Алиса Гордеева
Лерой. Обещаю забыть
Пролог
Пальцы медленно скользят по бархатистой поверхности бумажного стаканчика с остывшим кофе. Наверно, с кофе… Я так сильно был увлечён наблюдением за ней, что сейчас и не вспомню, что заказал. Да и чёрт с ним, всё равно ничего не хочу! Хотя нет, хочу разбить нос этому смазливому придурку, который так по-свойски сжимает её ладонь. Хочу, и даже очень.
Глупая! Она снова простила его. Сидит рядом, не сводит с него влюблённых глаз, слушая очередные простецкие байки, и смеётся. Неужели не видит фальши?
Рука нервно опускается на кожаную оплётку руля. Чувствую, что устал.
Третья ночь без сна…
Её слова в голове…
И тот дурацкий звонок от него…
Он её не любит. Играет, использует, обманывает, но не любит! Знаю наверняка…
А она верит. Ему, а не мне.
Теперь только так.
Решаюсь сделать глоток. И всё-таки это кофе – крепкий, горький, остывший. Он отвлекает от таких же мыслей, но, чёрт, совсем ненадолго!
Опять смотрю в сторону дальнего столика на открытой веранде. Сколько ещё они собираются сидеть в этом кафе? Сколько? Времени десятый час. Если не привезу девчонку к одиннадцати, её отец спустит с меня три шкуры. Да и ладно! Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза: чертовски неприятно смотреть на чужое счастье, понимая, что своё разрушил сам. В этом я мастер!
– Когда-нибудь кофе тебя погубит, – щебечет она нежным голоском и с улыбкой садится рядом.
– Иди назад! – недовольно бурчу, выполняя распоряжение босса возить девчонку только на заднем сиденье автомобиля.
– Лерой, не ворчи. – Она пристёгивает ремень и с ходу начинает копаться в магнитоле. – Господи, как ты это слушаешь?!
Понимаю, что спорить бессмысленно. Завожу мотор и срываюсь с места, постепенно сливаясь с общим потоком авто на трассе.
– Помирились?– спрашиваю, заведомо зная ответ.
– Ага! – кивает, расплываясь в широченной улыбке. А у меня всё сжимается внутри: она счастлива с ним!
Стараюсь не смотреть в её сторону, но тонкие проворные пальчики то и дело мельтешат в зоне видимости, безжалостно бракуя мой плейлист.
– Потому такая довольная? – не выдерживаю её молчания, словно чувствую, что ей есть чем меня удивить.
– Не только,– наконец остановившись на какой-то барабанящей по ушам композиции, отвечает она, с трудом сдерживая рвущуюся на волю радость.
– Что ещё? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно и пренебрежительно.
– Я замуж выхожу, Лерой!
Резко торможу. Ремень безопасности впивается в кожу, а руки – в руль. Авто, встрепенувшись, резко останавливается на обочине, поднимая за собой огромные клубы пыли.
– Повтори! – смотрю на девчонку и мысленно заклинаю ту свести всё в шутку.
– Что, со слухом проблемы? – ехидно спрашивает она. – Я замуж выхожу! Свадьба через месяц!
Глава 1. Новая семья
Три года назад
Арина
Когда тебе пятнадцать, мир вокруг не имеет оттенков: всё либо чёрное, либо белое; либо в кайф, либо дико раздражает.
Смотрю на отца и с силой сжимаю кулаки, мысленно проклиная этот день и эту дрянь рядом с ним. Очередная блондинистая кукла, позарившаяся на состояние старика и его имя. Пётр Кшинский – вдовец, до этого момента завидный жених и по совместительству мой отец. Сегодня его день. Хотя это он так думает и даже кажется счастливым.
Влюблённый дурак! Как он может упорно не замечать, что ей, как и всем, нужны только его деньги?! Глупец! Неужели не чувствует, что пригревает змею на груди?!
Белое платье. Фата.
Господи, тоже мне, невеста за сорок!
Кольца. Гости. Звон бокалов.
А я до последнего надеюсь, что отец передумает и прозреет, в конце концов.
Но нет, заветное «да» эхом отдаётся в ушах. Вот и всё. У меня новая мама и в довесок старший брат, такой же, как и она, наглый, жадный и недалёкий.
