Алёна Берндт
Каторгин Кут

Глава 19.

Захар пристально глядел, стоя за деревом и взведя на нового «друга» ружьё, как тот привязывает поводья к телеге, чтобы Рыжуха не завернула никуда по дороге и дошла до Липовки. Он знал, что умная Рыжуха без труда найдёт двор Агафьи Тимофеевны и не пропадёт. Вот только что и беспокоился он, что за саму тётушку… Когда придёт Рыжуха, без седока, о нём забеспокоятся, и как бы Агафья не отправила на выселок своего мужа, старого Николая, или кого-то из трёх своих сынов. Тогда уж будет им всем несдобровать, Захар безумный, нет у него ни жалости, ни милосердия… он и Степана бы ни за что не пощадил, коли не думал бы теперь с его помощью пройти через болота. Туда, где полноводная широкая река несла на север свои воды и шумел большой город.

Там можно затеряться среди людей, отправится дальше на юг, где тепло и не метут суровые зимы, не свистит порывистый ветер… Захар помнил те годы, что он провёл в остроге, и пуще всего, пуще любого охранника Кочергина, пуще его жестокого прихвостня Червины, который любил сечь острожников за любую провинность, и не надетый на ногу «мелкозвон»… пуще всего этого его донимал тогда злой холодный ветер и сырость. От которых никак не избавишься в стылых «колодничьих палатах»! Холод и сырость и теперь сопровождали его, когда вольной ватагой стал Захар ходить по краю с Микитой, желая «заработать» себе на будущую богатую жизнь. А «заработать» он мог только так, ибо больше ничего и не умел. Да и не желал уметь, а кроме того, ещё и считал, что этот мир в долгу перед ним, и потому свой долг Захар забирал, не считая жизней!

Вот и мечтал теперь Захар забрать со схрона то, что награбили они с Микитиной ватагой, пройти через болота и затеряться, скрыться… Оказаться в тех краях, о которых ему Микита и сказывал, развалившись у костерка. Там реки тягучие и медленные, берега их одеты в шумную зелень камыша, а сады возле белёных хат с соломенными крышами щедры на сладкие плоды. И зима там не такая долгая, весна приходит пышным цветом, врывается в окна сладким духом яблоневого сада.

Ради этого, ради этой своей мечты, оказаться там, где солнце заливает широкую степь, долгую и бесконечную, Захар был готов на всё! Даже улыбаться приторно этому хмурому Степану, только бы он сделал своё дело, а уж после… После вовсе и не за чем будет отдавать ему то, что обещает Микита, уж сколь раз они так и делали, не этот первый, кто останется там, в чёрном болоте.

– Давай поторапливаться, Стёпа, – окликнул Захар своего нового товарища, который стоя на пригорке глядел, как умная Рыжуха топает прямиком к деревушке, изредка сдёргивая по пути зелёную листву с придорожного куста, – Надо вертаться, да в путь.

– Что, собираетесь в ночь выйти? – спросил его Степан, когда они торопливо зашагали обратно к Бондарихину выселку, – Не по уму это, болото коварное, чуть оступился и уже не выберешься, ты и сам это знаешь. А у нас ещё и товарищ пораненый, ему ночью-то как?

– Ничего, не такое бывало, – ответил Захар, – Однако ты прав, Миките с такой ногой далеко не уйти… Ладно, поглядим. Но и медлить неможно, ты и сам знаешь – ищут нас, и до выселка доберутся. Надобно поторапливаться!

Когда они вернулись на выселок, дом встретил их тишиной и пустотой, Степан уже обрадовался было, может Микита всё же внял его уговорам и кое-как отправился искать лекаря. Ведь Степан понимал – разбойник ходит через боль, нешуточную, нестерпимую…

Однако ему едва удалось скрыть от Захара огорчение, когда он усмехнувшись негромко позвал Микиту, и тот отозвался откуда-то из глубины двора.

– Он никогда в избе не спит, – сказал Захар Степану, – Мало ли что… Ладно, давай что ли отобедаем да станем собираться в путь.

