Алия Амирханова
Не покинь мир невеждой

– Лен, ты вроде про какой-то остров рассказывала, и что на него можно попасть только когда воду из моря заберут?

– Ну да, есть такой.

– Пошли, сходим. Всё равно делать нечего.

– А что, давай, – и девчонки побежали одевать купальники.

Действительно, была у них на водохранилище такая достопримечательность. В своё время на месте постройки искусственного моря оказался большой, высокий земляной холм, сносить который не имело смысла. Его оставили, и вода, окружив холм со всех сторон, превратила его в остров, а вместе с тем во что-то таинственное, притягивающее, где побывать не хотел только ленивый. Весной наполненное водохранилище делало остров недосягаемым, до него можно было добраться только на лодке, но летом, когда большая часть воды уносилась в поля, и водохранилище мелело, до острова становилось рукой подать.

Лена решила взять с собой и Дильбар, чтобы познакомить со Светой двоюродную сестру Алишера. Собравшись втроём, девчонки двинулись в путь. Дильбар комплексовала в присутствии Светы. Она привыкла к Лене, с ней ей было просто, а вот Света её смущала. Дильбар держалась скованно, старательно следила за своей речью, опасаясь неправильно поставить ударение в каком-то слове или вообще спороть чушь, потому по большей части молчала. Это было совсем нетрудно: Света почти не замечала её и общалась в основном с Леной.

На Лене и её подруге были короткие сарафанчики, надетые поверх купальников, Дильбар была в просторном платье ниже колен, из-под которого выглядывали тонкие сатиновые брючки, закрывающие ноги до щиколоток, а о купальнике вообще не могло быть и речи.

Весело смеясь, девчонки бесстрашно удалялись далеко вниз от привычного берега моря и, громко разговаривая и перешучиваясь, шли по пустым впадинам водохранилища, время от времени натыкаясь на буйки, бесхозно валяющиеся за ненадобностью. Вода ушла далеко, обнажив большую часть неровного, устрашающе глубокого дна, по которому сейчас и шли девочки.

– Ты посмотри, какое безобразие, – Лена негодовала, соскользнув в очередную яму.

– А что ты хочешь, это водохранилище изначально предназначалось лишь для хранения воды, а не для того, чтобы ты сейчас по нему топала.

– Далековато мы зашли, берега почти не видно.

– И тем лучше. Давайте загорать, – Лена первая сбросила с себя сарафан и осталась в купальнике. За ней последовала и Света.

– Дильбар, и ты снимай платье. Никого же нет, – Лена попыталась уговорить подругу.

– Нет. Мне нельзя.

– А как ты купаешься? – спросила Света.

– В платье, – просто ответила Дильбар.

По дну водохранилища девушки удалялись всё дальше и дальше от посёлка, приближаясь постепенно к острову. Наконец, появилось здание спортивного комплекса, специально построенного на этом месте. На искусственном море, готовясь к соревнованиям, тренировались по водным видам спорта спортсмены со всей республики. В основном это были байдарочники. Тут же все желающие могли взять напрокат за небольшую плату и лодку, и надувной матрас. Взять лодку девушки не рискнули, а вот матрасы взяли. Большая вода ушла, и берег от острова отделял лишь небольшой пролив.

– Переплывём, – Лена смело подошла к берегу.

– Страшновато… Я не умею плавать, – Дильбар только теперь призналась в этом. Для неё путешествие, в которое она отправилась вместе с Леной, было смелым решением, а перебраться вплавь на остров, где нет людей, – вообще верхом безрассудства. Маме она ничего не сказала, зная, что та не разрешила бы, поскольку воспитывала дочь в строгих традициях. И сейчас в Дильбар во весь голос кричал инстинкт самосохранения, тогда как Лена со Светой были сама безмятежность.

– Я не поплыву и вам не советую. Посмотрите на остров с берега – и пойдём обратно, – Дильбар была категорична. Но девчонки не отступали.

– Поплыли. Будем держаться за матрас и плыть. Здесь недалеко, – Лена упорно уговаривала подругу, и та, в конце концов, согласилась, вдобавок ей даже стало стыдно за свою забитость. Дильбар старалась равняться на Лену и в душе мечтала быть на неё похожей, – если не во внешности, то хотя бы поведением.

