Анъе Фо
Беспросветная духовность. Последний трамвай
Новообращенная, не более трех-пяти лет назад, бросает на меня надменный взгляд, типа самая умная, немного мешкает, и, увлекая за собой парочку анемичных, одетых в черные шмотки ланчбоксов, отправляется в хвост салона. «Молодость всегда потешается над старостью», – ворчу я про себя. Не удивлюсь, если где-то под траурными одеждами в тела фамильяров воткнуты катетеры для капельниц так, чтобы желеобразная леди Батори в любое время могла подкрепиться через тонюсенькие подсоединенные к венам силиконовые трубочки.
Входные двери закрылись и мимо меня, шаркая тяжелыми высокими ботинками, бледной тенью прошелестел один из спутников упитанной вампирессы. Возможно молодой, человек с засаленными черными, с цвета речного песка у отросших корней, длинными волосами достал из закромов своего балахона смартфон и принялся сканировать приклеенный к стеклу штрих код. Оплатив поездку за госпожу, себя и другого соратника по несчастью, вернулся назад. Может мне показалось, но, похоже, он уже начал разлагаться. С другой стороны, есть вероятность, что попросту пренебрегает личной гигиеной.
Вот я никак не пойму это новое поколение. Ходят по городу, открыто выгуливают свою пищу. Глядишь, совсем уподобятся смертным: сначала одомашнивание. А потом, что? Человеководческие фермы начнут создавать? Только я вот думаю, таких пионеров сельского хозяйства первыми на вилы поднимут, точнее на колы, осиновые например.
«Посмотрел бы я на тебя лет эдак через двадцать-тридцать», – бурчу себе под нос, будто какой-то старый пердун. Хотя, нет: надеюсь, уже не посмотрю. Но ретроградское настроение все же меня не покидает: «Нет сейчас, ни разодранных гортаней, ни выпотрошенных внутренностей, ни забрызганных струями артериальной или подтеками венозной крови стен и полов парадных – скука сплошная».
Беспрестанно движущееся пространство за пределами автобуса заполнил фасад бывшего текстильного предприятия, некогда выпускавшего хлопчатобумажные и штапельные ткани, а нынче торгово-развлекательного центра с густо утыканной автомобилями парковкой. Потом снова остановка. Опять обмен странствующими душами и в путь до следующей.
Осенний день неуклонно приближается к вечеру. Ленивое, уже предвкушающее зимнюю дрему, солнце выдвинулось на юго-запад и малость припало к линии горизонта. Меркнущий дневной свет запнулся за густую пелену облаков и полупрозрачная тень от них, вальяжно развалилась вдоль улицы, украв у горожан еще чуточку света.
Закончился очередной трек и вместе с последними звенящими нотами песни выветрился из моей головы и образ дамочки, язык не поворачивается сказать, вампира. Та все еще, словно на троне, восседает сразу на двух сидениях в задней части салона. А вот пристроившихся рядом почти потребленных до дна доходяг даже мне жалко. Но что уж тут поделаешь. Дети ночи предпочитают друг с другом не ссориться, предоставляя возможность времени все расставить по своим местам. Ведь мы можем позволить себе подобную роскошь.
Автобус нырнул под рукав бункерной галереи топливоподачи, перекинутый через дорогу от резервного хранилища к главному корпусу одной из местных ТЭЦ.
В ушах завыл а капелла тяжелый грудной женский голос. Позволив темнокожей певице пропеть пару строк о ее горемычной доле, лысый гений эпохи техно завел свою драм машину. Я вообще-то раньше не сильно жаловал подобную музыку, но был у меня в конце двадцатого века товарищ, вы не поверите из людей, он-то и подсадил меня на эту дрянь. Конечно, не только на эту, а еще кое на что другое.
Не знаю жив ли он еще или нет, но могу точно сказать, что находки того времени сильно обогатили мое бездуховное существование. В минуты слабости думаю: «Не стоило ли его тогда обратить?» И возможно не ехал бы я сегодня на этом автобусе, а гудел бы с лучшим другом где-нибудь далеко-далеко отсюда. Наверное, странно, когда упырь рассуждает о подобном: но я до сих пор убежден, что превращать в кровососа почти еще ребенка, даже во имя избавления себя любимого от депрессии и одиночества как-то не этично.
Город плывет. Обрезиненный пол плавно покачивается под ногами в такт неровному асфальтовому покрытию.
А плейер уже объявляет кириллическими буквами на монохромном дисплейчике новую песню. Звучит простейший гитарный проигрыш, за которым вступает низкий голос мертвеца. До сих пор не пойму как такой достаточно посредственной группе, удалось придумать такое? От этой музыки хочется расправить свои черные крылья и парить над крышами в ночи. Нырять в воздуховоды и выть со всей мочи, пугая обывателей. А потом кружить вдоль улиц, почти касаясь усталого асфальта, и снова взмывать, и так до бесконечности.
