Анатолий Безуглов
Прокурор
Перед ним, словно наяву, возникла та девушка, которую он последний раз видел в далеком Дубровске много лет назад…
– Неужели ты? – спросил Захар Петрович. Сонливость как рукой сняло.
Она кивнула. Растерянная и радостная оттого, что он ее узнал.
– Ну, здравствуй, – произнесла Марина, подавая ему руку.
– Вот это встреча! – Измайлов пожал ее руку, сухую и шершавую, почему-то боясь слишком долго смотреть на Марину, чтобы не выдать своих чувств.
«Боже мой! – думал он. – Неужели и я так изменился? Эти морщины, седина… А в общем-то еще симпатичная…»
– Как ты тут?.. – спросил он, не договаривая слово «очутилась».
– В Зорянске свекровь живет. Мать мужа. Ездила навестить. Болеет…
– А живешь где?
– В Рдянске… Значит, не узнал? – грустно укорила она.
– Да и ты ведь сразу тоже… – оправдывался он.
– Я тебя еще в Зорянске видела. С сыном. Сразу узнала.
– А почему не подошла?
– Зачем? Я и сейчас сидела, мучилась – выйти или нет. – Она зачем-то оглянулась. – Еще подумают бог знает что. А при твоем положении… Прокурор!
– О чем ты говоришь? – поморщился он. – Познакомил бы тебя с сыном.
– И что бы ты ему сказал, интересно?
– Имеет ли это значение? – Он усмехнулся. – А раньше ты была бедовая…
– Жизнь научила осторожничать, – вздохнула она. – Да и жена у тебя, говорят, ревнивая.
«В Зорянске все всё знают», – с досадой подумал Измайлов.
– Сколько лет мы не виделись?
– Много, Захар…
– Да-а, – протянул он. – Золотое было время. Молодость.
За окном кружились в хороводе березы. В вагоне стало светлее от их белоствольной чистоты.
Захар Петрович вдруг представил себя застенчивым подростком с охапкой сирени в руках, сорванной тайком в заброшенном монастырском саду, с волнением поджидающим молоденькую медсестру городской больницы.
Это было в Дубровске. Больше двадцати пяти лет назад. А тот несмелый паренек в застиранных штанах и драных ботинках – он, Захар Измайлов, студент лесного техникума.
Их свидания назначались в березовой роще на окраине города…
– Похоже на рощу за монастырем… – сказала Марина, глядя в окно вагона.
Выходит, она вспоминала о том же.
Поезд сбавил скорость, приближаясь к станции.
– Ну, я пойду в купе. – Марина снова опасливо оглянулась. – А то увидят, что мы шушукаемся. И вообще, Захар, зачем кому-то знать, что мы знакомы?..
– А что в этом такого?
– Пусть не знают… Так лучше и для тебя, да, пожалуй, и для меня. Договорились?
Он кивнул.
«С чего она так печется о моей репутации? – подумал Захар Петрович. А с другой стороны, может, она и права. В Зорянске, как повсюду, любят почесать языки на чужой счет».
На остановке Измайлов вышел из вагона. У крошечного здания вокзала несколько старух предлагали пассажирам зелень и жареные семечки.
Захар Петрович прошелся по перрону, размышляя о неожиданной встрече. Четверть века – срок большой. Как прожила его Марина? Удалась ли жизнь? Судя по морщинкам, скорее всего – не баловала. Особенного волнения Захар Петрович не испытывал. Но что-то все же шевельнулось в душе. Словно полыхнула далекая зарница. Отголоски прежних клятв, прежних обид и переживаний. А ведь было время, когда он страдал, не находя себе места. Едва не сбежал в самоволку, не думая о том, что может загреметь на гауптвахту. Хорошо, вразумил и остановил его Борька Межерицкий…
– Поднимайтесь в вагон, товарищ прокурор, скоро тронемся, – предупредительно уведомил проводник, лузгая семечки из бумажного кулька.
– Спасибо, – поблагодарил Измайлов, стараясь припомнить, где он его видел.
«Наверное, был у меня на приеме или встречались на судебном процессе», – подумал Захар Петрович и тут же констатировал: да, он на виду, и предосторожность Марины имеет под собой почву. Хотя сам Измайлов не понимал, что можно усмотреть плохого в беседе двух когда-то очень близких людей…
В купе заглянул проводник:
– Прошу закрыть окно. Гроза впереди.
