Анаис Лисай
Волчий отрок. Ослеплённый светом
Он чувствовал. Плотный кокон сковал и начал медленно сдавливать. Дышать становилось всё сложнее. Тьма наступала, не оставляя ни единого просвета.
«Позови его», – произнесла ларва, волнуясь. Её голос дрожал и предвкушал, словно она скрывала восторг, который охватывал её.
«Позови!» – «Я не знаю как». – «Назови его имя». – «Я не знаю его!» – «Ты знаешь. – Ларва загоготала. – Всегда знал. Прислушайся к чувствам».
Михей услышал запах собачьей шерсти, к нему примешивался металлический. Кровь. Так пахло во время ритуала, когда госпожа убила его верного друга. Люпус. Это был он. Михей различил, как на место крови пришли запахи свежих трав и цветущих лугов, к ним примешалась овечья шерсть. Михей ощутил тёплое дыхание на своей руке, а за ним – шерсть Люпуса. Ему безумно, до дрожи, захотелось открыть глаз, чтобы увидеть своего друга.
«Не смей! – прикрикнула ларва. – А то придётся начинать сначала».
Из глаза потекла слеза, но Михей сдержался, крепче сжал губы и про себя прокричал:
«Люпус!»
Он не до конца верил, что вырколак – это Люпус, но подчинился ларве.
«Это и не он, – прошептала она. – Но он хотел, чтобы ты звал его так».
Ком подступил к горлу, а на сердце стало горше. Даже вырколак решил издеваться над ним, терзая и без того израненную душу. Ларва приняла облик Киры, вырколак хочет, чтобы его звали Люпусом. Что это, если не пытка?
«Доверься нам. Мы же часть тебя, мы не навредим», – мягко произнесла ларва. Слова были наполнены мёдом настолько сильно, что вызывали тошноту. Почему все так и хотят казаться его друзьями, а потом засаживают длинный нож в спину, так ещё и поворачивают его несколько раз. Невыносимо.
«Сосредоточься, – пробурчала ларва, её явно раздражали его внутренние стенания. – Позови вырколака».
Михей собрался с силами, крепче сжал кулак, чтобы чувствовать, как ногти впиваются в затянувшиеся шрамы. Он справится. Он сделает это. Заикаясь, он слабо протянул: «Люпус». Ничего не произошло. «Люпус», – голос стал увереннее, но всё ещё дрожал, боль, что приносило имя, не покидала. Михей различил шаги, как будто они отзывались позади. «Люпус», – тихо, но собраннее добавил он. Шаги усилились. Теперь он мог различить, как острые когти скрежещут по камню. «Люпус», – уверенно протянул Михей. Раздался протяжный рык. «Люпус!» – прокричал Михей, отринув боль и сожаление. Что-то уткнулось в него и тяжело задышало над ухом, слюна капала на Михея, и он зажмурился ещё сильнее. «Люпус», – в голосе появилась сталь. Михей не понял, когда внутри него всё изменилось, страх ушёл, а его место заняло желание убивать. Вырколак обошёл его, встал напротив и принюхался. Это был огромный волчара, раза в три или четыре больше Люпуса. У него была жёсткая чёрная шерсть, к которой если прикоснёшься, то точно порежешься. Михей не понимал как, но явственно видел его перед собой, хоть глаз всё ещё был закрыт. Вырколак оскалился и напрыгнул на Михея, повалив того на спину. Пасть с острыми зубами клацнула перед лицом, а после всё скрылось во тьме.