А у Степана на душе, что называется, кошки скребли… не так он думал покинуть этот дом, не таким своё прощание с этим краем представлял! И боязно было, и муторно… Собирая на стол скромный обед, Степан ругал теперь себя за то, что не послушал деда Архипа и не поехал жить к нему в Богородское, ожидая пока станет вёдро, и можно будет отправляться в путь! Вот тебе и попал, как кур в ощип, снова на болота отправится, да с кем?! С теми, кто его там чуть не ухоронил, а вот теперь уже и недолго там сгинуть, с такими-то товарищами… Но как ни ругал себя Степан, всё же было в его думах теперь другое, то, что придало ему силы и упрямо гнало туда, на черные болота.

Вечерело, тёплый весенний вечер распускал тени от высоких берёз и елей, окружавших выселок, когда Степан еще раз оглядел собранный в дорогу мешок, ощупал за пазухой короткого зипуна огниво и маленький образок, подаренный Марьей Тимофеевной на Рождество. Ну, теперь реветь поздно, подумал Степан, теперь как – либо пан, либо пропал.

Микита стоял у ворот, готовый в дорогу. После отвара, который готовил Степан, ему будто прибавилось сил, да и нога почти уже не болела… но вид раны был ужасен, несмотря на то что Степан накладывал на неё пропитанную какой-то пахучей настойкой повязку, и сизая бледность Микитиного лица говорила Степану, что век того остался недолог. А сам Микита радовался, может и в этот раз Бог милует, ведь сколь раз его ранило, сколь отметин он носит на своём теле, а ничего – живой.

Но Степан знал – то, что нога у разбойника перестала болеть, плохой признак. Хоть и немного он перенял от Марьи Тимофеевны про всякие лекарские дела и хитрости, а тот случай с охотником хорошо запомнил. Но теперь молчал, ничего не говорил ни самому Миките, ни Захару. Пусть радуются, покудова можно…

– Ну, в путь, – сказал ему Микита, – Пошли, Захарка нас догонит, чего-то там замешкался. Поди помолиться перед дорогой-то решил! – Микита рассмеялся, и этот смех Степану не понравился.

Он молча шагнул за ворота и посмотрел на капельник, там теперь была и его работа – он изукрасил оголовок над воротами своей резьбой, и теперь душа его с тоской оставляла этот приют, его обогревший. Однако Микита подгонял, и они двое зашагали по дороге, навстречу заходящему за лес солнцу.

Вскоре их догнал и сам Захар, за спиной у него был увесистый мешок, два ружья и баклага с водой. На голове красовался новёхонький Степанов картуз, который Захарка нашёл в сундуке и без зазрения совести присвоил, как делал это всегда. Чего ж теперь-то стесняться?!

– Ты что же, эдак по прохожей дороге и решил нас весть? – рявкнул он на Степана, – Надумал нас продать?! Дак ужо и тебе живому тогда не быть, так и знай!

– Чего ты мелешь! – сердито огрызнулся Степан, – Сам тогда и веди, покудова дорогу знаешь! Сейчас на тропу свернём. Вон там в низине по оврагу пойдём, никто нас не увидит! Да не бузи, я тоже не лыком шит! Коли что, дак сам тебя пришибу да в овраге кину, волки доедят! Я не за кривой глаз в острог то попал!

Микита рассмеялся, ему ответ Степана пришёлся по нраву, а Захар на удивление притих, замолк и только недовольно повертел головой.

– На-кось, возьми ружья-то, – проворчал Захар и подал ружья Степану, – Что я всё сам должон волочь?! Да не дури, они не заряжены, я же не вовсе дурной!

Степану стало нехорошо, ох и доля ему выпала, врагу такой не пожелаешь. Когда они сворачивали в овраг, Степан обернулся поглядеть назад в каком-то душевном смятении, и обмер…

Над лесом, там, где остался Бондарихин выселок, поднимался в небо столб дыма. Не широкий ещё, видать только занялось, но было ясно, что возвращаться теперь Степану будет некуда.

