Алиса Селезнёва
Душа
Глава четырнадцатая
Несколько лет назад, в классе восьмом или девятом, в случайно найденной книге по эзотерике мне посчастливилось прочитать о том, что судьба человека напрямую зависит от даты и часа его рождения, а если быть точным, от конфигурации планет Солнечной системы в момент его первого крика. «Все события взаимосвязаны, – гласила книга. – Ничего на свете не происходит просто так: Вселенная постоянно оставляет людям какие-то знаки и предзнаменования. Даже падение ручки со стола имеет какое-то значение. Будьте внимательны и помните: обвал в горах начинается с падения маленького камешка…»
Я всегда верила в гороскопы. С замиранием сердца слушала радио по утрам и с особой тщательностью изучала рубрику «Парад планет». Ромка родился восьмого ноября. Типичный скорпион. Упрямый, решительный, самоуверенный. А я Рыбы. Да, знаю: астрологи их не очень-то жалуют. Рыбы безвольные, трусливые, постоянно живут в мире грёз и вечно страдают от каких-нибудь зависимостей, в особенности те, кому посчастливилось появиться на свет в конце февраля. Однако во всём этом было одно приятное обстоятельство. Согласно заверениям тех же астрологов: Рыбы и Скорпионы чуть ли не самый идеальный союз среди всех зодиакальных знаков. Противоположности, как известно, притягиваются, и рациональный до прагматизма Скорпион становится надёжной опорой для чересчур иррациональной Рыбы. В общем, я и тут когда-то углядела весьма жирный намёк Вселенной. Мы с Ромкой были созданы друг для друга.
Дурацкая мысль пожениться и жить долго и счастливо настигла нас ещё во время выпускного. Я никогда не забуду, как он сказал тогда, глядя на предрассветное солнце:
– Мы ведь всегда будем вместе, правда?
Мои губы растянулись в улыбке, а щека прижалась к его плечу.
– Конечно, правда. Ты от меня уже никуда не денешься.
Жаль только, у Вселенной на Ромку вскоре оказались другие планы, в которые я по каким-то причинам не вписывалась…
***
Заметив Савву рядом с Ромкой, я почувствовала озноб. Кожу словно иголками закололо. Мне не раз приходилось видеть, как этот мальчик издевался над «Демидычем», мучил собак, портил светофоры на пешеходных переходах, а теперь вот взялся за моего мужа…
– Отойди от него, – закричала я и не узнала собственный голос. – Отойди немедленно! Иначе я за себя не ручаюсь
Савва усмехнулся и сузил глаза до узких щёлочек. Ромка упорно шёл вперёд, пересекая узкий деревянный мостик через рельсы. Наверное, собирался выйти к третьему пути. Нестеров, как бравый солдат, вышагивал рядом. Я бросилась следом, пытаясь хоть как-то преградить ему дорогу.
– Наташа! – Шум ветра донёс до правого уха рассерженный голос «Демидыча». – Остановись!
Я не послушалась и едва не врезалась в товарняк. Темно-коричневый, тяжёлый, гружённый известняком и чем-то ещё, похожим на мелкий гравий. В детстве мне нравилось считать вагоны товарняков, спешащих по рельсам в неизвестном направлении. Сто тридцать, иногда сто пятьдесят. Сегодняшний содержал в себе сто сорок два, и когда самый последний простучал мимо, я заметила Ромку. Саввы рядом уже не было, только тётя Глаша, которая тяжело дыша, спускалась по ступенькам электрички, остановившейся на третьем пути. Наверное, папа не смог её встретить и попросил прийти на станцию Ромку.
– Что это за мальчик? – спросила Альбина, как только я вернулась к ней и «Демидычу». – Вы оба его не слишком-то любите.
Тётя Глаша хрипела и одной рукой опиралась на Ромку, а другой – на металлическую трость. Вид у неё был как у средневекового рыцаря, прошедшего несколько войн и потерявшего не одну конечность.
– Кости ломит – спасу нет, – причитала она, держась за Ромкин локоть. – Терпеть не могу осень. Никакого прогноза погоды не надо. Завтра такой ливень будет – закачаетесь.
– Так что это за мальчик? – снова задала свой вопрос Альбина и нетерпеливо прищёлкнула языком. Мне пришлось сфокусировать взгляд на её переносице.
