцу джипа, я вскарабкался в огромный салон и блаженно развалился на кожаных и невероятно мягких (YES!) подушках. То, что надо несчастному, измученному пьянством организму. Сумку я зашвырнул под ноги и приготовился к долгому путешествию, во время которого пары алкоголя будут медленно покидать моё тело. Однако ожидаемая дремота не торопилась приходить, вынуждая мысли лягушками скакать по раскалённой поверхности черепа, недовольно шипя при каждом касании плавящейся кости.
О чём были эти мысли, я и сам затруднился бы сказать – какая-то мешанина, напоминающая неряшливо сделанный оливье – нечто, неразборчиво мелкое, покрытое толстым слоем майонеза.
Я продолжал страдать от непонятных похмельных фантазий, когда дверца машины распахнулась и на место водителя плюхнулся огромный парень в кожаной куртке. Гладко выбритая голова замечательно отражала красный огонёк индикатора над дверью и плавно переходила в короткую шею. Башка, определённо просящая какого-нибудь пирожка, повернулась, и мне явилась физиономия боксёра, но не того, который прыгает на ринге, а скачущего на поводке около хозяина. Перебитый нос хрюкнул втянутым кислородом, а крохотные глазки тупо уставились на меня, пока расплющенные губы пытались изобразить некий оскал.
– Привет, браток, – сказал этот собакочеловек, и я сообразил, что его гримаса означала дружелюбный настрой, он, может, и хвостом вильнул бы, но, как мне было известно, щенков этой породы купируют в младенческом возрасте. – Чё, решил со Зверем тусануться?
Грешным делом, я подумал, будто он имеет в виду себя, уж больно всё сходилось. Поэтому я булькнул нечто неразборчиво-одобрительное, но и этого бритоголовому оказалось достаточно. Он гыгыкнул, тут же утратив ко мне даже тень интереса, и начал возиться с магнитолой, пытаясь изнасиловать её флешкой. Как только у него это получилось, я тотчас сообразил, почему несчастный аппарат столь настойчиво сопротивлялся вторжению в свою интимную жизнь. Нарочито хриплый голос затянул скорбную историю некоего братка, обиженного всем белым светом. Речь, очевидно, шла о лице нетрадиционной ориентации.
Когда эта песня сменилась другой, с не менее печальной историей, в салон автомобиля протиснулся давешний крутой парень в болотном плаще и, посапывая разодранным носом, начал осматриваться, бормоча:
– Ну это типа круто, в натуре, некисло, но я-то гонял на тачках и покруче.
Насколько я разбирался в колбасных огрызках, водить машины покруче этот парень мог разве в своих наркотических бреднях.
– Ты не устал стоять раком? – послышался голос, исполненный мощи и уверенности в своих силах. – Хоть для тебя, очевидно, это поза привычная.
Нарик было вскинулся, но тут же опал, увидев, кто к нему обращается. Следом за ним в машину протискивался, с трудом размещая широченные плечи, тот самый мужик, на которого я обратил внимание, ещё когда мы только приехали сюда. Глаза исполина казались странно живыми на высеченном из камня лице. Зрачки непрерывно перемещались из стороны в сторону, будто их обладатель всё время ожидал нападения. На лбу гиганта выделялась глубокая впадина давно зажившего шрама, и ещё один, не столь ужасный, пересекал обе губы, опускаясь на подбородок.
– Ты двигаешься? – поинтересовался мужчина и протянул вперёд ладонь, напоминающую средних размеров лопату. – Если нет, я могу тебя подвинуть.
Салон джипа был невероятно широк: я со своим средним ростом мог бы запросто лечь на сиденье не сгибая ног, однако, когда гигант расположился, всем нам стало слегка тесновато.
Бритоголовый повернулся и, радостно оскалившись, прогундосил:
– Эй, Зверюга, зашибём деньжат слегка? – Он постучал кулаками по рулю, что, очевидно, выражало крайнюю степень его щенячьего восторга. – Давно я червончик-другой не рубил!
– Заткнись, – недружелюбно откликнулся гигант, откинувшись на спинку кресла. – Засунь свой язык в задницу и помалкивай.
