Алёна Александровна Комарова
Бег по раскаленному песку

Сон, из которого она пыталась вырваться, стал уходить, но медленно. А страх стал надвигаться, но быстро.

Она понимала, что паника очень скоро овладеет ею, но здравый смысл после долгого сна еще не нормализовался, и она плохо ориентировалась в пространстве, а мысли скакали как пьяные кони: «Где я? Где я сплю? Почему я сплю? Почему здесь? А где это здесь?». Голова закружилась, и она прикрыла глаза, но опять открыла и медленно покрутила головой, то в одну, то в другую сторону. С одной стороны не было ничего интересного – только стена, как ей показалось деревянная. С другой стороны тоже ничего не было интересного, но больше предметов – по длинной комнате, больше похожей на коридор, были расставлены комод, вешалка и печь, у дальней стены, стоял обеденный стол, стул, табурет, невысокий холодильник. Значит это кухня, ею пользовались, значит, здесь есть человек. Это радовало. Или рано еще радоваться? Скорее всего, вообще не надо радоваться.

Половина коридора была занавешена шторой. В полутьме все просматривается с трудом. Мебели мало, только кровать, на которой она лежит и небольшой комод. Огонь в печке обволакивал желто красным светом полено, мерно съедал его, отдавая тепло и энергию. Лика под одеялом пощупала руки, шевелиться тяжело, но ей тепло и уютно, не жарко и не холодно.

Что же с ней произошло? Как она оказалась в этом узком длинном помещении, с низкими потолками?

От напряжения глаза устали, она на несколько секунд закрыла их. Никаких звуков, кроме дождя она не слышала, поэтому была спокойна, но понимала, что нужно вставать. Нельзя просто лежать в чужой кровати и ничего не понимать. Смотреть и ничего не видеть, слушать и ничего не слышать.

Она осмотрела еще раз комнату и увидела… увидела такое, от чего волосы на ее голове зашевелились, сон вместе с Морфеем сбежал без оглядки, а по спине поползли мурашки размером со слона. Глаза расширились от удивления и страха.

От стены из ниоткуда отделилось огромное черное расплывчатое непонятное пятно. Оно заняло собой половину помещения.

От ужаса Лика боялась закрыть глаза, она боялась даже моргнуть, но они стали печь и она невольно моргнула, потом еще и еще, пытаясь не выпустить из поля зрения пятно, теперь напоминающее огромную субстанцию.

Она часто заморгала, почему то ей показалось, что это помогает. Конечно, помогло. Теперь это что-то превратилось в огромного лешего.

По комнате прошел холодок – свежий холодный ветерок. Он дотронулся до ее лица, освежил ее и привел в чувства. Она готова была заверещать, но Леший опередил ее, спросил:

– Проснулись?

– Я? – испуганно прошептала Лика, подтянула под себя ноги и, прижимаясь к стене, села. Одеяло соскочило с ее плеча и груди. Леший деликатно отвернулся. Лика лихорадочно завернула себя обратно в одеяло. Она, в добавок ко всему, еще и голая. Голая! с лешим наедине. Час от часу не легче. – Как вы сюда попали?

– Пришел.

– Зачем?

– Я здесь живу.

– Вы кто?

– Владимир, – ответил леший – можно просто Володя. А вы кто?

Леший, то есть Володя, снял с себя плащ и принял человеческий вид, но Лику это не успокоило, а еще больше насторожило. Мужчина был огромный, здоровенный, при намеке на опасность, она с ним не совладает. С лешим было спокойней – он мог оказаться видением ее воспаленного воображения после сна.

– Я? – осторожно спросила она.

– Вы.

Лика не торопилась отвечать на вопрос, а сама спросила:

– Что вам здесь надо?

– Вообще то – удивился леший Владимир – мне надо было лечь спать, но вы сначала свалились мне на голову, а теперь заняли мою кровать. И что теперь мне надо здесь делать – я не знаю.

– Где моя одежда?

– На кухне, на стуле.

– А должна быть на мне – резонно заметила она.

– Она сохнет – непонятно пояснил мужчина.

– Где?

– На кухне – повторил леший Владимир и отодвинул шторку, которая прикрывала кухню.

Оказалось, что помещение, в котором находилась Лика, еще более длинное и узкое, как туннель метро. Она увидела на стуле белый костюм и поторопилась уточнить:

– Я могу одеться?