– Запалил! Ах ты гад, душегубец проклятый! – не видя ничего перед собой, Степан отбросил свою ношу, кинулся на Захара и повалил на землю не ожидавшего такой выходки противника.

Они катались по земле, лупцуя друг друга и изрыгая громкие ругательства, прелая прошлогодняя трава и хвоя разлеталась во все стороны, а Микита зря кричал им разойтись, но никто его не слышал.

Захарка выхватил свой клинок, однако Степан упредил его и крепко ударив по руке выбил нож, и он широким лезвием полоснул самого Захара по плечу, отлетел и воткнулся в землю. Микита кричал, ругался и размахивал палкой, но противники сошлись насмерть. Тогда Микита поднял палку и примерился было, Степан поднял руку ударить в очередной раз в лицо Захара, тут и увидал над собой палку. Уклонив голову, он отпрянул от Захара, и удар тяжёлой суковатой палки пришёлся Захарке прямёшенько по лбу. Тот вскрикнул и обмяк, а Микита и Степан стояли над ним, глядя друг на друга.

– Ты чего, Стёпа?! Да подумаешь, изба! Ты из-за этого что ли? – начал увещевать Микита, – Да у тебя хоть пять таковых будет, да не где-то за халугой, а в большом селе, али Уезде! Ну, чего ты взбеленился!

За лесом разливался красный, тревожный закат, и Степан никак не мог унять злости. Ему хотелось кинуться на Захарку, прибить того, придушить, чтобы захрипел, чтобы ломались кости под ударами кулака… И Микиту, взять палку его, да отходить до крови за все страдания людские, ишь, смотрит, лыбится, заискивает, будто и впрямь друг…

– Ты… меня…, – захрипел Миките очнувшийся Захар, отплёвывая кровь из разбитого рта, – Не этого халуя, а меня, палкой…

Он тяжко дышал, кровь заливала его рот, струилась из свёрнутого на бок носа. Он не глядел на Степана, а не сводил глаз с Микиты.

– Да ты что, я ж ненароком! Хотел вас разнять, по спинам огреть, а вы же сцепились, – затараторил Микита, отступив на шаг от Захара и поглядывая на злого Степана, видно было, что он опасается их обоих.

– Ладно, побарагозили, и будя, – сказал Захар, отирая лицо и подымаясь, – Ты, Степан, на меня не серчай, опосля мне ещё спасибо скажешь! Все станут думать, что тебя разбойники-душегубцы погубили и выселок сожгли! Героем станешь, молва пойдёт о тебе! Давай-кось, полей мне из баклаги, лицо омою, ох, и крепок у тебя кулак!

– Вот и ладно, чего нам делить! – говорил Микита, у которого в глазах не гасла тревога, а голос подрагивал, – Идти надобно, а вы тут… Ну, омывайтеся, я покудова передохну, нога разнылась!

Степан с трудом унял дрожь в руках и ногах, сердце исходило тёмной злобой, он лил в Захаровы ладони воду из баклаги и старался не глядеть на его затылок, которой так хотелось размозжить…

– Сперва нам надобно к старой заимке завернуть, – сказал Микита Степану, – Дорогу туда я знаю, покажу. Там заночуем, туда никто не сунется, а уж оттудова ты нас выводить болотами и станешь.

– Так вот где ты всё добро наше ухоронил, – протянул Захар, закидывая за спину свой мешок, – А врал, что на старой копи, ишь ты, хитрец.

– Потому и сохранно, что никто не знает, где оно ухоронено, – усмехнулся Микита, – Вот ты не знал, и хорошо, а теперь пора пришла, тогда и узнал. Теперь не на три дюжины душ, а на троих всё поделим, худо ли?

Степан молчал. Невмоготу было глядеть, как радуются эти душегубцы, что политое кровью да слезами чужое добро им удалось сохранить и делить с ватагой не пришлось… ну да ладно, думал он, поглядим ещё, как кривая дорожка выведет!

Глава 20.

