Женька достал из сейфа бархатный мешочек с алмазами, золото в слитках общим весом шесть килограмм и баночку чистейшего героина около восьмисот граммов. Всё это аккуратно сложил в свой саквояж, закрыл сейф и повесил ключ на прежнее место. Затем достал из оружейного шкафа подарочный вариант американской двустволки Remington. Таких ружей в России всего шестнадцать штук. Они были изготовлены в 1910 году в США специально по заказу российского торгового дома. Все они разошлись на подарки нужным людям. На этом ружье была гравировка: «Господину Огарку – самому честному человеку России». Женька достал из кармана два накануне купленных патрона, снабжённых английской калёной картечью марки «АААА» 6,35 мм, и зарядил ружьё. Он вошёл в спальню своей матери без стука. Зинка крепко спала голой, широко разбросав конечности, в позе упавшей навзничь дохлой садовой жабы. Её художественный храп разносился по всей квартире. Держа в одной руке ружьё, а в другой подушку, сын Женька тихо подошёл к своей маме. Он осторожно подставил ствол к её миндже и хладнокровно, дуплетом всадил маме английскую картечь, превратившую Зинкины внутренности в фарш. Одновременно Женька накрыл её лицо подушкой на тот случай, если мама вдруг не умрёт сразу, а начнёт кричать. В этом он не ошибся: Зинка действительно не умерла сразу, и сквозь подушку был слышен её предсмертный хрип. Сынок сел верхом на её лицо, дожидаясь, пока мама не испустит дух. Он наблюдал, как из неё медленно, словно лава маленького вулкана, выползала плотная пузырящаяся болотная масса, на запах которой тотчас слетелись синие мухи-падальщицы. Наконец предсмертная агония – и мама затихла.
– Ну, вот теперь я круглый сирота, – вслух пошутил Женька Огарок.
У него было приподнятое настроение, потому что всё прошло хорошо: выстрел вряд ли кто-то слышал, а значит, времени достаточно, чтобы собраться в дорогу. Он открыл мамин денежный шкаф, благо не первый раз, и аккуратно сложил купюры в банковской упаковке в свой саквояж. Из маминых ювелирных изделий забрал лишь самые ценные. Затем он собрал по дому все свои фотографии и сжёг их в камине. В отдельный пакет он завернул хорошую закуску для ужина двоих мужчин, пару тарелок, вилки, два стакана. В бутылку водки «Московская особенная» через пробку иглой и шприцем он залил приличную дозу разбавленного в водке героина. Убедившись, что на пробке нет повреждений, сложил бутылку и закуски в саквояж. Уходя, он «случайно» оставил на полу своей комнаты оплаченный счёт на железнодорожный билет первого класса до Москвы на воскресенье.
Было около восьми часов вечера, когда Женька вышел из квартиры через чёрный ход для прислуги. В это время в Петрограде уже темно, и он незамеченным прошёл в квартиру, снятую на имя Анатолия Павловича Смолина. Здесь он спрятал в двойном дне чемодана золотые слитки и алмазы, а также часть денег, которые не нужны в предстоящей сделке.
Ровно в десять часов вечера он подошёл к квартире, которую снял для покупки алмазов. Здесь его уже ждали два человека.
– Кто это? – спросил Женька продавца алмазов.
– Не беспокойтесь, это мой брат, – прошептал продавец. – Сами понимаете, сделка крупная, нужны гарантии безопасности. Мой брат в курсе всех дел, да и к тому же это он работает в Алмазном фонде.
– Ну что же, правильно, – согласился Женька. – Идёмте, закончим дело.
Операция купли-продажи ворованных алмазов на преступные деньги длилась недолго. Братья тщательно пересчитали все деньги и здесь же, поделив их поровну, рассовали по своим карманам.
«Всё-таки Россия великая страна, у неё всего много – и несчитаных алмазов, и идиотов, которые поручают откровенным жуликам их охранять в Алмазном фонде», – подумал Женька, глядя на довольные физиономии братьев.
– Если всё в порядке, как говорится: по стаканчику – и разбежались, – не ожидая комментариев, сказал Женя, вынимая из саквояжа хорошую закуску и бутылку дефицитной водки.