Из этой содержательной беседы я, однако, умудрился сделать несколько умозаключений: во-первых, Зверем звали не водителя, а этого великана; во-вторых, сумма в три тысячи баксов не была чем-то сверхъестественным, потому как остальные получали явно значительно больше, ну и последнее – некоторые из нашей пёстрой компании знали друг друга до этой радостной встречи. Сделав эти выводы, мой мозг выбросил транспарант «Перегрузка» и временно завис.
– Зверь, – не унимался бритоголовый, – а что это за крендель с тобой? Я видел, как он базарил с Утюгом, так тот к нему со всем почтением! Первый раз вижу, чтобы Утюг так стелился. Чё я подумал…
– Швед, – тяжело вздохнув, отозвался Зверь, – если ты до сих пор не понял, так я тебе поясню: деньги тебе платят за то, что ты крутишь баранку, а думать за тебя другие подписывались. Поэтому сиди и помалкивай.
Лысый обиженно хрюкнул и, закурив, выпустил в открытое окно длинную струю дыма. Но не успел он сделать и пары затяжек, как занял своё место последний член нашего автомобиля. Теодор Емельянович захлопнул дверцу и, оглянувшись, оценил собравшуюся компанию. Кивнув каким-то своим мыслям, он отрывисто бросил бритоголовому:
– Выключи эту дрянь и немедленно перестань курить.
– Да ты чё! – Швед так и вскинулся, подпрыгнув до потолка. – Ты за кого… У-ух! – Последнее относилось к Зверю, который, просунув руку между сиденьями, впечатал свой кулак в спину водителя, бросив того на штурвал.
Хватая воздух слюнявыми губами, лысый повернулся.
– Швед, это было последнее предупреждение, – медленно сказал гигант и, взяв водителя за лацкан куртки, притянул его к себе: – Ещё одно слово – и я просто оторву твою дурную башку. Уясни это.
Теодор всё это время сидел так, словно происходящее его никоим образом не касалось. И только когда последнее слово Зверя повисло в воздухе почти реальной дубиной, занесённой над головой водителя, Емельянович достал из кармана бушлата коротковолновый передатчик и, нажав на кнопку, сказал:
– Отправляемся.
Бритоголовый очень тихо высказал своё недовольство чьей-то матерью и нервно выбросил в окно почти целую сигарету. После этого хрип, повествующий о злосчастном побеге очередного уркагана, был грубо прерван на самой задушевной сцене, в которой то ли волк грыз беглеца, то ли наоборот. Машина почти беззвучно качнулась и плавно двинулась.
Парень в болотном плаще начал рыться в карманах своего грязного одеяния и извлёк потрескавшийся пластиковый футляр жёлтого цвета с изображением креста и полумесяца. Как выяснилось, коробочка хранила целый выводок крохотных пилюль, некоторое количество которых тут же переселилось в рот нарика. Зверь презрительно покосился на него, но промолчал. Теодор же, от которого манипуляции парня тоже не укрылись, сказал в пространство:
– Ранее курение кокаина было прерогативой исключительно аристократии, привычкой, превращённой в своеобразный ритуал, недоступный простонародному быдлу. Время многое изменило…
– В Чечне многие ширялись, – заметил нарик, блаженно улыбаясь, – а на Донбассе был полный беспредел.
– Вот только не говори, что ты был в Чечне, – хмыкнул Зверь, отворачиваясь к окну. – Мясо.
– Мы таких быстро опускали, – затряс лысый покатыми плечами в приступах хохота. – Педик, самый натуральный.
Поскольку меня никто не трогал, я предпочёл сидеть тише воды, ниже травы. Ещё не хватало, чтобы они добрались до моей скромной персоны. Нарику же было по фигу. Он продолжал счастливо улыбаться, а в уголке его рта появился блестящий клок слюны и медленно пополз вниз. Зрелище ещё то, особенно учитывая моё нездоровое состояние. Пытаясь удержать содержимое желудка, я отвернулся к окну и увидел в тусклом стекле отражённый блеск клинка.
– Если ты, урод, наделаешь под себя, – ласково сказал Зверь, и от его приветливости мне стало холодно, – я отрежу тебе голову. Уразумей это своей прокуренной башкой, пока она ещё на месте.
– Та не гони, чувак! – засмеялся наркоша. – Меня прёт, а тут ты со своим ножичком.
– Отключи его, – посоветовал Швед, – и забрось назад, там мешки какие-то. На кой хрен вы вообще этого говнюка взяли?