Пара часов в ресторане с натянутой улыбкой, и, наконец, родной дом. Не успевает Родион заглушить двигатель, как я вылетаю из салона на свежий воздух, громко хлопая дверцей безумно дорогого авто.
– Арина Петровна! – доносится мне вслед голос водителя.– Вы оставили.
Оборачиваюсь и вижу, как Родион протягивает мой мобильный.
– Спасибо, Родик, – небрежно бросаю и хлопаю его по плечу в знак благодарности.
– Доброго вечера, Арина Петровна!
Чёрт! Как же меня это бесит! Мне пятнадцать! Всего пятнадцать! Но по требованию отца вся прислуга обращается ко мне по имени и отчеству. Ощущаю себя столетней старухой со сморщенной физиономией, но терплю и улыбаюсь. Это вообще отныне мой девиз по жизни!
– Спокойной ночи, Родик!– отвечаю водителю.
Родик… На его месте я давно бы сделала из себя отбивную за подобное панибратство. Нет, серьёзно, мужику за сорок, а какая-то мелкая пигалица по имени Арина Петровна кличет его, словно дворового щенка.
Когда-нибудь я изменюсь: стану более ответственной, более внимательной и чуткой. Перестану дурить, обижать своими словами окружающих и начну чаще думать головой. Когда-нибудь… А пока мне пятнадцать, и загонять себя в нудные рамки приличия я не собираюсь.
– Сестрёнка… – эхом разносится по огромной гостиной отстойный голос моего теперь уже брата.– Ну что, всё-таки будем жить под одной крышей? А ты не верила! Глупая и недалёкая мелочь!
Смотрю на него, и внутри фейерверками вспыхивает ярость. Боже, как же хочется подбежать к этому кучерявому качку с пустым бесцветным взглядом и расцарапать его смазливое личико, чтоб перестал отсвечивать!,
– О, Кирюша! – делаю удивлённый вид и растягиваю губки в очаровательной улыбке. – Мой папа самый добрый и отзывчивый человек на свете. В который раз убеждаюсь!
– Ты о чём, болезная?
– Ну как же! Кто-то котят бездомных в дом тащит, ну, а папочка с помойки бомжей в дом приводит. Но ты не переживай, Кирюх: мы вас отмоем, немного подкормим и подопнём куда подальше.
По глазам новоиспечённого брата вижу, что слова достигли цели. Отлично! Боевые действия считаю открытыми!
Пробегаю мимо взбешённого Кира, нарочно задевая его плечом, и уношусь в свою комнату на втором этаже. Знаю, что этот придурок даже пальцем не посмеет меня тронуть. Мой старик доходчиво ему объяснил: одна моя жалоба – и Кира отправят в закрытый интернат. А этот качок явно мечтает насладиться мажористой жизнью на свободе.
Однако Кир не знает, что интернат в случае чего грозит нам обоим. Что ж, если не могу сослать этого недоумка, то подпортить ему жизнь – запросто!
Вваливаюсь в свою комнату и запираю дверь: всё, теперь я могу, наконец, выдохнуть. Это я с виду такая дерзкая, но здесь, в уютной и родной обстановке, ещё сохранившей тепло маминых рук, позволяю себе быть слабой и ранимой.
Не снимая дизайнерского платья, запрыгиваю на кровать и крепко прижимаю к себе Шурика. Мягкий, потрёпанный жизнью плюшевый заяц покорно принимает мои объятия и внимательно слушает всё, что не могу поведать больше никому. Ещё два года назад вместо него была мама, добрая, ласковая, понимающая, без этих силиконовых вставок и утиных губ, без алчности в глазах и нелепой гламурности. Просто мама – родная, любимая, единственная.
Мне её не хватает – до боли в груди, до онемения кончиков пальцев, до безудержных срывов по ночам… Без неё мне плохо, одиноко, пусто, и только Шурик, сшитый её руками по нелепой выкройке из какого-то детского журнала, помогает найти в себе силы просыпаться по утрам и не свихнуться от закидонов отца.
Стук в дверь.
Наспех вытираю слёзы и натягиваю маску золотой девочки-подростка.
На пороге стоит отец. Наконец-то старик забыл на мгновение о своей Снежане и вспомнил обо мне. Хотя…
В его взгляде я не вижу тепла, понимания и нежности. Его новая жена давно выжгла эти глупые чувства похотью, расчётливостью и высокомерием.