Резкая вспышка боли озарила, словно светоч в темноте. Острая боль отозвалась во всём теле. Его растягивали во все стороны, дёргали за руки, ноги и голову. Одежда треснула и разлетелась на жалкие лоскуты. Невидимые хватки впились в конечности. Они разрывали кожу, проникали сквозь плоть и мышцы, чтобы добраться до костей и впиться в них мёртвой хваткой. Они хотели только одного: растянуть кости, а затем и всё тело. Словно когтистые лапы пытались удлинить его. Боль охватывала, меняла тело. Что-то пробежалось по спине. Михей схватился за спину, но ничего не нашёл. Что-то проникло под кожу и бегало по позвоночнику. Он ощутил жгучее желание добраться до него и выцарапать это. Михей когтями впивался в кожу, раздирая её. Кровь текла, а ошмётки кожи он отбрасывал. Раздражение и ненависть вскипали внутри. Содрав кожу, Михей ощутил под пальцами густую жёсткую шерсть. Что происходит? Что он делает? В своём ли он уме? Михей кричал от боли, обхватывал руками-лапами себя, пытаясь как-то замедлить процесс. Словно так он мог что-то остановить. Никто не сказал ему, что он станет вырколаком. Почему он никогда не спрашивал? Почему никто не сказал? Как они могли скрыть, что вырколак и лидерец это не одно и то же? Он вновь закричал. Лицо вытягивалось, превращаясь в пасть и принося новую боль. Рот наполнился острыми клыками. Новое ощущение охватило пасть, словно зубам было тесно в ней.
Тело стало непреодолимо тяжёлым. Ноги подкосились, и Михей упал на колени. Он не ощущал собственное тело, оно стало незнакомым, чужеродным, другим. Всё в нём изменилось. Он увидел, как руки превратились в мощные лапы, покрытые чёрной шерстью, но они ему не подчинялись. Ничего не подчинялось ему. Он оказался заперт в изменившемся теле и мог только наблюдать, но и зрение подводило. Нет, у него так и остался один глаз, а девлуз заменял второй, но то, как он видел, изменилось, как и всё в теле. Мир стал каким-то грязно-желтоватым с глубокими серыми оттенками, потерял резкость. Михей с трудом различал Марчела, который ближе всех стоял к нему. Госпожа и остальные совсем расплылись. Внутри всё клокотало, гнев закипал и поднимался к горлу, захватывая сознание. В нос ударило несметное количество запахов, которые сбивали: тела, пот, моча, цветущие травы и деревья, земля, букет специй. Какие-то Михей точно знал, а о природе и названиях других мог только догадываться. Он явственно услышал запах Киры, который пьянил и сбивал с ног. От неё пахло топлёным молоком, мандрагорой и ещё пятью травами, чьи запахи он разбирал, но не знал названий.
Михей сосредоточился, чтобы вернуть себе тело, но оно не слушалось. Голод, дикий голод охватывал его. И только ему было подчинено существование. Голод заглушил боль, стал единственным голосом, который шептал в голове.
Вырколак прорычал, а затем протяжно завыл.
Вой пронёсся по всему телу Михея, он чувствовал его каждой частичкой, словно это не вырколак выл, а Михей. В звуке сплелись боль, отчаяние и обида, что терзали душу. Самозабвенно Михей и вырколак выли, отдаваясь этому целиком. Но в какой-то момент всё изменилось.
Позади раздались шаги, вырколак резко развернулся на них. К ним приближались двое юнцов с сеткой. Вырколак ощерился, предупреждая. Михей приказал вырколаку успокоиться, но тот не слушался. Он никак не реагировал, а просто продолжал предупредительно рычать, не сводя глаз с юнцов. В нос ударил кислый запах страха, Михей не видел выражения их лиц – вырколак не различал их, – но слышал все запахи, которые окружали юнцов. Внутри всё сжалось, Михей и вырколак были опасны для них. До того, как он это окончательно осознал, вырколак в последний раз ощерился и набросился на юнцов, растянувших сетку. Михей попытался зажмуриться, желая не видеть происходящее, но не мог. Вырколак смотрел во весь глаз, не видя ничего, кроме жертв. Жертв. Именно ими они и были. Два неопытных дурака, посмевших выйти против вырколака. У них не было шанса. Никакого.
Вырколак сбил правого – вроде бы светловолосого или, а может, рыжего, зрение вырколака с трудом различало оттенки – и прижал к земле. Юнец пытался вырваться, но вырколак был сильнее, тяжелее. Вырколак клацнул зубами, юнец закричал. Михей не понимал, почему вырколак не перегрызёт глотку, если он этого так хотел. Вместо этого он смаковал момент, наслаждался ужасом, который сотрясал тело юного гвардейца. Михей услышал запах мочи. Вырколак тяжело дышал, смотря прямо в глаза своей жертве. Что-то воткнулось в бок. Вырколак зарычал, резким движением свернул шею юнцу и в прыжке развернулся к тому, кто тыкал в бок. Там стоял второй такой же юнец, в руках у него было то ли копьё, то ли меч. Он крепко сжимал «палку», готовясь нанести следующий удар. Михей усмехнулся, понимая, что следующего удара не будет. Его внутренний страх отступил, когда он ощутил силу и уверенность, что источал вырколак.