– Очень сильный призрак. Может двигать предметы и поднимать их в воздух.
– И вызывать галлюцинации, – сквозь зубы процедил «Демидыч».
Альбина потёрла щёку и слегка сузила глаза. Не до такой степени, как Савва, но меня всё равно передёрнуло.
– Лопоухий и рыжий, – нараспев произнесла она, однако мысль развивать дальше не стала. – Сколько ему? Десять?
– Двенадцать, – отозвалась я, понимая, куда она клонит.
– И давно ему двенадцать?
– Года четыре, но, как видишь, он использовал их с умом. Многому научился.
Альбина кивнула. «Демидыч» посмотрел на небо. По его куртке расползалось несколько маленьких мокрых пятен.
– Мне нужно найти Савву. Я боюсь, он что-нибудь сотворит с Ромкой. Ты можешь пока забрать Альбину к себе?
– Будто выбор есть? – «Демидыч» кашлянул и показал рукой в сторону выхода. – Идём, покажу свои хоромы.
– Это твой муж? Почему этот мальчик преследует его. Твой Ромка что-то сделал ему?
Альбина упёрла руки в бока и встала напротив меня. В её взгляде плескалось плохо скрываемое недоверие.
– Я приду вечером и всё объясню. Пожалуйста, ступай за «Дем…», за Антоном. Мы очень скоро познакомим тебя с сыном.
У меня не было ни сил, ни желания объясняться с ней. Я боялась. Боялась за папу, Ромку и тётю Глашу. Савва теперь знает, что я дружу с «Демидычем». Знает, что я общаюсь с его злейшим врагом, и наверняка захочет отомстить. Ромка и папа не видят призраков, значит, с их сознанием играть не получится, но он может что-то сбросить им на голову. Поднять кровать. Уронить шкаф с книгами. В панике я прижала пальцы к губам и на секунду даже почувствовала их холод. Озноб в теле усилился. Ноги брели вперёд, и я неистово просила Бога защитить моих родных:
«Только не сейчас, только не сейчас… Пожалуйста, Господи, пожалуйста…»
На братьев Райт Саввы, естественно, не оказалось. Я судорожно перебирала в голове возможные варианты его пребывания и не находила ничего дельного. Приют? Дом «Демидыча»? Кладбище? Полицейский участок. Нет… На всякий случай я даже заглянула в детское кафе-мороженое на углу и сходила на теплотрассу, где обитала стая бездомных собак, которые бросились врассыпную, едва почуяли меня, но Саввы не было и там…
Опустив плечи, я поплелась домой. Неизвестность тяготила и выбивала из меня обычной колеи. Я должна была срочно что-то придумать, но не знала что. Не знала, пока не заметила Савву, сидящего на скамейке возле многоэтажки, где располагалась наша с Ромкой квартира.
– Что ты тут делаешь? – Я сама не заметила, как подлетела к нему, с трудом сдерживая злость, рвущуюся наружу. – Зачем следишь за моим мужем?
Савва закинул ногу на ногу. Правый уголок его губ насмешливо пополз вверх.
«Буратино недоделанный», – прикрыв глаза, подумала я и мысленно сосчитала до десяти.
– Я тебя три дня искал, – усмехнувшись, ответил он, нарочно произнося букву «р» на французский манер. – Хотел поделиться важной информацией. Но ты куда-то делась, вот я и решил последить за твоим парнем. Думал: найду ваш дом и тебя за одним. И нашёл. Только не дом, а рыжего бородача рядом с тобой. Прилизанного. Поправившегося. И кто это ему так помог, не знаешь?
Я не стала отвечать. Оправдываться и врать не хотелось. Савва зарычал, как собака, и обошёл меня вкруговую. На последних сантиметрах его недоулыбка превратилась в звериный оскал. Прямо за моей спиной громко засигналила чья-то машина.
– Хватит! – прикрикнула на него я, зажав уши руками.
– А если нет, то что! В угол поставишь? Я тебе верил, а ты с ним снюхалась. Ну, конечно, он ведь видит призраков. Ты ничуть не лучше остальных. Только о себе думаешь! Предательница!
Сбоку «завизжала» ещё одна машина, а в одной из квартир на первом этаже задрожали окна. «Господи, – взмолилась я, – сделай так, чтобы он дальше третьего не добрался».
