Анастасия Родзевич
Светлолесье
– Господин говорит о Чудовой Рати?
Лицо Драурга засияло.
– Воинство царя Полуночи, да. Твари из недр земли, противные всему живому. Колдун и его слуги призвали Чудову Рать и вместе высосали, опустошили наши земли. Думаешь, отчего Аскания теперь навеки – Обожженная земля? Отчего в центре Светлолесья только лес, в котором никто не живет? Оттого, дитя, что много человеческой крови пролилось там для мерзкой требы. Там, где раньше была людская колыбель, теперь поруганная и брошенная земля и никакой жизни.
Мне же с каждым мгновением становилось все труднее сдерживаться. Казалось, крики времен Полуночи эхом докатились до залитой солнцем трапезной.
– Но… – Я открыла рот для нового вопроса, и в этот миг в одной из ниш послышалось такое скрежетание, словно по дереву скребли когтями. Я закрыла рот и кивнула, хотя внутри все кипело.
– Колдуны слабы, и скоро их не останется, – протянул между тем Драург. Он сложил перед собой руки и устроил на них острый подбородок. – Мы об этом позаботимся.
Я схватила кружку и принялась пить. Скрыть свои настоящие чувства становилось все сложнее.
– Мы похожи, сестра моя. Именно нам Единый отвел непростую роль – находить души под сенью тьмы и выкорчевывать их. Это и есть настоящее сострадание. Ведь если разрастутся губительные семена колдовских душ, мир вновь будет ввергнут в Полночь.
Меня трясло. Когда он говорил, передо мной, словно живой, стоял Елар: бледные щеки, русые, гладкие волосы до плеч и руки, без устали смешивающие целебные смеси.
– И это урок для всех нас, сестра, – сказал Алый Ворон. – Мы должны помнить, что особенность становится обителью для зла и порока.
Не имело значения, что между нами стол, а мое лицо скрывает покров из сетки, меня прожигало яростью и сдерживаться было выше сил.
– Но разве червенцы… то есть мы… не занимаемся тем же самым? Боремся с колдунами, а сами верховодим царствами. – Я указала на царевну Святобории, которая с громким швырканьем тянула напиток из кубка. – Жрецы и власть. Разве наши деяния не следуют той же дорогой?
Светец качнулся и упал, но никто не обратил на это никакого внимания.
Драург долго и скрипуче смеялся. Я молчала. Верховная муниса яростно шептала заветы. Царевна продолжала пить все с тем же звуком.
– Молодость, – с непонятным мне чувством сказал червенец. – Сестра, мы сила, рожденная в ответ. Рожденная Единым. Потому мы будем расти и крепнуть под его благодатным светом. Укрепляй веру, сестра моя. Скоро многое изменится.
Сказав это, он надменно посмотрел на меня и продолжил:
– Мы с Уляной Залесской укрепим Святоборию священными узами нашего супружества. Объединенные Ардония и Святобория очистят земли от оставшейся скверны, вместе возродят благодатные нивы, изгонят последнюю память о нечестивых колдунах и их делах.
Девушка отлепилась от кубка и горячо закивала.
– Но ты обещал показать мне красивое озеро, – требовательно сказала она. – И березки с глазами!
Это были первые слова, которые она произнесла за все время. Я с легкой жалостью подумала, что слухи о немощи святоборийской царевны правдивы.
– Моя драгоценная, – Драург сделал знак, и к Уляне шагнула верховная муниса, – сначала мы покажемся дядюшке в Злате и принесем свадебные обеты.
– Нет! – Уляна хлопнула ладошкой по столу. – Я хочу увидеть озеро… озеро…
И вновь проявилось наваждение: от Драурга к царевне тянулась, по-паучьи перебирая в воздухе пальцами, рука-тень.
«Оборони, Крылатая», – взмолилась я в исступленном отчаянии.
– Я вспомнила! Линдозеро! – вскрикнула царевна.
Показалось, будто в меня ударила молния, и обожженная, ослепленная, я беспомощно ухватилась за обрывки прозвучавших слов.
«Линдозеро…» – повторяла царевна.
– Что в Линдозере? – я не сразу узнала свой голос.
Драург рассмеялся. Хрипло, надсадно. Верховная муниса пыталась вывести Уляну из-за стола, но червенец, не прекращая смеяться, осадил ее.