Степан шёл не оглядываясь, поспевают ли за ним его спутники, но слышал за спиной натужное дыхание Микиты, и сопение Захара.

Солнце за эти дни ещё не успело просушить налившийся талой водою лес, мох под ногами то и дело чавкал и оставлял в следе маленькую лужу. Болота кое-где выползали к пригоркам, взбодрённые талой водой, Степан старался обходить опасные места стороной. Он не знал пути к старой заимке, только слыхал о ней от того самого охотника, который к Марье Тимофеевне лечиться бывал, и теперь шёл по приметам. Он страшился, что его спутники поймут, что никакой он не сродник старой знахарки, и мест этих не знает вовсе! Ни одной тропы он не может найти в этих чёрных болотах, да и искать таковые он не собирается. Но всё же до поры ему надобно остеречься. Уже давно опустилась на землю ночь, но, на счастье путников, небо было чисто, и яркая, полная луна освещала им путь.

А спутники его словно ошалели и на Степана почти не глядели, даже бдительный Захарка теперь радостно ухмылялся и пребывал больше в своих думах, чем наблюдал за проводником. Видать, блазнилось ему теперь, как перейдёт он через болота, обойдёт дозорных, да и уберётся от сих мест подале! Станет важным человеком, двор себе заведёт…

– Постойте… постойте…, – задыхаясь прохрипел Микита, – Давайте чуток… отдохнём. Невмоготу мне…

Степан остановился, огляделся по сторонам и сбросив ношу с плеча уселся на поваленное дерево. Захар сделал то же самое, и подал Миките баклагу с водой.

– Что, далече ещё идти? – спросил Захар, – У меня тоже спина трещит уже, по кочкам этим… того и гляди заведёт нас этот… в болото.

Степан исподлобья посмотрел на Захара и хотел было ответить ему грубостью, потому что в ночи тоже не мог найти дорогу, он уже давно шёл наугад, но на его счастье тут заговорил сам Микита:

– Не заведёт, я тут бывал. Мы с Лёнькой тут шли, только вона, по низине, тогда ещё земля подмёрзла, болота были не страшны. А теперь нас Стёпа выше ведёт, по гребню, а заимка, вон она, тама, – Микита указал рукой направление, и Степан незаметно вздохнул с облегчением.

– Так что зря ты, Захар, на товарища нашего наговариваешь, – усмехнулся Микита, – Никому не веришь, старый ты чёрт!

– Жизнь така, – усмехнулся Захар и привалившись к стволу дерева прикрыл глаза.

– Нога болит, – негромко сказал Степану Микита, – Дай испить, чего в доме давал, вроде мне помогает лечение твоё.

Степан добыл из своего мешка маленькую баклажку и подал Миките, а сам покачал головой, не помочь уже ему травами да настойками.

– Помогает, говоришь? А чего делать станешь, когда и эта закончится? – Степан кивнул на баклажку, – Товарищ-то твой все травы да корешки пожёг.

– Да и Бог с ними, чего ты поминаешь! Выберемся за болота, я к лекарю пойду, поправит. На мне и не такое заживало, – усмехнулся Микита, лицо его в свете луны было иссиня-белым, – Но твою доброту и помощь, Степан, я не забуду, не думай.

– Идти пора, чего сидеть, – помолчав, добавил Микита, – Зябко, ночи ещё стылые, а мне… сейчас неохота ещё и лихоманку схватить. Захар! Эй, Захар, ты заснул что ли?!

Теперь, когда Микита сам того не ведая указал Степану путь к старой заимке, тот безошибочно угадывал дорогу, всё же опасаясь в ночи пропустить землянку. Охотничья заимка некогда была пользована часто, который-то охотник шёл сюда за добычей, но после болота отвоевали себе часть этого сухого островка, чёрная вонючая вода подступила ближе, поглотив чистый ручей, бегущий с небольшого холма. И заимку забыли, стали ходить дальше за Липовку, там местность подымалась над болотами, потому и зверь ушёл туда. А землянка почти полностью ушла в землю, крыша её поросла мхом и травою, только старая покосившаяся и частично порушенная печная труба выдавала местонахождение.