– Не твоё дело, – огрызнулся Зверь.
Я повернулся как раз в тот момент, когда кулак гиганта состыковался с подбородком нарика, после чего тот сразу притворился трупом. Ещё одно простое движение – и это трупоподобие отправилось в заднюю часть салона, где и упокоилось с миром. Окончив дело, Зверь внимательно посмотрел на меня, и я подарил ему самую беспечную улыбку, на которую только был способен.
– Сиди тихо, – сказал Зверь. – Шума здесь от тебя, конечно, меньше всего, но на всякий случай запомни: места сзади очень много.
– Всё понятно. Я просто подремлю.
Откровенно говоря, я ощущал себя не в своей тарелке. С такими резкими парнями я встречался весьма редко и старался держаться от них как можно дальше. Смотреть, как они ищут приключений на свою задницу в каком-нибудь сериале, – очень интересно, а вот самому участвовать в подобных мероприятиях – прошу прощения, ошиблись адресом. Когда тебя просто так, за плохое поведение могут огреть по чайнику и уложить отдыхать в багажник, не радуют даже обещанные три штуки. То ли от продолжающегося похмелья, то ли от волнения меня начало слегка трясти, так что после того, как Зверь просверлил во мне взглядом крохотную дырочку, я с трудом сумел взять себя в руки. Естественно, ни о какой дремоте и речи быть не могло.
Закрыв глаза, я попытался успокоиться и заодно поразмыслить кое над чем весьма интересным. А именно: куда могут ехать люди, без раздумий применяющие силу при малейшем нарушении дисциплины? И самое главное: на кой чёрт им понадобился я? Неужели такой громила, как Зверь, не в состоянии самостоятельно перетащить пару ящиков, положив сэкономленные деньги в карман? Или Шведу не нужны лишние три штуки? Что-то здесь не стыковалось, а вот что, я никак не мог сообразить.
Внезапно мне очень захотелось домой. И пусть супруга пилит дни и ночи напролёт. В конце концов ей надоест, и она успокоится. Я попросил бы остановить машину, но внутри меня зрело ощущение, что эту просьбу оставят без внимания, лишив меня даже видимости свободной воли.
– Я изучил карту, – сказал Зверь деловым тоном, – по-моему, стоило бы поподробнее остановиться на участке пятнадцать.
– Это где? – спросил Теодор. – Разбили на свои дурацкие секторы, пронумеровали… Прежние названия были куда выразительнее, да и запоминались не в пример лучше.
Послышался шелест разворачиваемой бумаги.
– Пятнадцатый участок – это здесь. – Очевидно, Зверь указывал собеседнику означенное место. – Я думаю, если обойти колонну, то можно спуститься по колодцу на шестой уровень, минуя пещеру в шестнадцатом. Колодец же сквозной?
– Иногда, – усмехнулся Теодор. – Я читал в источнике, как он периодически перекрывается какой-то мембраной. Периодичность перекрывания и характер мембраны неизвестны. Готов рискнуть – пожалуйста, но только без меня. Да, идти через зал Криков – огромный риск, но там я, по крайней мере, знаю, чего ожидать и как следует поступать.
– А было бы просто замечательно, – вздохнул Зверь и начал сворачивать карту.
Я приоткрыл один глаз: на коленях гиганта лежал пластиковый планшет, набитый стопкой аккуратно сложенных лис тов. Один из них был развёрнут, и я успел рассмотреть непонятный чертёж, состоящий из множества изогнутых линий, пересекающихся между собой. Видимо, план той самой пещеры, по которой мне предстояло волочить тяжеленное (а в этом я не сомневался) оборудование. Ещё я сумел различить, что карта представляла собой ксерокопию достаточно древнего документа. Возраст его я, понятное дело, не знал, однако глаз буквально цеплялся за старорусские «яти». Поверх старого плана кто-то нанёс координатную сетку, пронумеровав квадраты.
Зверь свернул карту и положил её в планшет. После этого взглянул на меня, усмехаясь доброй улыбкой голодной белой акулы, которая после недельного воздержания встретила упитанного дайвера.
– Выспался? – спросил он. – Или любопытство замучило?