– Конечно.

Леший снял солдатские боты и поставил возле стены. Лика присмотрелась и увидела дверь, она была прикрыта от ее взгляда вешалкой. Вот почему она сразу не увидела, как Владимир зашел в помещение, и ей показалось, что он отлепился от стены.

Владимир прошел на кухню, пощупал ее костюм, взял со стола кружку и направился к Лике.

– Эй-эй, стойте, – не совсем строго, как хотелось, но с нотками паники заговорила она – не подходите ко мне.

Одну руку она выставила вперед, останавливая его, второй держала одеяло на груди.

Владимир спорить не стал с женщиной непонятной – толи строгой, толи истеричной, но точно напуганной – остановился.

– Вам надо это выпить.

– Не буду я ничего пить – отрезала она, облизнула пересохшие губы и поняла, что пить хочется очень сильно, как после прогулки по пустыне Сахаре, но брать из рук незнакомца воду, которая может оказаться отравленным зельем, она не собиралась.

– А надо – настаивал Владимир.

– Отдайте мне мою одежду.

– Она еще не высохла.

– Ничего страшного.

Владимир подошел к комоду (Лика останавливать не стала – она находилась от него на безопасном расстоянии), поставил кружку на него, выдвинул шкафчик и стал доставать вещи.

– Как вас зовут? – безразлично спросил он, даже не посмотрев на нее.

– Какая вам разница?

– Никакой, – честно признался он – просто обращаться к вам как-то надо.

– Не обязательно. Я сейчас оденусь и уйду.

– Не получится.

– Почему?

– Потому что ливень.

– Я не сахарная – не растаю.

– Вполне возможно, но через грязь вы не пройдете, да и ночь на дворе – дорогу не найдете.

Он достал вещи и положил их стопочкой рядом с кружкой и пояснил:

– Здесь футболка, свитер, на случай если вам холодно, штаны, но они вам будут широки, и банный халат, чтоб теплее закутаться. Одевайтесь. Оденетесь, выпейте чай. Именно этот чай привел вас в сознание. Его вам прописал доктор, которого я вызывал. Это травяной чай, а не отрава. Пейте – не бойтесь. Я буду на улице. Единственная просьба – долго тут не наряжаться, а то на улице холодно. Замерзну – зайду внутрь и не посмотрю, что вы не накрашены.

– Чего?

– Шутка. Не одеты.

Владимир развернулся, накинул плащ на голову, по-быстрому обул что-то на ноги и вышел на улицу – в дождь и непогоду.

Лика не стала долго раздумывать, попыталась соскочить с кровати (ватные ноги не позволили), сползла, закуталась в одеяло, прошла на кухню, пощупала свой костюм. Действительно оказался мокрым, хоть выжимай. Вернулась, в спальню и стала одевать на себя чужую мужскую одежду. Одевшись и закутавшись в халат, она сначала понюхала чай, потом отхлебнула один глоток. Пить хотелось сильно. Чай и в правду оказался травяным, ароматным и вкусным. Она с опаской сделала еще глоток, а потом большими глотками выпила живительный напиток.

Как сказал леший-Владимир? Это не отрава, это чай, который доктор прописал, чтобы привести ее в сознание.

В сознание? Она была без сознания?

Чай действительно сделал свое дело. К ней стали возвращаться смутные воспоминания.

Вот она вышла из здания банка, подошла к своей машине, положила дипломат с деньгами на заднее сидение. Конечно же, деньги. У нее было много денег. Очень большая сумма денег.

– Вот оно что! – осенило ее.

А что было дальше? Она положила деньга на заднее сидение машины и увидела тень, которая больно уколола. И все. Она заснула. А потом проснулась под приятные звуки дождя. Вот здесь. А где здесь? Непонятно. В каком–то узком помещении, больше напоминающем заставленный коридор. А потом появился леший, которого зовут Владимир.

«Хорош Владимир – осенило ее – сначала тенью был, потом лешим».

Она прошла на кухню, взяла со стола нож и положила его в карман халата, решив, что так безопасней и спокойней.

«Это что же получается? Леший меня выкрал. Ради чего? Ради выкупа? Так денег в машине больше, чем могут дать за меня. Тогда ради денег из банка. Тогда я ему зачем? Я была голая. О нет… лучше бы из-за денег… зачем он меня раздел? Ради утех? Будет меня под замком держать? И место подходящее».

