Николая Степановича разбудил тычок. Показалось, будто жена отбила ему бок. Сквозь слипшиеся ресницы он увидел Екатерину Андреевну.
– Вставай, лежебока, – строго сказала она. – Дела ждут, а ты развалился, как медведь в берлоге.
Николай Степанович кряхтя сел на кровати. Екатерина Андреевна уже подошла к печке. Она присела на корточки, достала из кармана фартука сигарету, открыла заслонку, металлическими щипцами взяла уголёк и прикурила. Дым, словно метель, закружился вокруг её лица.
«Господи, – подумал Николай Степанович, – столько лет смолит, а всё дымом давится, как забулдыга. Не можешь нормально – не кури…» Он вздохнул. Не понимал дед, зачем она себя мучает. Но говорить ей об этом – всё равно что пытаться развернуть корову на льду. Бесполезно переубеждать человека, который последние пятьдесят лет уверен в своей правоте.
"А чего курит-то? Беспокоится?" – промелькнуло в голове у Николая Степанович. Если жена курит, да ещё и так, значит, дело плохо. Он взглянул на неё ещё раз. Екатерина Андреевна тоже посмотрела на него. Тяжело, подозрительно. Словно не на мужа, а на какого-то провинившегося мальчишку.
– Чего уставился? – сказала она, выдыхая клубы дыма. – Собирайся, поедем.
– Куда? – изумлённо спросил Николай Степанович. – Семь утра, выходной же.
– Едем. Лена не отвечает.
– Ну, может, ещё спит. Городская ведь теперь.
– Она месяц не отвечает, Коля!
– Месяц? И что, ты только сегодня решила спохватиться?
Екатерина Андреевна затянулась и, помолчав, сказала:
– Сон плохой приснился. Будто сидит она у этой печки и плачет. "Не хочу, – говорит, – мама, не хочу". А я спрашиваю: "Что такое?" А она кричит: "Не хочу, не хочу…" Так и проснулась.
Николай Степанович не спеша стал натягивать штаны. Он терпеть не мог этих поездок, особенно в свой выходной. Выходной для человека, всю жизнь проработавшего в колхозе, – это святое. Дед пытался оттянуть момент пробуждения, но Екатерина Андреевна, словно назойливая муха, не давала ему покоя.
– Ты чего там копаешься, как жук в навозе? – буркнула она, бросая окурок в печку. – Не понимаю, почему ты таким неповоротливым стал.
Николай Степанович снова вздохнул. Он не хотел спорить, поэтому спросил мягко, насколько смог после трудовой недели.
– Кать, ну куда мы сейчас поедем? – проворчал он, медленно застегивая пуговицы на рубашке. Каждая, казалось, весила пуд. – Воскресенье. Работать – грех. Отдохнуть бы по-человечески. Забыла, что у меня спина ноет, как у старой собаки?
Екатерина Андреевна, сложив руки на груди, прищурившись посмотрела на него.
– Выходной, – передразнила жена. – А ты думаешь, у меня не выходной? И ничего не болит? Да я всю ночь не спала, думала, что с Леной.
– Ну, не спала и не спала, – проворчал Николай Степанович, натягивая старые сапоги. – Что с ней может случиться? Звонить надо, а не бегать по чужим домам.
– Коля! – Екатерина Андреевна повысила голос, и в нём прозвучала такая тревога, что муж вздрогнул. – Говорю же, она мне месяц не писала. Ни в "Одноклассниках", ни в "Вотсапе". И телефон молчит. Это на неё не похоже.
– Ну, может, занята, будто вы подружки не разлей вода. Как замуж выдала, так только по делу и звонишь, – Николай Степанович тоже начал злиться. До ссоры оставалось пара фраз. И тут Екатерина Андреевна, как маленькая девочка, подошла к мужу и заплакала. Взяв его за руку, она шепотом проговорила:
– Ну, пожалуйста. А если что случилось? Если что не так? Может, она болеет, или… – она не договорила.
Николай Степанович отвернулся, не в силах смотреть на её слёзы. Он понимал, что она права. Лена никогда не молчала так долго, всегда находила время позвонить. Что-то действительно не так.
– Ладно, – пробурчал он, сдаваясь под натиском тревоги.
***
Шесть часов за рулём по разбитым дорогам, мимо заснеженных полей, что тянулись до горизонта, словно бесконечная скатерть, вымотали и без того уставшего пенсионера. По дороге супруги молчали. Лишь въехав в город, Екатерина Андреевна оживилась.
– И как люди тут живут? – задумчиво произнесла она. – Бетон да асфальт. И везде очереди.
– Почти приехали, Кать. Надень шапку.
Машина остановилась, и Екатерина Андреевна выпрыгнула из неё. Спина гудела, ноги немели, а голова раскалывалась от долгой поездки. Из-за волнения поспать не удалось, а курить в машине было нельзя: их "девятка" отказывалась опускать окно возле пассажирского сидения.
Выйдя, женщина направилась к подъезду и позвонила в домофон. Никто не ответил.
