Амир Гаджи
Тайные свидетели Азизы. Книга 2. Адель
– Нравится? – спросил Азат, довольный реакцией невесты.
– Очень, – ответила сияющая Дуняша.
Неожиданно Азат подхватил её на руки, словно маленького ребёнка, и крепко прижал к груди, боясь уронить эту величайшую драгоценность:
– Не знаю, что я такого сделал в жизни, но Аллах подарил мне тебя, Пятница. Я боюсь потерять тебя. Ты моя. Ты только моя.
Дуняша обнимала Азата за шею и, наклонившись, прошептала ему на ухо:
– Я твоя на веки вечные. Всё, что бы я ни делала, – это творишь ты. Понятий «я» и «моё» для меня больше не существует. Я тебе предана и отдаюсь без остатка. Тебе передаю мои мысли, чувства и плоть. И этот путь преданности тебе для меня естественен и приятен. – Она раскрытой ладонью нежно погладила Азата по щеке. Этот ласковый жест она будет повторять тысячи раз, желая показать Азату свою любовь. Потом она посмотрела ему в глаза и с лёгкой тревогой в голосе спросила:
– А ты мой? Только мой?
– Понять не могу, что со мной случилось, но после встречи с тобой я хочу быть твоим и только твоим, милая моя Пятница-жаным. И мне всё время хочется носить тебя на руках.
– Вот здорово! Я не против. В таком положении мне легко тебя поцеловать и не надо подниматься на цыпочки. Но как же, развалившись у тебя на руках, я буду готовить нам еду, убираться в доме и воспитывать твоих детей? – рассмеялась Дуняша, искушая Азата ямочками на щеках.
– Да-а, – протянул Азат, – этого я не учёл, явно погорячился.
И они одновременно рассмеялись. Но в следующую минуту Дуняша неожиданно сделалась серьёзной:
– То, что мы с тобой вместе, – этого хотел Бог. Я точно это знаю. Я много молилась о тебе и просила у Бога твоей любви, и Он мне её дал. Я не представляю себе жизни без тебя. Знаешь, любимый, я никогда не была так счастлива, как сейчас. Ты смысл моей жизни. Ты моя Окумени.
– О Аллах! Это ещё что такое?
– Окумени? Так православные греки называют живую Вселенную. Для меня ты всё, что есть вокруг и даже внутри меня. Ты живёшь в каждой клеточке моей души и тела. Я никогда не чувствовала себя такой безгранично большой и столь убережённой, как сейчас. Я думаю, что именно так чувствует себя человек, находясь в объятиях Господа Бога.
– Пятница, где ты научилась так красиво говорить?
– Милый мой, если бы у меня было десять языков, то и тогда я не смогла бы тебе рассказать о своей любви. – Дуняша уткнулась носом в его подбородок, закрыла глаза и, вдыхая неповторимый аромат сильного мужчины, неожиданно для себя тихо заплакала.
– Что случилось, жаным? Что-то не так? Почему ты плачешь, Пятница?
– Ничего не случилось. Всё хорошо. Я от счастья плачу. Любовь проникла в мою душу, и я отдала ей свою свободу. Я твоя. Я только твоя и всегда буду только твоей до конца своей жизни, обещаю.
– И я даю тебе слово, что буду только твоим и буду защищать тебя от чего угодно, кроме своей собственной смерти.
Азат своей огромной ладонью погладил Дуняше лицо и поцеловал в лоб. Так в детстве делала его мать. О чём-то задумавшись, тихо запел:
– Былдырлаған тіліңнен, (Твой сладкий лепет)
Айналайын бөпешім. (Милый мой малыш)
Таптым, бақыт өзіңнен, (Ты – моё счастье)
Ұйықтай ғой, енді көкешім. (Спи, засыпай, малыш)
Дуняша слушала эту колыбельную песню как рапсодию, и, не понимая слов, всем своим существом ощущала теплоту и пронзительную нежность, на которую был способен этот большой и невероятно ласковый мужчина. Она чувствовала себя абсолютно защищённой, как маленький ребёнок на руках своей матери, и так же, как маленький ребёнок, Дуняша уснула, уткнувшись носом в плечо Азата. Это был кратковременный, но глубокий сон, со сновидением.
