– Ну как? Тебе понравился фильм? – парень повернулся к девушке.
– Да, очень. Сп-пасибо, Богдан, – от робкой улыбки сестры ему захотелось сделать что-нибудь хорошее.
– Майя, прекрати заикаться, – он лукаво глянул на неё и, взяв за руку, тут же отпустил.
Девушка улыбнулась и стала рассказывать особо понравившееся место уже без заикания. Дорога к дому шла через лесопосадку. Стемнело, и парень включил фонарик сотового телефона, чтоб освещать дорожку.
– Спасибо, что вытащил меня в кино.
– Ну вот, а ты не хотела. Нельзя же все время сидеть дома.
– Да я не всегда дома. К девочкам хожу иногда и они ко мне.
Неожиданно свет фонарика выхватил группу парней за деревьями. Те слаженно вышли на тропинку, по которой нужно было пройти. Пятеро парней перегородили путь, встав под рассеянный свет телефона.
– Гуляете, молодежь? – с похабной ухмылкой вышел вперед один из группы.
– Нет, по делам идем. – Богдан вновь взял сестру за руку, задвинул ее за спину и, чуть сбавив ход, пошел вперед. – Не бойся, – повернув к ней голову, ободрил Майю.
Она не боялась. С братом ей ничего не было страшно. Если только чуть-чуть… за наглых незнакомцев.
– Притормозить и поделиться не хотите? Деньгами? – продолжал первый. Он выглядел самым уверенным и нахальным. Остальные четверо парней стояли рядом с ним, но пока только наблюдали. Непонятно было, они с главарем или просто случайная компания на вечер.
– Не хотим, – веско ответил Богдан. Им пришлось остановиться, потому что «парламентер» стоял на дороге, обойти его мешали по два незнакомца с боков.
– А придется, – он вытащил перочинный нож, нажал на кнопку, лезвие сверкнуло в лунном свете.
– Как скажете, – хмыкнул Богдан, закатывая рукава куртки, и, как заправский фокусник, сделал пас рукой. Майя успела заметить хищный прищур у брата.
– Чего это он? – один из парней переглянулся с напарником.
– Леха, может он каратист. Давай пропустим, а? – неожиданно сдался второй хулиган.
Тут на них опустился туман. Как по команде, из ниоткуда. Густой и вязкий.
– Богдан, не надо. Давай просто уйдем, – потянула брата за рукав. Тот улыбнулся. Такой привычной хитроватой улыбкой, что Майя поняла, – просто так не уйдут, не отпустит. Сказала бы она парням, чтоб бежали, да кто ж послушает? И туман такой, что в шаге ничего не видно.
Жутко заухала где-то над головой птица. Каждого из компании хулиганов ласково и почти нежно обдало ощущением непонятной тревоги и животного страха.
– Им туман не дает нас увидеть. Но сейчас…Смотри и ничего не бойся, – шепнул Богдан сестре.
Когда через несколько секунд туман как по команде рассеялся, а на небе показалась яркая луна, глаза главаря стали различать предметы в радиусе пяти шагов. Он увидел, что в полуметре от них стоит тигр – самый настоящий! Огромный и немного…злой. Наглец не мог пошевелиться. Он и собак – то не очень приветствовал, а тут – дикий зверь! От страха волосы на голове и всех участках тела медленно поднимались дыбом. Видимо, кто-то ещё «прозрел» и молча испугался. Испугался настолько сильно, что воздух рядом стал не пригоден для вдыхания.
Богдан криво усмехнулся, тигр грозно рыкнул, и банда бросилась в разные стороны. Причем, двое повернулись и одновременно побежали навстречу друг другу. С силой столкнулись, схлопнулись, как два магнита, тут же от удара синхронно разметались в разные стороны, словно раскиданные кегли, грязно выругались, и спешно поднимаясь с коленок, уже побежали в противоположные направления. Убегая, громко вопили о тигре. Тропинка быстро опустела. Тигр тоже исчез. Можно было идти дальше.