– Никого нет, что ли? – проворчал Николай Степанович, который уже успел припарковать машину и подойти к дому.
– Сейчас ещё раз попробую.
Они звонили в домофон снова и снова, пока на первом этаже справа от подъезда из окна не высунулся по пояс голый сосед.
– Вы чего тут делаете?
– Мы к Лене из 19-й. Её родители. Приехали издалека, – вежливо сказала Екатерина Андреевна.
– Она не отвечает. Решили навестить, – добавил дед.
– Так вы соседке её наберите, Нинке, – мужчина с первого этажа исчез так же внезапно, как и появился.
Николай Степанович замёрзшими пальцами набрал на домофоне "2", "0", "трубка" и, как только соседка спросила привычное “кто там”, выпалил всю историю. Дверь открылась.
***
На лестничной площадке пенсионеров ждала Нина, молодая женщина в шелковом халате с малышкой на руках. Девчуля уставилась на незнакомцев огромными синими, как море, глазами и увлеченно сосала соску. Словно хотела что-то спросить, но ещё не могла.
– Здравствуйте, – сказала женщина, с любопытством разглядывая их. – Лены сейчас нет дома. Извините, она не говорила, что к ней приедут родители.
– Так она и не знала, месяц трубку не берёт, – проговорил Николай Степанович, и его раздражение снова вырвалось наружу. – Вот и приехали понять, что у неё тут творится.
– Ясно, – сказала Нина, слегка смутившись. – Меня зовут Нина, я соседка. Если хотите, можете подождать её у меня. Только вот…
– Да мы уже наждались, – перебила её Екатерина Андреевна, и в голосе её прозвучало отчаяние. – Мы всю дорогу тряслись, как в телеге, а тут…
– Постойте, – мягко сказала Нина. – У меня есть запасные ключи, Лена как-то давала. Проходите в квартиру, может, записку какую оставила.
Екатерина Андреевна с Николаем Степановичем переглянулись. Запасные ключи?
Женщина отлучилась буквально на минуту, но вернулась уже без малышки.
– Вот, держите. Вы извините, у меня свои дела.
– Да, конечно, спасибо, – ответила Екатерина Андреевна и натянуто улыбнулась.
***
Квартира Лены встретила их тишиной и каким-то странным ощущением обыденности, что только усилило тревогу. Никаких следов спешных сборов или паники. Всё словно замерло на своих местах. На кухонном столе стояла грязная чашка, рядом лежал открытый журнал. В гостиной на полу были разбросаны игрушки. Даже кресло у окна, казалось, помнило тепло тела.
Николай Степанович, с трудом пробираясь между разбросанными конструкторами, оглядел комнату. На душе у него скребли кошки. Он не понимал, что происходит. Если Лена уехала, то почему не собрала вещи? Почему всё оставила так, будто вышла на минутку?
– Посмотри, Кать, – проворчал он. – Тут всё как будто вышли в магазин. Давай подождём.
– Ну, давай. Может, и правда, занята или телефон потеряла, мало ли что.
***
Утром следующего дня Лена с детьми так и не появилась. Её родители, устроившиеся на диване, как и положено гостям, проснулись в привычной для них манере: рано, внезапно и суетливо.
– Ну и что делать? Не к Григорию Петровичу же идти?
– А Паше ты звонила?
– Звонила, но ты же понимаешь, он не взял трубку.
– Понимаю. Всё не может отойти от твоего выпада на свадьбе.
– Нежный, понимаешь ли.
– Это ты виновата.
– Коля, сейчас не до выяснения отношений.
– Надо ехать к Петровичу.
– Да он нас выставит.
– Ну, выставит – поедем домой.
***
Дорога до дома родителей зятя заняла еще полдня. Николай Степанович и Екатерина Андреевна ехали молча, погруженные в свои мысли. Чем ближе они подъезжали к месту назначения, тем сильнее нарастало напряжение. Они знали, что их ждет встреча с совершенно иным миром, где они чувствовали себя чужими и неуместными.
Когда они оказались перед домом Григория Петровича, на мгновение замерли. Словно перед ними выросла крепостная стена. Это был не дом, а, скорее, усадьба – огромный, двухэтажный особняк, с большими окнами, сверкающими на солнце. Вокруг дома простирался сад туями по периметру.
Николай Степанович, вылезая из машины, невольно оглянулся на свой старенький драндулет, который на фоне этого великолепия казался нищим родственником. Он почувствовал себя крестьянином, попавшим на бал к королю. Екатерина Андреевна, сжав губы, смотрела на дом с такой же опаской. Она чувствовала то же, что и муж.
Они подошли к массивным воротам и неуверенно постучали. Спустя какое-то время дверь открылась, и на пороге появился Григорий Петрович.
– Ничего себе. Какими судьбами? – спросил хозяин.
– Да мы Лену ищем. Паша трубку не берёт после того случая. И дочь пропала, – откашлявшись, сказал Николай Степанович. Он протянул руку в знак приветствия, поднявшись на порог. Но Григорий Петрович жест проигнорировал.