Вот и сейчас он стоит передо мной, подбирая слова, но не для того, чтобы утешить меня, а скорее, в очередной раз указать на моё место.
– Арина, я, кажется, просил соблюдать нормы приличия! Почему опять мне приходится краснеть за тебя?
– Что на этот раз, пап?
– Кирилл – хороший мальчик, дочка. – Отец искренне верит в свои слова. – Не стоило говорить ему гадости!
– Пожаловался, что ли? – усмехаюсь, представляя, как здоровенный лоб ябедничал на меня старику.
– Арина, – осаждает меня предок.– Я всё слышал, и Снеженька тоже.
Рвотный рефлекс подступает к горлу всякий раз, когда ушей касается это приторное «Снеженька» из его уст. Невольно кривлю губы и прищуриваю глаза.
– Ты совсем забыл маму, да?
– Не начинай, дочь! – повышает голос отец, вместо того чтобы просто обнять и разделить мою боль.– Твоей матери больше нет! Давно пора смириться и жить дальше!
– Два года – это давно, по-твоему? – еле сдерживая слёзы, шепчу, глядя в родные глаза отца изумрудного цвета. Когда-то это был мой любимый цвет. Когда-то…
– Мы не будем снова возвращаться к этой теме, Арина! Тем более, внизу меня ждёт жена! Хотя бы в столь важный для меня день ты могла бы вести себя чуточку вежливее.
Мне впервые хочется послать отца к чёрту, захлопнуть перед его носом дверь, а ещё лучше испариться.
– Ненавижу её! – выплёвываю в лицо старику.– И тебя тоже! Два года – это не тот срок, папа, чтобы всё забыть! Ты предал маму, ты предал меня, притащил в дом силиконовую куклу без души и сердца! И сейчас ради этой стервы…
Звонкая пощёчина, обжигающая щёку, останавливает меня на полуслове. Ради своей новой игрушки он впервые позволяет себе поднять на меня руку.
В моих глазах – страх и разочарование, в его – пустота. Прижимаю ладонь к горящей щеке и наивно жду, что отец извинится. Только он молчит. А через мгновение разворачивается и уходит к ней. Теперь он всегда выбирает её.
Стою, глотая слёзы, и смотрю вслед его мощной, некогда самой дорогой и любимой фигуре, понимая, что в прошлом для него осталась не только мама, но и я.
Два дня спустя.
– Риночка, ты совсем ничего не ешь! – скорчив заботливую физиономию, причитает мачеха, хотя по большому счёту ей всё равно. Сидящий рядом с ней отец – залог её великолепного артистического таланта.
– Наверно, опять худеет, – язвите Кир.
– Девочка моя, ты и так тощая, – участливо замечает Снежана.– Мужчины таких не любят. Правда, Петенька?
– Да, солнышко. – Отец на мгновение отвлекается от утренней газеты, совершенно не вникая в суть разговора.
– Ма-а, – протягивает великовозрастный детина со щетиной на щеках, – ну какие ей мужчины? Она ж ещё с мягкими игрушками зависает!
Голос невинный, а в глазах – желчь. Он ненавидит меня ничуть не меньше, чем я его. Смотрит злорадно и ждёт, когда внутри меня закипит ураган. Этот подонок знает, что сто́ит надавить ещё немного, и я взорвусь.
– Мне вот интересно… – Отложив вилку, братец поднимает на меня взгляд и с издевкой спрашивает: – Если оторвать твоему уродливому зайцу в заплатках лапы, заноешь?
– Ненавижу, – шепчу одними губами, прожигая Кира презрительным взглядом, а потом аккуратно встаю из-за стола. – Спасибо большое, всё было очень вкусно! Снежана, ваш омлет с каждым днём всё лучше и лучше: сегодня скорлупа уже почти не скрипела на зубах.
Наблюдаю, как отец начинает напрягаться, готовый броситься в бой за свою новоиспечённую жёнушку, но резкими словами ставлю шах и мат:
– А ты, Кир, расскажи лучше, как вчера в гараже, паркуя мотороллер, поцарапал крыло отцовского «Мазерати», а потом заходи ко мне в гости – будем плакать вместе!