Юнец, замахнувшись, побежал на вырколака, громко крича. Вырколак затаился и отпрыгнул, когда тот попытался ранить его. Вырколак быстро сбил юнца, повалил на живот и одним быстрым движением перекусил шею, голова оторвалась от тела. Михей почувствовал металлический привкус во рту. Это была кровь. Вырколак разрывал плоть, пожирая тело. Михей с ужасом наблюдал за этим, не до конца веря, что чувствует всё. Как это могло быть настоящей кровью, если она даже не была красной? Какая-то серая жидкость, отдающая отталкивающей желтизной. В ней не было ничего, что заставляло чувствовать трепет и верить, что она настоящая. Просто густая жидкость, текущая из разорванной шеи.
– Его нужно остановить, – прошептала госпожа, но Михей прекрасно всё расслышал. Слух стал неимоверно острым.
– Но вы же, тётушка, так хотели увидеть способности волчьего отрока. Наслаждайтесь, – протянул Влад. Михей отметил, как в словах он тщательно скрывал ехидство, что так и прорывалось сквозь стену вежливости. – Всё, как вы хотели, госпожа.
– Он неуправляем, – протянула нервно госпожа.
– Мне вмешаться? – спросил герцог Эрнст. – Возможно, форта его остановит.
– Зачем? – Влад засмеялся. – Давайте посмотрим, как волчий отрок действует без вмешательства.
– Это пугает, – сказала госпожа, сглотнув.
О да, Михей мог различить весь спектр ужаса, что сковывал её. Восторг растекался внутри по каждому закоулку души, словно Михей вкушал креплёное вино. Или это была тёплая кровь?
Вырколак не обращал внимания на споры, обгладывая кости. Пасть наполнялась кровью и сырым мясом, а Михея захватывала тошнота. Его чувства были обострены и сводили с ума. Вспышки вкусов, запахов оглушали и причиняли боль. Очередная боль. Он попытался призвать ларву, но она была глуха к его просьбам. Ему хотелось, чтобы вырколак прекратил, вернул ему управление телом. Михей хотел убежать в тихий угол своей спальни, забиться в него и плакать. Плакать. Плакать.
Что-то вновь изменилось. Михей почувствовал это быстрее, чем осознал умом. Шерсть встала дыбом на загривке, вырколак поднял голову и увидел, как на него наступает госпожа, окутанная тёмным туманом. Он клубился вокруг неё, тянулся длинным шлейфом. Михей не мог поверить, но видел, как в тумане вырисовывался силуэт, который обвивал госпожу и шептал на ухо. Его длинные руки обхватывали госпожу за талию, крепко прижимали к себе. Хоть это и выглядело пугающе, но забота и нежность, которые сквозили в движениях, заставляли поверить, что лидерец – вероятно, это был он – обожает госпожу. Нет, такое обожание должно быть отравлено. Как всё, что протягивает лапы из потустороннего в настоящий мир.
Михей и вырколак уставились на госпожу и наблюдали, как она приближается. Внутри всё сжалось, вырколак опасался лидерца – он принюхивался и поскуливал, когда лапами шаркал по земле, словно предупреждая того. Госпожа остановилась напротив вырколака и присела, смотря прямо в глаза. Они поразили Михея – синие глаза пылали ярким светом на желтоватом фоне. Казалось, они были единственным цветом, что он мог правильно различить. Цвет был глубоким, тёмным, похожим на грозовое небо или глубокую пучину озера в беззвёздную ночь. Михей наблюдал за ними, как заворожённый, боясь упустить любое изменение. Весь мир сжался до глаз госпожи, захвативших сознание.