– Я вижу, вы предусмотрительный человек. И откуда у вас это сокровище в наше безалкогольное время? – кивнул на бутылку продавец алмазов. – Хотя, зная ваших родителей, мой вопрос неуместен, – заключил он.
– Я не всё предусмотрел. Видите, я принёс лишь два стакана – мне и вам, а вы пришли с братом, так что пить будем по очереди. Открывайте бутылку и разлейте по стаканам себе и брату, но только так, чтобы и мне осталось, а я пока приготовлю закуску, – весело заметил Женька.
– Ну уж как получится, – поддержал шутку продавец алмазов, разливая по стаканам водку. Братья взяли по солёному огурчику и, чокнувшись по русскому обычаю, опрокинули в себя по полному стакану дефицитного напитка. Они повалились на пол почти одновременно. Женька всё правильно рассчитал: они отключились надолго, но не умрут. Ему невыгодно их убивать. Эти два идиота не будут на него заявлять в полицию, но ему хотелось, чтобы они беленились от своего бессилия.
Женька хладнокровно вынул из карманов братьев деньги и снова сложил их в свой саквояж. Также убрал в саквояж снедь и посуду, а стол вытер шапкой одного из братьев. Уходя, он ещё раз обвёл взглядом комнату и, довольный собой, покинул помещение.
Через полчаса коммивояжёр Анатолий Смолин вышел из своей комнаты с небольшим свёртком, в котором лежала одежда Жени Огарка, и направился в ближайший трактир ужинать. По дороге он незаметно сунул свёрток в бочку с горящими дровами и мусором, каких по Петрограду в это время было много. Ужин был скромный, по карману коммивояжёру. Через час Смолин вернулся домой собираться в дорогу. На следующее утро, в воскресенье, ровно в 6:00 длинным гудком пассажирский пароход «Королева Виктория» возвестил о том, что отправляется из Петрограда на Ливерпуль. На верхней палубе левого борта стоял довольный собой молодой человек, согласно судовым документам – коммивояжёр Анатолий Павлович Смолин, и смотрел на спящий Петроград. Он был уверен, что Женька Огарок со всеми своими грехами остался в России, а миллионера Анатолия Смолина ждёт распрекрасное будущее сначала в Англии, но потом, конечно, в Америке – хрустальной мечте его детства.
Тотчас по прибытии в Ливерпуль Смолин посетил несколько обменных пунктов, в которых обменял маленькими суммами, чтобы не привлекать внимание, все свои российские рубли на английские фунты стерлингов. Затем он отправился в Ливерпульское отделение Halifax Bank of Scotland, потому что знал – это самый старый банк Англии, основанный ещё в 1695 году и абсолютно надёжный. Он положил на хранение часть своих денег, а также алмазы и мамины драгоценности. На третий день ожидания американской иммиграционной визы и парохода на Нью-Йорк Смолин, прогуливаясь по живописным улочкам Ливерпуля в районе Royal Albert Dock, заглянул в ирландский бар, каких здесь немало.
– Мне пиво и что-нибудь из закусок, – сказал он на своём английском, садясь за барную стойку.
– Может быть, лучше водки? У бармена есть «Московская особенная», – по-русски прошептала подошедшая красотка с бюстом, не влезающим в бюстгальтер.
– Вы хорошо говорите по-русски, – пропел Смолин, оценивая размер бюста незнакомки.
– Так же, как и вы. Марина Николаевна! – Она сунула под нос Смолина свою пухлую белую ручку.
– Не может быть! – воскликнул Женя. – Вас действительно зовут Марина Николаевна?
– Да, почему вы удивляетесь, что в моём имени особенного?
– Конечно, ничего особенного нет. Может быть, позже я вам расскажу, почему я удивился. Меня зовут Георгий Викентьевич. Ой, то есть Анатолий Павлович Смолин, – он поцеловал даме ручку.
– Так всё же Георгий Викентьевич или Анатолий Павлович? – подмигнула Марина Николаевна покрасневшему как рак Смолину.
– Анатолий, – пролепетал Смолин.