Знаю, что эксклюзивная тачка неприкосновенна. Даже дышать на неё разрешается под строгим контролем. Так что Кирюша огрёб по самые помидоры! Хотя и близко не подходил к авто. Но это ему ещё предстоит доказать.
Довольная своей маленькой местью, разворачиваюсь и спешно убегаю из дома. Слушать причитания Снежаны, блеяние Кира и ругань отца у меня совершенно нет никакого желания.
Уже через полчаса Родик паркует «Ауди» возле огромного спорткомплекса на окраине города. Хватаю объёмную сумку и выпрыгиваю из прохладного салона авто в жаркое лето. Август в этом году удался на славу!
– Арина Петровна, – окликает меня Родик.– Во сколько вас забрать?
– После трёх, как обычно, – улыбаюсь ему и ускоряю шаги, замечая возле входа яркую копну рыжих волос подруги.
– Полька, меня подожди!– кричу вслед девчонке и приветливо машу рукой.
Полина Солнцева – моя лучшая и единственная подруга. Пару раз в неделю нам удаётся пересечься в стенах спорткомплекса: Поля занимается баскетболом, а я уже седьмой год оттачиваю мастерство в спортивных бальных танцах.
– Привет, Чудо! – На веснушчатом лице подруги расцветает широченная улыбка. Рыжая, словно лисичка из сказки, с хитрющими зелёными глазами, Поля раскрывает объятия и сжимает меня в них, как будто с нашей последней встречи прошло больше года.– Как свадьба? Отец всё-таки сказал «Да»?
– Ага, – едва выбравшись из рук девчонки, пищу в ответ.– У меня теперь большая и дружная семья!
– Эй, не раскисай! – Поля треплет меня по голове.
С тех пор как разница в росте у нас стала просто катастрофической, это – её любимое занятие.
– Конечно, фигово, что Стервелла теперь жить будет в вашем доме, – без тени сожаления заявляет девчонка, – но посмотри на это с другой стороны: может, Пётр усмирит свой тотальный контроль над тобой и переключится всецело на белобрысую ведьму? Тогда мы сможем видеться гораздо чаще, а не только встречаться здесь перед тренировками. Да и Кир…
– Не начинай, Поль! – осаждаю подругу, а та обнимает меня за плечи и ведёт в сторону кафетерия на первом этаже.
– Сейчас тётя Глаша нальёт нам по стаканчику чая, а ты мне всё расскажешь, – не унимается та.
– Поль, ну что рассказывать? Ты и так всё знаешь! – ворчу в ответ.
– Они уже переехали к вам? Где Пётр поселил Кира? И вообще, каково это – жить с первым красавчиком школы под одной крышей?
– Поля! – возмущаюсь, усаживаясь за наш столик возле окна.
– Арин, я семнадцать лет уже Поля! Ну же! – начинает клянчить она, – расскажи!
О её глупой влюблённости в Кира не знает, пожалуй, только ленивый. С тех пор как отец перевёл его в наш лицей полгода назад (конечно, по слёзной просьбе Снежаны), не проходит и дня, чтобы Поля не вздыхала по этому придурку. Её не смущает, что парень – полный отморозок, что у него в голове звенящая пустота, а в сердце камень. И даже тот факт, что Кир абсолютно игнорирует существование Солнцевой, никак не ослабляет её чувств к нему.
– Он дурак, Поль! Даже хуже, – в сотый раз пытаюсь достучаться до подруги.– Бесчувственный хам и эгоист! Знала бы ты, как я надеялась, что отец отправит его в интернат! Но нет, старик дал ему ещё один шанс!
– Арин, какой интернат?! Ты с ума сошла! – округляет глаза подруга.– Лучше расскажи, что Кир любит на завтрак?
– Не знаю, – печально вздохнув, отвечаю Полине.– Мне хамить любит. А из еды… Он всеядный. Жрёт, как лошадь!
Вижу по глазам, что Польке неприятно всё это слушать, и, честно, хочу быть с ней мягче, но не выходит.
– Поль, ну что ты в нём нашла, а?
