Когда-то, много лет назад, Раскольников спросил себя: «Тварь я дрожащая или право имею?» и убил бабку. В стране победившей демократии, свободы слова, рыночной экономики и прав человека для того, чтобы ответить на аналогичный вопрос, надо было всего лишь выполнить свои должностные инструкции.
Когда Светочка решила работать следователем, он прекрасно знала, на что идёт. Она знала, что придётся раскалывать самых отчаянных мерзавцев, людей, от которых можно ожидать всего. Она знала, что её могут убить или покалечить, просто потому, что она работает в следствии. И продолжала работать. Год… А значит, разве имеет она право вот так вот повестись на очередного уголовного персонажа?
Люди хотят, чтобы ты искала, а не подтасовывала улики. Ты же не хочешь прийти в больницу, чтобы тебя лечили от туберкулёза, потому что за это ты много заплатишь, а не от простуды, которой ты реально болеешь? Ты же не хочешь, чтобы преподаватели университета не ходили на собственные пары и ставили тебя зачёты за рефераты? Ты же не хочешь покупать пельмени, в которых вместо мяса что-то непонятное? Ты же не хочешь платить управляющей компании за текущий ремонт, которого нет, не было и не будет? А ведь того, кто лечит от туберкулёза, когда у тебя простуда, того, кто не ходит на собственные пары, того, кто не кладёт в пельмени мясо, того, кто берёт деньги за несуществующий текущий ремонт, спроси: «В чём беда страны?», ответит: «В том, что правительство плохое». Конечно. Плохое, ужасное, менять давно пора. Но это ж не значит, что свою работу надо делать чёрт знает как. Рыба гниёт с головы… Если хвост по голове время от времени не даёт.
Между тем, во Владивостоке живёт женщина, которая придумала конфеты «Птичье молоко». Те самые, которые народ разбирает по праздникам и просто так. Хэдлайнеры всех супермаркетов и магазинов несколько десятков лет. Самые гениальные конфеты за всю историю края.
В Китае другая женщина стала миллионершей, потому что когда-то собирала на свалке бумагу, и это позволило ей делать самую дешёвую в мире обёртку.
Во Франции одна девица сняла с женщин огромные громоздкие платья и переодела мир в удобные и дешёвые вещи.
Даже если бы эти люди больше ничего в своей жизни не сделали, они сделали бы достаточно для мировой культуры…
Когда-то давно, очень давно, был царь. Потом случилась революция. И не надо говорить, что случилась она, потому что дядька Ленин был придурок. Революция случилась, чтобы в стране не осталось маленьких людей, чтобы все были равными. Через 70 лет выяснилось, что тот мир, который построили после революции, не так хорош и справедлив, как задумывалось. И случилась перестройка. И не надо говорить, что случилась она, потому что дядька Горбачёв был придурком. Перестройка случилась, чтобы в стране все стали свободными. Та судебная система, которая существует ныне, – это достояние, которое копилось со времён каменных топоров.
Всё самое потрясающее в этом мире. Всё: от трусов и котлет до нанотехнологий и демократии, – всё это результат работы разных людей. У каждого из нас есть шанс изобрести своё «Птичье молоко», но мы упорно предпочитаем лечить от туберкулёза тех, кто болен простудой.
Прошло время ломать. Прошло время строить. Пришло время сберечь то, что построено.
А вдруг, вот это дело – это самое важное, что может сделать Светочка в жизни. Вдруг, именно для него она родилась. Вдруг это то, что способно оправдать всю её жизнь?
Светочка подошла к дому, где живёт её бывший. Дима пришёл через полчаса. Дима был прокурором. Они поздоровались. Он хотел пройти мимо, но Светочка схватилась за его руку.
– Дим, поговорить надо.
– У меня сейчас дела.
– Дела ты сделал на работе. Пойдём, это очень важно.
Меньше всего Диме хотелось видеть Светочку. Ибо… в прокуратуре уже знали. И каждый боялся, что это дело попадёт к нему. И, в принципе, неприятно, но можно пережить, если обвинять придётся Ксенофондова. Но… если Светочка здесь, Димина карьера, а может, и жизнь, закончилась.
– Ладно, говори, что у тебя, – трясущимися губами сказал Дима.
– Я тут расследую…
– … Пропажу Бушлаева. Знаю. Дальше.
– Подозреваемый Серёжин, дело пойдёт к тебе.
– Долго обдумывала, как мне отомстить?
Светочка покраснела всеми своими прыщиками.
– Я тебе не мщу. Я тебе доверяю.
– И ты думаешь, я одну из своих шлюх предпочту карьере и жизни?
Светочку как ошпарило. Она не шлюха, и она думала, что Дима её любил, и любит до сих пор.
– Ладно, извини. Я не знала, что шлюха для тебя.
– Нет, это ты извини за шлюху. Просто не мне тебе объяснять – и тебя, и меня в порошок сотрут, если мы вякнем. Там с чего всё началось? Была контрабандная линия, которая неплохо кормила Серёжина, таможню, ФСБ, а сколько нашим и вашим перепадало, я не знаю. Я человек маленький. Потом появился генерал из таможни, фамилию не помню. Что ему за моча в голову стукнула, я не знаю. Решил прикрыть – посадили. Адвокат больно шустрый был – убрали. Потом нарисовался Бушлаев. Тоже герой, а у героя геморрой. Растрепать всем решил. А эта контрабанда, коль по-честному, не ахти какое преступление, ей все занимаются.