– Ты такая же, – прорычал Савва. – Ничуть не лучше моей матери и всех воспитательниц.
– Антон может помогать таким, как мы. Все события взаимосвязаны. И его дар… На свете будет меньше неприкаянных душ. Он будет говорить с их родственниками, так больше призраков уви…
И тут Савва исчез, просто в воздухе растворился и всё. Я даже договорить не успела. Секунду назад был здесь, а потом вдруг раз, и не стало. Может, спрятался, а может, переместился куда. Ушёл и оставил мне пустую скамейку да напутствие для совести, в виде существительного – предательница. На душе стало гадко – даже под горячий душ захотелось, хотя я и чувствовала, что по отношению к «Демидычу» поступила правильно. Не вмешайся я тогда, и было бы одним приведением больше.
Итак, Савва искал меня, чтобы передать какую-то важную информацию. Руку на отсечение дам, что она касалась «Демидыча» и его дара. Он знал, как я хочу найти человека, способного видеть призраков, чтобы передать родным весточку. Знал, а потому решил помочь? Рассказать о способностях злейшего врага. Верится в это, честно говоря, с трудом. Савва никогда на доброго самаритянина не смахивал. Выходит, тоже хотел заключить сделку. Только вот какую? Убить «Демидыча» сообща?
«Брр, – я поморщилась, прикрыла глаза и прислонилась к скамейке. – Только вот теперь он знает, что я по другую сторону баррикад, и знает, где я живу. Точнее, где живёт Ромка. И желая отомстить мне, наверняка захочет «поиграть» с ним… Придётся действовать быстро. Надо что-то решать с Альбиной. Лишь бы она не поощряла эту самую месть, желая сблизиться с ним. А то…»
А дальше пошли такие чёрные мысли, что мне захотелось схватиться за голову. «Вот ведь помощница», – злилась я, стуча кулаками по скамейке. По дереву побежала едва заметная, но трещина, которая приятно согрела сердце. Значит, моя сила тоже набирала обороты, и я могла хоть как-то противостоять Савве.
Жаль, воодушевления от проделанной работы хватило ненадолго. Нужно было возвращаться домой и поскорее. Савва мог заявиться в квартиру в любой момент, а там и без него хватало своих проблем…
Три дня сильно изменили меня: я почти отвыкла от постоянно включённого ноутбука и сообщений от желающих помочь мне и засадить Тимура в тюрьму. В календаре на стенке стало на три крестика больше. Дата суда приближалась. Ромка ждал её: я чувствовала это по его тяжёлому взгляду, гипнотизирующему незачёркнутые дни. Зажмурившись, я попыталась включить телевизор. Представила, как нажимаю на кнопку пульта и прибавляю звук. Не вышло. Тишина убивала. Ромка подошёл к ноутбуку и щёлкнул на иконку «Вконтакте». Я отвернулась к окну. На подоконнике стояли совершенно засохшие хризантемы.
– Зато мы всегда будем вместе, – прошептала я, заставив себя оглянуться и просмотреть комментарии, которые так неистово пожирал глазами мой муж.
***
– Вот как-то так, – развёл руками «Демидыч», теребя бороду и выдёргивая из неё волоски подобно Хоттабычу. Альбина смотрела на него с жалостью. Видимо, думала о том же, о чём и я: загадывай, не загадывай, а желания призраков всё равно не исполнятся. Реки вспять не текут.
– Понятно, – как-то слишком спокойно сказала она и подошла к окну, тому самому, что я разбила почти три недели назад. Хорошо, хоть «Демидыч» всё починил. Старое одеяло лежало в углу, а занавески мирно висели вдоль рамы. – Теперь всё ясно.
Оптимизм Альбины я не разделяла, но возражать в открытую смысла не видела. «Демидыч», скорее всего, придерживался похожей точки зрения, и, чтобы спрятать несогласие, снова начал теребить ни в чём неповинную бороду.
Он рассказал Альбине всё. Всё, что знал. Про аварию, пожар, психиатрическую больницу и про «умения» Саввы, из-за которых он провёл несколько суток в изоляторе временного содержания. Альбина в такие моменты только кивала да иногда вставляла односложные: «Ага» или «Понимаю».