– Великая тайна алой Ветви служения. – Губы Драурга чуть дрогнули.
В следующий миг смех перерос в булькающий кашель, червенец схватился за грудь и сжал в кулаке антрацитовую ткань кафтана.
Верховная муниса схватила со стола серебряные колокольчики и яростно затрясла их.
Я отпрянула, но обрушились непрошеные мысли: «Он так близко, только протяни руки! Перехвати зашедшееся в огне горло… и все! Алый Ворон никогда не раскроет клюв!»
Оберег раскалился.
«Отомсти за Елара!»
Я зажмурилась, чтобы не видеть, как корчится Драург. Как мелькает в отвороте черного беззащитное горло.
Если нить моей судьбы в руках Крылатой, если и правда есть грань между колдунами и жрецами, то сейчас она – та стена, на которую я не осмелюсь карабкаться.
В трапезную влетел слуга с кувшином и наполнил кубок наместника дымящимся питьем.
Муниса, придерживая за донышко кубок, помогла наместнику допить варево. В это время царевна взяла в руки колокольчики. Она разглядывала их с открытым ртом и не сводила глаз с переливающихся серебряных соцветий.
– Я представил на миг, что было бы, если б колдуны слышали наш разговор, – сказал Драург, едва осушив кубок.
Слова долетали до меня, как из глухого колодца, а взгляд, обессиленный, но все такой же холодный, снова тянул из меня слова.
– Но… почему Линдозеро?
Муниса укоризненно цокнула языком, но смолчала. Наместник извлек из-за пазухи белоснежный платок.
– Линдозеро когда-то было оплотом червонных жрецов, – ответил Драург, помедлив. – Сам Мечислав совершал там подвиги. В Линдозере до сих пор живут его потомки. Вы не знали?
Я покачала головой.
Нет.
– Могу я надеяться на твое молчание… сестра? – Червенец промокнул платком потемневшие губы.
Глядя на то, как ткань окрашивается разводами, я отчетливо осознала, какие намеки таятся в его вопросе.
И вдруг резко, с хорошо знакомым звуком лопнувшей струны сложился смысл: тогда, в корчме, Колхат понял, кто я, когда прозвучало упоминание этого города. Все прочее стало лишним, словно небо надо мной треснуло, с грохотом обрушилось осколками и одновременно удушающей тишиной безмолвия и безветрия.
Я узнала слишком много.
Сожаление, промелькнувшее в сером глазе Драурга, оказалось красноречивее любых слов.
– Да, – произнесла я едва слышно.
– Я рад, что мы достигли согласия. – Медовая улыбка сочилась ядом, той жижей, которую он испил. – А теперь, если позволите, я отдохну. Морские путешествия… изматывают.
Как в тумане, я поднялась, поклонилась и покинула трапезную, спиной ощущая взгляд наместника.
7
В пучине морской
Ночь на корабле я встретила в отведенной каморке. На полу лежал тюфяк с соломой, на столе стояла плошка с нетронутой трапезой – ломоть подсушенного хлеба с козьим сыром. Делить пищу со жрецами никто из нас не стал.
– Минт, я не могу просто сидеть!
– Все, что ты уже могла сделать, сделала, – отозвался он. – Так что будь добра, посиди.
Фед сказал, что ему надо разведать обстановку на судне, после чего надолго исчез. Минт остался сторожить снаружи.
К концу дня «Стрела веры» нагнала червенскую ладью, но потом случилось затишье, и теперь два корабля мирно покачивались на волнах бок о бок.
Из обрывков разговоров я услышала, что Драургу крепко нездоровится и что верховная муниса совсем не со жреческой скромностью требует скорейшего прибытия в Светлолесье. Кормчий даже шарахнулся на лестнице, приняв меня за нее.
– Им бы сейчас не помешали колдуны, да? – сказал с мрачным удовлетворением Минт. – Колданули бы ветер по-быстрому.
Я молчала. Беспокойные мысли о Линдозере, Драурге и ржавчине на клинке не покидали меня ни на мгновение.