– Так сразу и не скажешь. Он красивый, высокий, а его светлые завитки на голове так и вовсе не дают покоя, – расплывается в мечтательной улыбке Поля.– Я его люблю, Рин. Как-то так…
– Да разве любовь такая? Неужели за кудряшки любят? – Сейчас подруга напоминает мне отца: тот тоже повёлся на красивый фантик. Правда, когда дойдёт до начинки со вкусом дуриана, будет уже поздно…
– Ой, Арин, влюбишься – узнаешь! – парирует Поля и артистично закатывает глазки.
– Да, глядя на вас с отцом, что-то и желания никакого нет, – бурчу в ответ.
– Ну-ну, просто ты ещё парня своего не встретила! Вот увидишь, как найдёшь того самого, напрочь забудешь и про гордость, и про слова свои.
– Никогда! – решительно отрезаю в ответ. Я себя знаю: унижаться ради внимания к собственной персоне я не стану ни за какие коврижки.
– Спорим?– спрашивает подруга, растягивая губки в хитрющей улыбке, словно знает что-то, чего пока не знаю я.
– Легко, – соглашаюсь с Полинкой. Пусть даже не думает, что она права.– На что спорим?
– На желание!
– Договорились! Я не проиграю!
Несколько часов усердных тренировок пролетают как одно мгновение. Танец – моя стихия. Я растворяюсь в нём, отдаюсь целиком, сливаюсь с зажигательными ритмами самбы и парю под звуки медленного вальса. Не замечаю усталости и того, как гудят ноги от нескольких часов на каблуках в постоянном напряжении. Мне мало! Хочется ещё и ещё.
– Арин, давай по домам, – вздыхает Толик. Мы с ним занимаемся в паре последние лет пять. Он такой же неутомимый, импульсивный, страстный в своих движениях и жадный до высоких результатов, как и я, но сейчас и его силы иссякли.
– Сезон не за горами, Толь, – обречённо вздыхаю я. Моя мечта – попасть на международные соревнования в Венгрии, но для этого нужно как следует поработать. Марина Сергеевна, наш тренер, усложнила латиноамериканскую программу по максимуму, и оттачивать новые элементы до совершенства нам предстоит ещё долго. Но через силу заставлять Зубова танцевать бесполезно, потому даже не жду, что он согласится на ещё один прогон.
– Успеем, и так каждый день на паркете, – отмахивается парень и идёт к окну, где на подоконнике его дожидается бутылка с водой.– Мать попросила с мелкой посидеть, так что извини.
Деваться некуда, и я соглашаюсь. Хватаю вещи и тащусь в раздевалку. От одной мысли, что ждёт меня дома, мне становится не по себе. Вряд ли отец спустит мне с рук утреннюю выходку.
– Арина Петровна, у вас всё хорошо? – доносится с водительского места спустя минут десять пути участливый голос Родика.
– Да, – коротко отвечаю, не желая обсуждать с ним свои проблемы. Мы не друзья.
– Пётр Константинович просил сообщить, что сегодня ужинает не дома. Они со Снежаной Игоревной уехали, – излагает Родик, а я выдыхаю: очередной разговор с отцом по душам откладывается в долгий ящик. Ещё пара дней, и старик даже не вспомнит, что я учудила.
– Кир с ними уехал?
Мысленно скрещиваю пальчики, но Родик быстро возвращает меня на Землю:
– Нет. Кирилл Вячеславович дома.
– Чёрт! – вырывается чуть громче, чем рассчитывала. Ловлю на себе вопросительный взгляд водителя, но отвечать не считаю нужным. Ничего не изменилось – мы не друзья.
Огромный дом встречает меня какой-то недоброй тишиной и предвкушением мести Кира. Стараясь не шуметь, на цыпочках пробираюсь в свою комнату и, повернув в замке ключ, выдыхаю.
«Наверно, придурок ушёл куда-нибудь», – проносится в мыслях.
Прижимаю к себе Шурика и подхожу к окну. Последние недели августа – моё любимое время года. Ещё лето, но природа словно чувствует, что красоваться осталось недолго. Ветки деревьев ломятся от изобилия яблок и груш. Аккуратные клумбы пестрят яркими цветами. Гладиолусы и астры, георгины и васильки словно чувствуют, что скоро я снова прибегу к ним за школьным букетом, выбирая самые красочные.
Под ложечкой нещадно сосёт. Есть хочется нестерпимо. Уже вечер, а кроме стакана чая в Полькиной компании да пары глотков утреннего кофе, я так ничего и не съела. Но и спускаться совершенно не тянет. Уверена, Кир только и ждёт, чтобы мне отомстить.
