Анастасия Александровна Писченкова-Шипинская
Золушка
Глава 5
"Взросление… Какое ироничное слово. Кажется, что оно наступает с восемнадцатилетием. Вот она, заветная цифра на торте, и вот ты уже можешь голосовать, покупать алкоголь, заключать договоры… Но никто не предупреждает, что это лишь фасад. Взрослость – это не возраст, а тот момент, когда ты остаешься наедине со своими проблемами, и никто не спешит их за тебя решать.
После восемнадцати мир с каждым годом словно искажается. Чёрное и белое размываются в полутона, добро и зло переплетаются в причудливый, запутанный узор. Что такое любовь? Игра гормонов? Идеализация? Или же истинные чувства – лишь иллюзия? А дружба? Даже самые близкие, оказывается, способны на предательство. И как с этим быть? Оставить в сердце зияющую дыру? Или простить? Но самый главный вопрос, терзающий взрослых, и никогда не приходивший в голову детям: в чем смысл? Совсем скоро Лена попробует ответить на все эти вопросы. А пока она приземлилась в аэропорту Астаны, едет в чужой дом, будет обедать на чужой кухне с незнакомыми людьми, отчаянно пытаясь показаться своей.
Нас всех когда-то не предупредили родители: самое сложное – не стать взрослым, а осознать, что взрослый теперь – это ты."
***
Кухня была стерильна до такой степени, что казалось, здесь никогда не готовили. Ни пятнышка, ни крошки, ни малейшего намека на жизнь, кроме, пожалуй, стола, накрытого с нарочитой помпезностью, будто ждали королеву, а не тихую женщину с двумя маленькими девочками. Девочки напоминали двух перепуганных воробьёв. Лена смотрела на всё это с печальной отрешенностью, как смотрят на ноябрьский дождь: вроде бы ничего особенного, но внутри что-то всё равно сжимается.
Хозяин дома, Руслан, был похож на медведя. Густые брови, густая шевелюра, огромные плечи и ладони, размером с каравай. Он сидел во главе стола. На вид ему было за сорок. На нём был надет дорогой спортивный костюм. В глаза бросался плетёный золотой браслет и массивная печатка с изображением клыка.
Его жена, Алина, сидела напротив. Если бы Лена не знала, что Алина – человек, она поклялась бы, что это фарфоровая кукла, настолько безупречной была её внешность. Она улыбнулась Лене, и это была улыбка не для неё, а как будто для зеркала, наверняка висящего где-то поблизости.
– Ну, располагайтесь, – сказал Руслан. Он отрезал себе лапу гуся, добавил гарнир и принялся за обед. Алина же ела овощной салат.
– Мама, можно мне мясо? – пропищала старшая Катя.
Лена не успела ничего сказать, как Алина вскочила со своего места и со словами «конечно, солнышко» принялась накладывать угощения для малышки. Младшая дочь, еще не могла есть всё подряд, поэтому довольствовалась свежеиспеченным ломтиком багета.
– Откуда вы? – спросила Алина, и её голос звучал, словно мелодия. Лена понимала, что этот вопрос – не проявление интереса, а вежливая формальность, как "приятного аппетита" перед едой.
– Издалека, мы с Пашей выросли в одной деревне, её название вам ничего не скажет, – тихо ответила Лена, словно стесняясь своих слов. Лгать она не умела. Лгать она не привыкла.
– А я из Москвы, переехала, когда познакомилась с котиком, – Алина посмотрела на Руслана. В её голосе прозвучала нотка торжества, словно она выиграла какой-то негласный конкурс.
– А я спустился с гор за красоткой! – расхохотался Руслан.
Лена сдержанно улыбнулась. Ей нечего было сказать. Её жизнь всегда была тихой и неприметной, а корни её, как у старого дерева, прочно уходили в землю, где их никто не видел и не замечал.
– А чем ты там занималась? – спросила Алина, поддев вилкой крошечный кусочек салата. Она смотрела на Лену так, словно проводила ревизию её жизни, словно проверяла её на подлинность.
– Дома была, с детьми, – тихо ответила Лена. – Паша нас обеспечивал. Я вышла замуж в восемнадцать, поэтому учиться не пошла.
– А я вот, – снова заговорила Алина, словно Лена была лишь поводом для рассказа о себе, – я вот очень много работаю. Бизнес, салоны, благотворительность. Нужно быть в форме.