Вырколак зарычал, возвращая Михея к реальности. Госпожа протянула к нему руки и погладила. Форта, что клубилась вокруг неё, набросилась на вырколака. Тот завыл, ощерился и принялся отбиваться, пытаясь прокусить туман. Челюсть клацала, лапы шаркали, а вырколак не мог ни укусить, ни дотронуться до форты, которая сплела вокруг них тёмный кокон. От тщетного преследования вырколак всё больше распалялся, Михей явственно ощущал, как сам желал схватить туман и поглотить его. Раздражение усиливалось с каждой попыткой.
Туман стал плотным. Сомкнулся вокруг вырколака и стал душить его. Не хватало воздуха, Михей и хотел бы хватать его ртом, но не мог – вырколак управлял телом и не намеревался сдаваться. С грозным рыком вырколак пробился сквозь тёмную пелену и сбил госпожу с ног, придавливая её весом собственного тела.
– Прочь, шавка, – прокричала госпожа, отбиваясь. – Прочь!
Её голос сорвался на визг, который пробирал до самых костей. Михей бы закрыл уши, но не мог. Всё, что ему оставалось смотреть.
Беспокойство захватило его сознание. Он понимал, что сейчас вырколак разорвёт глотку госпожи, и она навсегда замолчит. Но Михей не мог понять, что испытывает от этого – ужас или восхищение? Восторг от того, что их мучитель будет повержен? Или страх, что госпожа умрёт? Чувства смешались, не давая отделить одно от другого. Они безумно выматывали, выбивали почву из-под ног. И Михей вновь почувствовал, как захлёбывается в них.
«Будем честны, она это заслужила, – вкрадчиво сказала ларва. – Ты же и сам этого хочешь». Она не задавала вопрос, а утверждала. Её уверенность в его прогнившей душе пугала. Ведь он не такой. Он не желает людям смерти, даже если они этого заслуживают.
«Вот именно. Заслуживают. – Ларва засмеялась. – За всю боль, что она принесла тебе. За смерть отца. Не сдерживай вырколака». – «Он сам решает, как поступить. Я ни на что не влияю». – «Это не так. Совсем не так».
Михей испугался, сглотнул. Ужас объял его сердце, забивая чувства вырколака. Это он убил тех юнцов. Он этого хотел, а не вырколак? Но как это возможно? Это не его чувства. Не его желания. Ларва лжёт.
«Это ты себе лжёшь. Снова».
Нет! Михей был готов кричать. Ларва не права. Это она и вырколак хотят всех убить, показать свою силу. Это они упиваются властью, а не он. Он не может быть таким. Это не он. Будь его воля, он бы от всего отказался.
«Так легко сдаёшься? Я ожидала большего». – « С чего ты решила, что я способен на большее?»
Ларва ничего не ответила, лишь звонко засмеялась. Её смех был пропитан горечью и едким разочарованием, которые охватывали Михея. Они разделяли чувства? Или ларва права, и всё это только он? Где кончается Михей и начинаются ларва с вырколаком? Они просто не могли быть единым целым. Это просто невозможно.
Отчаяние нахлынуло новой волной, но теперь к нему примешалось едкое презрение. Он презирал ларву, вырколака и особенно себя. Ненависть, жгучая, липкая заполонила душу. Он ненавидел ларву и вырколака, что делили с ним сознание, но больше всего себя. Теперь чувства обжигали, словно хотели выжечь его душу, уничтожить всё, что делало его им самим.
– Михей, – протянула, задыхаясь, госпожа. – Михей.
Её тонкий голос вернул его к настоящему. Он уставился в её синие глаза, разглядывая страх. Он упивался им. Нет… Это был не он, а вырколак. Именно он хотел разодрать госпожу на куски, заставить мучиться, как мучился Михей, когда вырывал глаз Киры и отрезал руки отца. Расцарапать её белоснежную кожу и смотреть, как она истекает кровью. А пухлые губы госпожи умоляли бы остановиться, срываясь на крики боли и стоны.
Нет! Это не он. Михей не может быть настолько жестоким.
Вырколак упал на госпожу и уткнулся мордой в её шею. Михей и вырколак обессилено лежали на ней, словно моля о прощении. Мягкие руки стали гладить жёсткую шерсть по голове, чесали за ухом, а всё, что могли Михей и вырколак, это отчаянно поскуливать.