– Толик, угостите девушку водкой, – качнула грудями Марина Николаевна.
В полночь вдребезги пьяный Смолин, буквально уткнувшись носом в подмышку Марины Николаевны, прогуливался по пирсу, где она, польстившись на Толин кошелёк, «без шума и пыли» придушила «коммивояжёра» его же шёлковым шарфом. В карманах убиенного она нашла набитый купюрами кошелёк и три паспорта, открыв которые поняла, почему удивился покойный, услышав её имя.
– Наверное, так судьбе угодно, чтобы у меня появилось новое имя и чистый паспорт, – пробормотала себе под нос Марина Николаевна. – Теперь я спокойно могу отправиться в Париж – мировую столицу любви.
В эту минуту она ещё не знала, что линия жизни сведёт её в борделе Парижа «Ле Шабане» с Аидой Бурмистровой – дочерью агента ВЧК по кличке Лиса, и Татьяной Рязановой – любовницей Бритина. Марина Николаевна спустила труп Смолина в реку Мерси у одного из домов знаменитого Royal Liver Buildings.
Так бесславно, не оставив после себя следа, закончился жизненный путь семьи Огарок. Вероятно, молитвы безгрешной сестры Анфисы дошли до Бога, который сделал так, чтобы навсегда искоренить зло по имени Огарок. Аминь.
Младшую дочь-поскрёбыша из трёх дарованных Господом Богом ключарю Верненского Свято-Вознесенского кафедрального собора, протоиерею Александру Серову звали Авдотья. За маленький рост, искренность и добросердечный нрав люди ласково звали её Дуняша – Аленький Цветочек. Мягкий характер делал её абсолютно не защищённой от негативных стечений обстоятельств и трудностей, которые часто преследуют обычных людей. Поэтому родители, безмерно любящие шестнадцатилетнюю Дуняшу, уберегая её от будущих перипетий жизни, формировали у взлелеянной дочери желание посвятить себя служению Христу.
Поскольку в православной традиции не допускалась ординация[9] женщин, родители готовили девушку к браку с православным священником. Кандидатом в мужья Дуняши был выбран алтарник местного собора Александр Бритин. Шура по рождению – «праздничный ребёнок», потому что был зачат пьяными родителями в праздничный день. Через неделю протрезвевшая мать случайно увидела, как ещё пьяного папашу намертво загрызли бродячие собаки. С тех пор она патологически боялась собак и даже собачьего лая.
Через семь месяцев на свет без приглашения явился мальчик и был отвергнут обществом и собственной матерью. Однажды поздно вечером лежащий у сточной канавы младенец был случайно найден мещанином Яковом Бритиным и принесён в сиротский дом. Ребёнка принял ночной сторож – пьяница Шурка. Он же в свою честь назвал мальчика Шурой. Отчество Шура получил от своего «отца-спасителя» – Яковлевич, и был наречён Александром Яковлевичем Бритиным. Внешне он походил на своего отца: низкий лоб, широкие густые брови и глубоко посаженные глаза. Когда Шура сердился и морщил лоб, его лицо принимало вид морды примата. Кроме того, он шепелявил, что было причиной насмешек мальчишек. Ко всему прочему, от рождения он смертельно боялся собак и даже собачьего лая.
Природа наградила Шуру недюжинной силой, и он нередко пользовался ею, утверждая себя среди других обитателей сиротского дома. По достижении десятилетнего возраста, слава богу, он обрёл понимание и милость со стороны христианский церкви и был взят в услужение. Плод нелюбви, Бритин всю свою жизнь ненавидел окружающее общество и даже к защитнице-церкви относился без должной благодарности и почтения. Единственным объектом его любви было золото. Шура патологически любил золото, даже не подозревая о том, что эта болезнь – наиважнейший признак Антихриста.