Приободрить себя не получилось.

«А доктор? Обо мне знает доктор. Или не было никакого доктора?»

Она подошла к окну на кухне и приоткрыла шторку. На улице темно, ничего не видно, а решеток на окне нет. В случае закрытия ее под замок, можно сбежать. Окно небольшое, но Лика пролезет. Она примерилась к размерам окна и убедилась, что пролезет.

В дверь постучали.

– Да – голосом начальника разрешила она.

– Вы все тут? Управились? – заходя, спросил леший-Владимир.

Он еще не успел снять мокрые вещи, Лика сразу спросила:

– Что вам от меня надо?

Он удивленно посмотрел на нее и хмыкнул.

Она не дождалась ответа, заявила:

– Зачем вы меня выкрали?

– Я? Вас? – он изумленно улыбнулся – я вас не выкрадал. Я вас подобрал.

– Что значит – подобрал?

Владимир, наконец, снял мокрый плащ, повесил его сушиться и прошел на кухню. От его внимательного взгляда не ускользнуло, что девушка посильнее запахнулась халатом и воровато протянула руку к карману. Он видел, что она напряжена и очень напугана, хотя старается страх свой не выдать.

– Кушать будете?

– Нет, – поторопилась ответить она и опять спросила – что значит – подобрал?

Владимир стал доставать колбасу из холодильника, взял со стола булку хлеба, положил все на обеденный стол, пододвинул табурет и сел.

– Я вас спрашиваю – нетерпеливо требовала она.

– А мне надо поесть. Я только сытым теряю желание всех убивать.

Лика потеряла дар речи и чуть не упала в обморок, но потребовала от себя найти силы и устоять. Он перемены в ее лице заметил и пояснил:

– Да не бойтесь вы. Это я пошутил. Неудачно пошутил. Никого я не собирался убивать и не собираюсь. Просто когда голодный, настроение скверное. Вот поем, сразу подобрею. Поверьте.

Он внимательно на нее смотрел – изменения в лице появились – успокаивается.

Он покрутил палку колбасы в руках и сказал:

– Двое мужчин вытащили вас из белого джипа, светящегося как средство передвижения инопланетянина, и сбросили вас с обрыва. Почти мне на голову. Поэтому я и сказал, что вы на меня свалились.

– Что вы врете?

– Я не вру.

– Сбросили? – не веря ему, уточнила – С обрыва? Что вы мне сказки рассказываете? Я бы убилась.

– Я тоже так думал. Но вы по счастливой случайности, либо по своему везению, отделались ушибами правой руки и ноги и несколькими неглубокими царапинами.

– Откуда вы знаете? – она потерла ушибленный локоть.

– Варя Николаевна сказала.

– Кто это?

– Доктор. Она вас осматривала. Она и чай вам давала – он опять покрутил в руках палку колбасы.

Лика с облегчением вздохнула – хорошо, что доктор женщина, а не этот леший.

Леший, то есть Владимир понял ее размышления и хмыкнул:

– Теперь все понятно?

– Нет, конечно – честно заявила она.

– Поэтому поводу не удивляйтесь – последствия обморока – саркастично сказал он и добавил, беря колбасу, – не могли бы вы вернуть мне мой нож. Я есть хочу. А нож у меня один.

Лика посмотрела на колбасу, хлеб, лежащий перед Владимиром и заявила, делая шаг от него, просунула руку в карман халата, нащупала рукоятку ножа и зажала ее в кулаке:

– Откуда я знаю, может, вы меня зарезать хотите?

Владимир помахал головой и тяжело вздохнул, удивляясь и одновременно поражаясь ее «Уму и сообразительности».

– Девушка, – устало начал он – посудите сами, у меня была уйма времени и возможности, привести это в исполнение. А мое самое сокровенное желание – поужинать. А если вы мне не доверяете и не хотите отдавать нож, то, будьте так добры, нарежьте мне бутербродов.

Он поднялся с табурета, взял чайник и понес его к печи, поставил греть воду. Потом сел на стул около кровати.