Альберт Ростиславович поднялся, закрыл окно.
– Это, случаем, не ваша гитара, Альберт Ростиславович?
– Моя.
– Уважьте компанию.
Альберт Ростиславович охотно согласился.
– Что-нибудь этакое, – попросил Николай Сидорович. – В смысле романса.
– Сейчас сообразим. – Альберт Ростиславович настроил инструмент. – Марина… Как, простите, ваше отчество?
– Антоновна.
– Может быть, дуэтом, Марина Антоновна?
Она смутилась.
– Смелее, – подбодрил ее Николай Сидорович.
– Да что вы, отпелась я… Вот в молодости…
Она глянула на Измайлова. Он невольно улыбнулся.
И вспомнился Дубровск. Прощальная вечеринка перед отъездом в армию. Кто-то затянул: «На позицию девушка провожала бойца». Потому что за столом сидели девчонки, расстающиеся со своими парнями на целых три года.
Как тогда пела Марина! Словно изливала душу. И все смотрела на него, смотрела не отрываясь.
Думали, разлука на три года, оказалось – навсегда…
– Общество просит! – сказал Николай Сидорович.
Марина вздохнула, махнула рукой – ладно.
Альберт Ростиславович перебрал струны, и зазвучала мелодия известного романса.
– Гори, гори, моя звезда… – начал он неожиданно низким голосом.
Рожнов блаженно прикрыл глаза.
Вторую строку вместе с гитаристом подхватила Марина. Негромко, октавой выше. Получилось у них слаженно, словно они всегда пели вместе.
Когда романс закончился, Рожнов буквально простонал:
– До чего же хорошо!
Потом они спели еще одну современную песню. А когда Альберт Ростиславович, подмигнув Грачу, заиграл «Распрягайте, хлопцы, коней», к дуэту неожиданно присоединился и Павел Васильевич.
Поезд вошел в грозу. Потемнело. По стеклу снаружи косым потоком лила вода.
– Антракт, – отложил гитару Альберт Ростиславович.
И теперь уже, когда Рожнов предложил всем зеленого чаю из термоса, никто не отказался. Альберт Ростиславович сбегал к проводнику за стаканами. Под шум ливня и раскаты грома завязалась беседа. Грач вспомнил фронтовые годы, земляка-гармониста, погибшего под Орлом, который очень любил песню «Распрягайте, хлопцы, коней».
В купе стало по-домашнему уютно. Казалось, что все знают друг друга давным-давно. Захар Петрович думал о том, что было бы хорошо, если бы дождь пролился над Матрешками – ссохшейся земле нужна вода, а то его молодому саду будет худо.
Поезд останавливался на станциях, а потом не спеша катил дальше. Марина вышла в коридор. Измайлов видел ее, неподвижно стоящую у окна.
– Как ты живешь? – спросил Захар Петрович, не выдержав и выйдя к ней.
– Так и живу… – неопределенно ответила Марина, поблагодарив его улыбкой за то, что подошел. – В двух словах не расскажешь. Разное было…
– В Рдянске давно?
– Третий год. Квартиру вот-вот получим. Мужу обещали.
– Как же сейчас обходитесь?
– У его сестры живем. Она на север завербовалась, нам свою квартиру оставила на время…
– А дети?.. – осторожно спросил он, так как не знал, есть ли они у Марины.
– Слава богу. – Она раскрыла сумочку, с которой не расставалась, достала газетную вырезку и протянула Захару Петровичу.
Измайлов увидел на снимке девочку в балетной пачке, рядом – женщина в спортивном костюме. И подпись: «Учащаяся балетного училища Юля Хижняк со своим педагогом С.А. Рогачевой».
Хижняк – девичья фамилия Марины.
– Младшенькая, – с гордостью пояснила Марина. – Балериной будет.
– Это хорошо, – возвратил Измайлов газетную вырезку. – А ты?
– В медучилище работаю.
– Значит, не изменила медицине?
– Нет, конечно… Захар, а ты не знаешь, как Боря?
– Межерицкий?
– Да.