Вот её-то и увидал Степан, и мысленно пожелал всех благ и здравия тому охотнику, что так подробно рассказывал о своём неудавшемся походе, стоившем ему ноги.

– Вон заимка ваша, – пробурчал он и глянул на Микиту.

Тот обливался потом, но по телу его шёл озноб, дрожь пробивала его всего так, что укрыть её от пристального взгляда Захара он уже не мог.

– Ну, и где вы с Лёнькой добро схоронили? – насмешливо глядя на Микиту, спросил Захар.

– А вона, схоронили…, – задыхаясь ответил Микита, – Виш, пригорок, на котором камни замшелые? Вот, его-то поди уж теперь и сам Лёнька-покойничек стережёт! Его-то я вона в той трясине оставил, давай-ка, Захарка, покличь, мабудь и явится на зов, покойничек-то! Ночь вона какая, лунная, страшная!

– Да ну, тоже чего придумашь! – проворчал Захар и вдруг перекрестился, искоса поглядывая на край болота, куда указал Микита.

– Стёпа, затопи хоть печурку, обогреемся, – ласково проговорил Микита, – Чутка передохнём, по утру заберём добро и в путь отправимся. Прибрал Бог Лёньку, а я его добром поминаю. Да, а как же…

– Да чего – добром, – ощерился в ухмылке Захар, – То ты его и прибил!

– Ну, скажешь… прибил. Да, пришлось, вот и прибил. А коли бы ты со мной пошёл схорон-то делать, так я бы и тебя прибил – чтоб не выдал, если вдруг что… А ты, Захарка, на меня тогда ещё шибко ругался, что я тебя не взял, а Лёньку позвал. А я тебя пуще Лёньки-то берёг, а ты не понял! Вон, лопата моя в углу так и стоит, завтра пригодится! Дай мне, Стёпа, водицы испить, да я лягу, сосну маненько, силы набраться надо!

– А ты говоришь – любил Лёньку, – ворчал Захар, развешивая на жерди у печи свой зипун, – Ты его и добро выменивать посылал, к уряднику Золинскому, который нам продался, собака! Там же его прибить могли!

– Могли, – улегшись на деревянный топчан, ответил Микита, – Так не прибили же! А урядник… хоть и собака ненасытная, всё больше и больше просил, но ведь это он нам помог… что мы всё добро на золото выменяли, и теперь не с возами через болота пойдём, а с двумя мешками. Ты, Захарка, как думаш, чего человеку легче унести? Денег мошну, али накраденного барахла воз?! Вот и помолчи, раз тяму нету. Всё, дайте поспать. Да не забывайте – по одному в дозор…

Степан молча подкидывал припасённый кем-то хворост в печурку, которая дымила нещадно. Он приоткрыл немного дверь, чтобы дым хоть так выходил наружу, и приметил, что Захар всё так же не сводит с него пристального и недоверчивого взгляда.

Микита заснул. Тяжёлое его дыхание перемежалось со слабыми стонами, оба его товарища понимали, что дорога эта даётся ему с великим трудом.

А Степан всё думал, это как же надо любить золото, чтобы ради него быть согласным лишиться ноги, а то и самой жизни…

– Иди ты первый карауль, – сказал ему Захар и потёр ладонью лицо, – Ты у меня в должниках, вона как лицо мне раскровил! Теперя вон и зуб шатается!

– Пойду, чего не пойти, – кивнул Степан, – Ружо давай мне, мало ли чего…

– Ещё чего попросишь! Ружо! – огрызнулся Захар, – Обойдёсся! Ежели чего – ори.

Степан пожал плечами, запахнул поплотнее свой зипун – ночь и в самом деле выдалась стылая – и вышел из землянки. На свежем воздухе ему было лучше, затхлый, болотный запах насквозь пропитал земляной пол в старой избушке, и Степану было от него тошно, вспоминалось, как нахлебался он черной тины по самое горло… ну да ничего, осталось только подождать, когда и Захарка заснёт, подумал Степан и привалился к стволу кривого дерева, в которое своим чёрным боком оперлась старая землянка.