– Любопытство погубило кошку, – нравоучительно заметил Теодор. – Или, выражаясь более понятно: любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
– Я, как мне кажется, тоже во всём этом участвую, – буркнул я, ощущая, как бес противоречия стучится в стену осторожности, пытаясь вырваться наружу, – поэтому имею право знать хоть что-нибудь.
– Имеешь, – снисходительно бросил Теодор, – знай что-нибудь.
Швед по-лошадиному заржал, ёрзая на своём месте.
– Твоё дело очень маленькое, – пояснил Зверь, – держать язык за зубами, таскать барахло и лишний раз не высовываться. Я просто поражаюсь, Теодор Емельянович, где вы умудрились насобирать подобных дегенератов. Будь моя воля…
Он не стал продолжать, но всё было понятно и так. Именно поэтому я ощущал, как моя неуверенность растёт с каждым километром. К счастью для меня, Швед решил поучаствовать в разговоре, внести, так сказать, посильную лепту. Похлопывая пальцами по баранке, он обернулся, пытаясь поймать взгляд Зверя.
– Зверь, – бодро булькнул водитель, облизывая бульдожьи губы, – помнишь ту кобылу, с которой мы прошлым летом отвисали в Анталии? Ну, ты ещё сказал типа от неё пользы нет никакой, разве сифон подарит или ещё чего.
– Ну помню, – угрюмо отозвался великан. – Что с того? Ты за дорогой следи.
– Да слежу я, слежу. – Швед приходил во всё большее возбуждение. – Так вот, отвалил я этой стерве штукарь на прощание и послал её подальше. И что ты думаешь, неделю назад кто-то звонит мне на трубу, поднимаю – она. Давай тереть типа залетела от меня, и я типа торчу ей пять штук на её разбитую судьбу. Типа, если бабла не будет, она застучит о наших развлечениях моей жене! Во сука! Ну я её конкретно посылаю, а она продолжает наезжать по полной программе.
– Очень содержательная история, – тяжело вздохнув, заметил Теодор, и в этом я с ним был абсолютно согласен. – Да ещё и изложенная таким высоким штилем… Пушкин удавился бы. От зависти.
– Не го… Прошу прощения. – Швед довольно быстро учился на своих ошибках. Особенно под пристальным взглядом большого брата. – Короче, достала меня эта падла. Не приведи – стуканёт жинке – кранты и домику, и тачке; тесть – мужик серьёзный, за дочкины страдания разорвёт попу на немецкий крест. Без наркоза причём. Ну, лады, говорю, отвалю не пять – четыре, больше нет. Слышу – аж повизгивать начала от радости. Ну подожди, думаю. Пробил адресок, взял плёточку и айда в гости. А она уже ждёт со своим новым хахалем, когда я ей свои кровно заработанные притащу.
– По-моему, я уже слышал эту басню, – скучая, откликнулся Зверь и широко зевнул. – Это когда ты ей бутылку водки туда засунул?
– Не, – гыгыкнул лысый, очевидно вспомнив сей забавный эпизод, – то была подстилка Дятла, ну того, который держал Престиж. Он же тогда сам просил. А тут я захожу и как проторцевал заразу, она аж до стены сунулась. Ейный хахаль давай выпрыгивать, типа Брусли, пришлось и ему заехать. Потом, как ляпнулся, дал ему промеж ног, совсем притих. Ствол ей в рот засунул и спрашиваю: «Ну, сколько тебе, четыре или пять?» – Швед причмокнул от удовольствия. – Гляжу – обделалась, уже ничего не надо. Говорю: «Ну смотри, падла, это последний раз, ещё один залёт – и некого будет предупреждать».
Внезапная сонливость накатила на меня, точно каток асфальтоукладчика, и я сам не заметил, как провалился в глубокую дремоту. Поэтому окончание этой захватывающей истории для меня оказалось навсегда покрыто мраком тайны.
Как ни странно, но я даже увидел сон. Привиделся мне Фёдор, сидящий с лопатой на краю глубокой ямы. Сам я смотрел на него со дна этой самой ямы.
– Вот твои деньги, – сказал Федька и ткнул пальцем вниз, – забирай.
Глянув под ноги, я увидел огромное количество всевозможных денег, начиная от наших, деревянных, и заканчивая какими-то мне абсолютно неизвестными. Ощущая невероятную радость, я упал на колени и начал распихивать купюры по карманам. Однако проклятые бумажки ускользали из пальцев, точно живые, и сколько я ни старался, в ладонях было пусто.