Тётя Зульфия – мама Дильбар и дед давно заметили огромную симпатию Алишера к Лене, которую сама девушка почему-то не замечала. Им нравилась Лена, она была из хорошей, интеллигентной семьи и они негласно одобрили выбор Алишера и, уже давно, принимали её как родную, как члена семьи. Дильбар тоже привязалась к подруге и во всём подражала ей, конечно же – в рамках своих возможностей.

Покончив с уговорами, девочки всё-таки поплыли. Матрасов было два: за первый держалась и плыла Света, на втором лежала Дильбар, а Лена подталкивала и направляла её матрас, помогая двигаться вперед. Расстояние до острова проплыли за двадцать минут. Лена немного устала, но виду не подавала.

– Стоило стараться. – немного разочарованно девчонки поднялись на вершину острова. – Ничего особенного.

– Земля, покрытая высокой травой, и вид на море особо не впечатляет. Воды мало, – Лена согласилась со Светой.

Девчонки стояли на вершине и смотрели вдаль.

– Представляете, мы здесь одни. Страшновато, – Дильбар придвинулась ближе к девчонкам.

– Воспользуемся моментом и позагораем без лифчиков, – предложила Света. – Ты, Дильбар, оставайся на вершине, будешь нашим смотрителем, а мы в кусты.

– Ещё чего. Я вам что, маяк – торчать на виду у всех?

– Да кому ты нужна, кто тебя здесь увидит, – Света нарочно дразнила девчонку.

– Дильбар, ну что ты, конечно, мы тебя здесь не оставим. Пошли с нами, – Лена пришла подружке на помощь.

Девчонки выбрали поляну и, сняв лифчики, легли на траву. Солнце благодарно им улыбнулось, получив возможность первым ласкать их прелестные молодые груди. Лена не смогла долго лежать, она вдруг вспомнила, что сегодня пятница, и в этот день Алишер всегда возвращается домой раньше обычного.

– Всё, девчонки, уходим, – она ловким движением застегнула лифчик купальника.

– Мало. Полчаса, не больше прошло. Так быстро загар не пристанет, – ворча, Света тоже поднялась.

– Девчонки, а я даже поспать успела, – Дильбар сладко потянулась.

– Всё, уходим, – Лена первая поднялась с земли.

Только они собрались спускаться вниз, как услышали несколько мужских голосов. К ним наверх кто-то поднимался и, судя по голосам, это были молодые парни. Девушки в страхе замерли. Первой пришла в себя Лена. Приложив палец к губам, она кивком позвала девчонок последовать за ней, и первая начала спускаться с горы – с противоположной стороны. Спустившись, они бросились к своим матрасам.

Когда уже отплыли на некоторое расстояние, их наконец-то заметили. Послышался свист, призывные и угрожающие мужские крики. Но если бы у ребят на самом деле были злые намерения, то догнать девчонок и затащить обратно на пустынный остров не составило бы труда. Кричали по-русски, однако следом никто не поплыл. Возможно, парни разглядели на матрасе узбекскую девушку, одетую с ног до головы и, приняв остальных за таких же, успокоились. Но когда девчонки вышли из воды, и ребята разглядели точёные фигурки Лены и Светы, вновь послышались крики, теперь уже восхищения. На этом все и закончилось, догонять беглянок уже не было смысла.

Лена, Света и Дильбар как угорелые помчались к спортивному комплексу, где было полно людей. Только добежав до него, они облегчённо вздохнули. Пожилой мужчина, принимавший у них матрасы, заметил, что девчонки тяжело дышат, и весело произнёс, глядя на Лену.

– Что, красавица, от парней убегала? А зря. Они ребята хорошие, не обидели бы. Наши, байдарочники. Из ташкентского клуба “Динамо” – на тренировку приехали. У них такая традиция: всегда перед соревнованиями остров посещают – погоды хорошей просят, ветра попутного.

– Кто же знал, – Лена и Света весело рассмеялись…

Лена сидела на топчане во дворе у мамы Дильбар рядом с дедом и внимательно слушала его очередной рассказ.