Каждый колдун в Обители знает, как давно они воевали с червенцами в последний раз. Когда Мечислав победил ужасного царя Полуночи. Нам говорили, что жрецы истребляли остальных колдунов за то, что мы отказывались забывать свои обряды и следовать за новой верой. Мы хранили прошлое. Но я задумалась: а чему из этого самого прошлого я могу доверять? И про какие кровавые обряды говорил Драург? Что значит: царь Полуночи призвал чудь из Нижнего мира? Разве это возможно?
Целый рой вопросов пронесся у меня в голове, и ни на один из них я не знала ответа. Неужели все это выдумали червенцы для того, чтобы поселить страх и отвращение к таким, как мы? Правда это или нет, но если тайна алой Ветви действительно существует и находится в Линдозере, то знает ли о ней Фед? Как эта тайна связана с легендами о Полуденном царе?
– Опять какая-то возня внизу, – пробормотал Минт. Через дверь его голос долетал глухо. – Но рядом все спокойно.
– Может, поспишь пока?
– Нет, – отрезал он. – Это затишье такое же обманчивое, как и то, что за бортом.
Чтобы разбавить тревожное ожидание, я вытащила из сумы старую карту Светлолесья и принялась подробнее изучать Святоборию. Обитель тоже находилась в этом царстве, и восточная ее часть, равно как и южная, были мне знакомы. Линдозера на карте не оказалось. Судя по всему, это был какой-то глухой угол, отрезанный от основных дорог. Скажем, торговый путь из Злата в Курнузлах как раз пролегал неподалеку от дебрей и болот. Там могло затеряться все что угодно, начиная с поселений и заканчивая разбойничьими логовами. Найти город, про который нельзя говорить, казалось почти такой же безнадежной задачей, как пройти все Светлолесье без денег в кошеле. Но на сей раз о продаже оберега я не помышляла.
Постепенно усталость взяла свое. Я погасила лучину и устроилась на тюфяке. Теперь, в темноте, облик Драурга возник как наяву, словно давно был отпечатан на внутренней стороне закрытых век.
И наместник улыбался. Меж разомкнутых, окрашенных бурым губ зиял провал и блестели желтоватые корешки зубов. Неужели в свой последний час Елар и другие колдуны видели нечто подобное?
– Полуденного царя на вас не хватает, – упрямо произнесла я вслух запретные слова, надеясь, что они отпугнут призрачный образ.
Но Драург улыбнулся, и его темная и глубокая, точно бездна, ротовая щель заворочалась, круша и перемалывая в труху его же зубы, а затем и все вокруг.
Я забылась тревожным, зыбким сном.
Хоть бы Драург не вспоминал наш разговор так же, как я сейчас…
Слепящие огни. Огромные дома, отражающие свет во всех направлениях. Хрупкие, но такие высокие, что касаются облаков. Море красок. Так много света! Я никогда не видела такой светлой ночи.
Я лечу над скопищем огней, прикасаюсь к зеркальной глади стен… Чудно. Это так чудно, что я радостно кричу и раскидываю руки в стороны. Свобода!
Зубцы-исполины расступаются.
Я вижу под собой дремучий лес и мерцающее вдали озеро.
Лечу все ближе. Кажется, это так важно – увидеть себя в отражении воды.
Но свет меркнет. Клубится, разливается густая тьма туч, и ветер, словно живой, вьется вокруг, шепчет со свистом:
– Почему не убила наместника? Почему? Ты могла… Ты могла!
В небе тают алые всполохи. Томится, томится в облаках Червоточина.
И там, в этой черноте, по-настоящему горят только два огня: зеленый и янтарный. Два глаза.
– Пусть его судят боги.
И чем дольше я смотрю, тем сильнее тянет меня к себе озеро. Потушить бы скорее жар, остудить бы тугую, странную, зовущую тоску.
А ветер ревет, словно разъяренное животное. Небеса расчерчивают треугольные хвосты неведомых созданий…
И я камнем лечу вниз, скорее к спасительной воде.
Я открыла глаза и тут же кубарем свалилась на пол, едва успев выставить перед собой руки.
– Лес-с-сёна! – Голос Феда разбудил меня окончательно. – Ну и крепко же ты спишь.
– Что стряслось? – Я потерла ушибленные локти.
– Минт спустился в самый низ.
– Проголодался, наверное. – Я ухмыльнулась, а в следующий миг пришлось зацепиться за стену, потому что судно накренилось.
– Но его долго нет! Надо пойти, проверить, все ли в порядке.