В этот момент что-то больно ударило меня по затылку. Я поднял голову и обнаружил Фёдора, вовсю орудующего своим инструментом.
– Ты что делаешь?! – завопил я.
– Если хочешь большие деньги, – заметил Федька, размеренно помахивая лопатой, – то нужно оказаться глубоко под землёй.
Я попытался вскарабкаться по стенам, но края ямы стремительно унеслись вверх. Рыхлая почва осыпалась под моими пальцами, запорошив глаза. Сквозь слёзы я увидел, как клочок неба становится всё меньше и меньше. Вот он исчез вовсе, и наступила кромешная тьма. Но я был не один во мраке, какое-то неизвестное существо находилось рядом, пытаясь добраться до меня. Я начал пятиться, и вдруг чьи-то острые когти сомкнулись на моём плече, выламывая его из сустава с нечеловеческой силой. Я попытался завопить, но тут же получил ощутимый удар по губам.
– Чего орёшь, придурок? – спросил знакомый голос, и, открыв глаза, я обнаружил склонившегося надо мной Зверя. – Жрать хочешь?
– А? Что? – Я никак не мог освободиться от тягостного сновидения, и поэтому его слова казались мне непонятной абракадаброй. – Жрать?
– Мы остановились около кафешки. – Тон был такой, словно обращались к дауну. – Желающие будут есть, ням-ням, разумеешь? Должен тебе сказать, следующий раз питаться мы будем только поздно вечером, причём очень скудно. А сейчас ты можешь запихиваться, сколько влезет.
– Сколько времени? – спросил я осипшим после сна голосом.
Как выяснилось, уже половина второго. Кроме того, я обнаружил, что моё похмелье посчитало меня очень скучным спутником и решило поискать более подходящего. Видимо, на радостях желудок воспрял и настоятельно требовал заполнить его пустоту хоть чем-нибудь. Поэтому я тотчас сообразил, в чём состоит скрытая выгода сделанного мне предложения, и энергично закивал.
– Раз хочешь жрать, отрывай свою задницу и топай в кафешку, – пояснил Зверь. – Наши столики у окна. Сядешь за тот, который ближе к выходу.
Почти оторвав задницу, я кое о чём вспомнил и притормозил движение.
– А платить-то кто будет?
– О темпора, о морес, – воздел руки к потолку джипа Теодор Емельянович. – Не волнуйся, на твой аванс никто не покушается и в счёт этот обед никто не поставит. Можно заказывать всё, что угодно, кроме спиртного. Сегодня вечером нам потребуются люди с трезвой головой.
Наши автомобили стояли на огороженной площадке около маленького кафе с гордым наименованием «Бригантина». Заведение было хоть и небольшим, но из тех, в которые я обычно не захожу. Из скромности. Финансовой, естественно. Этот вывод я сумел сделать, даже не переступая порог заведения. Стоило просто посмотреть на стоянку, где вольготно расположились «лексусы», «бумеры» и прочие подобные им «животные», блистающие нецарапаными боками. Около навороченного джипа стояли двое братков вполне одиозной наружности и выясняли между собой отношения. Один тыкал другого мобилой в грудь, отягощённую килограммовой цепью капитализма, а второй, разведя пальцы, сосредоточенно мотал головой из стороны в сторону.
Странное дело, в нашем некрупном селении подобных пережитков девяностых уже давненько не наблюдалось. То ли вымерли, то ли мутировали в нечто иное. А тут, гляди, живут, процветают и щеголяют давно забытым жаргоном.
Честно говоря, я абсолютно не представлял себе, в каком именно городе нахожусь. Скорость езды была очень даже ничего, посему за несколько часов мы могли оказаться чёрт знает где. Пожав плечами, я посмотрел в низкое небо, откуда лениво опускались редкие снежинки, и вошёл в кафе.
Мягкий полумрак окутал меня со всех сторон, и некоторое время я стоял неподвижно, ожидая, пока глаза привыкнут к перемене освещения. Главное заметил сразу же: зал намного больше, чем казался снаружи. Потом до меня донеслось неразборчивое бурчание, обращённое, как ни странно, ко мне.
– Эй, брателла, – прихрюкнул знакомый голос, – подваливай сюда.