– Твой коллега. Заведует психоневрологической больницей в Зорянске.
– Небось профессор, доктор наук?
– Вовсе нет.
– Как же?.. – удивилась Марина.
– Не получилось…
– Но ведь он головастый был!
– И сейчас, по-моему, соображает неплохо. Врач – каких поискать. К нему приезжают консультироваться светила из Рдянска и даже из Москвы, Ленинграда.
Дождь прекратился. За окном мелькали мокрые деревья, домики – они подъезжали к станции Ратань.
– Ну а как у тебя в семье? – спросил Захар Петрович.
– Ты хочешь спросить, как муж?
– Да… Счастлива?
– О счастье, говорят, мечтают в молодости. В нашем возрасте думают, как бы не было хуже…
Измайлов почувствовал, что Марина не хочет говорить на эту тему. Потому, наверное, что нет этого самого счастья.
– На переправе коней не меняют, – грустно сказала Марина. – Вот приеду сейчас, он на дежурстве… В такой день…
Но какой день, она не объяснила. Состав подошел к перрону.
Захар Петрович снова вышел подышать густой влажной свежестью. Двое мужчин, проходя мимо, возмущались, что поезд будет стоять здесь не пять положенных минут, а бог знает сколько. Когда они поднялись в вагон, Измайлов отправился к проводнику узнать, в чем дело.
– Да, товарищ Измайлов, застряли, – подтвердил тот. – Впереди размыло дорогу. Чинят.
– И надолго задержка?
– Точно сказать никто не может.
– Но в Рдянске-то сегодня будем?
– В обязательном порядке.
Захар Петрович сообщил эту неприятную новость своим попутчикам. Рожнов разволновался, успеет ли на автобус в Светлоборск. Грач тоже расстроился, так как намеревался сегодня же уехать на южноморском поезде. Да и самому Захару Петровичу надо было еще узнать, в какой гостинице забронированы места для участников конференции. Накануне он звонил в областную прокуратуру – вопрос оставался открытым. В Рдянске проходила спартакиада, и понаехало много народу, с местами в гостинице проблема.
– Раз уж приходится загорать, – сказал Николай Сидорович, – не мешало бы подкрепиться.
Он достал из своего необъятного портфеля сверток. Это была копченая курица. Марина вынула из дорожной сумки пироги с капустой – гостинец свекрови. Павел Васильевич сбегал в свое купе и принес котлеты, что приготовила ему в дорогу жена. Измайлов предложил в общий котел бутерброды, сделанные Галиной Еремеевной. А у Альберта Ростиславовича оказались с собой банка шпротов и батон сервелата.
– Ого, как на хорошем банкете, – довольно потер руки Николай Сидорович, когда Марина накрыла стол.
После еды все почему-то приуныли. Стоянка затягивалась. Чтобы расшевелить компанию, Альберт Ростиславович предложил разгадать кроссворд – у него был с собой последний номер «Огонька». Для большего азарта решили соревноваться, кто больше отгадает слов.
– Ну, если я? – с вызовом спросил Рожнов. – Что тогда?
– Сначала выиграйте, – ответил Альберт Ростиславович.
– Да уж будьте уверены! – сказал Николай Сидорович. – Чемпион, можно сказать, по кроссвордам…
– Это интересно, – задумался Альберт Ростиславович. – Давайте держать пари. Выиграю я.
– А на что? – еще больше оживился Николай Сидорович.
– Американка! Кто выиграет, диктует желания.
– Принимается. Кстати, условия, я думаю, равны для всех…
Разгадывали кроссворд с азартом. Больше всех петушился Павел Васильевич и, как правило, ошибался. Измайлову удалось отгадать несколько трудных слов. Но, когда подсчитали очки, к удивлению всех, победила Марина.
– Ваше пожелание? Просим! – потребовал Альберт Ростиславович.
– Какое там желание… – отмахнулась Марина.
– Нет-нет, непременно скажите! – настаивал Рожнов.
Он хоть и не выиграл, но радовался, что Альберт Ростиславович тоже оказался в проигравших.
– Ладно, потом… – замяла вопрос Марина.
Тронулся поезд, простояв в Ратани почти два часа. Все обрадовались.
До Рдянска время пролетело незаметно. Вышли из вагона вместе.