– Нельзя было просто отпустить? – с упреком произнесла сестра, пряча улыбку.
– Нельзя, они бы других подловили. А так…– он весело подмигнул, – а так они побегут штаны менять. И на сегодня никого не потревожат.
– Можно было внушить им, чтоб в полицию сами пришли.
– Майя, ну ты как маленькая. Как ты себе это представляешь? Приходят, заявляют на себя, просят посадить на пятнадцать суток?
– Ну, – та уже не так уверенно пожала плечами. – Наверное.
– И предъявляют оружие неудавшегося преступления – складной перочинный ножик? Так в полиции их отправят обратно, скажут – шутят или на спор парни пошли.
Сестра вздохнула.
– Да. – потом взглянула на брата и признала. – Ладно, у тебя с туманом и птицей получилось эффектнее, – она шутя пихнула его в плечо. – Но с тигром ты загнул. Откуда тигр в нашей лесопосадке?
– Им некогда было думать об этом. Одна мысль – спасаться, – свербела у них. –хохотнул брат.
– А вдруг у кого-нибудь бы сердце остановилось? Ты об этом не подумал?
– Да, ладно, Майя, такие фрукты – живучие…и вонючие, – он засмеялся.
Майя тоже рассмеялась и расслабилась. Дальше по дороге они опять вернулись к обсуждению фильма.
Пришли домой, в пустую квартиру. Здесь жили только он и Майя. Сестра была единственным родным человечком, что остался у него. Когда – то у них была нормальная семья. Мама, папа и он. Потом, когда ему исполнилось семь лет, появилась на свет сестренка. И их в семье стало четверо. Все души в малышке не чаяли – добрая, ласковая, ничуть не капризная. Через пять лет не стало отца – несчастный случай на работе. Сразу стало тяжело жить. Но мама старалась, хваталась за любую работу. Богдан оставался дома с сестрой. И детям мама уделяла свободное время. Они все ещё были семьей – неполной, но дружной и любящей. Ходили в парк на прогулку, читали вечерами книги, смотрели фильмы по телевизору, обсуждали. Готовили вместе праздничные угощения. Вот только мама стала часто болеть. Она по нескольку раз за год лежала в больнице. И как-то всем стало не до веселья. Богдан был один с сестрой. Водил ее сначала в сад по дороге в школу, забирал оттуда. Научился готовить кушать. Прошло чуть меньше шести лет, и однажды после очередного лечения в больнице, мама вернулась не одна, а с мужчиной.
– Это Паша…Он будет жить вместе с нами, – сухо сообщила она.
– Неожиданно, – только и смог произнести Богдан.
Новый член семьи был непонятным человеком. Вроде, тихий, спокойный. Но Богдану он не понравился с первого взгляда. Он не вписался в их маленькую семью. И отношения с мамой у них были не такие, как с отцом. Не было доверия и заботы. Богдану казалось, что сожитель терпит. Терпит их мать и их, ее детей, как придаток. У него не было ни к кому в семье нежности, внимания и чувства ответственности. И воспринимался он как что-то чужеродное. Одним словом, как квартирант.
Однажды, когда мамы не было дома, дядя Паша – Богдану было трудно называть его отчимом, – налил себе из принесенной бутылки водки и залпом осушил рюмку. Мальчик в это время был на кухне. Ему неприятно было это видеть.
–У нас в доме не пьют, – заметил он.
Тот медленно обернулся, занюхивая выпитое спиртное куском хлеба.
– Давай, поучи еще меня.
– Ну, если вы так просите – поучу. Сейчас только с Майей заниматься закончу, – съязвил парень.
Сожитель тут же взвился. Вскочил.
– Щенок! Дерзить мне будешь?
Богдан сомкнул зубы. Сильно захотел пригвоздить этого типа взглядом. Желание согнуть его было так велико, что мальчик почувствовал силу внутри себя. Непонятную и ищущую выхода. Злость и вместе с ней еще что-то. Это его напугало.