Как выяснилось, про меня не забыли: знакомый плейбой в болотном плаще оживлённо махал рукой, а второй запихивал в себя невероятной величины окорок, заливая при этом плащ потоками жира. Рядом с нариком сидели ещё двое, чьих лиц я пока не мог различить. Один торопливо уничтожал пищу, опасливо поглядывая по сторонам, а второй внимательно смотрел в мою сторону. Про себя я обозвал первого обжорой, а второго – любопытным.
– Садись сюда, – нарик отложил обглоданную кость и схватил другой окорок, куда больше первого. – Главный сказал нам сидеть здесь.
– Меня зовут Сергей, – сказал любопытный, протянув мне руку.
Это был ещё молодой парень, не больше двадцати пяти лет. Коротко стриженные волосы ёжиком топорщились на круглой голове, а тёмные глаза слегка выдавались вперёд, придавая бледному лицу отдалённое сходство с какой-то рептилией.
Обжора, продолжая нависать над тарелкой, промычал нечто нечленораздельное, из чего я понял только одно – его зовут Юрой. Как ни странно (впрочем, может, совсем не странно), для своего аппетита Юра выглядел настоящим дистрофиком. Тонкая шея, по которой непрерывно елозил огромный кадык, торчала из мешковатой куртки, взятой явно от секонд-хендовских кутюр, а голова с длинными получёсаными волосами вызывала в памяти исторические фильмы об узниках концлагерей.
– Интересно, а кто ты по профессии? – поинтересовался Сергей, вяло переворачивая грибы в тарелке. – У нас уже имеется: А – один безработный, – кивок в сторону нарика, деловито помахивающего жующей головой, – Б – один учитель, – в этот раз это относилось к обжоре, – и В – один продавец, – в этот раз жест отсутствовал, всё и так было понятно.
– А ещё у вас имеется слесарь, который чрезвычайно хочет жрать, – рассеянно заметил я, перелистывая глянцевые листы меню, – чем он сейчас и займётся.
Никто не возражал. Нарик блестел от жира, запихиваясь очередным окороком (да сколько же в него влезет?!), Юра подвинул к себе одну из множества тарелок, окружающих его, и почти утонул в её белёсых недрах, а Сергей, пожав плечами, вернулся к своему неторопливому общению с грибами.
Когда первый голод оказался утолён, и я даже смог ощутить вкус поглощаемых мной блюд, мозг нехотя отключился от своего вкусового рецептора и подключился к остальным органам чувств. Вполне возможно, они смогут передать что-то не менее интересное. Люди, сидящие в зале, очевидно, являлись владельцами транспортных средств, виденных мной на стоянке. Столики у окна были заняты все до единого. За соседним с нами столом сидели четверо парней в дутых болоньевых куртках и оживлённо обсуждали, насколько мне позволил различить слух, плохое поведение какого-то детектора. Следующий предмет столовой мебели оккупировали трое крепышей, в одном из которых я опознал бритого Шведа. Его лысая башка сияла даже в полумраке тёмной кафешки. Сквозь негромкую беседу «болоньевых» учёных то и дело прорывались возгласы: «А я его как подрежу! И тут коробка полетела!» Не требовалось особого ума, чтобы догадаться, чем именно зарабатывают себе на хлеб эти трое.
Последний столик прятался в сумраке, и людей, сидящих за ним, я узнавал с огромным трудом. Лишь по исполинской фигуре (не каждый день встречаешь человека таких размеров) я смог идентифицировать Зверя, забившегося в самый тёмный угол. Тусклый луч светильника выхватывал лицо его соседа – это наш руководитель. Он что-то объяснял тощей девице, сидящей рядом так, словно ей кол в задницу вставили. Кажется, это была та вобла, которую я встретил перед самой посадкой в машину. Гладильная доска, похоже, пыталась возражать, но Теодор всякий раз останавливал её коротким подъёмом руки и продолжал говорить. Последним из этой четвёрки был парень явно ростом с меня, но почти в два раза шире. Он что-то уверенно втолковывал Зверю, постукивая рёбрами ладоней по столу, и гигант размеренно кивал, соглашаясь со сказанным.
– Эта баба с парнем, сидящие за крайним столиком, – сказал внезапно Сергей, глядящий в ту же сторону, куда и я, – весьма неприятные личности, возможно, наёмники.