– Ты прав. – Я подставила ящерице руку, но пол под ногами снова затанцевал, и я упала.
Снаружи хлестал дождь, наверху трещали мачты. Казалось, будто ярость и ветер, что недавно бушевали в моем сне, каким-то образом прорвались сюда.
Я взяла с собой суму и, отгоняя предчувствия, добралась до двери. Фед вскарабкался по плащу и занял свое привычное место на плече.
– Минт!
Никто не отозвался, и я вышла.
Общая комната тонула в темноте. Жрецы спали, но по полу, постукивая, перекатывались выпавшие из светцов огарки. Мы с Федом одновременно уткнулись взглядом в глухую черноту в торце.
– С-с-ступай, – едва слышно произнес наставник.
Взяв со стены уцелевший светец, я вцепилась в косяк. Пол дрожал, как припадочный, норовя опрокинуть меня на спину. Когда я спустилась, мрак стал еще гуще, а завывания ветра за бортом – еще надрывнее. Пахло кислятиной и гнилью, а подошвы сапог утопали в бурой слизи. Видимо, где-то не выдержала бочка, и я подоткнула рубаху, чтобы не испачкать подол.
Огонь недоверчиво рассекал темноту, словно сомневаясь, надо ли нам здесь находиться. Бочки и ящики выпирали из темноты, а канаты, удерживающие их от качки, натягивались и трещали. Снаружи раздался новый раскат грома…
– Лесёна, прячься! – крикнул Фед.
Но колдовство ринулось вперед меня. Пламя светца раздулось в шар, поглотило его и каплями полилось на пол. Свет выхватил резкие тени, сплетающиеся в яростной борьбе.
– Прячься! – меня отшвырнуло громовым криком Феда.
Я опомнилась, лишь когда повисла резкая тишина. Вонь стояла несусветная: запах гари смешался с запахами паленых шкур. Показался Минт. С разбитой губы на кожанку сочилась тонкая струйка крови. За ним лежало распростертое тело в серых одеждах, но вместо ответов он мотнул головой. Мрак скрывал очертания, но по полу, смешиваясь с жижей, ползло красноречивое багровое пятно. Я подошла ближе и узнала одну из тех угрюмых девиц, что сопровождали верховную мунису.
– Прости, пришлось выманивать. – Минт сплюнул в сторону и бегло осмотрелся. – Ее послали за тобой.
– Постой… Так это вы вдвоем придумали? – Я с трудом оторвала взгляд от тела. – Приманить ее мной?
– А что еще оставалось делать? Фед слышал, как верховная муниса приказала избавиться от тебя.
– А Драург?
– Ему не до нас. – Минт достал заговор-клинок и, удостоверившись в чистоте лезвия, спрятал обратно в ножны. – Фед нашел здесь укромное место. Мы переждем до утра, а потом придумаем, как выскользнуть.
– Нас будут искать. – Я подняла едва тлевший светец выше. Тени легли на лицо воителя, сделав его старше и подчеркнув напряженные губы и брови.
– Начался шторм, наверху переполох. – Минт огляделся и стер алую дорожку с подбородка. – У нас есть время спрятаться…
– Но…
– Хватит! Я и так ничего, кроме твоего голоса, не слы…
Ба-бах!
Днище вспыхнуло нестерпимым зеленым, а потом с оглушающим треском ломающегося дерева провалилось в холодную булькающую мглу.
– Бегите! – закричал Фед.
Резкий крик Минта слился с моим, и, едва разбирая дорогу и перепрыгивая ящики и бочки, мы бросились к лестнице.
Позади хлюпало и прорывалось внутрь судна Моинское море.
В общей комнате сновали разбуженные червенцы, но на нас никто не смотрел: обмениваясь руганью, все готовились пережить бурю. Но у Минта было другое мнение. Сквозь треск я услышала голос:
– Судно не выдержит!
Мы выбрались на верхнюю палубу. Темно-синее небо заволокла пелена грязи, а над кораблем развернулась воздушная воронка. Спираль изрыгала стрелы-молнии, окрашивая одичавшие волны зеленым светом.
– Лесёна. – Минт задрал подбородок. – Это похоже на…
– Колдовство, – выдохнула я. Такого я никогда раньше не видела и даже не знала, что сейчас кто-то способен на подобное. Молнии, одна за другой, били в море со всех сторон «Стрелы веры», и величавое судно уступало напору.