Никто так и не сказал ей, что Савва и есть её сын. Но, похоже, это уже и не требовалось. Альбина сама догадалась, что к чему, анализируя наши с «Демидычем» перешёптывания и виноватые взгляды.
– Значит, он любит смотреть на аварии? – она чуть приподняла брови, обращаясь скорее к занавескам, чем ко мне.
– Любит.
– Тогда отведите меня на эту улицу. Я подожду его там. Уж что-что, а ждать я умею.
***
– Думаешь, у неё выйдет? – спросил «Демидыч», в десятый раз за последние три минуты оглядываясь на Альбину. Она сидела у столба с фотографией Саввы. Как обычно обняв руками колени и прижавшись спиной к опоре. Хорошо, хоть не пела и пальцами не щёлкала.
– Понятия не имею, – честно сказала я, – но ей достанется. Он не любит, когда кто-то из призраков ходит на его территорию. Он считает себя королём, а улицу Братьев Райт до перехода, возле которого меня сбили, своими владениями. Она новичок, и…
– Вряд ли она бросится к нему с объятиями и криками: «Я твоя мать…»
– Вряд ли…
– Думаешь, он сейчас возьмётся за твоих? В отместку?
– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Савва странный, но, может, Альбине удастся держать его подальше от нас. Он многое умеет, а она хочет учиться всяким таким штукам. Это может ему польстить. Савва ведь всего лишь самодовольный ребёнок, который мечтает о пьедестале и куче поклонников. Но я не могу обещать, что он снова не появится в твоём доме и не начнёт тебя мучить…
– Знаю… – «Демидыч» остановился и, преградив мне дорогу, впервые с момента нашего знакомства широко и по-доброму улыбнулся. – Даже жалко расставаться с тобой.
Тяжело вздохнув, я посмотрела на его руки. Абсолютно пустые руки.
– Ну и где телефон? Опять забыл… Идёшь и разговариваешь сам с собой.
Он пожал плечами и почесал нос. Чувство вины в нём мои слова явно не вызвали.
– Когда суд?
– Не спрашивай, – на этот раз на Альбину посмотрела я. Она сидела на том же месте и внимательно следила за дорогой.
– И всё же.
– Первого ноября.
– Значит, чуть больше недели осталось.
– Ага. – Выдохнула я и опустила взгляд на свои ноги. У меня язык не поворачивался попросить его выполнить свою часть сделки.
– Послезавтра приходи. Подумаем, как быть.
Я кивнула, но послезавтра «Демидыч» пришёл ко мне сам…
***
Всё началось с папы. В дверь позвонили спозаранку. Он стоял на пороге нашей квартиры в половине девятого или около того. Видимо, проводил тётю Глашу на поезд и решил зайти к зятю. Если Ромка и удивился, то виду не подал. Налил ему чай и сделал два бутерброда, один из которых умял сам.
– Тебе на учёбу не надо?
– К третьей паре.
– Это хорошо. – Папа потёр подбородок и выпил полкружки залпом. – Спасибо, что встретил Глафиру.
– Вы уже благодарили.
– Ещё раз не помешает. – Папа встал и, подойдя к раковине, сполоснул кружку. – Я не приду на ноябрьское заседание.
– Почему?
– Не хочу.
– Жаль. – Ромка тоже встал и вплотную приблизился к папе. – Подписчики собираются весь день стоять с плакатами и её фотографиями возле зала суда. Жаль, что родной отец…
– Я тебе уже говорил, – в голосе папы зазвенела сталь, – что не поддерживаю то, что вы развели с Костей. Не по-людски это.
– А что по-людски? – Глаза у Ромки вспыхнули, на шее заходили желваки. – То, что она в могиле лежит, а он спокойненько в университет с водителем ездит.
– Если ты его засадишь, она не воскреснет.
– Зато я буду знать, что одним уродом на свободе будет меньше.
Папа попятился назад и с силой потёр левую половину груди. Перед глазами замелькала вчерашняя сцена на проспекте Декабристов: он и тётя Глаша, заваривающая чай на травах со словами: «Не бережёшь ты себя, Коля! Нисколько не бережёшь. Тебе бы в санаторий…»
Да, права тётя Глаша. В санаторий, а не в суд…
– Ладно, Николай Андреевич. – Ромка нарочито спрятал руки за спину, когда папа протянул ему правую ладонь. – Защищайте, кого хотите.