Худенький, невысокого роста мальчик с грустными глазами и большим орлиным носом, который выделялся на его впалых щеках, медленно шёл по пыльной дороге. Он был зол. По щекам катились слёзы, в руках он держал палку, которой яростно сбивал кусты колючек по бокам дороги.

– Я ему всё скажу, какой он злой и нехороший, – возмущённо твердил мальчик, вытирая грязной рукой слёзы.

Он шёл уже четыре часа, не отдавая себе отчёта, куда идёт, и очень устал. Через плечо его была перекинута серая холщовая сумка. То, что находилось в ней, было достаточно тяжелым, и мальчик время от времени перекидывал сумку на другое плечо, но даже мысли о том, чтобы выбросить содержимое сумки и облегчить ношу, у него не возникало.

Нещадно палило солнце, поблизости не было ни одного деревца, под тенью которого он мог бы отдохнуть. Трава, не очень густо покрывающая землю, уже давно высохла, но всё равно, несмотря на постоянный натиск ветров, которые вольно и бесшабашно носились по этим обширным местам пустоши, каким-то образом удерживалась корнями на поверхности измученной солнцем земли, чтобы в случае дождя невероятным образом – сродни чуду – ожить и продолжить своё существование.

От отчаянья и усталости мальчик сел прямо на пыльную дорогу. Сумка сразу же сползла вниз и улеглась в придорожную пыль. Мальчик сел и, согнув ноги в коленках, положил на них согнутые в локтях руки. Сперва некоторое время сидел с поднятой головой и смотрел вдаль, но потом навалившееся отчаянье сломило его, и он, опустив голову на руки, укрыл в них лицо и горько заплакал. Через некоторое время почувствовал, что кто-то трясёт его за плечо. Подняв голову, он увидел улыбающегося незнакомого мужчину, который сидел перед ним на корточках.

– Сынок, ты почему плачешь? Что случилось? – мужчина ласково погладил мальчика по голове.

От тёплых слов, от внимания тот ещё больше расплакался.

– Ну, ну, успокойся. Расскажи мне, что случилось, может быть, я смогу помочь тебе.

– Он злой и нехороший. Я ему, – и мальчик угрожающе замахал палкой.

– Ну, хорошо, давай вставай, по дороге расскажешь: меня овцы ждут.

Мужчина помог мальчику встать и отряхнуться от дорожной пыли. Недалеко виднелся город – это был Хорезм. Глинобитные постройки простых жителей были перемешаны с высокими круглыми крышами минаретов и дворцов, выложенных цветной мозаикой, которая светилась на солнце, и оттого город казался сказочным царством.

Взяв мальчика за руку, мужчина повёл его с собой. Шли они недолго. Вскоре показалась отара овец, вокруг которой бегала собака, не давая баранам разбежаться. Похоже, растительность в этих краях повсюду была весьма скудная. Там, куда они пришли, трава торчала клочьями, а так, в основном, росли лишь колючки. Подойдя ближе к стаду, мужчина остановился возле небольшой холщовой сумки.

– Садись, мы уже пришли, – он первым устало опустился на траву и вытянул ноги. Мальчик послушно сел рядом, не выпуская свой мешок из виду.

– Тебя как звать? – мужчина развязал сумку и достал из неё бурдюк с водой и кусок лепёшки.

– Бируни. Меня так все зовут, и вы можете так называть.

Мужчина едва улыбнулся уголками губ, понимая, почему у мальчика такая удивительная фамилия, которая превратилась в имя. «Бируни» означало «носатый». Разделив лепёшку на две части, больший кусок мужчина – вместе с курдюком, наполненным водой, – протянул мальчику.

– На, родной, попей и покушай.

Тот, поблагодарив, взял курдюк и быстро стал пить. Но, как бы ему не хотелось пить, часть воды он всё же оставил хозяину.

– Что случилось-то? Рассказывай, на кого ты так зол? – продолжил расспросы мужчина.

– На него, – жуя лепёшку, ответил Бируни.

– На кого – на него? Ты можешь говорить ясней? – переспросил пастух.

– На Бога, – раздражаясь, что его не понимают, ответил мальчик.

– Что?! – изумился мужчина.

– А почему он забрал у меня и папу, и маму?