Руслан кивнул Алине, и Лена поняла, что это их общий спектакль. Хозяева говорили, говорили, говорили, а она молчала. И казалось, что они говорят не с ней, а сами с собой, словно Лена – зритель на телевизионном шоу. Из рассказа было понятно, что вся семья занята организацией и работой мясного ресторана и мясного павильона на местном рынке.
– А мы сейчас… – Руслан не договорил. Он посмотрел на жену, и Алина тут же подхватила его мысль.
– Да, мы сейчас поедем отдыхать, – сказала она, и в её голосе не было и тени сомнения, лишь уверенность в собственной неотразимости. – За границу. На море. Туда, где красиво и тепло. Ты, наверное, тоже любишь путешествовать?
Лена покачала головой. Она никогда не путешествовала. Она никогда не видела моря. Она никогда не видела ничего, кроме своего тихого, скучного мира.
– Ну ничего, – произнесла Алина, одарив её своей фирменной «зеркальной» улыбкой. – Всё ещё впереди.
И Лена поняла, что здесь она никогда не станет своей. Глядя на этих людей, таких блестящих и таких пустых, она поняла, что ей не найти здесь свой дом. Лена посмотрела на детей: они уткнулись в тарелки и ничего не понимали. И, пожалуй, это было к лучшему.
***
Комната, которую выделили Лене, была просторной и светлой, но лишенной уюта. Она скорее напоминала номер в гостинице: всё на своём месте, всё подобрано по цвету, но ничто не дышало жизнью. Шкаф с зеркальными дверцами, кровать с высоким изголовьем, комод, на котором не было ни пылинки, – всё это создавало ощущение стерильности, словно здесь нельзя было не то что жить, а даже думать вслух. Дети тут же разбросали свои немногочисленные игрушки, и эта маленькая хаотичность внесла какой-то оттенок настроения в этот идеально вылизанный дом.
Дом был двухэтажный. Сада не было. Только терраса, где устраивали барбекю. Точно такой же дом стоял рядом – дом соседей, у соседей их соседей тоже был такой же дом. Ровно сто одинаковых домов. Жилой комплекс так и назывался “Сто райских дверей”. Люди, которые там жили, гордились своей уникальностью. Хотя что в их домах было уникального? Разве что порядковый номер.
***
На следующий день, когда Руслан и Алина уехали по делам, Лена решила выйти из комнаты и осмотреться. Дети ещё спали, поэтому она на цыпочках прошла через свою спальню и осторожно прикрыла дверь. Спустившись на первый этаж по белой лестнице, она начала рассматривать фотографии на стенах. Вот, например, снимок, где хозяин дома играет в гольф. "Удивительно, но он совсем не выглядит как человек, который любит гольф," – подумала Лена. Она представила, как Руслан с трудом удерживает в руках тонкую клюшку. А вот он на рыбалке. Кажется, рядом сын – уж больно похож. Но сколько ему лет? На вид он ровесник Лены. Неужели такое возможно? Внезапно Лену бросило в холодный пот. Рядом со всеми семейными портретами на стене висела фотография, где Руслан, смеясь, держит в руках мертвого волка за горло. Рядом – отец Паши, Григорий Петрович. А поодаль и её муж, ещё подросток. Глаза Руслана на снимке казались безумными, а его улыбка больше напоминала оскал.
“Странно, Паша никогда не рассказывал, что бывал на охоте. Не думала, что он способен кого-то убить…” – подумала Лена. "А может, он скрывает что-то еще?."
– Добрый день.
Лена от неожиданности аж подпрыгнула и неуверенно ответила:
– Добрый день.
В гостиную вошла пожилая дама в кофте, явно связанной своими руками. Женщина напоминала добродушную бабушку из сказки. Глаза её улыбались. Морщинки вокруг глаз расходились лучиками, словно солнце, согревающее всё вокруг. В её глазах было столько доброты и покоя, что Лена на мгновение забыла о мрачной фотографии на стене.
– Я здесь присматриваю за хозяйством. Меня зовут Динара, – сказала она.
– Очень приятно. А меня зовут Лена.