Лика посмотрела на Владимира – она думала, что он будет наблюдать за ней, но он даже не смотрел в ее сторону, он задумчиво, чуть устало смотрел на чайник и печь. Лика обошла стол, встала так, чтоб ей было хорошо видно лешего и не стоять к нему спиной. Нарезала хлеб и колбасу, все время посматривая на него и ловя себя на мысли, что тоже очень голодна.

Он ни разу на нее не взглянул.

– Оставить все на столе или у вас тарелка есть?

– Есть, конечно, я же не дикарь и с пола не ем, – хмыкнул он и пояснил – в шкафу.

Чтобы достать тарелку, ей придется выпустить его из виду и повернуться к нему спиной. Она быстро открыла шкафчик, взяла первую попавшуюся тарелку и резко повернулась к столу, держа нож наготове.

К ее удивлению, Владимир сидел так, как и сидел, уставившись на печь и чайник.

«У меня, действительно, помутнение рассудка в паре с навязчивой идеей. Может и вправду, у него и в мыслях нет, мне вредить?» – сама себя попыталась успокоить Лика, но нож все-таки положила в карман халата – так спокойнее.

Владимир вернулся на кухню с чайником, налил две кружки кипятка и положил в каждую по пакетику чая, отмечая про себя как ровно, красиво и тонко нарезан хлеб с колбасой. Вот только тарелка глубокая, суповая. Он улыбнулся и сказал:

– У меня и другие тарелки есть.

– Я не разбиралась с вашими тарелками – хмыкнула она недовольно.

– Я так и понял. Садитесь. Если есть не хотите, то хоть чай попейте. Я вам простой заварил.

Лика села напротив Владимира. Он пододвинул к ней чай, доставал бутерброды, с аппетитом ел и добрел на глазах.

– Варя Николаевна сказала, чтоб я вам отвара утром дал. Но раз уж вы в себя пришли, то я не буду давать. Она придет вас осматривать, может другое назначит.

– А когда придет?

– Утром.

– Я тут до утра буду?

– К сожалению, да. Сейчас ночь и дождь. Ни пройти, не проехать. У меня нет возможности вас в город отвезти.

Он достал очередной бутерброд, ел его и запивал чаем. Лика отхлебнула маленький глоток горячего чая и спросила, указывая на тарелку с едой:

– Я возьму?

– Конечно. Аппетит приходит во время еды?

Она взяла бутерброд, понимая, что недооценивала свой аппетит. Доедали они молча, когда тарелка опустела, Владимир тонко намекнул:

– Я бы еще съел.

Намек оказался чуть тоньше черенка лопаты, Лика спохватилась, как самая гостеприимная хозяйка:

– Да, что-то я мало нарезала. Сама не думала, что такая голодная.

Владимир улыбнулся и сказал:

– А я вообще из бара вернулся. Я там с друзьями встречался, коньячок пили, и ели, конечно. А что вы на меня так смотрите?

Лика пожала плечами и соврала:

– Ничего, вам показалось.

А что она должна была сказать? Осудить, что Владимир в будний день с дружками коньячок в баре пьет. Да кто она такая, чтоб лезть в его личные отношения с коньком, баром и друзьями.

Владимир, попытавшись ей поверить (не получилось), но решил на нее не обращать внимание, продолжил:

– Но я все равно голодный. Еще в такси мечтал – дома поесть. А тут вы мне на голову, как дождь. В принципе так оно и было. Сначала вы, потом дождь на голову.

Лика достала нож из кармана и протянула ручкой вперед Владимиру.

– Это я на всякий случай вооружилась.

– Да и понятно – согласился он, беря нож.– Лучше перестраховаться, чем недостраховаться.

Он нарезал хлеб толстыми кусками, Лика удивлялась их размеру, неужели они могут поместиться в рот? Потом нарезал колбасы, ее размеры не уступали хлебу, чем ввели Лику в легкое недоумение и угрызение совести. Ей стало стыдно за то, как она сама нарезала бутерброды –хозяин вагончика голоден, есть хочет, а она интеллигентная женщина миллиметрует при нарезке бутербродов, так что через них газеты читать можно. Неудивительно, что он не наелся. И неудивительно, что теперь ее замучает совесть.

– Вот возьмите – он протянул ей нож.

Она, задумавшись, взяла его, потом смущенно взглянула на Владимира и положила нож на середину стола.

– Это означает, что вы меня уже не боитесь?