– Так какое же будет ваше желание, Марина Антоновна? – напомнил Альберт Ростиславович.
– Да, именно! – поддержал Рожнов.
– Не знаю, примете ли… В общем, прошу всех ко мне. Хотя бы минут на двадцать. У меня сегодня день рождения. А вы все такие внимательные… Ну, словом, хорошие люди, – смущенно сказала Марина.
«А я уж даже забыл, что у нее сегодня день рождения! – подумал Захар Петрович. – Нехорошо получилось, стыдно».
Мужчины стали наперебой поздравлять Марину. Альберт Ростиславович предложил отправиться к имениннице и побежал искать такси. Грач сокрушался, что не может: через десять минут отходил поезд в Южноморск.
Захар Петрович заколебался. Но отказываться посчитал неудобным: Марина может подумать, что посчитал ниже своего достоинства пойти к ней в гости… Зазнался, мол… Пока Измайлов думал, как лучше поступить в сложившейся ситуации, возле них лихо затормозило такси, которое остановил Альберт Ростиславович.
– Садитесь, садитесь! – торопил он. – Вы, Захар Петрович, назад, а вы, Марина, с шофером.
Измайлов протиснулся в машину.
Рожнов сел возле Захара Петровича, сказав:
– Я только провожу вас до дома. Мне на автовокзал…
Альберт Ростиславович сел последним. Хлопнула дверца, и «Волга» сорвалась с места. Метров через двести Рожнов попросил остановиться возле освещенных окон ресторана. Оставив на сиденье портфель, он побежал к его открытой двери и быстро вернулся, держа в руках две бутылки шампанского и коробку шоколадных конфет.
Дом, где жила Марина, находился недалеко от вокзала. Николай Сидорович торжественно вручил имениннице вино и конфеты. И когда Альберт Ростиславович, Марина и Захар Петрович вышли из такси, Рожнов озабоченно бросил водителю:
– Жми, друг, на автовокзал. Надо успеть к последнему рейсу.
Квартирка была двухкомнатная, малогабаритная. Обстановка – только самое необходимое и далеко не новое.
– Располагайтесь, я сейчас что-нибудь быстренько соображу закусить, – сказала Марина. – Если надо, можете звонить, – кивнула она на телефон, оставляя мужчин одних в комнате.
Захар Петрович позвонил в облпрокуратуру по поводу гостиницы. Никто не ответил. У Измайлова был еще домашний номер старшего помощника прокурора области по кадрам – Владимира Харитоновича Авдеева. Трубку взяла его теща. По ее словам, Владимир Харитонович ушел с женой в гости.
– Разрешите и мне воспользоваться? – сказал Альберт Ростиславович, когда Захар Петрович закончил говорить.
– Да-да, пожалуйста, – освободил место у аппарата Измайлов, решив позвонить Авдееву еще раз попозже.
– Были у меня когда-то в этом славном городе друзья, – достал записную книжку Альберт Ростиславович и начал вертеть диск.
Судя по тому, как радостно он заговорил в трубку, друзья отыскались. Захару Петровичу показалось неловко подслушивать чужой разговор. Он вышел на кухню.
– Дозвонился? – спросила Марина, орудуя на кухонном столике. Как и в поезде, наедине, они обращались друг к другу на «ты».
– Пока неудачно… Знаешь, по-моему, зря ты так суетишься. К чему столько? – показал он на тарелки с закус ками.
– О чем ты говоришь, Захар! – с упреком ответила Марина. – Ради такой встречи…
– Не в еде ведь дело…
– Верно, но ты-то вроде свой, а вот что может подумать Альберт Ростиславович? – Она засмеялась. – Сам знаешь, как моя мама любила говорить: гости в дом – что есть в печи, на стол мечи…
Измайлов вспомнил, когда там, в Дубровске, Марине несколько раз удалось затащить его к себе в гости, ее мать ставила перед застенчивым студентом лесного техникума все, что у них было. А у Захара Петровича кусок не лез в горло: стеснялся своей бедной одежды и думал, что его жалеют. Правда, он скоро понял, что в этом доме так встречают всех, но все же так и не смог до конца совладать с робостью.