Она видела небольшую речку, разделяющую землю на две половинки – лес и степь. На степной части – скифский рукотворный курган. На кургане горит невероятно больших размеров костёр. Из кострища вырываются наружу языки пламени высотой с каланчу, которые сопровождаются огненными брызгами, разлетающимися далеко за пределы кургана. Несмотря на постоянный шум, напоминающий шум горной реки, это зрелище завораживало. Вдруг кострище как будто выплюнуло из своего чрева огромный огненный шар, который крутился вокруг своей оси то по часовой стрелке, то против. При этом шар постоянно менял свою форму от эллипсообразной до круглой. И вот на секунду замер и взорвался изнутри, разлетаясь маленькими огоньками в разные стороны. Из него, словно птенец из яйца, выпорхнула золотисто-алая птица Феникс. Она, красавица, расправила огненные крылья и сказала мужским голосом: «О, дружок, так ты уснула у меня». Дуняша тут же забыла свой сон. Так бывает всегда, когда будят спящих детей, не давая им насладиться пребыванием в другой реальности. Дуняша сладко потянулась:
– Ты не устал меня носить?
– Ничего, своя ноша не тянет.
И они одновременно засмеялись. Будучи вместе, они постоянно смеялись без всякого повода, словно беспечные дети. Впрочем, так ведут себя все влюблённые пары на свете. Так было и так будет всегда и везде, где есть настоящая любовь. Бог милостив, он их услышал и сделает всё возможное, чтобы эти молодые люди исполнили данные друг другу обещания «любить друг друга до конца своей жизни», даже если для этого Богу придётся сократить сроки их пребывания на земле.
Отец Азата, Алтынбек Бейсеналин, когда-то был зажиточным скотоводом. Достигнув преклонного возраста, он поручил своим ближайшим родственникам управлять своей собственностью, оставив за собой право «казнить и миловать». Помимо несметного количества голов всякого скота, он имел шесть жён, что, впрочем, было вполовину меньше, чем завещал мусульманам пророк Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует. От этих жён было восемнадцать выживших детей, из них, слава Аллаху, десять сыновей. В наследство от своего отца Алтынбеку достались обширные родовые пастбища плодородного Семиречья. Но все его богатства уже в прошлом. Последние годы российские власти стали всё больше и больше направлять в Семиречье на постоянное жительство русских крестьян и казаков из голодных районов страны, разрешая им обустраивать свои деревни и станицы на пастбищных землях, ранее принадлежавших казахам. Ублажая местных чиновников-мздоимцев, Алтынбеку пока удавалось уберечь большую часть своей земли от непрошеных гостей. Однако кроме законных переселенцев в Семиречье прибывали так называемые ходоки – крестьяне, самовольно решившие перебраться на жительство в сытый Туркестан. Они без всякого спроса захватывали землю в местах постоянных зимовок кочевников. Семьи ходоков объединялись в небольшие группы и успевали в период отсутствия хозяина-кочевника, за одно лето, построить себе жильё, а иногда и православную часовню – как оберег. Поздней осенью, возвращаясь с летних пастбищ, казахская семья могла обнаружить, что на её законной земле уже стоит русская деревня. Это было несправедливо, но местная коррумпированная власть, кстати, наполовину состоящая из этнических казахов, с этим мирилась, а может быть, даже поощряла, и бороться с этим никто не мог. Казахи во всех своих бедах винили прежде всего русских. Так между казахами и русскими пробежали первые чёрные кошки.