– Что значит – забрал? – мужчина недоумённо посмотрел на мальчика.

– У меня никого нет. Я сирота. Но кто-то же меня родил. Значит, у меня были и мама, и папа, но их теперь уже нет. Мне сказали, что они умерли: их забрал Бог. Так говорят люди. Почему, за что?! Что плохого я ему сделал, что он лишил меня и родителей, и дома?

Мужчина удивился столь логичным рассуждениям мальчика, но не показал виду.

– А сколько тебе лет?

– Недавно девять исполнилось.

– И что, у тебя больше никого нет?

– Нет, – Бируни всхлипнул, слёзы вновь подступили к горлу, и чтобы не расплакаться, он поскорее откусил от лепёшки и продолжил жевать.

– Да, сынок у тебя большое горе. Я сочувствую тебе, но что поделаешь, надо терпеть. Пройдёт время, и тебе станет легче. Человек приспосабливается жить с любым горем. Поверь мне, я знаю, что говорю, – пытаясь утешить Бируни, сказал мужчина.

– Откуда вы знаете? У вас тоже никого нет?

– У меня другая беда. Моя дочка – ей тоже, как и тебе, девять лет – когда-то сильно испугалась и перестала ходить. И до сих пор она совсем не ходит.

– Жалко… Спасибо вам за еду, я пойду, – мальчик намеривался уйти.

Пастуху совсем не хотелось отпускать мальчика сироту, и он искал повод задержать его.

– Можно спросить, что у тебя в мешке? Видно, что он тяжёлый.

– Здесь всё моё богатство.

Заговорив о содержимом мешка, мальчик сразу преобразился: его глаза смягчились, но вместе с тем зажглись каким-то страстным огнём. Было ясно, что несет Бируни с собой что-то очень важное и дорогое ему. Он снова сел на траву и развязал мешок. Затем аккуратно, с каким-то даже трепетом, выложил свои сокровища на землю.

Взору мужчины предстали зёрна и семена всевозможных растений, камешки, различные по форме, по размерам и по ценности. Даже невооружённым взглядом было понятно, что среди камней были и драгоценные. Из маленького кармана мальчик достал огрызок карандаша и клочок бумаги. Очевидно, он приготовился что-то записывать.

– Вы случайно не знаете, как называется этот камень?

Мальчик выхватил из обилия содержимого мешка какой-то синий камешек и показал его мужчине.

– Нет, милый, я ничего не знаю. Я всю жизнь пасу овец и не прочёл не единой книжицы. Откуда всё это у тебя?

– Я был в разных местах, ведь у меня нет дома, и я не привязан к одному месту. Кто меня приютит, хотя бы на время, тому я и служу, а за это меня кормят, дают кров. Но самое главное: они делятся со мной своими знаниями. Я жил у одного пастуха, он пас овец высоко в горах. И он подарил мне вот этот камешек, – мальчик взял его в руки.

Камешек по форме был похож на финик, но только зелёный.

– Называется «камень козла», потому что извлекается из его внутренностей.

– Да? Как интересно. Почему именно у козла? И зачем? Ты знаешь?

– Конечно. Козлы едят гремучих змей, как и лани, а затем пасутся среди горных трав, поедая их в большом количестве. Поэтому у них внутри и образуется смесь змей и трав. Она потом у него внутри хорошо смешивается, перекатывается, затвердевает и принимает вот такую форму. Это очень ценная смесь, потому что она лучшее противоядие от укусов ядовитых змей. Кусочек съел, запил водой и всё. …Но самое сложное – добыть этот камешек.

– Почему?

– Козла же ещё поймать надо.

– Это верно.

– А вот этот камень обладает таким свойством, что может притягивать к себе наконечники стрел, застрявшие в ране.

– Надо же, – мужчина с любопытством вертел в своих руках небольшой по размерам камешек тёмно-серого цвета, обладающий, если верить словам мальчика, большой силой.

– Что же, эти все камни тебе дал пастух?