Хватаю томик со стихами и с ногами сажусь на диван, но строчки упорно отказываются звучать в моей голове. Когда я голодна, всё остальное теряет значение.
Дожили, я прячусь от неадекватного подростка в собственном доме! Где справедливость?
Захлопываю Блока и решительно несусь вниз. Пусть Кир только попробует помешать мне!
Совершенно не стесняясь, не пытаясь быть тише, залетаю на кухню и, открыв дверцу холодильника, замираю: дыня! Маленькими кусочками, аккуратно разложенными на блюде, она красуется на центральной полке, завораживая своим ароматом и сочностью. Облизываюсь в предвкушении лакомства и тянусь за тарелкой, как вдруг на мои плечи опускаются чужие ладони, и мерзкий голос шепчет прямо в ухо:
– Проголодалась, сестрёнка?
Вместе с тарелкой резко разворачиваюсь к придурку, пытаясь выбраться из его хватки, но тот не отступает.
– С дороги уйди, – шиплю ему в ответ.
– А то что? Папочке пожалуешься? – противно ухмыляется Кир, но не отходит.
И что только Поля нашла в этом бугае?! Под два метра ростом, здоровый, как лось, но ума и воспитания не больше, чем у таракана! Бесит!
– Ох! – кривит физиономию Кир, – Петя тебе ещё долго не поверит. Заслужила, сестрёнка. Зато я теперь могу сделать с тобой что угодно! Идиотка ты, Рина! Сама себе яму выкопала!
– Иди к лешему, Кир! Высказался? Свободен! – Одной рукой продолжаю прижимать к себе тарелку, а второй пытаюсь отодвинуть братца, но тот, словно каменный, стоит на месте.
– Думаешь, я поговорить с тобой хотел? – Кир бесцеремонно цепляет корявыми пальцами кусочек спелой дыни и закидывает себе в рот, смачно облизываясь.
– Да, мне плевать, что ты хотел! Руки свои убрал и отошёл! – Аппетит напрочь испорчен, а дыню я теперь и вовсе захочу нескоро.
Парень выхватывает ещё один ломтик и медленно кладёт в рот, вызывая у меня отвращение, а затем липкими пальцами касается моих выбившихся из хвоста прядей волос, наматывая их, будто на бигуди. Его близость, наглость и совершенно ненормальное поведение настораживают. Он псих, не иначе! И что взбредёт в его чокнутую голову, неизвестно. Безуспешно дёрнувшись ещё раз, притворяюсь, что его взяла. Опускаю плечи и поднимаю на Кира растерянный, слегка напуганный взгляд.
– Ладно, сдаюсь, – шепчу одними губами, заставляя его сосредоточить всё своё внимание на них. – Ты выиграл.
Вижу, как на лице парня расцветает победная улыбка, но ему явно мало. Что ж, свой шанс выйти из этой войны целым он упустил.
– Что мне сделать, чтобы ты меня простил? – силюсь не сорваться и не рассмеяться в лицо мерзавцу, который если и не верит в моё смирение, то явно делает вид. Дожидаюсь, когда его тушка подберётся ещё ближе, и со всей дури бью коленом в пах. Чёрт! Приём древний, как мир, но срабатывает безотказно. Кирюха, вспоминая всевозможные прозвища мамочки, складывается пополам и делает шаг назад. Но мне мало! Беру тарелку с дыней и надеваю ему на затылок, с наслаждением наблюдая, как кусочки нежной мякоти, путаясь в белокурых локонах, падают на пол.
Довольная своей маленькой местью я хочу уже убежать к себе, совершенно позабыв про голод, как в прихожей раздаётся щелчок входной двери и в гостиной появляется отец, придерживая за локоток Стервеллу.
Секунда, две, три – и беззаботное выражение лица старика сменяется разъярённым, стоит только его взгляду зацепиться за скрюченного и липкого Кира.
– В мой кабинет, Арина, живо! – командует отец и, что-то шепнув на у́шко жене, отрывистым шагом направляется в глубь дома. Я же плетусь следом.
– Это залёт, сестрёнка, – пропитанным ненавистью голосом шипит в спину Кир.