Живя в окружении золотых изделий – парфинария православного храма, он мог часами сидеть, упёршись взглядом в какую-нибудь позолоченную чашу или блюдце, и даже святой крест целовал, думая только о том, что тот был золотым. Он, конечно, знал о планах родителей Дуняши относительно него и уже строил радужный замок своего светлого будущего. Поэтому свою клиническую мизантропию старался на глазах не проявлять, и это ему удавалось. Бритин был полной противоположностью Дуняши – шумный, грубоватый и категоричный в суждениях мужлан. Будучи старше на четыре года, он не блистал умом, зато с лихвой был «одарён» ничем не оправданным гонором. Кроме того, Шура грешил, не в меру прикладываясь к рюмке, и не только на Пасху. Однажды, будучи во хмелю, он допустил рукоприкладство к убогому слепцу, просящему милостыньку у входа в храм. Этот богопротивный поступок был осуждён, и на сего церковнослужителя было наложено прещение на длительный срок. Правда, позже алтарник Бритин принёс достойные плоды покаяния, и прещение было снято с него досрочно. Нельзя сказать, что родители не замечали разницы в характерах, взглядах и привычках молодых людей, однако они были уверены, что от алтарника народятся здоровые детки, а это главное в семейной жизни. То, что у Дуняши не было к Бритину любви – так у кого она нынче есть?
Отец Александр стремился всячески образумить Шуру и посему заставлял его переписывать от руки некоторые важные ритуалы богослужения и уместные случаю места Священного Писания. Кроме того, он дал своему будущему зятю благословение на учёбу в Омской духовной семинарии Омской епархии. Отец Александр был уверен, что Александр Яковлевич Бритин, находясь подальше от соблазнов, получит образование священнослужителя Русской православной церкви и правильное сибирское воспитание. Все были уверены, что Шура скоро вернётся нормальным человеком и достойным женихом для Дуняши.
Ранним сентябрьским утром 1916 года жена отца Александра вместе с дочерями в компании ещё четырёх семей небольшой колонной выехали в приграничный город Хоргос на ежегодную осеннюю русско-китайскую ярмарку. У каждой семьи были собственные цели этой поездки, но все планировали вернуться в Форт Верный, как обычно, через три дня. Ярмарка – не только место для покупок, но и народные гуляния с музыкой, танцами, качелями, сладостями и заезжими циркачами. В кои-то веки строгий батюшка решил устроить своим небалованным дочерям праздник.
В Хоргос прибыли к обеду. Бивуак решили разбить на окраине на берегу небольшой речки. Старшие принялись хлопотать по хозяйству, а Дуняшу с сёстрами отпустили погулять с условием вернуться засветло, к ужину. Оставив своих сестёр кататься на карусели, Дуняша решила где-нибудь перекусить. Позже, вспоминая этот день, она не могла объяснить, чем был вызван этот невероятный для неё поступок – оставить сестёр, чтобы одной пойти в ресторан. Направляемая провидением Дуняша впервые в жизни переступила порог ресторана.
Это был скромный ресторанчик с отменной китайской кухней. Она вошла ровно в ту минуту, когда в углу освободился двухместный столик, единственный накрытый домотканой скатертью зелёного цвета.
– Что будете заказывать? – спросила подошедшая официантка.
– Всё самое вкусное, – прозвучал бодрый голос рослого, в барашек курчавого красавца, вышедшего из-за её спины. Он без приглашения плюхнулся на стул напротив Дуняши. Официантка вопрошающе взглянула на неё.
– Угу, – нечленораздельно согласилась девушка, заметно краснея.
Официантка с дежурной улыбкой на каменном лице, держа взгляд на девушке, предложила меню:
– У нас на первое манпар.
– По полпорции, – вставил парень.
По выражению лица девушки официантка поняла, что он в доме главный и возражений не будет. Тогда она повернулась к молодому человеку и продолжила:
– Фунчоза.
– Холодная, – добавил тот, получив молчаливое согласие Дуняши.
– Самса.
– Мне с джусаем, – внесла свою лепту Дуняша.
– А мне с бараниной, – сделал заказ парень.
– Гуйру лагман… – Официантка взглянула на посетителей, ожидая комментарий.
– Мне маленькую, – попросила Дуняша.
– А мне самую большую, – пропел юноша, сверкая белозубой улыбкой, и добавил:
– Ещё варёное яйцо желтком наружу и лазджан.
– Эй, а ты не лопнешь? – дерзко глядя ему в глаза, спросила Дуняша.