Ан нет! Не так глуп был ушлый Захарка! Не успел Степан и дух перевести, как выскочил Захарка из землянки, как заполошный, да и стал искать Степана глазами!

– Ты… А, вона ты где, – сказал Захар, узрев Степана в свете яркой луны, – Не спится мне чего-то… С тобой что ли посижу.

– Чего обоим-то сидеть, – буркнул Степан, – Я тогда сосну маненько тут, а ты гляди карауль. Тебе всё равно сна нет!

– Заснёшь тут! А ты меня тюк по башке, да и в болото! Знаю, я вашего брата! – Захар сердито глянул на Степана и зябко передёрнул плечами.

С болот наползала сырость, стелилась по низине сизым туманом, кое где ещё лежали комья грязного снега, но в лесу и на болотах уже кипела жизнь. Ночная птица подавала свой жутковатый голос, откуда-то издали ей вторила другая, всё кругом пыхтело и оживало после зимней спячки.

– Может костёр заведём? – спросил Степан у своего «товарища», – Зябко, сыро, неохота залихоманить тута!

– Какой тебе костёр! – поёживаясь и кутаясь в отсыревший свой зипун ответил Захар, – Заприметят нас, ещё не хватало! Забыл, что нас ищут!

– Вон, виш дым над крышей, от печурки-то? Думаш, его не видать издали? Гляди, какая луна, всё как днём видать.

– Надо бы тогда раскидать в печке-то, – проворчал Захар, уже поди прогрелось маненько. Плохо Миките… незнай как дорогу сдюжит… Ты, Степан… слушай…, – Захар понизил голос до едва слышного шёпота и наклонился к самому Степанову уху…

Глава 21.

– Слушай, чего скажу, – зашептал Захар так тихо, что Степан еле разбирал слова, – Миките далеко не убраться с его ногой, ты сам понимаш, а может и чего похуже с им случится! Дак а нам-то с тобой за что пропадать? Давай так… покудова он спит, ты его покарауль, а я возьму лопату и тишком выкопаю то, что он с Лёнькой-покойничком зарыл! После мы с тобой оставим ему одно ружжо, патронов сколь-то, а сами через болото уберёмся отседова подальше, а? Поровну всё поделим, там два кошеля, Микита нарочно посылал своих ребят – добро, которое в цене, продавали, медяки да серебро сменивали когда в лавке, когда на постоялом дворе каком. Складывали червонцами, нести хоть и тяжко, а всё же легче кошель, не как медяки-то – мешком!

– Ты что же, бросишь своего товарища помирать тут? – спросил Степан, глядя в хитрое и сосредоточенное лицо Захара, – Я думал…

– Тихо ты! Он, чёрт, знаешь как хитёр! Ты ему не верь, не так он слаб, как прикидывается! Что ты думал? Что я за него голову готов положить? – шипел Захар, – Да ежели ему оказия такая выйдет, пришибёт он нас с тобой, да в болото кинет! Ты думаш, он тебе обещанное отдаст, когда ты его через болота проведёшь?! И не надейся! Вся твоя награда будет – это нож под рёбра! Так и знай!

Степан молчал, опустив голову и не глядел на Захара. То, что сейчас сказал ему Захарка он и так знал, вот только у него другой резон был. Но не признаваться же Захару, что он и не собирается их вести через болото, да и вообще знать не знает, где тропа такая и есть ли она вовсе, чтобы выйти к реке по ту сторону страшной, широко раскинувшейся топи.

– Чего молчишь? – Захар приник к самому уху Степана, – Али хочешь дождаться, покуда мы тут все головы сложим?

– Ночью неможно по болоту идти, – тихо ответил Степан, – Надобно свету дождаться, после уж в путь отправляться, а иначе и пропасть недолго. Топь тут страшная, а теперь, по весне, болото талой водой налилось… может и тропу-то водой сокрыло, занесло, надо сперва поглядеть, а то и вправду пропадём тут все… А костёр всё же давай заведём, вон там, в низинке. Оттудова огонь не видать будет, а туман на болоте дело обычное. Мы хоть обогреемся и обсохнем, в землянке сыро, тошно.