Они улыбнулись друг другу. С первых минут Лена почувствовала в этой женщине свет. Такой свет рождается в женщинах, прошедших весь путь инициации: девочка, девушка, женщина, мать, бабушка. Это не просто хронологический путь, а глубокое погружение в собственную дикую природу, подобное древним обрядам, когда девочка покидала привычный мир своего детства, чтобы столкнуться с неизведанными силами, живущими в ней самой. Инициация – это не гладкий переход, а путешествие по пересечённой местности, где хрупкость невинности сталкивается с суровостью реальности. Это момент, когда девочка, нежная и доверчивая, вынуждена лицом к лицу встретиться со своей тенью, со своими страхами и ограничениями. Она, словно волчица, должна научиться чувствовать собственный ритм, доверять своей интуиции, а не только голосам извне. Становление женщиной – это прохождение через все сезоны собственной души: весеннее пробуждение, летнюю страсть, осеннюю мудрость и зимнее молчание. И лишь пройдя через эти внутренние трансформации, через боль, сомнения и откровения, она обретает тот самый свет, который видела Лена в Динаре – свет, рождённый из глубокого понимания собственной природы, из принятия всех её граней, от самых тёмных до самых светлых. Это свет, который не гаснет со временем, а становится лишь ярче, словно пламя, закалённое ветрами жизни. Именно этот свет, эта внутренняя сила, позволяет женщине стать настоящей матерью, не только физически, но и духовно, способной передавать не только жизнь, но и мудрость, являясь истинным оплотом для своих близких. А затем она становится мудрой бабушкой, передавая свой свет дальше, замыкая круг поколений. Динара точно была взрослым человеком, на которого можно было опереться. И это дало Лене надежду, что в этом доме она все-таки станет своей.
В этот момент сверху раздался детский голос.
Мама! Машенька проснулась! На помощь!”
– О, у вас есть дети? – Динара искренне обрадовалась.
– Да, мы погостим здесь немного.
– Очень хорошо. Я обожаю детей. Спускайтесь. Будем вместе готовить обед. Динара протянула Лене руку, и та, не задумываясь, взяла её. В этом прикосновении была такая простота и теплота, что Лена почувствовала, как отступает тревога.
Пока они вместе готовили, а Лена всё думала, что с её мамой? Где она? Волнуется ли папа? Где Паша? Почему в них она никогда не могла разглядеть такой же свет? Почему их отношения всегда были такими натянутыми и формальными? А между тем, Динара уже поставила на стол наваристый суп и свежеиспечённый хлеб, и дети с радостным визгом налетели на еду. В воздухе витал аромат трав и свежей выпечки, создавая уютную ауру домашнего тепла.
Хозяева дома до вечера так и не вернулись. После заката Динара закончила работу и со словами “До встречи” отправилась к себе домой. Она жила далеко отсюда. Не в таком элитном районе, не в такой роскошной квартире, но зато в очень дружной семье. Её муж, четверо детей, внуки – все были близки. И это было куда большее богатство, чем фарфоровые чашки в доме Руслана и Алины.
Динара была счастлива.
И это была первая встреча Лены с по-настоящему счастливым человеком, но это она поймёт позже, значительно позже. Когда и сама станет взрослой. Хоть и не по собственному желанию.
***
Наутро Лена проснулась и занялась детьми. Когда к обеду вернулись Алина с Русланом, Лена успела заскучать до невозможности. Динара всё прибрала, всё приготовила, и Лене было совершенно нечем заняться.
Она решила поговорить с Алиной. Не то чтобы надеялась найти ответы, но, может, хоть немного уменьшить ту тяжесть, которая давила на неё от безделья. Она нашла Алину в гостиной, где та, как всегда, восседала, словно на троне, листая глянцевый журнал.
– Алина, – тихо начала Лена, – я… я не знаю, что мне делать.
Алина оторвалась от журнала и посмотрела на Лену с таким видом, будто та задала ей самый глупый вопрос на свете.
– В каком смысле? – спросила хозяйка, и в её голосе прозвучало лёгкое раздражение.
– Ну, – Лена сжала руки, – у меня нет никаких дел. Я… я просто сижу и ничего не делаю.
Алина вздохнула, словно ей приходилось проявлять снисходительность к глупости Лены.
– Ну, так это же хорошо, – сказала она, растянув губы в своей дежурной улыбке. – Ты можешь отдохнуть, расслабиться.
– Но я как будто устаю, когда ничего не делаю. Может быть, тебе нужна помощь в чём-то по дому? – продолжала Лена, стараясь выразить ту пустоту, которую чувствовала.
– Ну, так пойди по магазинам, а? – как нечто само собой разумеющееся, посоветовала Алина. – Съезди в центр, посиди в кафе, ну? Развейся.
