Анатолий Хитров
Студёное море
– Пожалуй, лучше будет, если Вы решите все вопросы с ним вдвоем, без меня. Я готов Вам помочь в других делах. Например, подготовить оснастку для судов, подыскать хороших кормщиков и с их помощью сформировать судовые команды, заранее заготовить ружья, патроны, порох, одежду, обувь, провиант и прочее. Все это можно сложить до времени у меня в лабазе.
– Тогда по рукам! – сказал Алексей Васильевич. – Ближе к весне обсудим это дело.
Он быстро встал из-за стола и решительно направился к выходу. Порфирий, как всегда, «с ветерком» доставил хозяина к судовой верфи, раскинувшейся на большой площади вдоль песчаных дюн Двинского залива. Несмотря на крещенские морозы, на верфи под навесом кипела работа.
Данила был одет в меховую куртку. На голове молодцевато набекрень одета песцовая шапка. На ногах – сапоги из оленьей кожи. Он уверенно по-хозяйски расхаживал возле деревянного остова, напоминающего скелет огромного кита, и давал какие-то указания мастеру. Тот, с карандашом в руках, молча, делал пометки в своем блокноте.
Алексей Васильевич был знаком с Данилой и несколько раз встречался с ним в доме его родителей в банные дни.
– Решил взглянуть на строительство судов, – протягивая руку Даниле, сказал воевода. – А заодно и побеседовать об одном срочном деле.
– Тогда прошу в мою контору, – с достоинством бывалого промышленника предложил свои услуги хозяин судоверфи. – Там и потолкуем о деле.
Они зашли в контору, где сидел лысоватый средних лет мужчина в атласной черной жилетке и уверенно щелкал на счетах.
– Мой главный приказчик и казначей господин Филиппов, – представил Данила воеводе своего помощника.
Филиппов встал и, молча, поклонился.
– Ты, Фома, пожалуй, выйди во двор, – приказал Филиппову Данила. Нам с воеводой о делах поговорить надо. Да передай Егорке, чтобы он принес квасу и балыка из белорыбицы.
– Я мигом, Данила Афанасьевич! – с поклоном произнес Фома и быстро, словно юноша, скрылся за дверью.
– Сколько судов нужно? – внимательно вглядываясь в Алексея Васильевича, сразу без обиняков, словно хватая быка за рога, спросил Данила-мастер.
Промышленник наверняка слышал об указе государя снарядить морскую экспедицию на Новую Землю за серебром и что это дело поручено воеводе Мангазеи боярину Алексею Васильевичу Хватову.
– По моим предварительны расчетам, для экспедиции потребуется две ладьи и три коча. Опытные люди подсказали мне, что в составе морской экспедиции должно быть около ста человек. Отсюда вытекает и такая потребность в судах, – ответил воевода.
– В какие сроки все это надо сделать?
– Выход экспедиции из Архангельска намечено на июнь-июль 1652 года.
– За два года с учетом проведения ходовых испытаний судов в море такой заказ выполнить, пожалуй, будет трудновато, – покачивая головой, произнес промышленник. Возможно, Вам придется покупать уже готовые суда. Я знаю, что в Поморье есть добрые, крепкие кочи, которые с успехом бороздят Студёное море. Можно на всякий случай лишь поменять паруса.
В дверь постучали, и на пороге появился Егорка с подносом в руках.
– Спасибо, зуек, – сказал Данила. – Иди!
Егорка поклонился и вышел.
Разрывая руками балык, хозяин продолжил начатый разговор о состоянии дел на судоверфи:
– Сегодня у меня в работе, как Вы, наверное, заметили, на стапелях только два судна – ладья и коч. Это связано с нехваткой строительного материала.
– Когда я ехал сюда по северному тракту, – вспомнил Алексей Васильевич, – в Кондопоге возле озера Онего сам видел стройные сосны, как свечи, уходящие в небо. Настоящий корабельный лес! И совсем рядом…
– Спасибо за информацию Алексей Васильевич. Весной с Вашей и Божьей помощью займемся этим вопросом.