Захар ничего не сказал, только отодвинулся от Степана и начал ножиком строгать щепу. Он и сам прозяб чуть не до костей, его трясла дрожь то ли от холода, то ли от беспокойства. Костёр так костёр, ему чего таиться, ежели вдруг обнаружат их пристанище, так он-то сам на здоровых ногах! Скроется в болотах, даже если тропу не найдёт, на кочке любой пересидит, не впервой! А вот эти двое… пусть как хотят, теперь каждому свою шкуру спасать надобно.

Вскоре в низинке запылал небольшой костерок, Степан сидел на деревянном обрубке и грел озябшие ладони, ночь казалась ему сейчас такой долгой, бесконечной… Захар сидел по другую сторону костерка и всё прислушивался, ловил каждый звук и шорох. Потом поднялся и пошёл в землянку, проверить Микиту.

– Спит, – сказал он Степану вернувшись, – Тяжко ему, стонет… рана не шуточная, эх, эх… Ты, Стёпа… пригляди за дверью-то, и за Микитой, а и пошукаю покудова там, на пригорке, куда он указывал… где там добро зарыто погляжу, а то мало ли, придётся скоренько уходить, так быстрее добудем его и ноги в руки!

Степан ничего не сказал, так и остался сидеть у огня, только сам всё смотрел, что делает Захар. А тот взял головню из костерка и неторопливо бродил в том месте, куда указывал Микита, рассказывая, как они с Лёнькой добро прятали. Ходит, а сам с опаской на болото поглядывает, видать помнятся ему Микитины-то слова про Лёньку-покойничка, который в болоте утоп и теперь ничего про схрон рассказать не сможет.

– Земля изрыта вона там, под корявой берёзой, – тихо сказал Захар, вернувшись к костерку, – Ежели что… чуть свет откопаем, да двинем через болото! Ты как хош, а дожидаться покуда сюда ярыжники явятся да загребут я не стану! Вот ты и смекай – со мной идти, либо Микиту караулить… он уже почитай, что и не жилец! Всё одно помрёт!

Захар кинул на землю срубленные еловые лапы, улёгся поверх них и накинул на плечи свой зипун. Лежак эдак и смотрел в огонь, куда Степан подкидывал хворост.

Так и не сомкнул глаз Степан до самого свету, всё ждал пока сморит сон Захарку. Но не тут-то было! Захарка человеком был ушлым, не зря Степан его с первой встречи «окрестил» хитроватым. Вот и задумывал Степан сперва запереть татей в землянке, да поспешить за подмогой, а вот… не вышло.

Бдит и Захарка, на Степана поглядывает, а тот голову склонил, вроде бы дремлет, а сам слушает, где там «сотоварищ его верный»… С такого станется, огреет чем потяжелее по голове, да прямиком в болото!

Степан понимал, что Захар давно бы попытался его самого пришибить, ежели б не надеялся, что Степан выведет их через болото. Ну, можно даже и не «их», а только его, Захара… Судя по его словам, Микиту он давно уже «продал».

Когда начало светать, просевшая и кривая дверь землянки отворилась и на пороге показался Микита. Лицо его было одутловатым и бледным, он опирался одной рукой на свою палку, а другой держался за дверной косяк.

– Ну, вы чего, на улице что ли всю ночь? Чего вам у печи-то не спалося?

– Боязно, что ты ни говори, – с виноватой усмешкой ответил Захарка, – То шипит кто-то на болоте, то стонет… А ну как и вправду выползет кто да утянет, вот мне бабка говаривала…

– Ладно, «говаривала»! – оборвал его Микита и потёр грудь, его теснило в дыхании, от слабости кидало в пот, – Идти надо, время не ждёт! По утру не мы одни проснулись, искать нас станут, надобно уходить!

