Левой рукой пытаюсь вытянуть из сумки хрустящий пакетик с круассаном, и это провоцирует маленькую катастрофу: содержимое сумки обрушивается на пол и со стуком разбегается по серому кафелю.
Отлично.
Сдерживая желание озвучить свой богатый словарный запас, закрываю стакан кофе и ставлю его на соседнее сиденье, поднимаю билеты и кладу туда же. Постучав косметичкой о край, начинаю собирать рассыпанную мелочевку, стараясь радоваться незапланированной физической активности. Дальше всех убегает помада, но мне все-таки удается ее вытащить.
Вылезаю из-под сиденья и вижу перед собой черные ботинки.
Поднимаю глаза.
Незнакомый мужчина пьет из бумажного стаканчика мой кофе, причем пьет залихватски, крупными глотками и с видимым удовольствием. Кадык на его шее ритмично двигается вверх-вниз, отсчитывая миллилитры.
– Кофе ничего, – констатирует он, глядя на меня сверху вниз. – Помощь нужна?
У него крупный нос и пухлые губы. Кепка с широким и плоским козырьком скрывает глаза.
Поднимаюсь и отвечаю:
– Спасибо, я уже справилась.
На мужчине объемная куртка, синяя со светоотражающими полосками и надписью «Хамад Интернешнл Эйрпорт» – но без нашивок, какую он службу представляет – непонятно. Мужчина рассматривает меня, и я по неубиваемой женской привычке убираю волосы с лица.
– Хм, – констатирует он. – Не понял.
– Это был мой кофе, – иду в наступление.
Мой собеседник ведет себя странно: левая рука все время не находит покоя, выбирается из кармана, поглаживает пуговицы, зависает в воздухе, пропуская между пальцами невидимые нити.
– Это я знаю, – кивает он. – Что тебе нужно? По делу или поразвлечься захотелось?
– Ничего, – пожимаю плечами и закидываю разбежавшуюся мелочевку в сумку. Вряд ли стоит продолжать беседу с сомнительным незнакомцем в удаленном закутке пустынного аэропорта. Вешаю сумку на плечо, вставляю наушники в уши – кажется, мужчина что-то говорит сквозь зубы. Разворачиваюсь и иду к центральному коридору.
Странно: два часа ночи, а народу в терминале явно прибавилось. Женщины, мужчины, дети… кто-то идет, кто-то сидит у стены на собственном чемодане, кто-то спит прямо на полу… лица кажутся бледными в холодном свете люминесцентных ламп.
Оказываюсь рядом с длинной очередью у гейта – рейс еще не объявлен к посадке, но люди уже стоят и ждут, когда профессионально улыбчивые стюардессы пустят поток по коридору в теплое нутро самолетов.
Трек заканчивается и становится тихо.
Вынимаю наушник и продолжаю слушать тишину.
Я оборачиваюсь вокруг – люди двигаются, но я не слышу их шагов, не слышу мерного шороха колес чемоданов, не слышу покашливаний, щелчков открываемых бутылок, шлепков падающих на пол документов.
Женщина с волосами цвета пепла идет мне навстречу, глядя себе под ноги. Она останавливается в шаге от меня и, все так же не поднимая головы, стоит, слегка раскачиваясь, а потом аккуратно обходит меня справа по широкой дуге и встает в очередь к гейту.
Глаза начинают слезиться, белесый свет аэропорта кажется резким, как в кресле дантиста. В спазме на лбу трепещет мышца. Я растерянно наблюдаю за людьми. В воздухе проявляются золотистые полосы – дрожащие лучи с неровными краями связывают головы людей с чем-то за пределами аэропорта. Приглядываюсь сквозь слезы – это не лучи, а, скорее, нити, у одних они натянуты, у других провисают, змеятся, идут неровной волной.