– Я и не боялась – соврала она.

Он хмыкнул, улыбнулся и не поверил. Он-то видел, что она явно трусила.

Он взял хлеб положил на него четыре куска колбасы и протянул Лике. Она взяла, изумляясь его размерам, аккуратно откусила и сделала вывод, что не так страшен зверь, как его… а нет не это… глаза боятся, а рот все съест.

– Вы правильно делали, что опасались. Только меня бояться не надо. Вам тех двоих бояться надо. Кстати, вы знаете кто эти двое на белом светящемся джипе?

– Откуда? – изумилась Лика, – тех двоих я не знаю, я их даже в лицо не видела. А вот белый светящийся джип, видимо моя машина.

– Твоя? – удивился Владимир, забыв, что они разговаривают на «Вы».

Это простое удивление и задумчивый вид хозяина вагончика подтолкнули ее на доверие к нему. Сама не смогла бы ответить, но на интуитивном уровне поняла, что ему можно доверять, нет повода бояться его и она ответила:

– Лика.

– Владимир – задумчиво представился он и автоматически добавил – Володя.

– Я знаю – улыбнувшись, ответила она.

Он тоже улыбнулся своей секундной рассеянности.

– Ах, да, точно, я же говорил. А Лика – это Анжелика?

– Да.

– Красивое имя.

Лика решила на комплименты не отвечать, тем более не понятно было комплимент это или культурная видимость, и она спросила:

– А вы хорошо видели тех двоих?

– Нет, – задумавшись, ответил он – не четко. Далеко было и деревья мешали. Я увидел, остановилась машина и эти двое скинули в обрыв что-то белое. Я подошел посмотреть.

Он не стал говорить девушке с таким красивым именем, что сначала он подумал, что это белое – мешок с мусором. Не стал он вдаваться в подробности и говорить, что хотел этот мусор высыпать им на крышу красивой белой, со всех сторон светящейся машины.

– Они не уехали сразу. Они сели в машину, но не уехали. Интересно. – Он задумался, но сразу продолжил рассказывать – когда я к вам подошел, они вышли из машины. Был щелчок. Характерный…Передернули затвор пистолета. Ясно?

– Не совсем – честно призналась Лика.

– Поясню. Они собирались вас – он смотрел на нее и видел, как меняется ее лицо на панику, договаривать он побоялся – это…

Она нервно сглотнула, переступая через страх в голосе, сказала, подобрав слово:

– Убить.

– Да – согласился он с жестким словом.

– Вы видели пистолет?

– Нет.

– Странно. Пистолет не видели, мужчин не видели. Вы мне не врете?

– Не вру. Я его слышал. Перед грозой была характерная тишина.

– Характерная тишина, характерный щелчок…

– Девушка, – требовательно заявил он – я может и не умею слова подбирать, синонимы, антонимы, но я не вру.

– Я не требую синонимы, антонимы. Извините. Просто все так сложно. Как и не со мной.

– Так я продолжу? – иронично спросил разрешение Владимир.

– Да.

– Так вот. Перед грозой было тихо. Так всегда бывает. Ни ветерка. Птицы притихли. И любой звук разносится далеко. А звук затвора пистолета я не перепутаю ни с чем. В этом-то я разбираюсь.

– Вы разбираетесь в оружии? Или в звуках? – она смотрела на него – сканировала и не доверяла.

– Я воевал.

– Где?

– Везде и в горячей точке.

– В какой?

– Это допрос? – весело спросил он.

– Нет. – Она подумала и спросила – вы можете все в подробностях рассказать?

– В красках? – уточнил он.

– Не шутите, пожалуйста. Мне не до шуток. Я просто ничего не понимаю. Если я утром пойду в полицию, я должна буду что-то говорить, а я не смогу. Сказать смогу, конечно, но не вразумительно.

– Вы обязательно должны сходить в полицию. И не каких – если. Я, кстати, с вами пойду.

– Зачем?

– Я, вроде, как свидетель, помогу полиции – спокойно пояснил он, как мама объясняет двухлетнему малышу, что у слоника есть отличительная черта: длинный носик.

– Точно.

– Точно – повторил он и спросил – чай будете, Лика?

Лика задумавшись, помотала головой, потом спохватилась и ответила:

– Да, не откажусь.