– А когда эти два судна будут готовы? – спросил воевода.
– Думаю, до весны управимся, – ответил Данила. – В начале лета проверим их морские качества под парусами.
О цене, которая устроила обе стороны, договорились быстро и ударили по рукам.
– Смету на строительство ладьи и коча, а также все необходимые бумаги я пришлю Вам с моим приказчиком через недельку. К вопросу о строительстве остальных судов вернемся весной, когда будет известен объем доставки на мою верфь строительных материалов из Сибири.
Тепло попрощавшись, Алексей Васильевич поехал домой обедать.
– Начало положено! – поделился он своей радостью с Олей. – К весне будут готовы одна ладья и один коч. А там будет видно. Если не удастся построить новые суда, то купим уже готовые, проверенные морем и штормовыми ветрами.
После обеда Оля предложила мужу отдохнуть, и они вместе поднялись на второй этаж.
– Как быстро летит время, – сказала Оля, взбивая подушки. – Вроде бы недавно мы поженились, а сколько событий произошло за это время! Скоро у нас будет ребенок, о котором мы мечтали…
– Да, время летит неумолимо, – согласился с Олей Алексей Васильевич, – и остановить его никто не в силах, даже сам Господь Бог! Летят годы, сменяются поколения, рождаются гении и умирают тираны. В истории часто все повторяется, но только уже на других, более высоких уровнях развития человечества.
– Какой ты у меня умный!
Оля нежно погладила мужа по голове и поцеловала.
– Умные книжки в детстве и юности читал, – улыбаясь, заметил Алексей Васильевич. – Потому и умным стал.
Он закрыл глаза и быстро уснул. Оля долго ещё любовалась мужем, а потом незаметно сама погрузилась в сказочный сон.
В конце января 1650 года крещенские морозы сменились февральскими метелями – тёплые южные ветры задули с суши.
На большой церковный праздник, называемый в народе Сретение Господне, Алексея Васильевича неожиданно пригласили к городскому посаднику.
– Поздравляю Вас с царской милостью, – сказал князь и протянул воеводе гербовую бумагу. – Читайте!
Это было письменное распоряжение из Москвы о снаряжении первой государевой морской экспедиции на Новую Землю за серебром. В нем были кратко изложены задачи экспедиции и даны некоторые указания. Экспедиция снаряжалась для «сыска золотые и серебряные и медные руды и узорочные каменья и жемчугу и рассмотрения всяких надобных и угожих мест». При этом предписано иметь «рудознатного дела мастеры с рудознатными снастями». Воеводе Хватову указано о необходимости использовать силы и средства воеводы Пустозёрска Романа Неплюева и его опыта плавания к Новой Земле. Письмо с собственноручной подписью царя Алексея Михайловича и деньги, выделенные на это мероприятие из Московского казначейства, были доставлены в Архангельск специальной службой Беломорского почтового тракта.
Для Алексея Васильевича эта новость стала праздником души. Вечером он поделился своей радостью с Олей.
– Спасибо Артамону, не забыл друга, – целуя жену, произнес Алексей Васильевич. – Теперь у меня развязаны руки, и открыты все двери для осуществления моей мечты!
Став воеводой Мангазеи, Алексей Васильевич понял, какие богатства таят в себе земли Поморского края и воды Студёного моря. Он хорошо изучил добрый и смелый нрав поморов, стрельцов и казаков, живущих в Мангазее. Эти промысловые люди группами по 5–6 человек добирались пешим ходом, а иногда и по рекам на лодках-плоскодонках до самого Ямала и там промышляли чернобурых лисиц, голубых песцов, диких оленей, нерп и белых медведей. Алексей Васильевич оберегал этих людей и при случае доносил в Москву: «Государевой казне прибыль от этих людей немалая». Воевода знал об этом не понаслышке – сам часто был с ними на промыслах и все видел своими глазами. Особенно любил он охоту на белых медведей. Шкуры зверей, добытых самим, с оказией отправлял в Москву-матушку в качестве подарков знатным боярам и думным дьякам, за что был ими любим и обласкан. «Все это окупиться когда-нибудь, – считал воевода. – Так было, так есть и так будет!» И оказался прав: что бы он делал, не имея знакомства и поддержки в государевых приказах и особенно хорошего друга Артамона Савельевича, царского казначея.