Это «эй» от молодой русской девушки произвело на парня сильное впечатление. Он давно привык, что молоденькие, все как на подбор симпатичные казашки в его присутствии опускают глазки, демонстрируя чистоту и покорность мужчине – главные качества будущей невесты.
– Чай красный или зелёный? – подвела черту официантка.
– Мне зелёный, – одновременно ответили оба посетителя и рассмеялись.
За эти несколько минут, пока они делали заказ, Дуняша смотрела на сидящего напротив улыбающегося юношу и была бессильна оторвать от него свой взгляд. Между молодыми людьми сверкнула неведомая им до сих пор искра любви с первого взгляда. Именно так в жизни бывает, когда приходит настоящая любовь, коснись вы друг друга лишь одним только взглядом. Если бы Уильям Шекспир жил в Семиречье, он бы первую встречу Ромео и Джульетты назначил в этом ресторанчике. Но Шекспир никогда не был в Хоргосе, да и драматурга с таким именем никогда на свете не было, а такая любовь, как у Ромео Монтекки и Джульетты Капулетти, может возникнуть не только в итальянской Вероне, но где угодно, и, конечно, в Семиречье тоже. Не снимая обворожительной улыбки, молодой человек протянул девушке руку для знакомства:
– Меня зовут Азат.
– А меня Дуняша, – перебросив через плечо роскошную светло-русую косу в пояс, откликнулась девушка и сунула свою ладошку в его пригоршню. Парень, не теряя времени даром, ринулся завоёвывать сердце красавицы. Ещё удерживая её тёплую бархатную ручку, он сообщил:
– Я буду звать тебя Пятница.
– Потому что встретил меня в пятницу, как Робинзон Крузо?
– О Аллах! Какой ещё Араб-зон Пузо?
– Робинзон Крузо. Это моряк из Ливерпуля. Его судно попало в шторм и потерпело крушение в Тихом океане у южного побережья Чили. Робинзона выбросило на необитаемый остров, где он прожил четырнадцать лет. Потом в пятницу на этот остров дикие индейцы привезли человека, чтобы зажарить и съесть, а Робинзон его спас, и они подружились. Робинзон звал индейца Пятница.
– Какие ужасы ты мне рассказываешь. Я буду звать тебя Пятница, потому что я казах, а не Араб Пузо. Для казахов пятница счастливый день, и тебя я встретил в счастливый для меня день и никому не дам тебя зажарить. Может быть, к «пятнице» буду добавлять слово «жаным», что означает «душа моя».
– Ну ладно, пусть будет жаным Пятница! – рассмеялась Дуняша, и на её щеках тотчас появились восхитительные ямочки.
– Азат – это обычное мусульманское имя. С арабского переводится как «независимый». У армян тоже есть такое имя, оно означает «помещик».
– Как ты здесь оказался на мою голову, независимый помещик?
– Нет! Я не помещик. Мы кипчаки, вольный народ, люди шатров. Мы с братьями приехали на ярмарку. Я сбежал от них до вечера.
Азат был убеждён, что нравится девушке, и он решил закрепить первый успех, продолжая демонстрировать свои познания:
– Это ещё не всё, – он поднял указательный палец, – во дворце персидского царя жил евнух, которого звали Азат Персидский. Он был умным, добрым человеком и никогда не врал. Это самые главные качества, чтобы тебя ненавидели дворцовые блюдолизы. Царь очень любил Азата и выделял его перед другими, именно поэтому завистники Азата долго терпеть этого не могли, и однажды, собравшись вместе, они решили обвинить Азата в том, что он тайно исповедовал христианскую веру. Хотя никакой тайны не было. Это был чистейший наговор. Азат не скрывал своей веры, потому что ничего дурного в этом нет. Но злые люди подковёрными интригами добились казни Азата за его христианскую веру и, чтобы дважды не вытирать саблю, отрубили головы ещё тысяче персидских христиан. После этого случая христиане объявили Азата святым. С тех пор католики всего мира 22 апреля отмечают как День памяти Азата Персидского! – здесь молодой человек сделал паузу, чтобы насладиться произведённым на девушку впечатлением.