Сожитель, увидев закипающую злобу в глазах пацана, стушевался. Что- то во взгляде его было жутковатое.
– Мне тяжело, – почему-то сказал Паша, словно оправдываясь. Вздохнув, убрал бутылку подальше в шкаф под раковину. Богдан хмыкнул. – Ты только матери не говори.
«Можно подумать, нам легко. Приперся сюда на все готовое. А мама все равно догадается по запаху», – фразы вертелись на языке, но мальчишка решил их не озвучивать. Если маме с ним нормально, то надо потерпеть.
Вечером пришла мама с работы. Она подрабатывала, убираясь в офисе, недалеко от дома. Она громко что-то обсуждала на кухне с Пашей. Богдан доделывал с сестрой уроки. Но не выдержал и вышел к ним.
– Можете потише? Вы нам мешаете.
И посмотрев на мать, её бледное лицо, тут же подскочил к ней.
– Мама, что такое?
Мать охнула и схватилась за сердце.
– Что-то сердце сдавило.
– Сейчас. – Богдан бросился к аптечке. – Какую таблетку давать? Или скорую вызвать?
Мама выдавила улыбку.
– Сейчас отпустит.
За это время дядя Паша даже не предпринял попытки помочь. И даже никакого волнения не выказал.
– Валидол от сердца? Или тебе твои дать, что в сумочке? – уточнил сын.
– Валидол.
Богдан стал искать нужные таблетки в аптечке. Паша молча ушел в зал.
Через полчаса сердце у мамы отпустило. Все это время Богдан сидел на кухне с матерью – она не захотела прилечь. Ушел, только когда увидел, что ей полегчало. Пошел укладывать сестренку спать.
Когда мама зашла в комнату детей, пожелать спокойной ночи, дочка уже спала. Богдан не мог не спросить. Вопросы давно крутились у него на языке.
– Мама, зачем он здесь? Кто он? Что он у нас вообще делает? Почему не работает? – злые вопросы срывались с губ сына и давили на мать.
– Богдан, я даже не знаю, как объяснить, – она замолчала, вздохнула. – Ты у меня такой взрослый уже. Помощник. – потрепала сына по волосам. – Мы в больнице познакомились, – слова подбирались с трудом. – Я думала, мне будет легче с мужчиной. Вам не хватало отца… Понимаю, что никто папу не заменит. Но думала, что получится создать что-то подобие полной семьи. Теперь вижу, что ошибалась… Он там был другой. Он был внимательным и любезным. Куда это делось в нашей квартире? Даже не знаю. Наверное, показалось. Я приняла скоропалительное решение. А теперь выгнать жалко. Это же не зверь. Пожалела, наверное. У него никого нет. Один он.
«Соврал, лапшу навешал на уши, а ты поверила», – хотелось сказать Богдану. Но маму расстраивать еще больше не стал. – Хочешь, я его выгоню?
Мать опять улыбнулась.
– Взрослый, – она будто впервые рассматривала внезапно повзрослевшего сына. – Так быстро вырос…Почти семнадцать. Рассуждаешь, как мужчина… Спасибо тебе за все. Как мне повезло с тобой, – она поправила его непослушную челку. – Ты так похож на отца. Упрямый, прямолинейный, твердый в решениях, с обостренным чувством справедливости… Если со мной что-то случится – береги Майю.
– Что с тобой должно случиться, мама? – разговор пугал Богдана. – Тебе Пашка угрожал что ли?
Мама покачала головой. Больше она ничего не произнесла. Богдану показалось тогда, что над ними в комнате витал дух несчастья. Что-то во взгляде матери было такое щемящее душу.
Через два дня ее не стало. Сердце. Богдан не мог поверить. Как это так? – мамы нет. Вот была, разговаривала, шутила, обнимала сестру, сидела рядом…И ее уже нет. А чужой и не нужный Паша здесь. Зачем? Почему не наоборот? Где справедливость?!