Тем, кто ложится спать, спокойного сна
Спокойная ночь…
Музыка, будто знает, о чем я думаю: утягивает сознание, а вместе с ним и весь салон в неопределенное время в прошлом. Там перемешалась вся моя жизнь, и окружающий город заглядывает уже через окно трамвая, неспешно отмеряющего свой путь по давно не существующим рельсам. Потерянные в бесконечном потоке событий машины и пешеходы, словно заводные, спешат по своим эфемерным делам, подчиняясь графику одноразовых жизней. Суета на фоне светящихся витрин магазинов и кафе, бывших когда-то давно другими магазинами, фотосалонами, прачечными.
Хотя еще и не стемнело, кое-где в древних четырех и пятиэтажках, громоздящихся вдоль неширокой транспортной магистрали, зажигается свет. И мой взгляд как отчаявшийся мотылек перелетает по мертвым окнам к тем, где появляется надежда. Хотя и это чувство, плод моей бурной фантазии, выдуманный символ того, что есть дом, где тебя ждет кто-то родной. Призрак маяка для Летучего голландца.
Остановки сменяются. Входят и выходят не значащие ничего люди, порой непригодные даже в пищу. Неважно сколько поколений сменится – у них все останется по-прежнему: грызня вокруг кормушки. Единицам, которые захотят что-то изменить, плевки всю их короткую жизнь, да пара-тройка вредных привычек бонусом.
Еще две песни я просто скользил взглядом по сменяющим друг друга фасадам. Заглядывал в светящиеся теплым светом окна, проникая через них в чужие жизни. Потом перед глазами возник широченный выполненный в неоклассическом стиле фасад полиграфического комбината. Вот блин – это же моя остановка! Моя последняя остановка…
Едва успев опомниться от своего ностальгического путешествия, я просочился между несколькими крупногабаритными персонажами и выпорхнул из автобуса.
Зеленый свет для пешеходов. Удачный сегодня денек.
Бодро перемахнув проезжую часть, я оглянулся на доставивший меня автобус. Мое место в окне занял какой-то отчаянно неопрятный мужчина. Мы встретились взглядами. Дядька широко улыбнулся, обнажив почти голые десны, и помахал рукой. Может жалкий человечишко и не имел в виду ничего такого, но от этой гримасы стало как-то не по себе. Будто смертный все понял и издевается: «Смотри, я уезжаю, а ты остаешься». Как будто бы я проиграл, а они всей своей клокочущей массой одержали верх. Как будто беззубое стадо прощается с хищником, который уже не может растерзать их на куски. «Еще как может», – успокаиваю себя и, выбросив из головы ненормального, легкой походкой направляюсь в сторону арки в стене справа, между массивным фасадом печатной фабрики и выстроенного в тот же период двадцатого века четырехэтажным жилым домом.
Я нырнул под полукруглый свод и, будто бы в миг преодолев огромное расстояние, очутился в другом измерении. Вместе с пылью и копотью выхлопных газов остался позади весь груз переносимых и перевозимых суетных мыслей, переживаний, грехов, вины и сожалений человеческих.
В ушах зазвенели мелодию синтезаторные колокольчики. Потом невысокий человечек, прикинувшийся вампиром, заскрежетал своим колючим голосом под режущий звук гитар и бластбиты:
Black candles dance to an overture
But I am drawn past their flickering lure
To the breathing forest that surrounds the room
Where the vigilant trees push out of the womb
Разъезженный под парковку газон. Ржавые, изуродованные инфантильными лоботрясами инсталляции игровой площадки. Куцые уродливые деревца. А дальше двор сталинки с покоцанной облицовкой плавно врос в узенькие улочки, утыканные частными домишками. Я помню, что когда-то давным-давно вместо человеческого жилья здесь раскинулось обдуваемое всеми ветрами поле. Тогда, даже отсюда с легкостью можно было увидеть финальную точку моего сегодняшнего путешествия. Однако, согласитесь, идти по прямой как-то уж очень скучно, особенно если вы не зануда. Еще можно было бы обернуться стаей воронья или каких-нибудь летучих мышей и в считанные минуты, шурша тугими кожистыми крыльями, донестись от терракотовых кирпичных общаг до рощи, расположившейся на живописном крутом берегу на окраине города. Но подобные трюки меня уже давно не забавляют.
Под злобное хрипение и скрежетание в маленьких наушничках-затычках я постепенно выбрался из лабиринта частной застройки. Поносимый гудками клаксонов перепорхнул оживленную двухполосную дорогу и очутился у кромки лесного массива.
Слева среди деревьев расположилось приземистое двухэтажное здание детского сада, а чуть дальше, тоже параллельно идущей в направлении центра города узкой магистрали, раскинулись корпуса городской больницы. Странное, скажу я вам, соседство.