В августе 1914 года в далёкой Европе началась мировая война, в которую была вовлечена и Россия. Алтынбек считал, что любая война – это война денег, у кого их больше, тот и победит. Начавшаяся война требовала от России её ресурсы: финансовые, материальные, человеческие. Русский царь одномоментно увеличил налоги в Туркестанском крае в четыре раза, а отдельные из них даже в десять раз. Был введён специальный военный налог и десять новых сборов и пошлин. Казахи к такому повороту не были готовы, и жизнь в Семиречье ухудшалась день ото дня. Ещё в начале пятнадцатого года степные шаманы предрекали казахам нежданный голод. Алтынбек привык доверять шаманам, они умели общаться с духами потустороннего мира, где нет границы между вчера, сегодня и завтра. Он решил не ждать, когда наступит это «завтра», и приказал своим сыновьям вместе с их семьями и большей частью скота откочевать в Китай, в степи Алтышахара (так казахи называют Кашгарию), в район компактного проживания их соплеменников. Сам Алтынбек пока оставался дома, в надежде сохранить за своим родом полученные от отца земли. Не мог же он, в самом деле, забрать с собой в Китай эту родовую землю вместе с могилами своих предков. С ним остались: два старших сына с семьями и младший сын Азат со своей матерью.
Война разгоралась, и под лозунгом: «Всё для нужд фронта!» начались поборы денег, массовое изъятие скота, одежды, юрт и продовольствия. Потом мобилизовали все телеги и повозки для доставки хлеба на железнодорожные станции. Многие казахские семьи практически оставались без материальных средств существования и перспектив выжить. Кроме того, казахов заставляли батрачить на полевых работах в тех русских семьях, в которых мужчин призвали на фронт. Для казахов это требование властей было унизительным. Зная об этом и опасаясь межнационального конфликта, власть вооружала русских переселенцев, чем ещё больше настраивала местное население против себя. В своё время зажиточные казахи, потомственные Чингизиды поколения отца Алтынбека, неоднократно предлагали российскому самодержцу даровать им дворянство, что позволило бы придать казахскому обществу свойства саморегулирования, но Помазанник Божий игнорировал эти обращения. Сам Алтынбек вместе с другими авторитетными казахами предлагал Туркестанскому генерал-губернатору создать местное кавалерийское подразделение и приравнять его в правах и привилегиях к казачьим дивизиям, что со временем создало бы национальную военную элиту, преданную в своей присяге русскому царю, но близорукий и заносчивый Санкт-Петербург с этим не согласился. Казахи поняли, что русский царь им не доверяет, и сами, в свою очередь, перестали доверять царю.
Обычно Алтынбек не помнил, какая из жён родила ему того или иного сына, – для отца это не имело большого значения. Но этого мальчика Алтынбек не просто выделял среди других, но даже, кажется, любил, хотя и всячески скрывал это. Причиной такого отношения была его шевелюра. Азат был кудряв, как арабский пудель. Пожалуй, это был единственный случай за всю историю кипчакского рода. Как невозможен ребёнок-блондин от родителей сенегальского племени волоф, так невозможен раскудря-кудрявый кипчак. У казахов принято брить голову мальчику на сороковой день после рождения. В былые времена голову брили регулярно, до самой старости, так и не давая волосу отрасти. К счастью, современные казахи не придерживаются этой традиции, поэтому нетипичную кудрявость Азата всё же обнаружили, но только на девятую его весну. Глава семейства провёл внутриродовое расследование до седьмого колена и не нашёл в своём роду подтверждения версии о вмешательстве чужеродной крови. Но дыма без огня не бывает, какая-нибудь прабабка всё же охомутала чистокровного арабского скакуна, а проявился этот эпизод только сейчас, спустя много поколений. Когда в ресторане Азат говорил Дуняше, что может легко жениться и народить детей, он не лукавил, потому что, несмотря на свой возраст, уже имел сексуальный опыт и даже заработал похвалу от первой в своей жизни женщины. Согласно старинной казахской традиции, по наступлении у мальчика детородного возраста жена старшего брата (женге) должна обучить будущего джигита премудростям обращения с женщиной. Азат оказался способным учеником. Более того, он, кажется, влюбился в эту женщину, что вполне ожидаемо в его возрасте. Но самое печальное то, что женге тоже «поплыла», что совершенно недопустимо. Надвигающуюся беду почувствовала мать главы семейства. Старуха дала своей невестке запоздалую взбучку, поскольку та всё же умудрилась забеременеть от Азата. Разумеется, ни Азат, ни кто-либо другой не знали об этом недоразумении. Своему мужу о происхождении беременности «трудолюбивая учительница» не сказала, потому что инцест у казахов есть величайший грех. За такое преступление полагается смерть или изгнание из рода. По степному закону мужчина не имеет права брать в жёны родственницу по отцовской линии ближе седьмого колена.