– Ну и откуда берутся святые евнухи христианской веры, которые работают независимыми помещиками? – заливалась детским смехом Дуняша, будучи не в силах скрыть свой восторг от общения с этим парнем.
– Мои предки пришли сюда с левобережья Ангары, – Азат не унимался соблазнять невинную девушку.
– А где это?
– Точно не знаю, кажется, где-то в Сибири.
– Ты что, не казах, а монгол?
– Смешная ты! – рассмеялся Азат. – Монгол – это не национальность. «Мынкол» переводится как «тысячная рать». Это слово придумал Чингисхан, а дремучие европейцы сделали из этого национальность, – смело предположил он. – Наш род имел свои земли от реки Енисей до Байкала. Я прямой потомок великого воина Аттилы, – Азат поднял указательный палец вверх. И через секунду добавил: – Он весь мир покорил.
– Кто тебе сказал?
– Мой отец. Все кипчаки это знают. Конечно, каждый кипчак имеет кучу своих тараканов в голове, которых с ходу не поймёшь, но у всех нас есть гордость, смелость, выносливость и…
– Скромность, – добавила Дуняша, пряча улыбку.
– Нет. Чего нет, того нет, – принял шутку Азат. – Зато мы не лицемеры, не любим всякие интриги. Нас на лесть не купишь.
– А ещё вы не любите домашнюю работу и обожаете командовать другими.
– Кто тебе это сказал?
– Мой папенька.
– Кажется, он прав.
– А ещё он сказал, что все кипчаки имеют страсть к грабежу и насилию. Даже в вашем Коране есть специальная сура, которая оправдывает военную добычу. Однако на тебя это не похоже.
– Да-а, – протянул Азат, – меня Аллах миловал. От своих предков я взял только хорошие поступки. Мой отец говорил, что мы должны помнить своих предков, в этом наша сила. Даже римляне боялись Аттилу и звали его Бич Божий, – вернулся к «козырной» теме Азат.
– И мой папенька рассказывал, что ваш Аттила хороший человек, потому что всегда покровительствовал православным христианам. Болгарские христиане до сих пор гордятся тем, что Аттила их предок.
– Я ничего не знаю про болгар, может, это и правда. А вот кипчаки хорошие люди.
– А ты?
– Я тоже хороший человек.
– Это я поняла. Ты христианской веры?
– Нет. Я правоверный мусульманин.
– Значит, ты умеешь обманывать.
– С чего ты взяла?
– Мой папенька говорил, что ислам одобряет ложь. А ваш мусульманский богослов Аль-Табари говорил, что «ложь – это грех, но не тогда, когда она служит на благо мусульманину». Это правда?
– Я этого точно не знаю. И о твоём Аль-Табари никогда не слышал.
– И ваш пророк Мухаммед говорил, что ложь и лжесвидетельство – большой грех, но разрешён в четырёх случаях.
– И в каких же?
– Во-первых, мусульманин может солгать для спасения своего имущества, своей жизни и чести в случае нападения врагов. Во-вторых, ложь допустима, когда надо помирить мужа и жену или два народа. В-третьих, ложь дозволена на войне для достижения превосходства над врагом, в-четвёртых, допускается ложь мужа, сказанная жене с целью сохранения благополучия семьи.
– Ну хватит перечислять.
– А других причин обмана пророк Мухаммед и не называл. Только эти четыре.
– Ну и слава Аллаху.
– А правда, что у вас ложь во имя ислама зовётся такийя, а утаивание части правды – китман?
– Ну и что? Ты хочешь сказать, что русские никогда не врут?
– При чём здесь русские. Я говорю о христианах. Христиане бывают разных национальностей, и они не должны врать никогда. Христианская вера учит, что ложь – большой грех, и даже в Святой Библии сказано: «Не будет жить в доме моём поступающий коварно; говорящий ложь не останется пред глазами моими».
– Выходит, что только мусульмане должны всех обманывать, а христиане белые и пушистые?