Оля часто по вечерам беседовала с мужем, обсуждая не только житейские, но и философские вопросы. Воспитанная в лучших традициях княжеской жизни, она не могла так сразу, в одночасье, переключиться на восприятие условий, заложенных веками в купеческой среде. Выручали книги, музыка и рукоделье – Оля вышивала крестиком.
Несмотря на усталость, после ежедневных разъездов по своим делам, Алексей Васильевич терпеливо выслушивал жену и даже проявлял активность в дискуссиях на различные темы. На этот раз речь зашла об основных принципах, о которых нельзя забывать в повседневной жизни.
– Я не раз перечитывала «Ветхий завет», – негромко и спокойно начала беседу Оля, – и твердо усвоила основные каноны, которых необходимо придерживаться всем нам в мирской жизни.
– Ты имеешь в виду заповеди Христа и смертные грехи? – с интересом спросил Алексей.
– Да, именно об этом я и хотела сказать.
Оля подвинула свой стул ближе к кровати, на которой лежал её муж.
– В первую очередь я стараюсь жить так, чтобы своими поступками не гневить Бога, постоянно помнить о смертных грехах.
– Я тоже о них помню, – сказал Алексей, – и стараюсь в жизни обходить их стороной.
Он уверенно перечислил семь смертных грехов, при этом загибая поочередно пальцы на руках: гордыня, зависть, гнев, чревоугодие, похоть, уныние, алчность.
– Молодец, Алёша! – похвалила Оля мужа. – Однако отличные знания не освобождают нарушителя этих знаний от ответственности.
– Что ты имеешь в виду?
Алексей непонимающе взглянул на жену.
– Я насчет гордыни, – ответила Оля. – Не связана ли твоя активность с поиском серебра на Новой Земле с желанием прославиться? Возможно, я ошибаюсь, тогда прости…
От неожиданности услышанного от жены Алексей словно оторопел, его горло пересохло… Переборов сильное возбуждение, он приподнялся с постели и спокойно сказал:
– Ты не права, Оля. Видно начиталась книг о людях, которые вошли в историю, и решила примерить их поступки и дела к моим. В историю можно войти, совершив, как хорошие поступки и дела, так и плохие.
– Например?
– Ну, хотя бы открыть в море или в океане остров, построить себе гробницу, как фараон Тутанхамон, завоевать полмира, как Александр Македонский…
– Или иметь восемь жен и двух из них умертвить с особой жестокостью, как это сделал царь Иван Грозный, – в сердцах добавила Оля.
– Я против тиранов, – отметил Алексей. – Я за тех, кто вошел в историю, сделав для своего народа или всего человечества что-нибудь полезное, интересное, грандиозное! Но история не должна замалчивать факты, связанные с нехорошими делами и поступками так называемых «исторических личностей».
– В этом я с тобой солидарна, – твердо заявила Оля. – Для меня очевидным является то, что у каждого народа были, есть и будут свои национальные герои. Но и они могут одновременно оказаться и хорошими и плохими. Это, как две стороны одной медали.
– В этом я тоже с тобой согласен, – сказал Алексей Васильевич. – Взять хотя бы того же Ивана Грозного. С одной стороны, для россиян он был царь – герой, а для татар – злейший враг, отвоевавший у них Казань.
– Наверное, я зря затеяла этот разговор и, не имея на то плохого умысла, обидела тебя. Ещё раз прости! – сказала Оля.
