Ана Гратесс
Богомол Кадош
Богомола отцепили от его проекции в храме и снова доставили в комнату с сильно сырым полом. Тут пахло птичьим пометом, плесенью и старым хлебом. Вернувшись домой, богомол от нечего делать сел за вышивку. Слово «Кадош» пестрело красными буквами на грязно белой сорочке.
– Я Богомол Кадош, а не просто животное без второго имени. Материализуйте мне пианино, хочу сыграть пару звездных партий!
Невидимые руки состряпали из пустоты старенький пиано, которым в свое время играл вселенский Руук.
– Начну концерт в две руки с отрубом головы! Смотрите, слушайте и не падайте духом никогда, ибо все внешнее – плод одного сознания.
По клавишам запрыгали тонкие пальцы зеленого богомола. Он только и знал, что хватать черные отростки нот и нещадно ими бренчал под какофонию кровавого жертвоприношения, что совершалось в соседней комнате.
Звуки издаваемые сухим пиано разлетелись далеко за пределы увлажненной квартиры. Ее услышали лошади, а также деревья, которым не доставало музыкальной ласки.
Зимняя сказка ни для кого не длится вечность, так и тут солнце задело лучом луну, и та покатилась к звуковой гармонии. Комната Богомола-Кадоша плавно перетекла из засранной кладовой в просторные помещения отделанного с изыском холла западной консерватории.
Слушатели и зрители были из сливочных пасек, а смотрели и слушали они драгоценными металлами, чей блеск практически ослеплял играющего музыканта.
Теперь ему приходилось в слепую производить звуки, а пианино все жалобней скрипело под ним. Все это закончилось громовыми овациями лучшего концертного зала. Люди повскакивали со своих мест и понеслись целовать пальцы маэстро, руки звукача и грязную сорочку его с вышитым красным «Кадош».
Тело Богомола понесли к мастеру по изготовлению памятников и статуй.
– Отлейте нам большую статую достопочтенного Богомола-Кадош, ибо он великолепен в своем скромном очаровании. Он самодостаточный самородок из неизвестного рода. Мы ему уже молимся в наших снах, благослови его Космос!
Умелец принял гостя и усадил его на стульчак от унитаза. Покрутил он карандашом и пальцем с бумагой, покривился, что-то ему не понравилось.
Переместил Богомола на стойку возле фруктов. Теперь все вроде было бы красиво и в достаточной степени приятно глазу. Принялся скульптор снимать кожу с зеленой богомольей росы. Тот совершенно не возражал, ибо вершина уже была достигнута. «Куда еще стремиться?» Как куда? На главную площадь мировой же столицы: Перкуссии.
Сплав выбрали из черного оникса и белого обсидиана, а верхушку Богомолью покроют двадцати четырёх каратным золотом! Сам музыкант уже глухо отмирал в любезно предоставленной ему цветочной ванне.
– Ну что, друг, ты остался доволен своей жизнью, не будешь горевать о таком скором уходе?