Азат вошёл в юрту отца, как и было велено, тотчас после его пробуждения от послеобеденного сна. Не глядя на вошедшего сына, отец продолжал вытирать влажной салфеткой своё лицо и руки. Келин – жена среднего сына, молча налила тестю кумыс и села на корточки у него за спиной. Сделав первый глоток, отец исподлобья взглянул на сына:
– Твоя мать сказала мне, что ты надумал жениться. Почему?
– Я влюбился, отец, и не могу без неё жить.
– Влюбился? Это самая глупая причина, чтобы жениться. Женилка выросла? Ты что, не знаешь, кто в семье определяет, пора тебе жениться или нет и на ком жениться? Это правда, что она дочь русского попа?
– Да, правда.
– Хочешь свинину покушать?
– Нет, не хочу. Но если она меня попросит, я буду есть свинину. Пока меня никто не заставлял.
– Перестанешь делать намаз. Будешь молиться картинке в церкви.
– Я как делал намаз, так и буду делать. Но если моей жене это не понравится, я перестану делать намаз. Пока это никому не мешало. А в церковь меня никто не зовёт. Я девушку люблю и уважаю её веру, а она любит меня и мою веру уважает. Что здесь плохого?
– А твои дети?
– Мои дети сами определят, куда им идти – в мечеть или в церковь. Я приму их решение.
– Ты не боишься совершить величайший грех – потерять свой род?
– Я не допущу этого. Моя будущая жена даже не пытается отнять меня от нашего рода.
– Она кафир.
– Зря вы так её называете, отец. Она не язычник, она верует в единого Бога.
– Дочь гяура не войдёт невесткой в мой дом.
– Пусть она войдёт в мой дом, отец.
– За верблюдом каравана не видишь. Разве твоя мать не повторяла тебе завет пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует: «Довольство родителей – это довольство Аллаха, а гнев родителей – это гнев Аллаха». Ты забыл, что ты мой младший сын?
– Я не забыл, отец. Прикажите, и ваши жёны родят ещё сыновей.
– Ты вздумал мне дерзить, щенок. Пошёл вон с глаз моих!
Азат не хотел перечить своему отцу. Он был младшим сыном, а по древней казахской традиции младший сын обязан жить со своими родителями, чтобы обеспечить им благополучную старость и достойные похороны. Нарушение этого закона ложится позором на весь род.
– Я пришёл просить бата беру[10], отец.
– Я подумаю, а сейчас пошёл прочь. – Алтынбек качнул изумрудом правого мизинца – знак келин «удалиться», и остался наедине со своими мыслями. Поглаживая кипчакскую тамгу на бирюзе своего широкого перстня, он пробурчал:
– Почти три года идёт германская война, и конца-краю не видно. Видать, там, в Петрограде, не всё гладко. Царь издал указ, чтобы всех молодых мусульман забрать на строительство военных укреплений на русско-германской границе. Где она, эта граница, один Аллах знает. А здесь без молодых мужчин кто хозяйство вести будет? Почти сто тысяч здоровых мужчин-казахов оторвали от их семей и увезли невесть куда на границу. Чем заменить сто тысяч пар рабочих рук? Вот и взбунтовались. Однако против силы не попрёшь. Русская армия пришла карать бунтовщиков и жестоко покарала, залила эту землю мусульманской кровью. Триста тысяч казахов из страха быть убитыми бежали в Китай, целыми аулами кочевали. Только в нашем Семиречье полностью уничтожено девяносто сёл. Всё разорили, дома сожгли, половину народа поубивали. Ещё полгода назад в Семиречье было четырнадцать волостей, сейчас осталось только две! – Алтын-бек остановил поток мыслей, чтобы сделать глоток кумыса и почесать камчой себе между лопаток. – Тут ещё младший пришёл со своей женитьбой! – Алтынбек на минутку отвлёкся от серьёзных размышлений на эту глупость, но тут же опомнился и продолжил: – Человек от повстанцев приезжал, денег на священный