Воевода дружелюбно посмотрел на жену.
– Прощаю… Согласись, сотни и даже тысячи землепроходцев в наши дни бороздят морские просторы, совершают труднейшие походы по неизведанным землям ради пользы для своего народа. Не думаю, что казачий атаман Ермак Тимофеевич гонялся за славой, когда в 1585 году ценой своей жизни положил начало освоения Сибири русским государством! А что касается меня, то я просто хочу добиться исполнения моей мечты: покорить Студёное море, добраться до Новой Земли, найти там серебряную руду, организовать её добычу и доставку в Архангельск, где мой друг царский казначей Артамон Савельевич будет чеканить серебряные монеты для народа и российского государства.
– Молодец! – ещё раз похвалила Оля своего мужа. – Теперь все мои сомнения развеяны, и я буду не только сильно любить тебя, но и всегда поддерживать в твоих начинаниях и делах.
Она трижды перекрестила мужа и быстро, словно ласковая хозяйская кошка Мурка, юркнула к нему под одеяло.
5
После морозной и затяжной зимы в начале апреля на всем Поморье, включая Кемь, Мезень, Онегу, Двинскую землю и весь Печорский край, резко потеплело. Солнце полностью растопило снег. Пришла настоящая весна… Кроны деревьев покрылись зеленью, луга – травой, а тундра – серебристым ягелем и ковром из бледно-жёлтых полярных маков и голубых незабудок. В проталинах почерневших полей уверенной походкой зашагали прилетевшие с юга грачи, озёра и пруды облюбовала водоплавающая дичь – утки, гуси и лебеди. На ветках ивовых кустов и молодых берез, весело чирикая, резвились стайки воробьев. В небе появился первый журавлиный клин – птицы возвращались с юга в свои родные места. Из своих зимних берлог повылезали бурые медведи, а на лесные опушки все чаще стали выбегать лоси, рыси и волки. Для зверей и птиц началась новая, более радостная и раздольная жизнь…
Оля посмотрела на небо и увидела падающую звезду. «К счастью, – подумала она и улыбнулась. – Скоро у нас родиться малыш». Каждый раз при этой мысли она прикладывала руку к животу и ждала ответа – удара ногой. Так они переговаривались с ребенком уже не первый день.
Алексей Васильевич все чаще стал бывать дома днем вместе с Олей, понимая, как ей сейчас нужна его поддержка. Увидев большой живот жены, он, неожиданно для себя, удивился и подумал: «Как быстро летит время!»
– Скоро? – показывая глазами на живот жены, спросил он.
– Скоро, милый, потерпи ещё недельку-две.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Не волнуйся, Алёша.
Алексей Васильевич лег на кушетку и, глядя в потолок, задумался. Воевода любил это время, когда Оля сидела рядом и вышивала, а он мог подумать о делах и помечтать о прошлом и будущем Севера…
Из поколения в поколение русские люди продвигались на северо-восток, шли навстречу солнцу в поисках новых земель, охотничьих угодий и промыслов. Воинственные дружины казаков, небольшие группы бездомных мужиков и ремесленников на свой страх и риск проникали за Урал-камень по большим и малым рекам, на ветхих лодках и плотах плыли на север, на стареньких кочах и ладьях преодолевали бурные проливы и огромные ледяные просторы Студёного моря. И там, где оседали эти мужественные люди – землепроходцы и мореходы, – закипала новая жизнь, возникали новые промыслы и новый хозяйственный уклад. Снаряжением таких экспедиций занимались обычно умные и дальновидные государственные деятели или богатые купцы и промышленники. «Удастся ли мне покорить Студёное море и найти на Новой Земле серебро?» – спрашивал сам себя воевода и сам себя успокаивал: «Не берись за гуж, если сам не дюж».
– Вчера вечером по твоей просьбе приезжал доктор Браун, – сказала Оля. – Ты был уставшим, рано лег спать, и я не стала тебя беспокоить.