– Помоги, а то мне сразу не унести, – попросила Марина, подавая Захару Петровичу две тарелки – с ветчиной и маринованными огурчиками. Мне кажется, Альберт Ростиславович компанейский парень, – добавила она тише. – Наверное, артист, а простой.
Когда они вошли в комнату, Альберт Ростиславович сидел у телефона, как показалось Измайлову, чем-то озабоченный.
– Я так не согласен, – встрепенулся он. – Вы трудитесь, а я как барин.
– Уже все, – сказала Марина. – Только брошу на сковородку лангеты.
– Нет! – решительно поднялся Альберт Ростиславович. – Это уж позвольте мне! Уверяю, не пожалеете! Друзья твердят, что я кулинар от Бога…
– Ну, если вы так настаиваете… Уважим, Захар Петрович? – спросила с улыбкой Марина.
– Вольному воля, – улыбнулся в ответ Измайлов.
Марина вышла с Альбертом Ростиславовичем на кухню и вскоре вернулась. Они снова вспоминали Дубровск, свои молодые годы. Невольно перешли на настоящее. Оказалось, что у Марины есть еще одна дочь, старшая, Альбина, которая сама стала уже матерью.
– Где она? – спросил Захар Петрович.
– На Дальнем Востоке, – вздохнула Марина. – Не очень-то сложилось у нее… Разведенка…
– Да, сейчас это, можно сказать, болезнь века, – сказал Измайлов, пытаясь как-то смягчить материнскую боль. – Каждый второй брак распадается.
Но его слова не утешили, Захар Петрович это понял. Что матери до статистики? Главное – не повезло родной дочери.
– Но почему именно у нее? – с каким-то отчаянием произнесла Марина. – Из себя ладная, хозяйка хорошая. Для ребенка и мужа жила…
– Найдет еще, – сказал с улыбкой Измайлов, потому что не знал, что говорить в таких случаях.
– Не больно-то теперь мужчины семью желают иметь. А тут еще ребенок на руках… – Она сокрушенно покачала головой. – Вот у младшенькой, Юли, все будет по-другому. – Ее лицо просветлело. – Скучаю по ней – сил нет…
Измайлов вопросительно посмотрел на Марину.
– Так ведь в Ленинграде она. В училище-интернате, – пояснила Марина. – Настоящих балерин готовят с пяти лет… И вот вынуждены жить в разлуке. Но если у девочки талант!..
Вошел Альберт Ростиславович, торжественно неся исходящую паром, шкворчащую сковородку. В комнате аппетитно запахло жареным мясом со специями.
– Прошу! – сказал он. – Понравится, рецепт можете получить не отходя от кассы!
Марина поспешно стала ставить на стол рюмки, приборы. И пока она этим занималась, Альберт Ростиславович взял гитару и весело спел, переиначивая слова детской песенки:
Как на Марины Антоновны именины
Испекли лангеты мы.
Вот такой толщины,
Вот такой вкусноты!..
Потом все уселись, в потолок полетела пробка от шампанского, с какой-то лихостью и умением открытая Альбертом Ростиславовичем.
– Захар Петрович, – поднимая бокал, сказал он. – Вам, как старшему здесь, – тост.
– Ей-богу, у вас это лучше выйдет, – отшутился Измайлов.
Говорить пустые слова он не хотел, а то, что желал бы сейчас напомнить Марине, при постороннем не мог.
– Хорошо, – не стал упрямиться Альберт Ростиславович, входя в роль тамады. – Марина Антоновна, скажу честно, отвыкли мы по-людски встречаться и привечать людей. Нам некогда, мы недоверчивы. С друзьями – и теми видимся раз в год. Чаще деловые встречи. Как здорово, что сегодня я попал в ваш дом. По-моему, простой, открытый, русский. Повод – ваш день рождения. Так будьте же всегда такой открытой, чистой, любящей людей! Счастья вам, Марина Антоновна! – Он чокнулся с именинницей и красиво выпил шампанское.
Захар Петрович кивнул хозяйке так, чтобы она поняла: он желает ей всего хорошего и помнит Дубровск, их молодость, их чувства…
Мясо Альберт Ростиславович приготовил действительно отменно. Он тут же поделился рецептом с Мариной.