– Во-первых, не должны, а могут, и только тогда, когда мусульманину это выгодно. И потом, не одни христиане, но и большая часть мировых религий считает ложь большим грехом. Например, я читала четыре благородные истины в буддизме, и там говорится, что человек должен идти путём самодисциплины, избегая в том числе лжи – неправедной речи. Ты хотя и мусульманин, но я тебе доверяю.
– Почему?
– Не знаю. Мне кажется, что ты не будешь меня обманывать. Правда?
– Конечно, правда. Я человек бесхитростный, я кипчакский воин – мамлюк. Мамлюки не любят всякие фигли-мигли, а свои проблемы всегда решали открыто и только силой.
– И ты такой же?
– Нет, я человек мирный, и у меня хороший характер. Один наш близкий родственник – мамлюк Бейбарс, даже был султаном Египта и жил во дворце, в Каире. Это он спас Египет от нашествия крестоносцев. Ты что, мне не веришь? – Азат поймал тень сомнения в глазах девушки.
– Верю. Я тебе верю, – искренне заявила Дуняша и, улыбаясь, спросила: – Ты, случайно, сам не собираешься в Египет?
– Нет. Я наше Семиречье люблю. Бейбарс умер в 52 года и похоронен в сирийском городе Дамаске, – продолжал набирать очки молодой человек, – представляешь, его отравил родной сын, принц Малик-Кахер. – Азат потупил взор и добавил: – Вот же гад. Как это вообще возможно, ведь родной сын.
– Малик – это никогда не улыбающийся ангел ада. Тот самый, который хранит ключи от преисподней.
– О Аллах! Пятница, откуда ты всё это знаешь?
– Книжки про ислам читаю, папенька рекомендовал. Он говорил, что в разных религиях надо искать не различия, а единство, и стремиться объяснять это людям. Да и мне самой интересно.
– В одном хадисе, кажется, в 2606-м, написано, что самое непристойное имя в Судный день перед Аллахом будет у человека, которого зовут Малик аль Мулюк.
– Мой папенька говорил, что предательство существовало всегда. Предательство в крови у всех нас. Например, Иуда Искариот… – Дуняша на минуту о чём-то задумалась и закончила фразу: – Что там смертный человек, ведь даже ангел предал Бога.
– Это как?
– У Бога был любимый ангел, лучезарный красавец Люцифер, и однажды он продал свою душу Дьяволу. Правда, он сделал это ради новых знаний, а не ради славы, власти или денег, как делают это смертные люди.
– Вообще-то мы, кипчаки, не такие, – Азат смотрел в глаза девушки. – Этот Малик-Кахер просто выродок какой-то. Когда Наполеон захватил Египет, он себе личную охрану из мамлюков набрал. Это были преданные присяге воины и с Наполеоном все его походы прошли. И в Москве были, и до конца его дней с ним оставались. А ещё…
– Хватит хвастать своими родственниками. Я тебе и так верю.
– Просто хотел сказать, что я тоже умею держать слово. К тому же я очень даже не евнух, легко могу жениться и народить детей.
– Таких же красивых, как ты?
– Мальчиков – да. А девочек таких же красивых, как ты.
– Я согласна, – заглянув в глаза Азата, заявила вконец осмелевшая Дуняша.
Отгородившись от остального мира, двое молодых и счастливых людей сидели в уютном углу китайского ресторана за двухместным столиком, единственным накрытым домотканой скатертью зелёного цвета. Они ели вкусную еду, болтали всякие глупости, смеялись и, глядя друг другу в глаза, наслаждались общением. Так начиналась любовь семиреченских Ромео и Джульетты.
Дуняша и Азат были уверены, что вся Вселенная вместе с ними радуется жизни. С этого момента они не расставались более чем на три дня в течение следующих шести месяцев. Втайне от родителей и близких они встречались три раза в неделю, а последний месяц – практически ежедневно. Чаще всего они уезжали за город, в открытую степь, в сторону реки Или, либо поднимались в горы, в урочище зажиточного казаха Медеу Пусырманова – слава богу, он это позволял. Гуляя, взявшись за руки, они говорили друг другу проникновенные слова, строили планы на будущее и даже целовались. Словом, они делали всё то, что делают чистые в своих помыслах влюблённые юноши и девушки.