Я еле отняла Феда от рубахи и упрятала за пазуху.
– Держись!
Ладью по соседству бросало, как беспомощного котенка. Люди вокруг нас со священным ужасом смотрели в небо, кто-то спешил укрыться на нижней палубе, кто-то держался за снасти.
Словно разбушевавшийся великан лепил из туч вихри и молнии, и грохот стоял такой, будто сами боги скачут в колесницах.
Это было завораживающе… И так похоже на сон.
В тряске и гаме бедствия звучал какой-то свой ритм, и мне это… нравилось. Со странным волнением я раскинула в стороны руки, позволила себе улыбнуться восходящему в небосвод вихрю.
На палубе показался Драург. Он оглядел судно и полыхающие зеленым заревом небеса. Наши взгляды пересеклись, и на мгновение – всего лишь на мгновение – я ощутила ярость, страх и такую боль, словно все мои шрамы открылись и кровоточили. Лицо Алого Ворона исказилось гневом, но в это время молния с гулом впилась в левый борт корабля.
Полетели щепки.
Я поскользнулась и выпустила из виду черный клювастый лик червенца, а когда поднялась, никого не было. Всполохи, то яркие, то бледные, поглощали суда.
Люди прыгали за борт во вскипающее зеленью море.
– Земля! Земля! Скалы! – надрывался кормчий.
Из завихрений тьмы и света проступили зазубрины камней, и на них обрушилась ладья.
Один из парусов на «Стреле» под напором урагана развернулся. Ветер подхватил его и рывком разломил мачту надвое. Мы отбежали в сторону, когда она рухнула вниз.
Пол треснул. Со свистящим звуком вылетели доски и смялись железные ленты обшивки.
– Минт, что будем делать?!
Он схватил меня за руку, и я скорее догадалась, чем услышала:
– Прыгнем!
«Но это верная смерть», – хотела сказать я, но не стала.
Мир вокруг превратился в сплошной ураган из воды и щепок, в круговорот дикой природной красоты и неимоверной мощи. Вода хлестала в уши, попадала в рот, солью въедалась в глаза.
Морская бездна раззявила пасть.
– Держись! – крикнул Минт, и судно швырнуло на скалы.
8
Вечер у костра
Пришла в себя я резко, когда Минт шлепнул меня по щеке, поочередно поминая то богов, то змеево пекло.
– Богохульник. – Я приподнялась на локтях. Во рту перекатывались песчинки, и я сплюнула их в сторону, после чего протерла глаза.
Узкий берег, на котором мы сидели, поджимал к воде поросший травой косогор. В море победоносно щерились выпирающие, словно клыки, скалы. В одном из таких зубов торчал остаток мачты с парусом, и искромсанный червенский глаз на нем волочился по воде, уставившись в небо, точно разбухший утопленник.
– Он наверняка погиб, – с непонятным чувством сказал голос рядом. – Жаль.
Я обернулась: ящерица грелась на солнце, зарывшись в песок почти целиком.
– Кто погиб?
– Драург. – Фед оглядел меня так, будто впервые увидел и повторил:– Жаль.
– А где остальные червенцы? – собственный осипший голос звучал скрежетом древней старухи. Я откашлялась, и горло заполыхало от жажды.
Минт отстегнул от пояса баклажку и протянул мне со словами:
– Здесь они. Неподалеку. – Он отвернулся, помедлил, но все-таки договорил: – Но они не причинят нам вреда.
– А Драург? – спросила я, дрожащими руками поднося питье.
– Не знаю. – Минт покусал губы. – Я не присматривался, есть ли среди них живые. Но нам лучше уходить, Сёнк. Второй раз может и не… повезти.
Рассвет разукрашивал берег золотисто-розовым. Произошедшее казалось сном, правдоподобным мороком. Червенцы получили свое. Так отчего внутри так пусто и глухо, а сердце щемит при взгляде на вздувшиеся пузырями красные плащи?
– Что все-таки произошло?
Минт поднялся, зачем-то отряхнул разодранные до колена штаны, хрустнул пальцами и, лишь когда я с раздражением повторила вопрос, ответил:
– Да я и сам толком не понял – упал в воду, а открыл глаза уже здесь.