– Он не виноват.
– А по моей версии виноват. Виноват, потому что за руль без прав сел, потому что двести километров в час гнал, потому что на светофоре не остановился. Я никогда не забуду, как её на «скорой» в морг вёз. А Вы?
– Ты даже понять не хочешь…
– Да куда уж мне. – Ромка усмехнулся и стал чем-то похожим на Савву.
Папа открыл кран, плеснул в стакан воды и снова залпом выпил его, а затем тяжело опустился на стул.
– Наташа…
Новый звонок в дверь не позволил ему закончить. Ромка выругался и пошёл открывать. Даже в глазок смотреть не стал. Наверное, ждал Костю.
Только на лестничной клетке стоял не Костя, а «Демидыч». Красный как рак, взъерошенный и с открытой газетой в руках. С той самой газетой.
– Я ничего покупать не буду, – Ромка попытался захлопнуть дверь, но «Демидыч» вовремя вставил ногу в проём.
– Я и не продаю ничего. О твоей жене поговорить пришёл.
Глава пятнадцатая
«Демидыч» волновался, волновался до такой степени, что его пальцы дрожали, а на лбу выступило несколько капель пота, которые он поспешно вытер тыльной стороной ладони. Ромка напрягся, но назад всё-таки отступил. Папа поднялся со стула и, по-прежнему держась за левую половину груди, проковылял в прихожую. Секундная стрелка успела описать два полных круга, но «Демидыч» так и не сошёл с коврика на лестничной клетке.
– Антон Демидов, – озираясь по сторонам, представился он и, убрав газету в карман, неловко развернул перед Ромкой паспорт, после чего наконец переступил порог квартиры. – Я ничего не продаю…
– Это я уже понял, – сразу перешёл к делу Ромка. – Что тебе известно о моей жене? Видел, как её машина сбила?
– Не видел.
– Тогда что рассказать хочешь? И где адрес мой взял?
– Наташа дала. – «Демидыч» почесал затылок и расстегнул куртку, всем видом показывая, насколько ему жарко. – Когда уезжала в Ч***, просила приглядеть за тобой и Николаем Андреевичем.
– Когда это она уезжала в Ч***? Не было такого.
– Несколько дней назад.
Правый уголок губ Ромки потянулся вверх, но замер на полпути. Он словно хотел, но раздумал смеяться. Глаза резко стали злыми, а рот превратился в тонкую едва заметную линию.
– Поиздеваться пришёл? Проваливай!
– Вы не поняли. – «Демидыч» увернулся от Ромкиной руки и шагнул по направлению к папе. – Я… Я вижу призраков и могу говорить с ними. Она сейчас здесь, с нами. Вон там, у стены, стоит. – Он поднял руку и показал на меня трясущимся, как у заядлого алкоголика, пальцем. – В дурацком белом платье. Она терпеть его не может, потому что оно длинное и… А… слово забыл.
«Демидыч» зажмурился и снова протёр ладонью лоб, свёл брови на переносице, помычал от отчаяния с минуту, но нужного прилагательного так и не подобрал. Ромка посмотрел на него с презрением, папа – с жалостью.
– Нет, правда, она рядом. Низенькая, едва мне до плеча доходит. Волосы светлые, распущенные. Она много чего про вас рассказывала. Про море, например. Ты хотел летом на юг, и она искала квартиры в Лазаревском. Втихомолку, чтобы никто не знал. А ещё её любимая книга. Как же? – «Демидыч» схватился за голову и начал яростно растирать виски, будто это должно было как-то поспособствовать его памяти. – Про ирландку и поместье. Север, юг, негры.
– «Унесённые ветром», – тихо подсказал папа. К жалости в его взгляде добавилось что-то новое. Не то непонимание, не то осуждение.
– Да! – «Демидыч» победоносно поднял вверх палец. – Но нравилась ей другая. Не ирландка. Эмили что ли, – он кашлянул в бороду и в третий раз смахнул пот со лба ладонью, которую поспешно вытер о куртку.
– Мелани, – глядя в потолок, проговорила я.
− Мелани, − скрупулёзно поправился он. – Она учится… училась в педагогическом институте.
Папа снял очки и тщательно протер их носовым платком, предварительно подышав на стёкла.