В воскресенье, 25 марта 1917 года, на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, Дуняша и Азат встретились на своей секретной полянке на берегу горной речки Бутаковки. В этом месте Бутаковка впадает в речку Кузнецовскую, которая берёт начало с высокогорных Туюк-Суйских ледников и протекает через урочище казаха Медеу. Сливаясь, они образуют стрелку, на которой, кстати, находились дачи губернатора и архиерея. Дачи и полянку влюблённых разделяет Крестовая гора, поросшая вековыми тянь-шаньскими елями, которая делает это живописное место по-настоящему секретным. Сегодня они обсуждали план, как и когда они оповестят своих родителей о том, что собираются жить вместе. Так же как и в трагической веронской истории, наши влюблённые вряд ли могли бы рассчитывать на понимание родными их чувств. Для отца Дуняши, православного священника, все местные магометане – недавние язычники, суть заблудшие овцы, безграмотные дикари, для просвещения которых требуются годы и годы упорного труда. Кроме того, они все черноглазые, а их взгляд на малолетнего ребёнка всегда ведёт к сглазу и порче. Для отца Азата, правоверного мусульманина, все гяуры, которые носят на шее крест, – дети шайтана. Они едят свинину и молятся в церквях, украшенных портретами неизвестных людей. Кроме того, они все синеглазые, а их взгляд на малолетнего ребёнка всегда ведёт к сглазу и порче. Дуняша и Азат знают, что их отцы вряд ли согласятся на их брак. Они знают, что ни православная церковь, ни исламская мечеть не будут освящать их союз. Это были непреодолимые препятствия. Веронские влюблённые – Ромео и Джульетта, столкнувшись с подобным непониманием близких, решили вместе уйти из жизни. Семиреченские влюблённые решили несмотря ни на что жить вместе.
Дуняша смотрела на Азата во все глаза и, не отрывая взгляда, прошептала:
– Я хочу, чтобы мы поклялись кровью.
– Чьей кровью?
– Нашей, конечно. Я читала в одной книге, что самая страшная клятва – это клятва кровью. Конечно, можно и на кресте, но ты не крещёный. Тогда остаётся только кровью.
– Что же ты хочешь мне отрезать и почему вообще тебе в голову пришла эта безумная мысль?
– А вдруг ты меня променяешь на другую? Многие мужчины так делают, особенно мусульмане.
– Ну хорошо. Если мне придёт в голову такая мысль, тогда и отрежешь… чего-нибудь.
И оба они заразительно рассмеялись.
О своём решении жить вместе Азат и Дуняша скажут отцам на следующий день, вечером.
– Сегодня для нас очень важный день, – торжественно произнесла Дуняша, глядя на жениха так, как смотрят православные люди на икону с ликом Богородицы, – сегодня мы решили жить вместе, и я хочу подарить рубашку, которую шила специально для тебя, ни минуты не переставая молиться. Это рубашка-оберег, здесь в каждом стежке вшита чистая энергия моей любви к тебе. Надевай её в трудные минуты своей жизни, она даст тебе магическую силу. – Дуняша слегка присела, изображая викторианский книксен, учтиво опустила голову и, высоко подняв руки, подала остолбеневшему Азату аккуратно сложенную льняную косоворотку со вставкой, оформленной казахским орнаментом. После того как Азат пришёл в себя от столь неожиданной церемонии вручения подарка, он деликатно, двумя пальчиками, приподнял подбородок девушки и, глядя на неё влюблёнными глазами, сказал:
– Спасибо тебе, счастье моё Пятница. И у меня есть для тебя подарок. Правда, не я его мастерил, но он сделан специально для тебя и других таких на свете больше нет. Он тоже наполнен моей любовью к тебе. Ты носи его всегда, когда захочешь. – Он достал небольшую коробочку, отделанную бархатом цвета спелой вишни. В коробочке лежал серебряный, 925-й пробы, гарнитур «Бесблезик», известный в Европе как «Роза руки». Он имел сквозную резьбу тонкой работы и рельефную чеканку с тотемным орнаментом рода кипчаков. Дуняша примерила украшение.