– Как мы уцелели?
Я попыталась встать, но удалось лишь со второго раза.
– Так это не ты сделала?
– Не поняла…
– Буря-то была наколдованная.
Воитель отвернулся. Когда я поднялась, сквозь расползшуюся ткань выглянула нижняя рубаха. Жреческое облачение приняло столь устрашающий вид, что, увы, никуда не годилось. Не обращая внимания на старательно отводящего глаза наемника, я произнесла:
– Ты о весло ударился, что ли? Мне не под силу такое плести!
– Если это не Фед и не ты… тогда кто?
– И как нам всем удалось уцелеть? – спросила я сама себя и еще раз прочертила взглядом по сумятице вокруг. – Фед?!
Мы с Минтом обернулись к наставнику. Вид у ящерицы был не просто не встревоженный, а вызывающе безмятежный.
– Мы упали в море, и нас отнесло к берегу, – сказал он.
– А ты видел, какая была воронка в небе? А зеленый цвет? А…
– Лесёна, а знаешь, что видел я? – не отступал Минт. – Ты радовалась! Будто знала, что такое должно было случиться!
Мой голос замер на вздохе. Сон. Гневный взгляд, обрамленный тяжелыми тучами. Будто сам Полуденный царь явился на помощь. Я всегда ждала от него справедливости, но совпадение ли странный зеленый шторм? Или это наши колдовские боги в гневе вздыбили морские глубины?
– Чего молчишь? – Наемник прищурился. – Стыдно?
Я хотела рассказать о сне, но негодование, мелькнувшее на лице Минта, изменило мое решение.
– Обвиняешь меня во лжи, а сам, оказывается, подумывал стать червенцем, – проговорила я едко. – Но ты же друг колдунов, как же так, а?
Наемник отпрянул, как от пощечины, свирепо развернулся и побрел по отмели валким шагом.
Фед взобрался на мое плечо и устало проронил:
– Лесёна… Ну зачем.
– А что? – зашипела я. – Откуда мне знать, как налетела буря?
Я поплелась следом за Минтом. На душе было скверно. Сны-видения вдруг стали настолько сокровенны, что казалось неправильным говорить о них вот так. Да и признаваться в подобном – все равно что выйти на люди без одежды. Неправильно, неловко, да и Фед с Минтом наверняка сочтут меня безумицей.
Я хотела было бросить вслед Минту просьбу о примирении, но он с таким усердием собирал по берегу вещи, что было понятно: одними словами тут не отделаться.
– Знаешь, Лесёна, Минт вчера спас тебя от большой беды, – прошептал Фед. – Кто знает, чем все кончилось бы, не настигни нас буря?
– Он отдает тебе долг, разве непонятно? Вот затем он и идет с нами. И еще… Ты же слышал тогда. В Асканию с Ладой его бы не пустили. Вот он и решил поискать славы в Светлолесье! Минт просто хочет утереть нос Старейшинам.
Наставник тяжело вздохнул.
– Я видел вчера кое-что странное. Алый Ворон сидел над железными таблицами, и на таблицах тех были выбиты руны. Драург без конца бормотал себе под нос что-то на языке, который я никогда прежде не слышал.
Я выпрямилась. Чтобы Фед не знал про какой-то язык? Но самое удивительное было еще впереди.
– Приходила мунис-c-cа, убеждала его наказать тебя, но Драург просто выгнал ее. Я уже хотел уползти, но тут вдруг покои затянул густой дым… И в нем появилась тень мужчины в царском венце! Драург побелел, прошептал: «Не может быть!» – и все озарилось зеленью. Вскоре началась буря.
Могло ли быть такое, что Драург и сам был колдуном? Или он пользовался какими-то колдовскими уловками, чтобы удержать власть, помыкать людьми? Я вспомнила длинные руки, рвавшиеся ко мне и царевне через стол. Да, мог.
И многое бы поменялось, знай люди правду об Ардонии и ее кровавом наместнике! Я с досадой швырнула свою промокшую суму обратно в песок. Фед молчал, но угадать его мысли было не сложно. Как бы ни был лют и хитер старый враг, теперь его кости глодали рыбы, и правду, открывшуюся нам случайно, тоже унесло море.
– Вы слышите?