джихад просил. Тоже надо дать, куда деваться. Глупые люди, кто задумал против русского царя идти. С русскими лучше дружить, они бесхитростные, с ними всегда можно договориться. Это вам не китаец или перс, те не заметишь, как проглотят и переварят. Ты поймёшь своё положение и место только утром, оказавшись в ночном горшке. А этот ещё жениться на русской вздумал! – Он вернулся к разговору с сыном. – Что, у нас казашки кончились? Хотя, может быть, это и неплохо, что у меня появится русская родня, так, на всякий случай, мало ли что. Тем более невестка – дочь русского священника. Он в дом генерал-губернатора как к себе домой ходит. Общие внуки пойдут, что плохого. Думаю, наша умма[11] меня поймёт правильно. Придётся нарушить степной порядок, заведённый нашими предками, – играть свадьбу 40 дней и 40 ночей. Отправлю этого шала-казаха[12] подальше, чтобы перед глазами не маячил. Слышал, что казахи стали потихоньку возвращаться из Китая домой. Рассказывают, что китайские чиновники как с цепи сорвались: пользуясь беззащитностью беженцев, последний скот у них забирают. Среди казахов в Кашгарии начался голод.
Люди своих малолетних детей в рабство китайцам продают. Один здоровый ребёнок пуд муки стоит. На века позор нам. С другой стороны, умерший от голода ребёнок не лучше. Кочевник по сути своей обязан всеми силами за свою жизнь бороться. Он должен выжить и продлить свой род любой ценой. Время нас рассудит. Умный поймёт, а дураку закон не писан. Много людей тогда погибло, а кто выжил на чужбине, проклинал судьбу за то, что выжил. Вот и потянулись казахи домой, а зря. В Петрограде власть поменялась – и здесь скоро поменяется. Если у нас босяки власть возьмут, первое, что будет, – начнут наше добро меж собой делить. Кочевать надо, пока ещё жареный петух не клюнул. Хорошо, что я своих сыновей заранее, ещё два года назад отправил. Они уже вжились в китайскую жизнь, благо чтобы не забыли свои обычаи, язык и веру.
Сыновья на границе нас встретят и с китайцами по-свойски договорятся, те своих особо не грабят. Всем аулом кочевать будем. Если сейчас двинемся, до первых холодов успеем на новом месте обосноваться. Нынешняя молодёжь стариков слушать не хочет, всё по-своему норовят делать. На русской попадье решил жениться, тьфу, – снова вспомнил Алтынбек разговор с сыном. Потом посмотрел в свою пиалу и строгим голосом позвал невестку:
– Собери мне стариков, разговор будет. И налей мне кумыс. Не следишь за мной, мокрая курица.
По окончании ужина в кругу семьи отец Александр оставил Дуняшу сидеть за столом, чтобы обсудить с ней наедине новость, которую узнал вчера:
– Матушка Варвара сказала мне, что ты просишь нашего благословения на замужество. Это так?
– Да, тятя.
– Ты не хочешь ждать Александра Бритина?
– Я не люблю Бритина. Я люблю другого, его зовут Азат.
– Ты пренебрегла нашим мнением быть женой православного священника.
– Мой избранник мусульманин, тятя.
– Ты хочешь предать Господа нашего Иисуса Христа?
– Нет, батюшка. Я хочу остаться православной христианкой. Но если мой муж меня попросит, я приму ислам. Я люблю мусульманина и хочу быть его женой. Такова воля Божья, и я ничего не могу поделать. Я люблю Азата. Пока от меня не требовалось менять веру.
– Какой веры будут твои дети?
– Они сами выберут себе веру. Перечить не стану. Я это приму, ведь Бог един.
– Вы не можете быть венчаны в православной церкви.
– Я знаю, батюшка.
– Ты пойдёшь с ним в мечеть?
– Наверное, нет. Меня туда не пустят.
– Мусульмане не едят свинину.
– Значит, в моём доме не будет свинины.
– Он будет делать намаз пять раз в день.
– Я буду этому только рада.