– Что он сказал?
– Сказал, что у меня все нормально, но рекомендовал больше быть на свежем воздухе. Я гуляю во дворе, но там собаки, которых я боюсь.
– Будем гулять вместе или ездить в экипаже к морю, – пообещал Алексей Васильевич. – Хочешь, поедем сейчас?
– Хочу, – с радостью ответила Оля. – А то я живу, как птичка в клетке…
Когда садились в карету, светило яркое солнце, но через несколько минут брызнул мелкий дождь.
– Теперь, Оля, дожди будут нашими постоянными спутниками, – заметил Алексей Васильевич. – Весной дожди и шквалистые ветры являются любимцами Студёного моря…
Порфирий свернул на главную улицу Архангельска, ведущую к Двинскому заливу, и Оля с любопытством стала рассматривать город. Его грязные и узкие улицы с одноэтажными деревянными домами ей ещё тогда, в день приезда, не понравились. «Не город, а большое село», – думала Оля, прижимаясь к мужу. Он достал шаль и прикрыл её колени.
На улицах – ни души! Город будто вымер… Но стоило подъехать ближе к Двинскому морскому порту, как все изменилось: приказчики, бородатые купцы, ярыжники, мастеровые – все куда-то спешили. На красавице Северной Двине медленно покачивались иностранные шхуны, поморские ладьи и кочи.
Из Соломбалы в город по широкой протоке спешили лодки и карбасы с горожанами. «Вот, оказывается, где настоящая жизнь города!» – подумала Оля, вдыхая новые для нее запахи, характерные для приморских городов. Это были запахи пиловочного соснового леса и душистой смолы, дегтя, пеньки, парусины, рогожи, соленой рыбы.
Из-за туч выглянуло солнце, дождь прекратился. Со стороны моря подул легкий бриз, и Оля с наслаждением вдыхала душистый запах янтарной смолы и морских водорослей.
После конной прогулки Алексей с Олей сделали и получасовую пешую прогулку вдоль песчаных дюн Белого моря. Прогулкой Оля была весьма довольна.
– Это уже другой город, и он мне теперь нравится, – уверенно шагая с мужем под руку, сказала Оля. – Я слышала, что его постройка здесь, у Белого моря, связана с именем Ивана Грозного.
– Да, ты права. Вот как это было: штормовой ветер, разыгравшийся в конце августа 1553 года в Белом море, загнал в устье Двины английский корабль. «Нет худа без добра» – подумал капитан корабля Ричард Ченслер и объявил себя послом Англии. Тогда холмогорцы рассудили мудро и заявили капитану: «Место посла в Кремле!». Бедному Ченслеру пришлось отправиться в Москву и предстать перед очами грозного царя. Иоанн Васильевич посчитал, что торговля с англичанами пойдет на пользу России, и приказал построить на севере морской порт. Так в 1584 году в тридцати верстах от Архангельского монастыря был заложен новый морской порт, а ещё через три года из Холмогор перевели сюда всю морскую торговлю. Новый город назвали Архангельском.
Пока воевода с женой гуляли по берегу и между песчаных дюн, наслаждаясь запахами моря, Порфирий решил на минуту заглянуть в харчевню, просто так, посмотреть… В харчевне на берегу Двины было много народа: приказчики, мореходы, ярыжки, толмачи, девки. Пили пиво и крепкую пенистую брагу. Закусывали ржаным хлебом, квашеной капустой, солеными огурцами, репой и рыбой. Рыбы было навалом: соленая, копченая, вяленая, вареная, жаренная – на любой вкус! «Живут же люди! – удивился Порфирий и быстро вышел из харчевни. – Упаси Бог с такими якшаться. Оставят без экипажа».