В квартире царила та же непринужденная обстановка, как и недавно в вагоне, казалось, что знают они друг друга давно. Марина пожалела, что Грач и Рожнов не смогли быть сейчас с ними.
Выпили еще по бокалу. Захар Петрович поднялся. Пора было ехать в гостиницу. Но в какую?
Он еще раз набрал номер телефона Авдеева. После длительных гудков заспанный голос его тещи сообщил, что зять еще не вернулся.
Измайлов растерялся. Надо было уходить (Альберт Ростиславович тоже уже собрался), а куда? Конечно, можно было бы поехать в любую гостиницу, обратиться к дежурному администратору, объяснить, попросить…
– Захар Петрович, – видя его растерянность, спросила хозяйка, – у вас какие-то затруднения?
– Понимаете, не могу дозвониться, узнать, где забронирован номер, – признался он.
– Господи, да оставайтесь здесь! – предложила Марина. – И вы, Альберт Ростиславович. Уложу вас в спальне. Там две отдельные кровати. А сама вот здесь, на диване…
– Ну что вы… – начал было Измайлов.
– Куда вам на ночь-то глядя! – уговаривала Марина.
Альберт Ростиславович снял с плеча гитару, положил свою сумку на пол, ожидая решения Захара Петровича.
А Марина быстро пошла в спальню, и было видно в открытую дверь, как она доставала из шкафа чистые простыни.
«Да и как объясняться с администратором гостиницы, когда от тебя пахнет вином? – подумал Измайлов. – Люди ведь разные. Что подумают, что станут говорить? А может и до начальства дойти…»
– Выхода нет, – сказал он Альберту Ростиславовичу с виноватой улыбкой.
Тот откровенно обрадовался и признался:
– У меня была довольно невеселая перспектива – провести ночь на вокзале. Из-за этой стоянки в Ратани не успел на ленинградский поезд, а следующий – только рано утром… – Он вздохнул.
Ложась в чистую постель, Захар Петрович понял, как он намаялся за последние дни. Давали знать о себе и бессонные ночи над докладом. Но стоило ему закрыть глаза, как он вспоминал первую встречу с молоденькой Мариной. Еще ту, последнюю…
Потом накатили видения, образы, то яркие, отчетливые, то туманные. Из глубин памяти возникло расставание с Мариной в Дубровске. Словно наяву он ощутил жар девичьих рук, обвивших его шею, влажные жадные губы…
Захар Петрович открыл глаза. На потолке дрожали тени от уличного фонаря. Рядом, на другой кровати, тихонько похрапывал Альберт Ростиславович.
Зональная конференция работников прокуратуры открывалась в здании Дома офицеров в десять часов утра. Помня звонок начальника отдела общего надзора Ляпунова о том, что с докладом предварительно надо ознакомить начальство, Измайлов появился в облпрокуратуре в девять часов – к открытию. Но ни Ляпунова, ни кого-либо еще из руководства не было, находились уже, должно быть, в Доме офицеров. Захар Петрович спешно отправился туда.
Дом офицеров утопал в зелени. По дорожкам, обсаженным туями, расхаживали участники конференции. Многих Измайлов хорошо знал.
Первым, кого Захар Петрович увидел из начальства, был Авдеев. Владимир Харитонович куда-то спешил. Поздоровавшись, Измайлов спросил у него, кому показать свой доклад.
– Зачем? – удивился Авдеев.
Захар Петрович рассказал о звонке Ляпунова.
– По-моему, это он так, перестраховывается, – усмехнулся Авдеев. – Но если хочешь его видеть, зайди в последнюю комнату по коридору. Там комиссия по подготовке конференции.
В комнате толпились люди. Ляпунов звонил по телефону, но, заметив Измайлова, попросил его обождать.
Освободившись, он все-таки прочел доклад зорянского прокурора. В нем Измайлов, как и было поручено, говорил о роли гособвинителя в судебном процессе.
– Добро! Деловито, кратко и по существу… Мы надеемся, Захар Петрович, что ваш опыт будет полезен молодым работникам прокуратуры, – заключил Ляпунов.
В зал Измайлов вошел буквально перед самым открытием. Над сценой, где стоял стол президиума, алел кумачом транспарант «Привет участникам конференции!». А сами участники уже заполнили несколько первых рядов кресел.
