Ана Гратесс
Богомол Кадош
– Говорят, чтобы помереть дважды нужно трижды упасть в яму с говном, а я придумал рецепт много лучше! Слушайте:
Взять рожок чеснока, очистить его, растолочь в ароматную жижу.
Принести два ведра холодной воды, лучше талой, слить в предварительно очищенную латунную емкость.
Сорвать с близкого к вам дерева поволоку третьей степени.
Все это поместить в латунную лагуну и поставить на медленный огонь. Через двадцать два часа будет готова славная кашка для промоканий. Это нужно для активации внутренних токов. Применять строго по графику лунных затмений!
«Лагуна» сместилась в область «Напёра», что за безумная клеть сознания? Хвастовство сейсмоустойчивого городка. В твоем уме нет психических узелков, все рОвно как водная гладь в штиль.
Дремота похожая на свое же зеркало – куда еще смешнее? Четвертый десяток или сотня, или помножить это друг на дружку, не теряя абсолютно никакого запала.
Ходунки заходили, смещая тело богомола с разглядывания алтарного постамента на обзор поющего хора.
– Трава-мурава, две тысячи триста пятый год, какая красота в этом сокрыта! – Вострепетало искусственное солнце с правого угла храма. – Святая простота – явление дикое, растянутое по материи сетчатой глазной же коробочки.
– Я – Богомол, а значит могу мелить ваши деревяшки в двадцать раз быстрее чем самый совершенный тайзер. Мои ходунки – семейство воскресших мотылей!
– Опять ты начинаешь хвалиться незаслуженными регалиями. Требуется теплая подложка под стул, чтобы сидеть было удобнее… «Напёр», «Лагуна» – схватить этого негодника!
Не успел богомол ничего возразить как его тут же заковали в переливчатую материю и оставили в тишине, убрав все огненное освещение.
Тишина или пустота. Или гремучая юла; котенок с рыжей шерстью; проходной двор; разрыв поступающих шлангов. «Какое-то оно не такое, каким должно быть» – подумал богомол. «Мой кадош верный запропастился где-то с неуемным духом свободы».
– Медленнее будешь – меньше хлопот доставишь любимым. О них ты попытайся вспомнить, пожалуйста. Не слепотой мы гадим, а пустотой душевной по отношению друг к другу.
Высиживать долго богомолу было не в новинку. Еще будучи странным знаменем в руках у парня, который чертил белым мелом на полу, богомолья десна насиделась во всех углах гадкой комнатки.
Страница выкрученной книги томно покрикивала, когда ее касались чьи-то пальцы. Сознание приободрилось. Приближался труженик тыла – спокойное море непомнящей себя радости.
«Господи, если ты есть, сделай так, чтобы любовь наша всегда была на связи с человечеством… Они такие молодые, холеные перчинки в соку своем варятся, хотят чего-то вечно, не смотрят по сторонам. Через четыреста слов мы расстанемся с этим рассказом. Сжалься, кружка небесная!»