Минт махнул нам рукой, указывая на чахлую рощицу вдали. Сквозь шум волн до нас долетали какие-то голоса.
– Червенцы?
Наемник не ответил. Он забросил на спину плотно набитую суму и припустил к деревьям.
– Фед, он бежит не в ту сторону, – простонала я сквозь зубы. – Надо бежать от людей, а не к ним!
– Следуй за Минтом.
Я из последних сил поплелась по следам за наемником.
– Ненавижу, когда он так делает…
– Это не червенцы, – сказал Фед. – Я слышу песню!
Вскоре мелькнула полоса дороги. По ней двигались повозки, затянутые цветастыми покрывалами. Самой первой правил мужик в зелено-красных одеждах и с черной окладистой бородой. Я запнулась и скатилась в овраг к затаившемуся Минту. Завидев меня, возница резко натянул поводья и оборвал песню. Караван остановился, и из мельтешения цветов и узоров вынырнули любопытные лица смуглокожих мужчин, женщин и детей.
– Вакханы, – сказал Фед и перебрался ко мне на макушку.
Вакханы когда-то перекочевали в Светлолесье из Аскании. Ныне они странствовали по городам и так же, как мы с наставником, давали представления.
– Тп-п-пру! – Мужчина широко улыбнулся. – Наконец-то.
Мы с Минтом переглянулись.
– Садитесь в последнюю повозку, там наша Айрике, – сказал вакхан. – Она поможет.
Во всех смыслах путешествие становилось все более странным.
– Добрый господин, а разве мы встречались ранее? – спросила я.
Бородач покачал головой, потер переносицу, а затем снова обратился к нам:
– Был знак, что сегодня нам встретятся три путника, которым нужна помощь. Сам Странник говорил с нашей лекаркой. Где третий?
Я молча указала пальцем на привставшего на задние лапки Феда у себя на голове.
– О-о-о, – протянул с округлившимися глазами вакхан. – Священная загадка!
– Лесёна, – едва слышно процедил Минт. – Это точно не ваши штучки?
Я отцепила от волос Феда и пересадила его за плечо. Похоже, кто-то или что-то очень хочет, чтобы мы быстрее добрались до Линдозера. Крылатая? Иной древний бог? Я погладила оберег и спрятала его под одежду.
– Разве есть дурное в вещих снах?
Минт прищурился, а Фед произнес:
– Только если они пророчат беду. Вот знавал я как-то одну песню…
– Эй, ну долго еще вас дожидаться? Садитесь к Айрике, она вас ждет, – с ласковой улыбкой повторил бородач. – А меня Милошем звать.
Минта явно сбивало с толку неожиданное везение. Сдвинув брови, он пристально обшаривал взглядом караван, но не находил подвоха.
– Мы держим путь в Березань. – Милош осадил нетерпеливо переступающую лошадь. – А вам куда?
Я вновь обменялась с Минтом взглядами. За ссорами мы забыли обсудить наш следующий шаг.
– До ближайшего города, – с нажимом сказал наемник. Я не стала спорить.
– Чуть погодя будет развилка на Выторг. Пойдет?
Минт направился к повозке, а я, поколебавшись, за ним.
– Айрике хоть и плохо знает ваш язык, худого не сделает! – крикнул Милош вдогонку.
Внутри сидели женщины и ребятня разного возраста. Нас встретила седовласая вакханка. Она улыбнулась Минту, когда тот поприветствовал ее знаком Странника, но прохладно скользнула взглядом по остаткам моей жреческой рубахи.
Повозка тронулась. Дети и женщины говорили между собой на быстром птичьем языке, смеси асканийского и какого-то незнакомого мне наречия. Вакханки с детьми, не смущаясь, разглядывали нас, а затем сунули мне в руки какую-то плоскую жареную лепешку, и я начала жевать, почти не чувствуя вкуса.
На веревках у самого потолка раскачивались платки, густо пахло травами и землей. Женщина – видимо, та самая Айрике – вытащила из вороха одежд сундук и распахнула крышку.
В повозку ворвались неприятные запахи, и дети, как один, сморщили носы.
Поверх одежд в сундуке лежали старые карты. Я подумала о том, чтобы спросить, не знают ли вакханы, где находится Линдозеро, но осадила себя. В минувшие дни одно лишь упоминание этого места навлекло на нас беды. Проще всего добраться до Выторга и поискать там карту.