Захар Петрович огляделся. Строгие форменные пиджаки, белые воротнички, галстуки…
Захар Петрович нашел свободное место с краю, сел. Пожилой следователь из соседнего района пожал ему руку – они были знакомы давно. И потом уже заметил, что совсем рядом, через кресло, сидит и Авдеев. Владимир Харитонович хотел спросить что-то, видимо, о Ляпунове, но в это время из-за кулис появился президиум: областной прокурор, секретарь обкома партии и зампрокурора республики…
Открыл конференцию прокурор области Зарубин. Когда он стал зачитывать приказ прокурора республики о награждении ценными подарками лучших работников, Захар Петрович услышал вдруг и свою фамилию.
– Поздравляю, – шепнул ему сосед-следователь.
После Зарубина с большим докладом выступил начальник отдела по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах областной прокуратуры. Он обстоятельно говорил о роли прокурора в суде и призывал, чтобы каждый государственный обвинитель не замыкался в рамках только конкретного случая, рассматриваемого в ходе судебного разбирательства. Ведь факты, имеющие общественное значение, должны быть использованы для воспитательных и профилактических целей.
Измайлов старался слушать внимательно, но слова, доносящиеся с трибуны, постепенно сливались для него в какое-то монотонное неразличимое звучание.
Захар Петрович опять вспомнил, как покидал квартиру Марины. И заныло, засосало под ложечкой.
Вдруг докладчик, как и Зарубин, назвал его фамилию. Это встряхнуло Захара Петровича. По словам начальника отдела, он, Измайлов, выступает на процессах по-боевому, наступательно. И к речам готовится так, что слушать его интересно и поучительно. Одним словом, каждое выступление яркое, образное.
Захар Петрович поймал на себе несколько взглядов. Улыбающихся и любопытных.
…Сменялись выступающие. Измайлов напряженно ждал, когда ему дадут слово. То ли от этого напряжения, то ли от невеселых дум, у него стало сжимать в висках.
«Сейчас бы таблетку тройчатки», – подумал он, потому что почувствовал: сильная пульсация в висках переходит в боль. Он уже с трудом понимал, о чем говорят докладчики. Перед глазами – лишь световое пятно сцены, президиум. Он отметил, как кто-то вышел из-за кулис, передал записку. Она пошла по рукам и дошла до Зарубина. Облпрокурор прочел ее и, дождавшись окончания очередной речи, вышел из-за стола.
«Что это я раскис! – разозлился на себя Захар Петрович. – Мне же выступать! Из-за какой-то ерунды ломать голову…»
Он знал, что злость помогает. И действительно, окружающее как будто снова обрело для него четкую реальность. И тут объявили его выступление.
Захар Петрович пошел к трибуне и вновь почувствовал, что головная боль не дает сосредоточиться. Свою речь он знал назубок. Даже помнил, на какой странице был нужный абзац, чуть ли не каждый перенос. Но когда он очутился лицом к лицу с затихшей аудиторией и сказал: «Товарищи!», к ужасу своему, обнаружил, что никак не может вспомнить продолжения.
Рука невольно потянулась к стакану на краю трибуны. Измайлов сделал несколько глотков. Это был нарзан. Колючая, щекочущая влага освежила, мысли как будто немного прояснились. Захар Петрович смог наконец заговорить. И, уже отбарабанив фразу, припомнил, что она чуть ли не из середины доклада. Потом пришла и первая. Но эта заминка уже нарушила весь его настрой. Как Измайлов ни старался собраться, фразы путались. Он несколько раз пил из стакана, вытирал платком вспотевшие руки. Окончание доклада и вовсе получилось скомканным.
«Слава богу, хоть дотянул», – с облегчением думал он, покидая трибуну под жидкие аплодисменты и стыдясь глядеть на присутствующих.
За ним выступил молодой районный прокурор. Говорил он бойко, интересно, заворожив слушателей, что еще раз подчеркивало провал Измайлова. Пожалуй, первый в жизни.
Появился из-за кулис Зарубин и занял свое место между заместителем прокурора республики и секретарем обкома. Измайлову показалось, что Степан Герасимович отыскал его взглядом и долго внимательно смотрел.