– Тише, Михей. Всё хорошо, – приговаривала госпожа, продолжая ласкать вырколака.
Тело расслабилось, размякло. Михей успокоился.
Но это длилось лишь мгновение.
Лидерец отбросил вырколака в сторону. Тело врезалось в забор и сломало его. Вырколак вскочил на лапы, ощерился. Всё внутри клокотало от злости, рвущейся наружу. Ничего уже не было преградой для неё.
– Стой, Михей! – прокричал Марчел, возникая перед ним.
Вырколак повернулся на крик. Марчел был безоружен, поднял руки и медленно приближался.
– Тебе нужно успокоиться и прекратить. Сколько ещё людей должно пострадать? – Голос его звучал вкрадчиво и уверенно, и за ним скрывалась сила.
Вырколак уставился на него.
– Эрнст, используй форту!
– Вы уже попробовали – это только раззадорило его.
– Приструни эту шавку, Марчел! – закричала госпожа, поднимаясь на ноги.
Её возгласа хватило, чтобы вырколак как обезумевший побежал на гвардейцев, стоявших поодаль. Она в ужасе стали разбегаться. В два прыжка вырколак оказался перед ними, отрезая путь отступления. Пасть клацнула, впиваясь в ногу ближайшего гвардейца. Он закричал, а вырколак, явно играя, стал раскачивать им из стороны в сторону, сбивая остальных. Вырколак забавлялся. Он не хотел убивать, лишь показать свою силу, но почему бы не напасть на тех, кто сильнее? Кто мог бы противостоять? Михей отбросил эту мысль – ему не понять, что в голове у вырколака.
«Это же ты! Как не поймёшь?» – вздохнула ларва и появилась перед взором. Она была похожа на Киру: те же рыжие волосы, пронзительные зелёные глаза, глядящие прямо в душу. На ней была лёгкая белая сорочка, которая с трудом прикрывала красивое тело. Кира, но та, что собирала с ним мандрагору. Слишком чувственная, откровенная. Лукавые зелёные глаза искрились каким-то потусторонним весельем. Чем дольше он смотрел, тем больше понимал, что за приятной картинкой скрывается что-то древнее и пугающее.
«Останови это, Михей, – сквозь смех прошептала она. – Или отдайся полностью, не жалея ни о чём. Это не так сложно, как ты думаешь». – «Это не я». – «Ты! Признай уже».
Крики, ругань, рычание – всё смешалось. Картина перед Михеем мерцала, быстро сменяясь. Одна жертва. Другая. А вырколак не останавливался, только всё больше распалялся, желая погрузить весь плац в хаос. Серая густая жидкость врывалась в желтоватую картину, чтобы утопить в себе всё.
Вырколак ранил, но не убивал. Просто продолжал упиваться властью, что давала его сила.
Что-то острое воткнулось в бок. Вырколак ощерился, бросая жертву, и увидел перед собой Марчела. Он где-то взял длинное копьё, которым проткнул его тушу. В стальном взгляде Марчела Михей видел решимость. Он был готов на всё, чтобы остановить его. Обида больно заколола под ложечкой. Как мог Марчел предать его? Разве они не были друзьями? Михей усмехнулся.
– Я не хочу навредить тебе, – медленно сказал Марчел, убирая копьё. – Успокойся, Михей.
Было бы это так легко, как все думали. Успокойся. Как ему успокоиться, если его сердце постоянно кровоточит? Он никогда не успокоится.
Михей не заметил, как к нему подошла Кира – это точно была она, а не ларва. Кира смотрела на него одним глазом, второй скрывала повязка, а платье было серым из плотной мешковатой ткани, во взгляде читалось беспокойство, а не порочное влечение. Она без страха приближалась к вырколаку.
– Это опасно, – сказал Марчел, когда Кира остановилась на расстоянии протянутой руки.
– Я справлюсь, – тихо сказала Кира. – Он не убьёт меня.
Почему-то Михея позабавила такая непоколебимая уверенность. Она не понимает, что он может одним движением сбить её и прижать к земле, чтобы потом обнюхивать и ласкать тело, как ему угодно, прикасаясь туда, куда она бы не посмела.
