Анатолий Алексеевич Гусев
Побывка
– За уздечкой потянулся. Хотел лошадь поймать, а поймал пулю.
– Хорошо, что не лбом.
– Соседа моего убили, – невпопад сказал Кузнецов, – Илюшку Захарова.
– Груша его вдовой стала, – покачал головой Сорокин, – детей двое у него?
– Да, два казачка. Доля казачья такая. Глупо погиб. Пока я на вас смотрел, он решил посмотреть на турок. Вот и получил свой свинец в голову.
– Смерть, она, Платон, не умная и не глупая. Она просто смерть. Судьба знать такая. Написать надо родным.
– Напишем. Как селение-то называется, Иван Лукич?
– Мама-Хатун. На русский язык переводиться как «женская грудь».
– Почему такое название?
– Да вон видишь: две горы торчат? Из-за них, наверное, и назвали.
– Что-то как-то не похоже.
– Ты давно женской груди не видел, Платон. И, к тому же, откуда ты знаешь какая грудь у турчанок? Может быть, такая, туркам виднее.
Сотне Сорокина было предписано занять село Гюль-Веран. Убитых казаков завернули в бурки, заложили камнями, поставили самодельные кресты из веток.
Село Гюль-Веран было взято. После чего сотня Сорокина получила приказ дислоцироваться в Мама-Хатун.
На отдыхе из перемётных сум погибших были вытряхнуты их нехитрые пожитки и вахмистры ходили и уговаривали казаков купить что-нибудь. По закону лошади убитых оставались в сотне, родственникам погибших казаков полагалась компенсация по 200 рублей из полковой казны, хотя настоящий строевой конь стоил гораздо дороже. И распродажа вещей устраивалась только для того, что бы выручить какие-то гроши и вместе с компенсацией выслать жене, детям, отцу и матери погибшим.
Вахмистр Елисеев подошёл к Кузнецову:
– Купи фуражку.
– Зачем мне фуражка? У меня папаха есть.
– Ещё и фуражка будет.
Младший урядник тяжело вздохнул. С наличными деньгами у казаков было плохо, и расставались они с ними неохотно, хотя и понимали эту необходимость: война есть война и их семьям могут так же собирать. Кузнецов достал из кармана полтинник:
– Захарову отошли. А фуражку ещё кому продай.
– Не хорошо, Платон, возьми фуражку.
– Добро, – согласился младший урядник. – А, гулять так, гулять. На копейку, давай и портянки.
На Турецком фронте вскоре установилось затишье, казаков стали отпускать на побывку на 28 дней, включая дорогу. На дорогу уходило: четыре дня, что бы добраться до города Сарыкамыш, оттуда три дня поездом до Владикавказа. Из сотни отпуск давали двум офицерам и двум рядовым казакам. Сорокина не отпустили. На побывку отправились хорунжий Пащенко, прапорщик Григорьев, младший урядник Кузнецов и приказной Меркул Бублик.