Похороны прошли быстро. Майя не плакала – словно до нее не доходила глубина горя. И он старался держаться. Нельзя показывать свою слабость. Нельзя показывать сестре, что он сам боится. Семнадцатилетний парень, еще не взрослый, но уже не ребенок. Отчаяние порой заглушало все его чувства. Отчаяние и ощущение несправедливости. Страшно было подумать, как они будут дальше жить, поэтому он старательно отгонял от себя эти мысли. Сестренка была для него сейчас тем островком тепла и спасения, что не давал окунуться в пучину безнадежной тоски. Они вдвоём остались одни наедине с пугающей суровой жизнью.
Соседи помогали первое время и деньгами, и продуктами. Подключился весь дом. Дети и не подозревали, что не только в их подъезде семью хорошо знали. Паша жил у них в квартире, хотя раздражал и его, и даже тихую сестру. Сожитель быстро оформил опеку на Майю и попечительство на старшего. Богдан был категорически против, но должен был сдаться под неприятными фактами, что без его вмешательства сестру могли определить в детский дом или приемную семью. Должен быть благодарен за это. Но никакой благодарности к Паше не испытывал. А тот даже не пытался наладить контакт с осиротевшими детьми. Оставался, как и раньше, молчаливым, угрюмым квартирантом. Не готовил. Не убирал. Не работал. Уходил куда-то неожиданно на несколько часов и так же возвращался. Мог не появляться целый день. Он был никем и никакой. Как клещ, впившийся в их маленькую, осиротевшую семью. Богдану он и при маме не нужен был, а сейчас – тем более.
Несколько раз приходили с попечительского совета. Общались с Пашей, задавали вопросы Богдану и Майе, смотрели обстановку в доме, выясняли, чем дети питаются, как живут. Богдан думал: вот они увидят, что Паша здесь чужой, не такой заботливый, как хочет всем показаться, и что-то изменится… Социальные визитеры остались всем довольны. Поразительно! Как так? Куда они смотрели? Богдан не понимал такой необъективности. Он знал, что квартирант это делает только для своей выгоды – прописаться и остаться жить в квартире, а может еще какой интерес был. Но парня никто не стал слушать. Соседи подтвердили тот факт, что Павел Николаевич жил с ними уже несколько месяцев. Этого оказалось для социальной делегации достаточным. Паша временно прописался у них в квартире. Но попечительский совет ясно дал понять квартиранту, что жилплощадь в любом случае принадлежит только детям.
До совершеннолетия Богдан не мог взять опеку над сестрой. До 18-летия ему оставалось всего полгода. Потом он сможет оформить все документы, и никакой Пашка им не нужен будет. Сейчас они получали пособия по утере кормильца – за папу и маму. Этого хватало, чтоб умеренно питаться, без излишеств и покупать необходимую одежду. Приходилось все просчитывать. Все крупные покупки согласовывались с сестрой. Крыша над головой была, а это самое главное. С Пашей они практически не общались. Того устраивало, что дети к нему не обращались. А Богдан искал повод, чтоб выгнать его.
– Увижу, что пьешь – выгоню, – твердо вечером на кухне предупредил его. Отчим не воспринял его слова как угрозу.
– Силенок не хватит, – хмыкнул он.
На счет силы Паша был не прав. Сила, что бурлила в Богдане, была странной и неожиданной, но она была и искала выхода. Понять бы еще ее природу. Она поднималась глухой волной раздражения на Пашку, на то, что он тут, а мамы уже нет. На то, что он живет с ними, хотя не имеет никакого права находиться здесь. На то, что он ест их продукты, но сам не вкладывает ни копейки. На то, что он не помогает им. Наглый, ленивый приспособленец! Сила поднималась стеной, как ощетинившийся зверь, и, не найдя точки выхода, спадала воздушной волной.