Она снова уставилась в журнал, и Лена поняла, что разговор окончен.
– А дети? – спросила Лена, и её голос дрогнул.
– А я посмотрю за детьми, – ответила Алина, даже не поднимая глаз. – Ты же тоже должна отдыхать.
Лена не понимала Алину, а Алина не понимала ее. Для Алины жизнь – это витрина, а для Лены – это то, что происходит внутри.
***
Лена надела старое пальто, которое привезла с собой, словно оно могло её защитить от чужого мира. Она посмотрела на детей, которые, как всегда, увлечённо играли на ковре. Она подозвала их к себе, присела на корточки и обняла обеих.
– Слушайтесь тётю Алину, – сказала она тихо, словно говорила не детям, а самой себе, – и будьте умницами. Я скоро вернусь.
Старшая девочка, Катя, крепко обняла мать, и Лена почувствовала, как в горле у неё застревает комок. Младшая, Маша, тянула к ней ручки, и её глаза были полны той безмятежной ясности, которая так редко встречалась в этом мире.
Лена встала, проверила, не смотрит ли кто, и быстро подошла к чемодану, стоявшему в углу комнаты. Она открыла его и вытащила сумку с деньгами, которую дал ей Григорий Петрович. Деньги были тяжёлыми, и их вес давил на неё, словно они были не бумагой, а цепями. Она отсчитала небольшую пачку, достаточную, по её мнению, на один день, и положила остальное обратно в сумку. Сумку она аккуратно поставила в чемодан, а чемодан, с трудом подняв, задвинула в тот самый зеркальный шкаф, который казался огромной пастью, готовой поглотить все её тайны.
Она взяла небольшую сумку, которую привезла с собой, вышла из комнаты и направилась к выходу.
– Ну всё, я пошла, дети наверху.
– Не волнуйся. Всё будет супер. Мы будем играть и вкусно кушать. Беги.
И Лена переступила порог.
***
Голова была полна мыслей о Паше, о доме, о маме, и об отце, вечно ворчащем, но таком родном. Все это было так далеко и так близко одновременно, что она чувствовала, как будто ее разрывает на части.
Выйдя на улицу, она поймала такси. Но когда машина тронулась, Лена вдруг почувствовала, что не может ехать дальше. Она попросила таксиста остановиться, и, развернувшись, пошла обратно домой. Сердце колотилось, как птица в клетке. Все эти чужие здания, чужие люди, все это казалось ей какой-то огромной ловушкой, из которой нет выхода.
Когда она вернулась, дома было тихо и спокойно. Алина играла с детьми, и все, казалось, были счастливы.
– Уже вернулась?
– Кое-что забыла, – крикнула Лена. А сама взбежала по лестнице в свою комнату, легла на кровать и зажмурилась. Перед глазами стояли то мама с сигаретой у печки, то отец с недовольным лицом, то Паша, вечно занятый своими делами. Она так по ним скучала, что казалось, будто она сейчас задохнется от этой тоски.
***
Проснувшись, Лена поняла, что не была в душе уже два дня. Она почувствовала, что ей нужно переодеться и привести себя в порядок. Она подошла к шкафу и открыла его, чтобы взять свежую одежду из чемодана. Но там не было ни чемодана, ни сумки с деньгами. Все исчезло, как будто их никогда и не было.
Лена закрыла дверцу шкафа, а потом снова открыла, надеясь, что в следующий раз обнаружит чемодан. Она в ужасе посмотрела на себя в зеркало. И там она увидела не себя, а какую-то чужую женщину, которая вдруг осталась совсем одна.
***
Люди, как правило, не очень-то хотят знать правду о себе. Приятнее жить в иллюзиях, цепляться за привычные маски, убеждать себя в том, чего нет. Но жизнь, увы, не всегда идет по расписанию. И если тебе действительно повезло, она расколет тебя как орех, и ты, наконец, увидишь, что скрывается у тебя внутри.
***
Лена выбежала из комнаты и бросилась вниз, где Алина пила кофе, как будто ничего не произошло. Дети увлеклись мультиками.
– Алина, – задыхаясь, спросила Лена, – где мой чемодан? Где сумка с деньгами?
Алина оторвалась от чашки, и посмотрела на Лену своими большими, кукольными глазами. Она улыбнулась той своей привычной, натянутой улыбкой, и медленно, как будто каждое слово было вырезано из льда, сказала:
– Какая сумка?