«Так всё-таки это ты прижал бы её к земле, а не вырколак? – Ларва выросла рядом с Кирой, которая теперь двоилась, вызывая в душе Михея смутное беспокойство. – Теперь признаёшь – это всё твоих рук дело?»
Он никогда не согласится с ней. Ларва фыркнула и принялась осматривать Киру с жестоким интересом, словно та могла быть её соперницей.
Михей тут же отринул эту мысль, признав, что она смехотворна. Разве ларва могла ревновать к Кире? Это чересчур глупо.
Кира встала напротив и протянула руку. Вырколак предупредительно зарычал и зашаркал лапами.
– Тише. Тише, дурак, – сказала она, дотрагиваясь до шерсти. – Ну, какой же ты дурак.
Михею не понравилось, как она вновь назвала его дураком. Какой он дурак, если наконец-то стал волчьим отроком? Это она дурочка, что подошла к нему. Вырколак оскалился, Кира отшатнулась и упала на спину. В её глазу заблестел страх, неподдельный, животный. Вырколак медленно приближался к ней, она отползала. Михей хотел слышать её мольбу, но она молчала, а страх, который промелькнул, быстро испарился, сменившись уверенностью, бесстрашием. Глупостью. Глупая девчонка. Он преподаст ей урок.
«Как смело, Михей, – протянула ларва. – Не боишься, что она не захочет смотреть тебе в глаз?» Михей опешил, вырколак остановился, уставившись на Киру, беззащитную, но смелую. Что вообще с ним происходит? Что он творит? Вот так вырколак берёт над ним верх?
«Вырколак – твоя часть. Не отрицай её», – прошептала ларва, усевшись рядом с ним.
Это не могло быть правдой. Чудовище захватывало его, поглощало. Он должен противиться ему.
«Просто прими его. Станьте едиными. Тебе будет проще». – «Нет. Никогда». – «Тогда ты будешь страдать, пока он не поглотит тебя».
Ларва схватила морду вырколака обеими руками, зажала в ладонях и поцеловала в нос. Вспышка боли ослепила Михея. Она пробежалась по всему телу. Ощущение было новым, но таким же болезненным, как превращение в вырколака. Перед глазами всё закрутилось и потемнело. Мир стал приобретать краски; цвета ярко горели; появилась чёткость. Мир сиял, и это сводило с ума. Виски сжала острая головная боль. Вырколак и Михей распластались на земле, а после скрючились. Тело вновь менялось, и это приносило боль.
Он стал собой. Свернувшись калачиком, Михей лежал посреди тренировочного плаца. Ветер обдувал его кожу, словно кусал. Михей сжимался, чтобы согреться, а из глаза текли слёзы. Тело пробивала ломота. Голова кружилась.
На него упал плащ. Михей поднял голову и увидел Влада, стоящего над ним с протянутой рукой.
– Прикройся, – спокойно сказал он. В его голосе была отеческая теплота. – Ты молодец.
– Кира! Марчел! С ними всё в порядке? – глухо спросил Михей, не своим голосом, низким и хриплым, словно он не говорил долгие годы. Он попытался подняться на руках, но упал, распластавшись перед Владом.
– Отделались лёгким испугом. – Влад махнул рукой. – Сильнее пострадали гвардейцы.
– Я не хотел. – Михей уткнулся взглядом в землю. – Это вырколак.
«Лжец!»
– Ничего. Ты научишься им управлять.
– Я доказал? – Михей уставился на Влада. Наверное, в этот момент он походил на жалкого щенка, который хотел, чтобы его погладил хозяин.
– Доказал. – Влад улыбнулся. – Точно доказал.
Михей криво улыбнулся в ответ, принял руку и поднялся, кутаясь в плащ. Его взгляд пересёкся со взглядом госпожи, которая единственная осталась на плацу. Она внимательно наблюдала за ним, и Михей не мог понять, что у неё на уме. Даже тень лидерца пропала, словно его способность испарилась. Её чёрные волосы развевались на ветру, а верхняя губа была разбита – капли крови на белоснежной коже зачаровывали, напоминая о желании уничтожить её. С обращением оно не прошло, лишь притаилось. И это пугало намного больше, чем пустой взгляд госпожи. Намного больше. Его чувства больше не принадлежали ему.