Он медленно пошёл к кривой берёзе, а Захар тут же подхватился, кинулся в землянку, взял лопату и побежал за Микитой. Тот встал у пригорка, оглядывая покрытое дымкой утреннего тумана болото, после поглядел на изрытую совсем недавно землю, на ней были отчётливо видны Захаровы следы, он их оставил, когда ходит здесь ночью.

– Что, разнюхивал ужо? – усмехнулся Микита, глянув на Захара, – И чего, не нашёл? Ну-ну! А если б нашёл – нам бы со Стёпой и живым не быть, так? Ах ты, подлая твоя душа…

– Будя тебе базлить! – зло осклабился Захар, – Времени нет зубоскалить, чай, не на ярмарке! Сказывай, где копать, заберём добро да в путь! Ну?

– Копать? – снова рассмеялся Микита, – А чего ты хош откопать? Ну вот, хотя бы тут копай, где ты топтался, лис! – он указал на то место, где Захаровых следов было больше всего, – Как раз Лёньку-то и выкопаешь! А если вон тама станешь копать, то Зиновия Кривого повидаешь, чего там от него осталось, ежели черви не доели!

– Ай! – вскрикнул испуганно Захар и отскочил с того места, где стоял, и его визг как-то не вязался с его суровой наружностью, – Ты же сказал, что утопил Лёньку… в болоте…

– А какая разница! – пожал плечами Микита, – Тут кругом болото!

– А добро тогда где же? А?! Тебя спрошаю! – заорал Захар, и покрепче перехватил лопату, будто собираясь ударить, – Увёл?! От меня увёл, да?!

– Да не ори ты, как баба, ей Богу! – поморщился Микита.

Он с кряхтением поднялся чуть выше на пригорок. Туда, куда не доставала болотная вода даже теперь, поднявшись только ещё начавшимся половодьем. На пригорке, средь вывернутых корней погибших деревьев стоял едва приметный трухлявый пень. Пройдёшь, и не заметишь, оно тебе без надобности… Ткнув туда палкой, Микита размахнулся и стукнул ею посильнее, труха посыпалась и пень развалился, а внутри показались два мешка, плотной ткани, перевязанные крепкой верёвкой.

– Вот оно, наше добро, – сказал Микита, горделиво глянув на спутников, – Спрятано, лучше не надо, никто бы никогда ге приметил, не нашёл! Ну, дайте воды испить, да станем в дорогу собираться!

Золото ли, или близкое избавление от погони словно придало Миките сил, хоть и был он мертвенно бледен и тяжело дышал, но сегодня вроде бы даже чуть и оздоровел… так думал Степан, глядя на разбойника. Что же это, может быть, он ошибся? И рана Микитина не так страшна, или правду сказывал Захарка – хитёр Микита мастер притворяться!

Собрались в путь. Мешки были хоть и небольшие, но тяжёлые. Степан ещё подумал, что идти с такими через болото – верный знак утонуть, далеко с таким грузом не ушагаешь по этой топи! Но разбойники видать про это не думали, глаза у них горели лихорадочной радостью, они накинули мешки себе за спины, хоть Микита и закряхтел сильнее… Всё лишнее оставили в землянке, прихватили только одно ружьё да баклагу с водой. Степан же взял свой мешок, у него там и так не было ничего лишнего, и осмотрел простёршуюся перед ними топь…

Куда идти, со страхом подумал он, куда ни глянь – везде вода, только изредка комками грязи вздымаются кочки, да и то – поди разбери, насколь она тверда, можно ли ступить без опаски. Степан вырубил длинный тонкий шест, щупать дорогу, после обернулся к своим спутникам.

– Ну что? В путь, что ли… Берите щупы такие, большая вода ещё не пришла, половодье только начинается, может и пройдём, а может нет!

– Ступай вперёд, а мы за тобой! – хохотнул Захар, – Ежели потонешь – тут мы и поймём, что аховый ты проводник!

– Помолчи! – рявкнул на него Микита, – Не каркай под руку! Веди, Степан. Бог даст – выберемся!