Владимир стал заваривать чай. Лика задумавшись тяжело вздыхала. В голове крутились мысли и версии произошедшего. В данную секунду ее уже не пугало, что кто-то выкрал ее, скинул с обрыва, ограбил и угнал автомобиль, а объяснений этому ноль. Сейчас ее напрягало и пугало то, что она не помнит полдня своей жизни. И некому ей рассказать эти полдня.

Владимир заварил чай, подал Лики кружку, сел пить и предложил:

– А давайте перейдём на «ты».

– С удовольствием – согласилась она.

– Лика, я всё понимаю, ты уже выспалась, но я очень устал сегодня и хочу спать. Давай я себе постелю, лягу и…

– Владимир, – требовательно перебила его она, не заметив удивленный взгляд – у меня очень много вопросов, на которые я не нахожу ответы. Я надеюсь, что что-то прояснится после вашего, то есть твоего рассказа. Извини, но я не могу отпустить тебя спать.

Владимир потер глаза, лоб, щеки и зевнул:

– Я расскажу, только лягу – безапелляционно заявил он.

Он одним глотком допил чай и пошел в спальню, собрал свою постель вместе с верхним матрасом и расстелил перед печкой. Лике постелил чистую простынь, потом переложил свою подушку на кровать, рассудив, что самому можно на валике поспать.

– Извини, но все удобства у меня на улице. Если хочешь, я тебе с фонариком провожу, покажу.

– Не хочу. И спать не хочу.

– Неудивительно. – Он бесцеремонно закрыл перед ней шторку. Когда Владимир переоделся и открыл шторку, то увидел Лику в состоянии задумчивого анабиоза, грызущую ногти.

– Ты ногти грызёшь? – удивился он.

Девушка испуганно отдернула руку ото рта и смущенно ответила:

– Да. То есть, нет. То есть, когда нервничаю.

– Понятно – протянул он, поглядывая на её руки – А ты давно не нервничала.

Лика тоже посмотрела на ухоженный маникюр.

– Это точно. Давно меня никто не нервировал – и стала оправдываться – ноготь сломался где-то, вот он и цепляется, а пилочки же нет.

– Наждачка подойдёт? – пошутил Владимир.

Лика улыбнулась. Наконец-то он увидел её с улыбкой.

– Слушай, Лика, а у тебя врагов много? – уточнил он, усаживаясь на свое импровизированное ложе.

– Нет у меня врагов.

Он заметил, что она при ответе замешкалась, но расспрашивать не стал, только ответил:

– Есть. Двоих я вечером видел.

– Странно это конечно, но мне всё же кажется что это не мои личные враги.

– Не понял.

– Я думаю, что меня просто решили ограбить. Машина у меня дорогая. Деньги были. Да и по мелочам.

– Мелочи это у тебя что? – поинтересовался мужчина.

– Часы наручные были, – стала перечислять девушка – телефон, золото – браслет, цепочка с кулоном и серьги.

– Мелочи? – удивился Владимир и лег на свое ложе поверх одеяла, закинул руку под голову.

Лике стало стыдно. Мелочи!!! Человек тут в таком жилище живёт!? В спальне-кухне… удобства на улице… один нож… одна тарелка… одна подушка, которую он ей оставил, а сам валик под голову соорудил. А она мелочи перечисляет.

– Я имела в виду… ну что они из-за машины… скорее всего – пристыженно оправдывалась она – но не из-за серёжек с кулоном, это они уже потом прихватили. Но там ещё деньги были. Большая сумма.

«Может он не обиделся на меня за эти мелочи» – подумала Лика и разозлилась на себя.

– А большая сумма у тебя с какой цифры начинается?

«Обиделся» – подумала Лика и ответила:

– Я из банка вышла, и на меня напали. Я деньги для предприятия получала. Премию.

– Ты бухгалтер?

– Нет. Получала за бухгалтера. Она в больницу попала, а я её подменила. И большая сумма была – очень быстро ответил Лика. Она уже боялась обидеть Владимира лучше не говорить и не называть сумму, для него любая сумма будет большая, да и телефон, часы и золото для него не мелочь.

– Коммерческая тайна? – догадался Владимир, не дождавшись ответа.

– Ну, да – неуверенно ответила Лика, размышляя можно ли озвучивать сумму, полученную вчера днём в банке.