Сидя на облучке, конюх с интересом смотрел, как между пристанью и Соломбалой постоянно снуют барки, поморские ладьи и кочи, на которых купцы завозили на склады свои товары для меновой торговли с северными инородцами – ненцами, юкагирами, ламутами. На эти товары они покупали у них для дальнейшей продажи в Московии и за границей шкуры белых медведей, оленьи рога, моржовую кость, ворвань, шкурки голубых песцов, меха белок, соболей и лисиц.
Порфирий смотрел на все это и удивлялся, как можно разобраться в такой толчее. Он привык жить в спокойном ритме, в окружении хозяина с хозяйкой, жены и лошадей.
Домой вернулись к ужину.
Прошла ещё неделя. Накануне родов хозяйка дома Марья Игнатьевна долго беседовала с Олей, делясь с ней опытом в таких важных для жизни ребенка и роженицы делах.
– Принимать роды пригласим бабку-повитуху Марьяну. её у нас весь город знает. Сколько детей она вывела в жизнь и не сосчитать, – убеждала Олю хозяйка дома. – А этот немец Браун, может, и хороший доктор, но уж слишком любит деньги. Мне не жалко денег, но в таких случаях нужна душа. А Марьяна все делает бескорыстно, от души. Помогает и богатым, и бедным. Да и руки её творят чудеса, словно святые иконы, намоленные в церкви. Единственная у нее слабость: после рождения ребенка она выпивает чарку красного вина. А если будет двойня – то две.
Посоветовшись с мужем, Оля согласилась с предложением Марьи Игнатьевны.
Роды прошли благополучно.
– А ты, родимая, кричи громче, не стесняйся. Сразу станет легче, – причитала бабка-повитуха, нежно обеими руками поглаживая округлый продолговатый живот роженицы. – Будет девочка, по животу вижу.
И не ошиблась…
В это время Алексей Васильевич пребывал в соседней комнате и не находил себе места: то сидел на стуле, закрыв лицо руками, то вставал и быстро ходил по комнате, то молился и просил Бога о помощи… Успокоился он только тогда, когда услышал плач ребенка.
Дочь назвали Еленой. Основных на то причин было три:
во-первых, в честь её прабабушки княгини Елены Дмитриевны Дроновой;
во-вторых, она родилась красивой, словно сказочная Елена Прекрасная;
в-третьих, молодожены ещё раньше договорились: если родится дочь, то назовут её Еленой, а если сын, то Алексеем.
В первые дни рождения дочери Алексей Васильевич не спускал с рук свою кроху.
– Моя красавица! – покачивая её на руках, приговаривал он.
И действительно, Елена была хороша: из-под её красивого с вышивкой головного чепчика выглядывала прядь тёмно-коричневых волос, голубые большие глаза прикрывали длинные ресницы, тёмные брови были вразлет, как у парящей в небе птицы, розовые выпуклые губки сложены бантиком.
Оля тоже много занималась дочерью и была от нее без ума. По свету Марьи Игнатьевны, в помощь молодой маме воевода сразу же пригласил добрую женщину средних лет из прислуги купца.
Родилась Елена утром 14 апреля 1650 года. Через неделю, когда Оля совсем оправилась после родов, родители повезли дочь в храм Пресвятой Богородицы крестить. В качестве крестных выбрали молодого Старостина Данилу и подругу его жены Анну, дочь известного в Поморье купца Спиридона Маркова.
По случаю крестин дочери Алексей Васильевич пригласил в гости многих известных в городе купцов и промышленников, а также высших чинов из числа священнослужителей, включая архиепископа Серафима и митрополита Филиппа.
Стол, как всегда, ломился от вин и закусок. Приглашенные на крестины гости были поражены обилием и разнообразием блюд на столах. Во время праздничного обеда, по существующему старинному обычаю, им на серебряных подносах приносили горки мяса из оленины, блины с красной икрой, пироги с белорыбицей, грибами и морошкой. Этим воевода Хватов хотел подчеркнуть не только свое уважение к гостям, но и показать богатые возможности северного края. Купцы, промышленники и священнослужители, привыкшие к обильному угощению, ели и пили с особым удовольствием.