«Неужели слышал меня?» – мелькнуло в голове.
Когда объявили перерыв и все потянулись в фойе, Измайлова взял за локоть Авдеев.
– Что это с тобой, Захар Петрович? Прямо не узнать тебя. Ты же всегда выступаешь – заслушаться можно, а сегодня…
– Голова что-то разболелась, – растерянно ответил Измайлов.
– Бывает, бывает, – улыбнулся помпрокурора области. – А я уж подумал, что это у тебя от похвал. Знаешь, кое на кого они действуют отрицательно… Да, забыл тебя спросить: ты чего вчера звонил?
– Узнать, в какой гостинице нас разместили.
– А-а, – протянул Владимир Харитонович. – Прими мои поздравления за награду…
Захар Петрович буркнул слова благодарности. Он был рад, что Авдеева отвлекли, – очень уж мучил стыд за свое выступление.
Не удалось избежать поздравлений и от других участников конференции. Захар Петрович принимал их рассеянно и неохотно.
Потом лосиноглебский прокурор потащил Измайлова в столовую. За столом было еще двое коллег, и возник горячий спор об автоматизированной системе управления, которую хотели вводить в областных правоохранительных органах. Дело это было новое и всех волновало. Прокурор из Лосиноглебска поддерживал начинание и считал, что надо поскорее ввести его в практику. По его мнению, техника освободит от множества бумажек и отчетов, которые отнимают массу времени.
Сосед по столу, пожилой районный прокурор, поинтересовался, что конкретно представляет собой система.
– Насколько мне известно, – объяснил лосиноглебский прокурор, – планируется пять видов выходной информации. Отчетно-статистическая – это вместо форм, которые мы заполняем за каждый отчетный период. Аналитическая…
– А это что? – спросил третий сосед.
– Вычислительная машина будет сопоставлять статистические показатели и анализировать их. И даже строить прогноз о состоянии преступности. Сюда войдут разные данные не только по нашей линии. Демографические, культурные и так далее… Ну, и еще три вида информации – индивидуальная, следящая и справочная… Например, Степан Герасимович захочет узнать, как идут у вас дела. Нажмет кнопку, и машина выдаст результат: у товарища Петелина, – он лукаво взглянул на районного прокурора, – необоснованно продлен срок расследования по четырем делам…
– А выговоры тоже машина будет выдавать? – засмеялся Петелин.
– Дойдет, наверное, и до этого, – улыбнулся третий сосед и добавил серьезно: – Все это хорошо. Но не появится ли еще больше отчетов? Раньше только для начальства, теперь и для машин…
До конца перерыва Захар Петрович еще успел зайти в аптеку, которая находилась поблизости. Он принял две таблетки амидопирина, прошелся по скверику возле Дома офицеров. Постепенно улеглась головная боль, напряжение спало, и даже чувство неловкости за неудачное выступление притупилось.
Официальная часть конференции закончилась в седьмом часу вечера. Награжденных пригласили в прокуратуру, в кабинет Зарубина, где в торжественной обстановке зампрокурора республики вручил им подарки. Некоторым, в том числе и Захару Петровичу, – именные часы.
Когда все покидали кабинет, Зарубин сказал Измайлову:
– Подождите, пожалуйста, в приемной. Я сейчас освобожусь. Есть разговор.
Измайлов вышел в приемную. Зарубин некоторое время беседовал о чем-то с зампрокурора республики, после чего Степан Герасимович проводил гостя до дверей. Направляясь снова в свой кабинет, бросил Захару Петровичу:
– Зайдите.
Измайлов двинулся за ним.
Зарубин сел за стол и молча указал Измайлову на стул. Взгляд у облпрокурора был, как всегда, спокойный и сосредоточенный.
Он был седой как лунь. А Измайлов помнил его темно-каштановую шевелюру. И удивлялся еще, как долго не трогает Степана Герасимовича седина. Побелел, как говорится, в одночасье. Когда погибли его дочь с внуком. Это известие потрясло всю прокуратуру. Нелепый, трагический случай. Дочь Зарубина открыла дверь вызванного на шестой этаж лифта и вместе с коляской, в которой находился младенец, упала в шахту – кабина лифта из-за какой-то неполадки, оказывается, не пришла.