– Главное, чтоб тебе не пришлось со своего кармана возвращать в бухгалтерию.

– Не придется – уверенно ответила Лика и перевела тему – Владимир, ты слышал: может, они о чем-то говорили, когда меня… сбрасывали?

– Нет, не слышал. Они вообще не говорили. Всё молча. Молча вышли из машины, молча достали тебя с багажника, молча подошли к краю трассы и молча выкинули тебя.

– Как мусор – тихо сказала Лика и добавила громче – Может, ты не слышал?

– Я бы услышал. Я же тебе говорю – тишина перед ливнем была. Я бы точно услышал. Они молчали.

– Всё понятно.

– Что всё?

– Ну, всё. Меня выследили, чтобы ограбить.

– Я бы не делал таких выводов – зевая, сказал Владимир, он уже перевернулся на бок и закрыл глаза. Всё, он готов ко встречи с Морфеем.

– Почему? – не давала ему заснуть Лика.

– Потому что они не уехали сразу и пошли тебя убивать. – Он зевнул и добавил – после того как скинули.

– И что? – не поняла она, ей совсем не хотелось думать и, тем более, верить в то, что её умышленно решили убить. Кому она могла мешать? Тут ей пришла самая логичная мысль. Логичная, правдивая и устрашающая. Мешать она может только Цареву Константину Константиновичу. И если это так, то жди огромной, страшной, непредсказуемой и непоправимой беды.

– Я думаю, кому-то ты перешла дорогу или мешала сильно. Подумай, может, твой род деятельности или вообще твоя жизнь кому-то мешает. Подумай, кому может быть выгодно твоя смерть. А лучше ложись спать. Утро вечера – сама знаешь – мудренее.

Владимир опять зевнул. Лика с завистью посмотрела на него – он сейчас спокойно заснет, а она будет думать и размышлять: кому выгодно? кто хотел бы от неё избавиться? кому она могла дорогу перейти?

На все эти вопросы возникал один ответ – Цареву. Цареву Константину Константиновичу она перешла дорогу (не умышлено, конечно, и даже не собиралась переходить), ему выгодно избавиться от нее и прибрать к рукам ее бизнес. Но она ведь не подписала нотариального договора для слияния активов с монополией Царева! И он не сможет прикарманить ее фирму. А если бы Царев приказал ее убить, ее бы убили сразу, и не грабили. Или хотели запугать? Так им это удалось. А может, хотели все подставить под ограбление? А может это всего лишь ограбление? Могли грабители возле банка вычислять жертву? Наудачу? Могли. Еще могли работать по наводке. Что сегодня у нее будут наличные знали только четыре человека: кроме нее и Веры Ивановны, Соня и Николай Васильевич. Но подозревать их то же самое, что подозревать себя.

Владимир тяжело и глубоко дышал. Заснул.

«Везёт ему – завидовала Лика – у него нет проблем. Единственное его проблема – это я».

Мало того что свалилась ему, как снег на голову, мало того, что пришлось ей уступать свое ложе и спать на полу, так ещё и при свете.

Лика выключила везде свет, бликов огня от печки хватило, чтобы видеть очертания. Тихонько ступая, добралась к кровати и легла, не снимая с себя одежду. Она решила подумать и поразмышлять в темноте, но ей это не удалось.

Не удалось по одной простой причине – она заснула.

***

– Я за что вам заплатил? – орала трубка телефона – Исполнители. Какие вы исполнители? Я вам сказал довести дело до конца и меня не волнует всё остальное. Она должна умереть.

– Я… мы думаем… что она умерла – ответил исполнитель.

– Что значит думаем? Это неправильный ответ. – Яростно заорала трубка.

– Не. Ну, точно умерла. Чтобы её тогда Леший сразу забрал?

– Какой Леший? Что вы там употребляли, обдолбанные?

– Нет. Нормальные. Леший её сразу забрал.

– Какой к чертям Леший.

– Так я же объясняю: мы её с трассы с обрыва сбросили, а там леший, он забрал.

– Меньше пить будешь, и лешие не будут мерещиться.

– Честно. Я его четко видел. Вон Серый подтвердит. Да, Серый?

– Ага – ответил второй исполнитель.

– А вы её мертвую сбрасывали? – чуть спокойнее уточнил голос в трубке.