– Я не занимаюсь.
– В Китай помогайкой ездила?
Светочка кивнула.
– Занимаешься. Серёжина тоже можно понять – он увидел, где можно иметь, и стал иметь. Тут какие-то придурки решили эту лавочку прикрыть. А прикрыли бы линию, не известно, что стало бы с ним. Я его не осуждаю. В этом мире каждый живёт, как может. Если он умеет жить, он живёт. А если этот с таможни и Бушлаев не обладают мозгами, это их проблема.
– А ты?
– И я бы поступал, как Серёжин… А если ты мне пришлёшь материалы, я сделаю, как попросят.
– Странный ты человек. Какому-то Серёжину позволяешь заниматься не весть чем, даже не осуждаешь. А себе. Самому себе! Ты не оставляешь шанс использовать ситуацию в своих интересах…
– Ты меня на амбразуру не кидай, я человек маленький, воевать ни с кем не хочу.
В подъезд постоянно заходили люди, и, естественно, они прислушивались к двоим людям в форме. Диме от этого было очень неловко. Он старался говорить тихо и мечтал поскорее попасть домой. Он посматривал в подъезд, как будто там было единственное спасение.
– А если я тебе скажу, что находкинское следствие. Никто! Ни копейки не получил за это! Мы для них букашки слишком мелкие. Думаю, то же с прокуратурой. Знаешь, на чём всё держится? Мои «клиенты» любят делать такое: один или два человека решили кого-то ограбить. Соберут несколько, в принципе, обычных людей. Пошли грабить и специально убили. А убивать, в принципе, вдвоём бы пошли – не убили. И убили для того, чтобы у этих, кого они с собой взяли, тоже руки были в крови. И наши, и ваши повязаны кровью. Я не хочу в этом участвовать.
– Ты сама сказала, что все повязаны кровью и ты… Ты! Малолетка прыщавая! Хочешь что-то изменить?
– Это тебе кажется, что от нас ничего не зависит. А дело отдано на откуп всего трёх человек – тебя, меня и судьи. Мы втроём можем уничтожить вонючего грязного гада, который мешает всем! Мало того, на этом можно сделать имя… Карьеру… Это сложно, но Дима, Серёжину тоже было нелегко построить свои схемы. А его время уже пришло, потому что слишком многие сказали «Нет».
Дима сделал вид, что задумался, хотя его мысли были только об одном: слинять.
– Ладно, я пойду.
– Ну, так что?
– Светочка, во имя наших с тобой отношений… Не посылай мне это дело.
– Димочка, уже послала.
Ошиблась! Светочка сидела перед телевизором, машинально щёлкала пультом, не видя и не слыша, что идёт. Потому что она ошиблась. И выхода нет. И вход завалило. А ведь трижды прав Дима. Если ты родилась букашкой, тебе никак не стать слоном. Хоть наизнанку вывернись. Кто-то умеет петь, кто-то умеет снимать кино. А кто-то умеет выстроить систему, которая приносит ему миллионы. Из воздуха и безнаказанно. И этот талант, может быть, более достоин уважения. Светочка достала сотовый, перевернула и стала снимать саму себя.
– Я следователь. И я раскрыла убийство Эдуарда Бушлаева…
И она стала рассказывать… Всё. И про Серёжина, и про Ксенофондова и про полковника и даже про то, как получила взятку… Всё-всё, ради чего её уничтожат, она поместила в папку «если что» на свой заляпанный ноутбук. И эту папку однажды кто-нибудь обнародует. Не мама, конечно, не Рита и не Дима. Кто-нибудь столько же безумный, как Светочка.
В цепи тех, кто наивно решил, что право имеет, Светочка могла стать последней, а могла в начале списка. Но, если её вынудили пойти на это, она должна оставить следы, просто для того, чтобы, когда количество жертв Серёжина достигнет критической массы, кому-то было проще сделать карьеру.
Вся мировая история написана кровью при том, что никто никогда не хотел умирать. Не она первая, не она последняя. Светочка росла во времена перестройки под девизом «кто, если не я?» или «легко быть красивой и чистой, когда кто-то за тебя ковыряется в грязи». У неё и мысли не возникло, что за неё это всё мог бы сделать кто-то другой… У Светочки никогда не было принципов, ценностей и прочей лабуды, обычно характерной для любого человека любого времени. Но вот это у неё было. Кто, если не я?
Утром Светочка, как обычно, пошла на остановку. Май цвёл вишней и абрикосами. Май смеялся воробьями, у которых намечалось потомство. Май закидывал одуванчиками все склоны. Май ждал тюльпанов. Светочка всё ещё ждала, что полковник после очередного корпоратива предложит ей познакомиться поближе. Светочка ждала новой большой квартиры, на которую у неё никогда не было денег, и повышения, которое теперь невозможно. Даже сейчас, понимая, что это её последний день, она мысленно прикидывала, может ли взять ипотеку. Даже за минуту до смерти человек не способен поверить, что всё кончено.