Айрике, покопавшись в куче цветастой одежды, вручила нам по комку тряпиц. Фед переполз от меня к Минту, женщины отгродили нас друг от друга, и мы переоделись.
Мне достался наряд цвета небесной синевы с перламутровыми бусинами. Когда-то он, должно быть, был в разы темнее, и бусины эти выделялись на нем словно звезды на ночном небе. Но цвет поблек, шитье истрепалось, а перламутр облупился и кое-где осыпался. Одна только вязь, покрывающая высокий ворот, все еще мерцала серебряной нитью и издали походила на звезду. Это не святоборийский наряд. Многослойность, цвета и покрой говорили, что раньше эти вещи принадлежали девице из Аскании.
Когда мне без чужой помощи удалось справиться с завязками и обернуться поясом, смуглая девчонка, лет пяти от роду, закивала головой и залилась одобрительным смехом. Кто знает, может, среди моих предков затесались выходцы из этого кочующего народа? Я вполне могла сойти за свою с такими же широкими бедрами и скромной грудью, как у вакханок.
Под тесьмой я нашла зацепившуюся за нитки старую лунницу без камня и покрутила ее в руках. Видать, когда-то лунница сломалась, и ее забросили сюда с ненужным хламом. А мне бы такая пригодилась… На мой намек Айрике кивнула, мол, забирай себе, чего уж.
Вдруг Айрике нахмурилась и указала на оберег. Потом коснулась моего лба сухими шершавыми пальцами и что-то пробормотала.
– Что это значит? – Я тоже коснулась лба. – Ты… колдунья?
Но ответила мне девочка:
– Ро узерго тильвида прио. Она сказала «открытая дверь».
Маленькая вакханка слабо улыбнулась, а Айрике снова что-то быстро проговорила.
– Она говорит, что над тобой плетут сети, – медленно, словно нехотя, произнесла девочка и одарила меня строгим, недетским взглядом.
Я уставилась на Айрике, но та только улыбнулась и подтолкнула меня к Минту. Ему достались серые кожаные штаны и поношенный чехол сизо-голубого цвета, под которым он спрятал кольчугу. Но на меня Минт даже не поглядел и отвернулся к любопытной ребятне. Ну и ладно! Я приткнулась в углу и уснула, сдавшись отупляющей слабости. В одном с наемником я теперь согласилась: от нашей дороги веяло недоброй удачей, и загадок на ней становилось все больше.
К вечеру повозки остановились, и мы посыпались наружу, словно вызревший горох из стручка. Минт сразу захотел идти дальше пешком до Выторга, хотя вакханы предложили нам переночевать с ними. Но он явно решил побыстрее довести меня до Линдозера и распрощаться. Ночной пеший поход – а то и бег! – вместе с неприветливым нынче наемником? Ну уж нет! Я быстро согласилась на предложение вакхан и отправилась помогать с вечерней трапезой.
Минт метнул мне вдогонку сердитый взгляд.
У повозок меня за рубаху поймала чья-то маленькая, унизанная браслетами, рука. Та же девочка, что перевела слова Айрике, протянула мне свиток.
Я насторожилась, но взяла его. Это была карта. Настолько старая, что названия городов и царств едва виднелись под слоем грязи.
– Почему вы помогаете нам? – недоуменно спросила я.
На этой карте Светлолесье было вписано в ствол исполинского Древа. Три мира: наш, людской, – на стволе, божественный – в ветвях, а мир чуди и мертвецов – в корнях.
– Перед Странником лежит множество дорог, и никогда не знаешь, что случится завтра, – сказала маленькая вакханка. – Путники помогают друг другу.
Прежде чем я смогла ответить благодарностью, она нырнула в стайку детей.
Неподалеку от моста, в тени раскидистого дерева кочевники разожгли костер и водрузили над ним огромный, черный от копоти котел. Я закончила свою часть работы – чистку кореньев – и поскорее уселась рядом с огнем. Неподалеку дети облепили Минта и с восхищением рассматривали его меч. Наемник улыбался, придерживал одной рукой свою набитую суму и что-то показывал на клинке другой. Фед, сидевший в волосах воина, тоже глядел на ребятню. Милош выудил из-за пазухи рожок, и в небо полетела музыка.