– Нет, – неуверенно ответил первый – но она когда летела, сто пудово, по чесноку, кони двинула.

– Ты проверил? – зло спросила трубка.

– Нет.

– А кто проверил?

– Никто.

– Почему? – тихо, но зловеще поинтересовалась трубка.

– Я же говорю – её Леший забрал.

– Идиоты, я за что заплатил?

– За девку.

– Нет, неправильно. Я заплатил за её смерть. Правильно?

– Ну, правильно.

– Вот идите теперь, идиотов куски, и проверьте жива или мертва. Я жду.

– Так её там уже нет.

– Найдите мне её мертвой! Слышишь? Мертвой! – орал заказчик.

– Слышу – обреченно ответил исполнитель.

– Лучше бы я киллера нанял! – зло проорала трубка в ухо, и послышались гудки.

– Ну что, Серый, слышал? – спросил Ванёк, ложа телефон на стол рядом с пустой бутылкой водки.

– Слышал, конечно. Он так орал, что глухая соседка слышала.

– Что делать будем?

– Давай свалим – предложил Серый – машину девки загоним, бабок у нас теперь полно. Глянь, Ванёк, сколько тут бабла.

Он достал из-под стола женский дипломат, открыл его. Тот был полон денег. Он трясущимися от перевозбуждения руками достал верхнюю пачку денег, радуясь, что трепетное чувство, испытываемое при виде большого количества денег, не прошло. Красно-оранжевые пятитысячные купюры, перетянутые банковской лентой, манили, прельщали и соблазняли. Как бы говоря: Я твоя первая пачка денег, а это лучше, чем первая женщина. Меня можно потратить. Меня можно обменять на все что ты захочешь. И даже на женщин. Возьми меня, потрать меня.

Серый достал вторую такую же пачку и закатил глаза от удовольствия, мысленно посчитав: в каждой руке по полмиллиона. Это действительно лучше женщины. Он готов был расцеловать эти пачки, но брат отвлек его от трепетной любви и романтичных мыслей.

– Видел я – пребывая в задумчивой грусти ответил Ванёк и указал на телефон – только он из-под земли достанет. А тебе надоело по земле ходить? Хочешь уже в земле под ёлочкой валяться? Или у тебя блат на городском кладбище?

– Нет, не хочу – ответил Серый, закрывая и убирая дипломат под стол.

– Вот и не думай сваливать и мысли эти брось. Нам и тут хорошо, братан. Вот только дело надо до конца довести.

– А как? К лешему пойдём тело обратно попросим отдать? Ты, Ванёк, иди поищи эту бабу, а я в Одессу поеду.

– Не пойму, чего тебе Одесса? Бредишь ею.

– Там море – мечтательно ответил Серый.

– Ну и что? Только в Одессе море?

– Не только, но я именно в Одессу хочу. Там затеряться очень легко. Еще там девки красивые.

– Ага, а девка сегодняшняя некрасивая?

– Очень – с хищной улыбкой ответил Серый.

– Вот и пошли её искать, а то точно без голов останемся.

– Давай хотя бы подождём, пока дождь пройдёт.

Братья выглянули в окно. Погода разбушевалась не на шутку, с ураганной силой хлестала водой, метала молния и оглушала громом.

– Давай – согласился Ванёк, решив всё-таки, что куда приятнее сидеть в сухой кухне, хоть и маленькой, грязной и прокуренной, чем шарить по лесу в поисках лешего и этой женщины, хоть и очень красивой.

– Жаль, что она своей красотой теперь никого не сможет порадовать, даже тебя, Серый, её сказали убрать. Убрать обязательно. Даже смерть её уже оплачена.

Ванёк достал дипломат, заглянул в него. Деньги грели душу.

– Прикинь, Серый, эта баба сама себе смерть оплатила. – Он заржал как конь.

– Прикинул. А этот козёл за неё ничего не заплатил. Зато тыкает, за что я вам деньги плачу – брат скривился.

– Ты себе эти мысли выкинь – испуганный затараторил Ванёк – на рожон к нему не лезь. Он, небось, знает, что у нас чемодан с деньгами. Выеживаться не станем, а то и эти заберет. Непонятно, что за перец. Я тебе же уже говорил – мужик не простой, крутой. Что скажет, то и сделаем, а то нам хуже будет.