– Нет, что вы, – мальчик весело рассмеялся. – Я был в горах. И жил с людьми, которые добывают камни. У них очень тяжёлая работа. Я им помогал. Они мне много про камни рассказали и многие подарили. Вот, к примеру, этот. Он при шлифовке оставляет жёлтый цвет и служит амулетом от неприятностей. А вот этот маленький, как зёрнышко, называется золотом. Один из каменотёсов рассказывал мне про индийскую реку Синд, которую называют золотой. Представляете? Когда вода уходит из реки, в Индии погода такая, что бывает сезон дождей. Дожди льют очень долго. Но есть время, когда они наоборот долго не льют и жара всё высушивает. Так вот, когда река Синд высыхает на её дне, роют ямы и заливают туда ртуть. Этот такое серое вещество. Я его видел, но его у меня нет. Приходит время, и река наполняется водой, в сезон дождей, потом вода снова иссыхает, а в ямах остаётся ртуть вся покрытая золотым песком. Потом это золото собирают.

– Надо же, как интересно, – мужчина с удовольствием слушал мальчика. То, что тот рассказывал, было для него в диковинку. Ведя уединённый образ жизни, этот пастух мало общался с людьми, оттого почти ничего не знал о мире.

– А названия этих растений, семена которых вы видите, я знаю на греческом языке, – похвастался мальчик.

– Да ты что? Откуда?

– Я жил у одного греческого торговца, он меня и научил.

– Ты и писать умеешь?

– Конечно. И писать, и читать, – мальчик убрал в кармашек сумки огрызок карандаша.

– Молодец. Ты ещё так мал, а уже много знаешь. С тобой очень интересно.

– Это всё оттого, что я люблю учиться.

– Мне пора гнать отару домой. Видишь город? – пастух указал рукой в сторону видневшихся вдали куполов минаретов. – Это Хорезм. Я пастух дворцового стада. Пойдём со мной, я познакомлю тебя с очень умным человеком: может, он возьмёт тебя к себе в ученики.

– Спасибо вам. Это было бы просто замечательно. Я пойду с вами. Мальчик бережно сложил в свой мешок камни, которых их у него было много, и, закинув мешок через плечо, пошёл вместе с мужчиной…

– Дедушка, ну что же ты опять замолчал? – нетерпеливо спросила Лена.

– Я думал, дальше вы и сами знаете.

– Ничего мы не знаем! Что стало с этим мальчиком? – Дильбар, сидевшая рядом, поддержала подругу.

– Тот пастух привёл мальчика во дворец, и их заметил двоюродный брат самого правителя города. Подозвал к себе, расспросил. Пастух всё и рассказал про Бируни. Абу Наср, так звали двоюродного брата шаха, был не просто родом из правящей династии, он был выдающимся ученым-математиком того времени. Конечно, он сразу оценил любознательного Бируни и забрал его к себе в дом. Бируни остался у него навсегда, найдя себе здесь семью.

   В семье учёного очень полюбили мальчика, дали ему хорошее образование. А потом научная слава Бируни намного превзошла научную славу его приёмного отца. Да, да, дети мои, Бируни стал великим учёным. Наш ташкентский Политехнический институт носит его имя.

– Он был даже умнее Авиценны? – в глазах у Лены застыл восторг.

– Они оба были великими гениями. Но если Авиценна известен больше как учёный–медик, то Бируни известен больше как учёный-геолог. Он сделал много великих открытий в минералогии, но и не только. Умер Бируни в возрасте семидесяти пяти лет с книгой в руках, в окружении своих учеников, ища ответ на какой-то вопрос. Он имел колоссальные знания, но продолжал накапливать их до последнего своего вздоха. Считал, что все беды человечества от скудности познаний. Его образ жизни является наставлением для потомков. Он завещал всем нам: бойтесь покинуть этот мир невеждами. А ещё, как гласит легенда, за то, что пастух помог Бируни, Бог помог ему тоже. Его дочка стала ходить.

– Как хорошо. Я так рада за девочку, – у Лены на глазах выступили слёзы. – А в какое время жил Бируни?

– Очень давно. Примерно тысячу лет тому назад. Наука в те времена развивалась очень хорошо, а всё потому, что у власти были прогрессивные правители.

Так-то, девочки. Очень важно кто у власти -учёный или осёл.

– Дедушка, ты пей чай, а то совсем остынет, – в благодарность за рассказ Лена заботливо налила деду свежего чаю.