– Он приведёт в дом ещё несколько жён.
– Если от этого ему будет хорошо, я соглашусь с этим. Я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы он был здоров и счастлив.
– Фамилию его возьмёшь?
– Да, тятя. Я буду Бейсеналина, у мусульман такие правила.
– И что ты от меня хочешь?
– Проявите христианское милосердие, батюшка, а Господь милостив, Он меня простит.
– Я не припомню, чтобы мы говорили с тобой о важной роли женщины в семье.
– Специально мы не говорили, но матушка хороший мне пример.
– Этого мало. Видишь ли, я считаю, что мужчина и женщина – это две части единого целого. А в Ветхом Завете мужчина и женщина – это две противоположности, враги друг другу. Война между ними идёт вечно и заложена в самой природе двуполого вида всего живого на Земле. Поэтому у женщины особая роль в семейных отношениях. Может быть, это несправедливо, но у неё меньше прав и больше обязанностей. Не знаю, готова ли ты к тем испытаниям, которые тебе предстоит снести. Помни об этом.
– Спасибо, отец, за урок. Я буду стараться быть настоящей женой и добьюсь того, чтобы мы с моим мужем никогда не были врагами, и обещаю, мы станем единым целым. Благословите меня на этот брак Христа ради, отец.
– Я вижу, ты хорошо подготовилась к разговору. Я подумаю, а сейчас ступай.
По обычаям этой семьи всё, что касается детей и домочадцев, глава семьи обсуждает со своей женой – матушкой Варварой, поэтому отец Александр, бросив на дочь печальный взгляд, добавил:
– Позови ко мне матушку.
– Наша Дуняша просит благословения на брак с магометанином, – сказал печальным голосом отец Александр вошедшей матушке Варваре.
– Да, батюшка, я знаю. Но ничего не изменишь. Любовь – это голос Природы. Человек не может и не должен жить без любви. А то, что она полюбила нехристианина, так в этом нет её вины, в том мой недогляд.
– Меня это очень беспокоит. Уж больно молода и беззащитна наша Дуняша. Её душа – цветок мимоза, коснёшься неловко – сгубишь. Она не готова к самостоятельной жизни.
– Всё будет хорошо, батюшка. Дуняша натура цельная. У неё есть строгость в характере, внутренний стержень. К тому же дар Божий. Зазря, что ли, она правнучка моей бабки – прорицательницы Евфросинии, и внучка вашей матушки – известной во всей Московии народной целительницы? Поди, недаром Дуняшу сама матушка Матрона Московская благословила?
– И всё же мне кажется, что она ничего не знает о реальной жизни. Вечно витает в облаках. Живёт в книжном, придуманном ею мире. А время сейчас тревожное. В Европе идёт страшная война, а Россией правит антихрист Гришка Распутин. Русские солдатики тысячами бегут с фронта. В Петрограде власть поменялась. По всей России народное недовольство. Здесь, в Туркестанском крае, магометане шушукаются по углам, косо на православных смотрят и нет надёжи на царя-батюшку. Сатанинское время грядёт, а тут любимица-дочь учудила. Упустили мы её, матушка. Голова кругом, что делать – не знаю.
В эту минуту отец Александр глубоко задумался о том, что межрасовые и межнациональные браки у всех народов издревле, и не без оснований, считались непростительным грехом. Известно, что девочки, рождённые от смешанных браков португальцев – колонизаторов полуострова Макао, и местных китаянок, часто бывают бесплодны. И девочки-метиски острова Ява, рождённые от голландцев, не способны зачать. Видимо, сама Природа восстаёт против подобных экспериментов людей. Конечно, есть и позитивные примеры, когда плод берёт от родителей лучшие качества. Учёные называют это «эффект гетерозиса». Например, мул – «ребёнок» осла и кобылицы, наследует выносливость осла и силу кобылицы. Такие примеры и среди людей есть, но их немного.