– Наёмники? – Нарик оживился, вытирая рот грязной ладонью. – Я столько наёмников знаю! Да я сам в Чечне кантовался! Ух мы там черножопым набили! У меня дома «стрингер», в натуре, лежит, из него только пару раз стрельнули.
– С чего ты взял? – спросил я, игнорируя бредовую речь обдолбыша.
– Говорят, – пожал плечами Сергей. – Одно дело – дешёвый базар о «стрингерах»…
Нарик тускло посмотрел на него, пытаясь понять, не в его ли огород камень.
– …И совсем другое, когда люди очень тихо обсуждают, кому в последний раз недоплатили и сколько надо было сдать ушей полевому командиру, чтобы он не наколол их на бабки в следующий раз.
– Странно, почему они вообще обсуждали подобное в нашем присутствии, – оторвался от тарелки вроде бы насытившийся тощий Юрик. – У меня лично возникло ощущение, будто им плевать на нас и на то, что мы можем услышать. Как в Древнем Риме, когда хозяин выходил голым перед рабами, не интересуясь их мнением на этот счёт.
– Ты, видимо, учитель истории? – полюбопытствовал Сергей, отправляя в рот гриб.
– Вообще-то, я предпочёл бы на «вы», – очень грустно заметил Юра, – но поскольку все остальные всё равно тыкают, нелепо обращаться именно к вам с подобной просьбой. Нет, я не учитель истории, я зоолог. Но неужели историю может знать только учитель истории?
– Честно говоря, сейчас мне на это – положить. Гораздо больше меня волнует, чем мы будем заниматься, чтобы отработать две штуки баксов.
– Две? – Нарик подозрительно посмотрел на него. – Мне пообещали только штуку! Я не понял, ты чё, типа круче, чем я? Надо пробить это с хозяином.
Было совершенно ясно, чем закончится для него подобное «пробивание», но я ничего не стал говорить: подобные полудурки не учатся даже на своих ошибках. Больше всего в этот момент меня занимала одна мысль. И даже не та, которая касалась оплаты. Хотя, судя по всему, Федька помог мне получить на тысячу больше, чем предполагалось.
Глядя на весь этот Ноев ковчег, я поделил его на три группы: четвёрка учёных, которые, видимо, должны были исследовать некую хрень; водители автомобилей и, наконец, наёмники, взятые то ли в качестве охраны, то ли с иной сходной целью. Оставалась разношёрстная четвёрка, сидящая за нашим столом. Мы не влезали ни в какие рамки. Другие объединялись по профессиональному признаку, мы – нет. Те, судя по всему, знали друг друга до этого, мы – нет. Конечно, если бы я был полным дебилом, то решил бы, что нас взяли именно для того, о чём сказали, а именно: таскать оборудование. Но стоило взглянуть на нас, и эта мысль сразу показалась бы смешной. Нарик и учитель с трудом перетаскивали свои собственные тела, а мы с Сергеем хоть и были покрепче, но не смешите мои копыта! За такие бабки можно запросто нанять караван верблюдов, а не четвёрку малорослых недомерков. Как ни обидно, но следовало быть объективным. Хотя бы с собой.
В это время в двери кафе почти ввалился один из тех братков, которые выясняли отношения на стоянке. Судя по всему, хозяин жизни был изрядно навеселе, если только подобное выражение подходило к его настроению. Тупое лицо, налившееся багровой краской, выражало непреклонное упорство в достижении неведомой, но несомненно благородной и чистой цели. Замысловатая траектория движения братана, чудом избежав нашего столика, привела его в стан учёных. Те же глубоко погрузились в свою беседу, и глубина их погружения не позволяла заметить появления нового персонажа, путающегося ногами в длинных полах кашемирового пальто.
Но явление это не осталось вовсе не замеченным. Несколько официантов и двое рослых здоровяков стали осторожно приближаться из глубины зала, обмениваясь выразительными взглядами. За крайним столиком нашей диаспоры разговоры прекратились, и тёмные силуэты повернулись в сторону братка, раскачивающегося над столом учёных, словно лукоморский дуб в сильную бурю. Впрочем, в крайних точках он ничем не отличался от Пизанской башни. Наконец несчастный не выдержал наглого игнорирования своей персоны, и его огромный кулак обрушился на столешницу, отчего часть посуды тут же сиганула под стол.