– Спасибо, доченька, – старик зачерпнул мёд ложечкой, положил в рот и запил чаем.

– А мы в новую школу переезжаем, – похвасталась Лена.

– Как это? – дедушка недавно жил в посёлке и не был в курсе всех дел.

– Нам новое здание построили. Если от магазина правее идти, как раз в него упрёшься. Красивое, светлое, двухэтажное. Классы просторные, вместо парт столы на двоих. Столько новой аппаратуры завезли для химического, физического кабинетов. Мы сегодня там убирались, помогали все расставлять.

– Хорошо вам, – вздохнула Дильбар. – а мы всё в старой одноэтажке учимся. Темно, тесно. Парты дореволюционных времён. Сроду ни одного опыта ни по физике, ни по химии не проводили.

– Действительно, это несправедливо, – Лене стало стыдно, она пожалела, что рассказала о своей школе, построенной властями для русскоязычных учеников и которая, похоже, пренебрегла потребностями местных узбекских школьников. От разговоров о школе отвлёк шум появившегося в небе самолёта-кукурузника. Словно гигантская стрекоза, он стал кружить над полем в несколько сотен гектар, которое почти примыкало к посёлку. Рёв пропеллеров заглушал голоса людей, самолёт опускался над полем всё ниже и ниже. И вот уже каких-то десять метров отделяют его от кустов хлопка. Вдруг множество баночек на его длинных крыльях по мановению лётчика вдруг сбросили свои крышечки, и под давлением, будто толкаясь и кусаясь, в воздух начали вылетать миллионы частичек пестицидов и гербицидов. Изначально предназначенные, как страшный яд, всевозможным вредителям и болезням хлопка, но уносимые ветром, эти частички вынуждены были обрушивать свою губительную мощь на людей, животных, растительность в посёлке, которого – по всем законам жизни – не должно было быть так близко к полю, но он был. Руководство страны в погоне за тоннами хлопка расширяло засеянные поля, пренебрегая безопасностью людей.

– Фу, – девчонки тут же зажали носы пальцами, спасаясь от неприятнейшего запаха химикатов.

Всё то время, пока девчонки слушали рассказ деда, Алишер неподалёку – тут же, во дворе – возился с машиной, но после «химической атаки» с воздуха, зайдя в дом, вынес два небольших полотенца.

– Держите, – Алишер протянул их Лене и Дильбар. – Хорошенько прикройте нос и рот.

– Сколько мне так сидеть? – Лена послушно закрыла полотенцем нос, хотя Дильбар и не думала слушаться брата.

– Я скажу, когда можно будет убрать.

– Бесполезно. Этот яд теперь везде, – вздохнул старик. – Всё им уже пропитано: и фрукты, и овощи, и земля, и вода, – он спокойно продолжил пить чай, время от времени подслащивая это питьё мёдом.

Лена и Дильбар, сидевшие рядом и до этого весьма активно поедавшие виноград, после слов деда почти одновременно одёрнули свои руки от светло-зелёных вытянутых ягод «дамских пальчиков».

– Может, его ещё раз помыть? – неуверенно предложила Лена, глядя на виноград.

– Вода тоже отравлена. Раньше такого безобразия не было, – дедушка вновь тяжело вздохнул. – Повсюду были фруктовые сады, овощные бахчи, а сейчас… одни хлопковые поля, куда ни глянь. Я слышал, что школьники, студенты из-за этого до зимы вообще не учатся. Хлопок собирают.

– Да, дедушка, это так. Почти с первого сентября и до середины декабря, – Дильбар пожаловалась деду.

– Ай, ай, как плохо. Откуда у школьников знания будут? Старшеклассников тоже гоняют?

– Даже беременных не жалеют, а ты говоришь – старшеклассников, – вступила в разговор мама Дильбар, возившаяся во дворе с постиранным бельём.

Лена промолчала. Школьники русских школ тоже собирали хлопок, но, конечно, не так долго: от силы месяц. Тётя Зульфия, глядя на только что развешанное бельё, которое, словно флаги, развевалось на ветру, что-то по-узбекски стала говорить отцу. Минуты две длился их разговор, а потом она ушла, и вслед за ней, попрощавшись, ушёл и дедушка. У него была привычка рано ложиться спать, но зато и вставал он рано.