– Вы плохо подготовились, − сухо подытожил он.
– Да нет же, − «Демидыч» замахал руками и попытался подойти ещё ближе, но папа остановил его покачиванием головы, − я правду говорю. Она здесь. Постоянно с вами. С вами обоими. Стоит сейчас прямо между нами! Вот тут! Да не молчи ты в конце концов и прояви себя хоть как-нибудь, чёрт побери!
«Демидыч» почти с мольбой посмотрел на меня. От его взгляда захотелось залезть в шкаф и больше никогда оттуда не вылазить. Он почему-то решил, что за последние два дня я превратилась в мастера призрачного дела и могу творить всякие чудеса по щелчку пальцев. Только вот я не была этим мастером и не могла подбрасывать вещи вверх по чьей-то указке.
Впрочем, не думайте, что я не пыталась. Честно пыталась, но с таким же успехом можно пытаться сдвинуть айсберг размером с мамонта. Безрезультатно. Сбросить плечики с крючка не получилось. Папина шапка на полке не поднялась ни на миллиметр. Я разочаровала «Демидыча», но и сама разочаровалась в нём. Негодование Ромки быстро перетекло ко мне. Я злилась и злилась сильно. Я не просто так хотела зайти сегодня к «Демидычу». Мы должны были всё обсудить, продумать план, подыскать аргументы и привести доказательства. Мне нужно было подготовиться. Нам обоим нужно было подготовиться, но человек, которого я считала другом, решил всё сам. Без меня. И потратил мой шанс. Вот так запросто одним движением, точнее, разговором.
– Она умеет двигать предметы! Вы не замечали? Может, включался телевизор, или падало что-то с полки? Книга там или статуэтка какая. У меня она разбила окно и повернула вентиль на газовой плите. Если вы принесёте альбом, я покажу…
– Хватит. – Ромка схватил «Демидыча» за плечо и с силой потащил к дверям. – Выметайся и дорогу сюда забудь. Увижу ещё раз, полицию вызову! Понял?
– Она любит считать звёзды. И балетки у кресла называет оберегом. И не хочет, чтобы Тимура посадили. Она простила его и ненавидит группу «Вконтакте» и комментарии, которые ты…
Вы когда-нибудь видели корриду? Если нет, то наверняка слышали или читали о ней. Коррида обычно проходит на улице, под открытым небом. Зрелище весьма интересное: круглая арена, толпа возбуждённых людей, крики женщин, матадор в самом центре событий и… конечно же, бык. Бык, которого колют штыком и дразнят красной тряпкой. А теперь представьте, что этот бык – мой муж, а красная тряпка – малейшее упоминание о Тимуре. Представили? Тогда вы точно поймёте, как Ромка вцепился в «Демидыча» и как вытолкал того за дверь. Папа с трудом вернул Ромку в квартиру, а «Демидыч» с ещё большим трудом удержался на ступеньках лестницы.
Закрывая за собой дверь, мой муж ругался матом. Ругался долго и громко, сыпал угрозами и оскорблениями, пугал «Демидыча» полицией и чем-то ещё. Я не слушала, по-альбиньи зажала уши руками и сползла на пол по стенке. Кто-то из соседей выглянул на площадку и пожаловался на шум в подъезде. Ромка, не сдерживаясь, послал этого кого-то куда подальше. Запер дверь он только минут через пять или семь и только потом развернулся к папе. Злой, с красным лицом и бегающими, как у бешеной собаки, глазами.
– Вы видели? – прорычал он, заходя на кухню – Эти подонки подослали к нам «ясновидящего». Наташка не хочет, чтобы Тимура посадили, – Ромка опять попытался засмеяться и снова не смог: губы никак не хотели складываться в улыбку, словно та заржавела и вышла из строя. – Теперь Вы понимаете, что этот человек ничем не побрезгует?
Папа потёр подбородок и посмотрел в угол, где сидела я.
– Про книгу, конечно, он мог узнать у ваших одноклассников или учителей. Адрес при желании тоже мог найти у знакомых, но балетки и звёзды − это странно. Кому она рассказывала об этом?
– Вы что, поверили ему? Поверили в эту лажу?