В реальность его вернул голос матушки Варвары:
– О чём сейчас печалиться? Разбивши кувшин, по молоку не плачут. Может, и хорошо, что Дуняша выходит замуж за казаха. Он непьющий, к труду приучен, за ним она как за каменной стеной будет. Ты сам говоришь, время тревожное, а у нас будет родня – магометане. Сейчас надо подумать о том, чем помочь дочери. Давай молодожёнам отдадим тот кругляк сухостоя, который заготовили для нового дома. Пускай они сруб себе поставят.
– Тогда и тёс тоже. В аккурат полный комплект будет.
– Конечно, и тёс. Это новой родне должно понравиться, да и нашим прихожанам. А мы покамест в старом дому поживём.
– Наверное, ты права, матушка, так и сделаем.
Родители молодожёнов прекрасно знали, что межконфессиональные браки в каждом обществе и в каждой религии всегда считались дурным тоном и, как правило, быстро распадались. Другими словами, существует риск быть этому браку несчастливым. Именно поэтому отец Дуняши, равно как и отец Азата, не желали брачного союза своих детей. Но в большей степени они не желали людских пересудов на эту тему. В современном обществе, где тленны традиции, не в почёте опыт предков и главенствуют новомодные либеральные взгляды, брак между мусульманином-казахом и православной русской – событие нетривиальное. С одной стороны, этот союз может бросить тень на безусловный авторитет этих двух семей среди некоторой части населения. С другой, если породнятся эти известные семьи, будет полезно как баю Алтынбеку Бейсеналину, так и протоиерею отцу Александру. Поэтому они дали согласие на брак своих детей, не задумываясь над тем, что положили на алтарь своих личных амбиций будущие судьбы любимых чад. Короче говоря, молодых благословили на совместное проживание и регистрацию брака лишь по светским правилам. Никакой свадьбы не будет. Жить молодожёны будут подальше от Форта Верного, в тридцати километрах от Джаркента, на российско-китайской границе, на землях рода кипчаков.
30 марта, в пятницу, после утреннего намаза Азат встретил Дуняшу на их секретной полянке на берегу речки Бутаковки. Ему не терпелось поделиться с будущей невестой решением своего отца:
– Мой отец дал мне бата беру. Он дарит нам новенькую юрту, двух верховых лошадей с полной амуницией, стельную корову, одного жеребёнка, которого мы откормим к декабрю на согым[13]. Ещё пару коз и полсотни баранов. Мои старшие братья в складчину дарят нам бричку с мерином в придачу. Заживём мы с тобой как короли в своей Николаевской.
– Где это?
– Самый край наших земель.
– А говорил, что ты не помещик.
– Я овцевод-кочевник. По нашим законам каждый род имеет свой надел земли. Когда на одном месте кончается корм для животных, мы кочуем в другое место, пока здесь не восстановится трава, и так по кругу. Обычно мы возвращаемся на прежнюю стоянку примерно через три-четыре года. Кочевник, как никто другой, бережно относится к Природе. Когда-то давным-давно эти земли были поделены между родами казахов, и с тех пор мы кочуем внутри своего надела, не мешая жить другим. Заставить нарушить границы чужого надела может только какое-нибудь несчастье, например джут, наводнение, пожар, саранча, или набеги врагов. Если такое случается, тогда собираются старейшины и договариваются, как помочь пострадавшему роду. Таков степной закон. Его тысячи лет никто не нарушал.
– И всё же где эта твоя… то есть наша Николаевская?
– Это далеко. Очень далеко, примерно в тридцати километрах на северо-восток от Джаркента, Аллахом забытая деревня. Дальше этой деревни только Китай. Я был там однажды, будучи ещё ребёнком. Помню, что там есть горы и река Хоргос. Ну, что испугалась? Поедешь со мной?
– Я поеду за тобой куда угодно – хоть в Сибирь, хоть в Николаевскую. Я очень люблю тебя, каждую минуту, днём и ночью. Я люблю тебя, забыв обо всём, и мечтаю быть с тобою в твоих снах. Я не просто люблю тебя, я растворена в тебе без остатка. Моего собственного «Я» больше не существует.
– Теперь я понимаю, почему ты всё время говоришь мне «сладкий мой». Ты сама сахарная и меня таким же делаешь. Растворилась, как кусочек сахара в чае. Мужчина должен быть твёрдым и горьковатым, как зёрнышко дикого урюка.