После ухода матери Дильбар на ухо поведала Лене, о чём разговаривали взрослые.

– Мать жаловалась. Говорила, что из-за химии с воздуха она рожать и перестала.

– Ты же родилась.

– Узбекские мужчины любят много детей, а у ней только я…. Наверное, поэтому нас отец и бросил… Жалко маму.

– Ужас какой.

– Чего-ужас-то?

– Что обязательно много детей надо.

– Всё, Лена, можешь убирать полотенце.

Девушка до сих пор послушно прикрывала нос и рот полотенцем, но после слов Алишера убрала его на край маленького стола, который стоял тут же – на топчане.

Алишер, закрыв капот и вытирая тряпкой руки, подошёл к топчану. – Так о чём вы тут шептались?

– О тебе говорили, – Дильбар хитро улыбнулась.

– Да? И что же?

– Ленке не нравится, что узбекским мужчинам нужно много детей. Говорит, ни за что за узбека замуж не выйду.

Щёки Лены вспыхнули огнём, словно бочка бензина.

– Не говорила я так, – не глядя на Алишера, зашипела Лена на Дильбар.

– Говорила, говорила, – та дразнила подругу, посматривая то на неё, то на брата.

Вконец смутившись, Лена решительно встала и направилась к маленькой лестнице, чтобы спуститься вниз. Алишер подал ей руку, его глаза устремлены на неё, и в них столько теплоты и нежности. Лена протянула ладошку в ответ, и Алишер тотчас крепко сжал её.

Имея опору, она легко спустилась вниз. Уже на земле Алишер, всё так же, не сводя с неё глаз, на несколько мгновений задержал её руку в своей руке, но она, опасаясь, чего–то или просто от смущения, – быстро выдернула ладонь.

– Мне пора.

Мельком взглянула на Алишера и слегка улыбнулась ему в знак благодарности, но потом развернулась и быстрым шагом пошла прочь со двора. Лена жила недалеко от них и всегда уходила до наступления сумерек, потому провожать её было не принято, хотя Алишеру всегда хотелось это сделать.

Пройдя несколько метров, она остановилась, вспомнив кое-что, и обернулась. Дильбар и Алишер стояли на месте и смотрели ей вслед. От радостной мысли, что он не ушёл, а провожает её, пусть и взглядом, сердце обдало жаром, и оно забилось в бешеном ритме.

– Я завтра уезжаю в Москву – к бабушке. У нас самолёт в девять утра. Обратно прилечу тридцать первого ночью.

Лена увидела, что Алишер после этих слов направился к ней, и, вновь испугавшись чего-то, крикнув напоследок: «До свидания!» – развернулась и побежала.

– Пока, – ей вслед ответила Дильбар. – Наверное, обиделась на меня, – чуть позже добавила она, заходя домой.

Алишер действительно пошёл за Леной. Она убегала, а он шёл, пока девушка не скрылась за калиткой своего дома, а потом повернул в другую сторону и пошёл к морю.

Разгорячённое солнце после долгого дня уходило на покой. Разлившись огненной лавой на всю ширину линии горизонта, оно попутно окрасило и небо в жёлто-оранжевый цвет, а само, превратившись в святящийся белый шар, в прощальном поцелуе тянуло свои лучи к людям. Алишер сидел на берегу и смотрел на закат. Каждый день видеть Лену стало для него потребностью. Имея квартиру в Ташкенте и работая там же, только ради неё он каждый день наматывал лишние километры на своём стареньком «Жигулёнке». И сегодняшние её слова – об отъезде, что означали разлуку, – сильной болью отозвались в его сердце. Он сидел и смотрел вдаль, а сердце без слёз плакало от боли. ….

К шести часам плов был готов. Дильбар и её мама, сидя на топчане за столиком, ожидали, когда дед поставит на стол большой лаган (широкое блюдо, по-узбекски) с горкой вкусно пахнущего плова, окружённого со всех сторон кусками мяса и головками вареного чеснока. Дедушка готовил плов профессионально: с горохом, со специями. В большой миске томился салат из помидор с луком. Наконец, приготовления закончились, и все присутствующие стали накладывать плов с общего блюда, – каждый в свою тарелку. Плова всегда готовилось больше необходимого. Так было заведено в узбекских семьях. Без приглашения мог зайти любой человек, и именно в расчёте на гостя готовили больше.