Папа покачал головой. Нет, конечно, он не поверил. Смущение и смятение в его глазах появились явно из-за чего-то другого. Папа всегда был рационален до мозга костей. Пионер, октябрёнок, истинный коммунист. Он не мог поверить, потому что никогда не верил в такое. Тётя Глаша часто раскидывала на него карты, но папа и слушать не хотел. «Суеверия, одни сплошные суеверия», – восклицал он и уходил во двор рубить дрова. Но сейчас что-то в словах «Демидыча» задело его за живое и заставило, если не засомневаться, то хотя бы задуматься. Неужели балетки и звезды?
«Скорее, отцовская любовь», – пискливо подсказал внутренний голос.
– Я выясню, что это за человек, – спокойно сказал папа, натягивая куртку. – Возможно, он душевно больной и с Алишеровыми никак не связан.
Ромка закатил глаза и, снова не подав папе руку, со злостью захлопнул дверь и на полную громкость включил телевизор. Кое-как справившись с нахлынувшими эмоциями, я заставила себя встать и подойти к окну. Папа, ссутулившись, торопливо шагал к остановке. «Демидыч» курил возле магазина и поглядывал на окна нашей квартиры. Наверное, меня поджидал. Я не стала спускаться. Не захотела. Просто прижалась спиной к подоконнику и долго-долго любовалась балетками.
Костя пришёл только вечером. Принёс пиво с чипсами и диск с записью какого-то важного матча по футболу. Ромка рассказал ему про папу и про непонятного гостя, называющего себя медиумом. Костя усмехнулся и, плеснув пивом на и без того давно нечищеный ковёр, выдал громкую и содержательную тираду о том, что «эти козлы совсем охренели». В отношении позиции «Антон Демидов – прихвостень Алишеровых» он полностью поддерживал Ромку. Домой Костя так и не ушёл, до полуночи играл с Ромкой в карты, пил пиво и смотрел телевизор. Вырубился он только к двум, развалившись на старой раскладушке, которую мы хранили в кладовке.
– Может, в клуб сходим вечером? – спросил он утром, тщательно причёсываясь у зеркала. – Или в кафе посидим? Я тут переписываюсь с одной филологиней. Хотели пересечься сегодня-завтра.
– Хотели, так пересекайтесь. Мне какое дело?
– Могу попросить её подружку с собой взять. Вчетвером веселее.
– Попроси, конечно, и иди сразу с двумя. Чего теряться?
– Просто не сто же лет тебе тут сидеть, – продолжил Костя слегка обиженным тоном. Ромкину иронию он явно не оценил и отпускать закинутую удочку не собирался, – я хоть и зову тебя стариком иногда, но мы ведь оба знаем, что это не так. Скоро пройдёт суд, и ты увидишь, как много по улицам шастает симпатичных девчонок.
– Пошли. – Ромка угрюмо нахлобучил на уши шапку и зашнуровал ботинки. – Не сейчас, ладно?
Когда дверь наконец захлопнулась, меня окутало странное забытьё. Казалось, что я снова стала маленькой девочкой, которая сидит на коленях у папы и отвечает только за содержимое своего портфеля.
***
Я пришла к «Демидычу» только через два дня, всё такая же злая, расстроенная и обиженная. Всю дорогу до его дома я старательно подбирала слова, чтобы потом, при встрече, не поддаться эмоциям и не наговорить гадостей. Однако в квартире его не оказалось. Вернулся он поздно ночью и, видимо, с порога почувствовал моё присутствие. Долго возился в прихожей, шаркал ногами и вешал куртку. Верхний свет включать не стал, только ручной фонарик, который зачем-то направил мне прямо в лицо.
– Я ждал тебя раньше, – сказал он, швыркая носом, как от сильного насморка.
– А я вообще не ждала тебя позавчера.
Мой голос прозвучал зло. Обида так и рвалась наружу. Я вдруг поймала себя на мысли о том, что хочу запустить в «Демидыча» чем-нибудь тяжёлым или, на худой конец, расцарапать ему лицо ногтями. Пытаясь хоть как-то справиться с эмоциями, я обошла комнату по периметру, но облегчения не почувствовала. Яркий свет глаза не резал – жмуриться не приходилось. Мне удалось хорошенько разглядеть квартиру, которая опять пришла в запустение. Недавно наведённым порядком теперь и не пахло. Повсюду валялись мусор, недоеденная еда и скомканная одежда. Сам «Демидыч» выглядел ещё хуже. Под правым глазом у него расплывался свежий фиолетовый синяк, левая рука была обмотана какой-то тряпкой, а на рубашке не хватало четырёх пуговиц.