– Поздно, радость моя. Ты уже сладкий.
Прижимаясь друг к другу и осыпая поцелуями, ворковали счастливые влюблённые голубки.
– Ты знаешь, что твой отец подарил нам шикарный лес для строительства дома? – спросил Азат.
– Конечно знаю. Они с матушкой для себя хотели строить новый дом, но отдали нам полный комплект пиломатериалов для пятистенного сруба. Всё до последней досточки, включая дубовую входную дверь. Тятя и бригаду непьющих строителей нанял. Они обещают к октябрю поставить. Я хочу, чтобы у нас была настоящая русская печь и полати. Я буду готовить тебе вкусную еду, а наши дети будут спать на полатях, там им будет тепло. А когда ты будешь совсем стареньким, ты будешь спать на полатях.
– С детьми?
– Нет, к этому времени у всех наших детей будут собственные дома, где-нибудь недалеко.
– Но младший сын будет жить с нами.
– Конечно, сладкий мой! Мы с моими старшими сёстрами уже начали шить для нас постельное бельё. Набиваем гусиным пухом перины и подушки. Собираем кухонную утварь.
– А мои старшие братья обещают помочь мне построить кошары для овец.
– И небольшую баньку.
– И баньку, куда без баньки. Эх, как хорошо мы с тобой заживём.
– Аузы майы[14], – залилась смехом Дуняша, глядя на вытянувшееся лицо Азата.
– Где ты этого нахваталась, душа моя Пятница? – сквозь смех спросил Азат.
– Погоди, то ли ещё будет! – смеялась Дуняша.
Сейчас их могло развеселить всё что угодно, и поэтому они постоянно смеялись в перерывах между поцелуями. Для семиреченских Ромео и Джульетты началась неповторимая пора абсолютного счастья.
Молодые вместе со своим скарбом переехали жить в новенькую юрту, установленную за околицей деревни Николаевской. Недалеко от строящегося дома. Место для строительства Азат выбрал сам. Это был небольшой холм, немного напоминающий скифский курган. Но это не было древнее захоронение, просто одиноко стоящий холм. Азат сказал, что казаху нужен простор и из окон его дома должна открываться кендала[15]. В кошары, построенные братьями Азата незадолго до их переезда в Китай, был пригнан скот – дар Бейсеналина-старшего.
Ожидая окончания строительства собственного дома, Азат и Дуняша исследовали окрестности своей деревни. Особенно увлекательными для обоих были походы в Китай. В этом им помогал пятнадцатилетний подросток Ахмет – сын чабана Османова из соседнего аула. Он показал Азату и Дуняше известные только ему одному тайные тропы за границу. Их забавляло пересекать границу двух государств, оставаясь незамеченными как для русских, так и для китайских пограничников. Впрочем, чётко обозначенной границы в этих местах не существовало.
В сентябре к ним в гости на два дня приезжали старшие сёстры Дуняши. Они привезли родительский подарок молодожёнам на новоселье – роскошный современный патефон с галльским петухом на верхней крышке. Этот патефон и пластинки в придачу подарил их батюшке известный немецкий учёный-этнограф Артур Майер, который с научной экспедицией возвращался из Китая в Европу. Учёный сделал вынужденную остановку в Форту Верном в связи с тем, что его китайский проводник и толмач Фухуа (все звали его на русский манер Фома) был на потеху соблазнён местными китайцами к пьянке, но неожиданно для шутников ушёл в беспросветный запой. Лишь через десять дней Фома смог остановиться. А на второй день трезвости у него развился алкогольный психоз. Начались слуховые и зрительные галлюцинации, мучила бессонница, появился беспричинный страх. Его сознание было искажено, что привело к потере ощущения времени и места событий. Сердобольный Майер обратился к местным врачам, которые поставили диагноз: «делириум тременс». В России эту болезнь называют «белая горячка». Врачи промыли Фоме желудок, дали какие-то лекарства, но предупредили, что у больного возможен рецидив. Врач сказал, что в Фому вселился демон и за помощью лучше всего обратиться к отцу Александру.