– Я знаю, где Лена. С ней всё в порядке.
– Мы тоже хотим узнать, – вмешалась Екатерина Андреевна.
– Это всё? – Григорий Петрович на мгновение изменился в лице.
– Мы не можем до неё дозвониться, – вставил Николай Степанович, стараясь говорить уверенно, хотя чувствовал себя неловко. – И в квартиру ездили, её нет.
Григорий Петрович вздохнул.
– Да, у неё сейчас проблемы с телефоном, – сказал он, отступая в сторону. – Проходите, что уж там. Поговорим.
Николай Степанович и Екатерина Андреевна, смущаясь и переглядываясь, переступили порог.
***
Внутри всё было ещё роскошнее, чем снаружи: начищенный паркет, хрустальные люстры, даже картины на стенах. Пенсионеры чувствовали себя так, будто попали в музей, где боялись к чему-либо прикоснуться. Их простая одежда диссонировала со всем этим великолепием, а грубые руки хотелось без конца мыть и чистить, чтобы не испортить посуду, из которой предстояло есть.
– Вы присаживайтесь, – сказал Григорий Петрович, указывая на мягкие кресла в гостиной.
Николай Степанович и Екатерина Андреевна неуверенно опустились на краешки кресел, словно боялись их сломать. Григорий Петрович, расположившись напротив, словно хищник, наблюдающий за добычей, не спешил начинать разговор. Он ждал, чтобы они сами раскрыли все карты. Наконец, Екатерина Андреевна не выдержала напряжения. Откашлявшись и стараясь говорить уверенно, начала:
– Григорий Петрович, мы очень волнуемся за Лену. Она не выходит на связь, и мы не знаем, что с ней.
Григорий Петрович медленно кивнул, словно ожидал этих слов.
– Я уже говорил, что Лена в порядке, – ответил он, глядя на них холодными глазами. – Не стоит волноваться.
– Но почему она нам не звонит? – спросил Николай Степанович. – И почему её нет дома?
– Понимаете, ей пришлось уехать, – сказал Григорий Петрович, как будто сообщал нечто обыденное. – Были дела.
– Какие дела? – резко спросила Екатерина Андреевна. – Почему мы об этом ничего не знаем?
Григорий Петрович пожал плечами.
– Так получилось, – ответил он, стараясь казаться непринужденным. – У неё были некоторые сложности.
– Какие сложности? – настаивал Николай Степанович. – Мы же её родители, мы имеем право знать!
Григорий Петрович посмотрел на него с презрением.
– Не нужно так горячиться, Николай Степанович, – сказал он, стараясь говорить спокойно. – Всё хорошо. Просто… так было нужно.
– Но где она? – спросила Екатерина Андреевна, чувствуя, как сердце сжимается от тревоги. – Куда она уехала?
Григорий Петрович уклонился от прямого ответа, словно пытался избежать ловушки.
– Она в безопасности, – ответил он, смотря в сторону. – Не волнуйтесь.
– Да что за тайны? Мы вам дочь доверили, а вы наши вопросы игнорируете, будто мы чужие люди какие, – Екатерина Андреевна почувствовала, как подступают слезы.
Григорий Петрович перевел взгляд на нее и, казалось, его глаза стали еще холоднее. Он ответил не сразу.
– Это. Не. Ваше. Дело, – ответил он, отрезая каждое слово, как кусок мяса ножом. – Это для ее же блага.
– Для ее блага? – воскликнул Николай Степанович. – А вы не думаете, что для ее блага было бы позвонить родителям, чтобы мы не волновались?
Григорий Петрович не ответил. Он смотрел на них с таким видом, как будто они были назойливыми мухами, которых он хочет побыстрее прогнать. Он замолчал, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
– Она в порядке, – повторил он, – и вам лучше не вмешиваться. Идите домой.
На самом деле, свёкор никогда не испытывал тёплых чувств к Лене. Она всегда казалась ему слишком тихой, слишком замкнутой, слишком молчаливой. «Молчание скрывает много тайн», – рассуждал Григорий Петрович. В его понимании, женщина должна быть яркой, уметь поддержать разговор, а не сидеть, как мышка, в углу.
Лена была совсем другой, и эта её молчаливость всегда его раздражала. Он любил, чтобы всё было ясно, чётко, без вопросов, которые, как он подозревал, клубились вокруг его невестки. Она казалась ему загадкой, которую он не хотел разгадывать. Григорий Петрович не понимал, как его сын Паша, такой успешный и уверенный в себе мужчина, мог выбрать такую тихую и невзрачную женщину. И, если честно, в глубине души Григорий Петрович где-то даже был рад, что всё обернулось своего рода расставанием и отъездом Лены в другую страну. Но даже он, Григорий Петрович, со всей своей проницательностью, не мог предположить, чем в итоге обернётся её отъезд. Даже больше: никто в их семье даже не мог представить последствий этого решения.