– Ты должен был посоветоваться со мной! – сказала я. – Мы договаривались. Мы должны были разработать план, продумать вопросы и ответы. А ты решил всё без меня. Пришёл, как дурак, и всё испортил. У нас был один-единственный шанс. Теперь Ромка думает, что тебя подослал отец Тимура, чтобы разжалобить его. Ты понимаешь? Понимаешь, что наделал?!
Мой голос сорвался на крик, и стекло в раме задребезжало. Усилием воли я заставила себя замолчать и зажала рот ладонью. Сейчас, в эту минуту, я не просто злилась, я ненавидела «Демидыча» всем сердцем и всеми остатками тела, которое ещё не дожрали черви.
– Ну скажи хоть что-нибудь!
– Если я скажу, что хотел, как лучше, тебе полегчает?
− Нет!
− Жаль… А я даже сто граммов для храбрости выпил. Решил: сейчас или никогда.
– Ты должен был дождаться меня! – Я подняла палец и направила им в «Демидыча» точно так же, как делал он два дня назад. – У нас был договор.
– И я его выполнил! А ты могла бы проявить больше усердия и помочь мне не только с именем героини. Не стоять и не хныкать у стенки, как пятилетний ребёнок, а поднять что-нибудь в воздух. Закричать, выломать стекло, хлопнуть дверью или придумать что-то другое, доступное призракам. Как-то проявить себя и подтвердить мои слова, но ты предпочла стоять в сторонке и надувать с досады губы.
– Лучше бы ты вообще не выполнял свою часть договора.
– Ты права. – «Демидыч» коснулся лиловой отметины под глазом и начал разбинтовывать руку. – Лучше бы не выполнял. Сейчас был бы целее.
От злости я не заметила, как оказалась на улице. Мне впервые не было жаль своего «друга». Сам виноват. Кто его опять избил и почему, мне без разницы! Если бы он со мной посоветовался, сейчас бы всё было по-другому…
– Эй, подожди! – чей-то низкий голос заставил меня оглянуться. От клокочущего внутри негодования, я дезориентировалась в пространстве, а потому не сразу поняла, откуда этот голос доносится. Тогда меня окликнули ещё раз: – Да подожди же, Наташа!
Вглядевшись, я узнала Альбину. За те пять дней, что мы не встречались, она сильно изменилась, стала старше и серьёзнее, расправила плечи, приосанилась и заметно повеселела. Видимо, уход от матери пошёл ей на пользу.
– Что-то случилось? – спросила она, касаясь моего плеча. – Папа или муж?
− Всё сразу, − простонала я, − сил бороться больше нет. Всё, что я так долго делала и к чему стремилась, разлетелось в один миг, как карточный домик.
Я рассказала Альбине всё и утаила одну-единственную деталь, её, точнее, причину, по которой она оказалась здесь. Мне по-прежнему хотелось, чтобы Альбина думала, будто я помогала Савве, а не себе.
– Ты считаешь, что Антон поступил плохо? – произнесла она нараспев и коснулась своих длинных волос.
– А ты считаешь, нет?
– Ну, это как посмотреть? С разных сторон одни и те же вещи кажутся разными.
Я закатила глаза и хмыкнула, с трудом сдерживая иронию. Высокопарные слова о субъективности взглядов от девушки, родившей ребёнка в четырнадцать лет, имели для меня не больше значимости, чем кудахтанье курицы.
– А я вот совершенно не хочу передавать весточку этой, даже сейчас, когда знаю правду. Даже, если бы эта верила в потустороннюю жизнь. – Альбина повернула голову вправо и показала на жёлтое здание около автобусной остановки. – У каждого уважающего себя призрака должно быть какое-то занятие. Савва наблюдает за авариями. Ты любишь читать книги в чужих руках и помогаешь другим привидениям, а я теперь принимаю роды.
Альбина произнесла это с таким напыщенно-серьёзным видом, что я едва не рассмеялась. Похоже, мои выводы о её нормальности были поспешными. Петь и качаться она, конечно, перестала, но от фантазий так и не избавилась.