Разговоры велись на различные темы, как светские, так и церковные.
Смысл рассуждений о поморах сводился к тому, что их кочи и ладьи в поисках пушнины, моржовой кости и тюленьего жира, мяса и шкур оленей и белых медведей, рыбы и птицы уходили все дальше и дальше на северо-восток. По всему Поморскому краю ходили упорные слухи о том, что летом 1648 года несколько кочей казака Семёна Дежнева вошли в пролив, отделяющий Азию и Северную Америку. Многие поморы из числа архангельских мореходов гибли от холода, голода и морской стихии, но жажда открытия новых земель и богатства для смелых людей оказывалась выше трудностей и даже опасностей для их жизни.
Всех, особенно священнослужителей, заинтересовал рассказ митрополита Филиппа о начале церковной реформы, о том, с чем столкнулись молодой царь Алексей Михайлович и его новый друг митрополит Никон при её проведении в жизнь. В этом деле большую помощь им оказал думный дьяк Арсений Суханов, строитель Богоявленского подворья в Кремле.
Арсений Суханов был сведущ в посольских делах, хорошо знал греческий язык, поэтому царь Алексей Михайлович и патриарх Иосиф послали его в Константинополь для осмотра святых мест, описания чинов греческой церкви и оценки необходимого объема исправления российских богослужебных книг по греческому образцу. Именно в этом видел митрополит Никон основу церковной реформы в России.
Однако не все верующие восприняли эти новшества. Один из ярых сторонников «ревнителей древнего богослужения» протопоп Аввакум, зачинатель старообрядства на Руси, крепко стоял за строгость и чистоту церковных обрядов, идеалом которых считалась отечественная древность. Он обвинял Никона в предательстве и не исполнял его нововведения, за что был сослан в монастырь «на смирение».
Никон понимал, что изменить канонические обряды, складывающиеся веками, только указами патриарха невозможно. Требовалась большая разъяснительная работа на местах, а также освещение этих изменений более высокими церковными и светскими авторитетами, вплоть до патриарха и царя. Это ему частично удалось сделать. Но и сторонники старой веры не сдавались: по-прежнему крестились двумя перстами, молились по старым церковным книгам. Многие из них бежали на север и укрывались там, в скитах, в недоступных дебрях олонецких лесов и архангельских ледяных пустошах.
Многие гости, насытившись, отдыхали, откинувшись на спинки дубовых стульев. Некоторые уже мечтали об отдыхе дома в мягкой пуховой постели. Заметив это, хозяин дома Афанасий Петрович решил, что пора выпить «на посошок». Слово взял новоиспеченный крестный отец Данила. Видимо, перебрав на радостях, он произнес длинную, но яркую речь о традициях купечества, предложив выпить за видных его представителей, а также священнослужителей, сидящих за этим столом. В конце своей речи он гордо произнес:
– В Архангельске вся торговля веками была в руках купцов и промышленников рода Старостиных. Наши прадеды и деды начинали свое дело по освоению Севера и Сибири ещё при царе Иване Грозном!
Гости, несмотря на скептические улыбки некоторых пожилых купцов, оценили красноречие молодого, но уже известного в Поморье судостроителя, и дружно похлопали в ладоши.
– Молодец, Данила! – поддержал сына старший Старостин. – Мы ещё послужим нашему царю-батюшке Алексею Михайловичу и покажем, на что способны! А по случаю крестин дарю воеводе Хватову сто рублей серебром на снаряжение морской экспедиции на Новую Землю.
С легкой руки купца Старостина деньги в виде пожертвования на доброе дело государственного значения внесли и другие сидящие за праздничным столом гости.
Снаряжение экспедиции было одной из главных забот воеводы Хватова. От решения многих проблем, связанных с этим, зависел не только успех дела, но и жизнь её участников. Поэтому воевода был благодарен купцу Старостину за его благородный почин.