– Здравствуйте, – Лена вошла во двор и подошла к топчану, где ужинала семья.

Дильбар первая соскочила со своего места и, спустившись вниз, обняла подругу. Они не виделись почти месяц. Лена гостила у бабушки.

– Ленка, ты ещё выше стала, и красивее, – Дильбар крутила и рассматривала гостью.

Лена, действительно, подросла и заметно повзрослела. То мужское внимание, которым она была окружена в Подмосковье – со стороны Сергея, молодого соседа бабушки, влюбившегося в неё с первого взгляда, – окончательно разбудило в ней уже начавшее пробуждаться женское начало, и девушка начала превращаться из бутона розы в сам цветок.

– Леночка, поднимайся, доченька, плов сегодня у дедушки получился очень вкусным, – тётя Зульфия пригласила её к столу.

– Поднимайся, внученька, а то я обижусь, – дедушка присоединился к приглашению. Он полулежал на топчане, попивая после плова зелёный чай.

– Сейчас, подождите, я подарки вам привезла, – Лена поставила пакет, с которым пришла, на землю возле стола и, раскрыв его, стала доставать подарки. Заинтригованная, первая спустилась с топчана мама Дильбар, а за ней и дедушка. Ему она привезла банку горного мёда, тёте Зульфии – отрез на платье, Дильбар – сумку. Дедушка тут же, за столом, усевшись на табурет, начал пить чай со свежим мёдом, расхваливая его вкус. Тётя Зульфия была занята материалом, расцветка которого ей очень понравилась: это был её любимый цвет.

– А это кому? – Дильбар первая заметила ручку в подарочном футляре.

– Можешь не говорить, знаю кому. Но его нет. Он перестал к нам приезжать. Как ты уехала, ни разу не появлялся, – Дильбар нравилось дразнить подругу, глаза которой после этих слов заметно погрустнели.

– Приедет, доченька. Приедет. Работы, наверное, много, – мама Дильбар нежно обняла Лену.

– Ленка, это твои фотки? – Дильбар достала со дна пакета стопку фотографий, перетянутых резинкой, и тут же, растеребив её, стала рассматривать фото, по одному, передавая их матери. Дед был без очков, потому ему не показывали.

На многих фотографиях Лена была в компании молодого, красивого и высокого парня. То они, смеясь, брызгали друг друга водой из шланга, то парень бегал за ней, пытаясь поймать, а когда догонял, то кружил. Там, где они были вместе, всегда царили смех и счастье.

– Кто вас снимал? – с какой-то тревогой спросила тётя Зульфия.

– Папа, – Лена была сама доверчивость.

Она общалась с Сергеем просто как с другом, чего нельзя было сказать о парне. Влюблённый его взгляд на Лену мог не заметить разве что слепой. Занятые просмотром, они не заметили, как Алишер вошёл через калитку и, открыв ворота, уже въезжал во двор.

Ахнув, тётя Зульфия положила фотографии на стол и бросилась встречать племянника, не успев предупредить Лену, чтобы та не показывала ему фотографии. И Дильбар, и дедушка тоже пошли навстречу Алишеру, который, как и Лена, отсутствовал месяц. Одна Лена осталась стоять на месте возле стола. Ей очень хотелось побежать со всеми, её глаза светились счастьем и неотрывно смотрели на Алишера, но сделать хоть шаг навстречу ему – стеснялась.

Он тоже, выйдя из машины, смотрел только на неё, лишь на секунды отвлекаясь, чтобы поздороваться с близкими. Алишер делал это машинально, не осознавая их присутствия. Глаза и душа его были устремлены к Лене. Только сердцу было известно, как тяжело ему дался месяц разлуки с ней. Всё это время он почти не ел и мало спал. Все его мысли были о Лене. Он изнурял себя работой, чтобы, основательно вымотавшись, провалиться в сон и хоть немного дать сердцу отдохнуть. Работа была его спасением.