Алиса Даншох
Флоренция. Вид с холма
© Даншох А., 2017
© Фонд поддержки искусств «Арт-Линия», 2017
© ИПО «У Никитских ворот», оформление, 2017
* * *
Посвящается дочери Юлия Цезаря, неподражаемой и непредсказуемой Флоренции
Предисловие. Книга о любви
Флоренция – один из самых удивительных городов волшебной страны Италии. Приезжая в Bel Paese (красивая страна) даже ненадолго, нельзя в неё не влюбиться. У кого-то эта любовь проходит как мимолётное увлечение, оставляя приятные воспоминания о чудесных тосканских пейзажах и средневековых палаццо. Другие влюблённые в этот город люди обретают чувство на всю жизнь, хотя с течением времени вспоминают о нём всё реже. Если вы видите человека, заказывающего кьянти вне контекста итальянской кухни, скорее всего, это именно такой случай. Наконец, иногда встречаются и те, кто так и не смог преодолеть новой страсти; такие люди не на шутку увлекаются всем, что связано с любимым городом, и Ренессанс вытесняет все остальные хобби. Память о Флоренции у каждого своя, но в одном можно быть уверенным: людей, оставшихся к этому городу равнодушными, не найдёшь.
Книга Алисы Даншох, конечно, обретёт своего читателя. Он принадлежит к одной из вышеназванных категорий или к одному из многочисленных промежуточных вариантов. Автору удалось найти ключик к сердцу любого из этих типов «влюблённых»: кому-то важно натолкнуться на интересную, но уже позабытую деталь, а кому-то – прочесть многовековую историю города, изложенную с юмором и ярко выраженным отсутствием эрудированного занудства. Несомненным достоинством книги является отсутствие пафоса, которое гораздо лучше, чем любые «учёные» выкладки или искусствоведческие восторги, заставляет проникнуться красотой и шармом культурной столицы Италии. Замечу, кстати, что, несмотря на лёгкий стиль повествования, сведения из истории в большинстве своём верны или, по крайней мере, не противоречат общепринятой в исторической литературе картине. Строцци, Пацци, Медичи и другие славные фамилии описаны так, как они того заслуживают, – точно и страстно, но без особого пиетета. Их таланты не выпячиваются на фоне их недостатков и всякого рода любопытных подробностей, и читателю предоставляется возможность самому вынести о них своё суждение. Впрочем, к истории и искусству можно относиться по-разному, чего не скажешь о кухне. С неизменным юмором описывая свои рыночные похождения или меню средневекового флорентийца, автор попадает в яблочко – голодным читать эту книгу я категорически не рекомендую. Возможно, найдутся те, кого не тронут ни природные красоты, ни истории из прошлого, ни кухня. Для такого случая в книге есть очаровательный (и познавательный, что тоже важно) рассказ о прошлом и настоящем флорентийской моды. Особое удовольствие, впрочем, доставляют самые романтические страницы, посвящённые любви. Их много. Автор демонстрирует обострённое восприятие чувственной стороны жизни, заставляя сопереживать, жалеть, поддерживать героев своего повествования или даже завидовать им. Сказанное касается не только тех, с кем Алису Даншох свела жизнь непосредственно, но и тех, кто шлёт нам привет из далёкого и не очень далёкого прошлого.
Мне кажется, что все любящие Флоренцию люди получат удовольствие от прочтения этой книги. Повезло и тем, кто во Флоренции пока ещё не был: этот город станет их мечтой, и я желаю им поскорее воплотить её в жизнь.
Л. Белоусов,доктор исторических наук, профессор,член-корреспондент Российской академии образования
От автора
Однажды в Доме книги на Новом Арбате я купила несколько произведений Генри В. Мортона. Его трёхтомная прогулка от Милана до Сицилии привела меня в восторг. Проглотив многостраничное объяснение в любви к прекрасной Италии, я решила отправиться по следам британского журналиста.
Записывая свои впечатления, я надеялась накопить материал на сборник «Однажды в Италии». Кое-что у меня уже было припасено: две статьи про Венецию и очерк о приключениях в Милане. «Прекрасно, – говорила я себе, – сейчас напишу про Тоскану, добавлю про Неаполь, Амальфитанское побережье, про некоторые города и острова, и небольшие путевые заметки готовы». Радость оказалась преждевременной. Флоренция своевольно вмешалась в мои планы и надолго заставила заниматься исключительно ею одной. «Если Париж стоил мессы, то уж я тем более стою отдельной книжки», – заявила она. Спорить с ней было бесполезно, и через год пятнадцать глав с эпилогом и иллюстрациями собрались в издание «Флоренция. Вид с холма».
Если бы не терпение, понимание и поддержка мужа, если бы не содействие друзей и знакомых, мне бы вряд ли удалось справиться с острой нехваткой нужной информации и возникшими трудностями по её получению. Пользуясь правом автора, я хотела бы выразить признательность всем, кто принимал участие в подготовке и организации моего долгого творческого восхождения на тосканский холм с видом на Флоренцию.
В первую очередь я от всей души благодарю Ольгу Цупини-Шмитт за невероятную готовность немедленно приходить мне на помощь и словом, и делом, за немереное количество времени, потраченного на кропотливые изыскания, на беседы с людьми, на посещения разного рода объектов, выслушивание и обсуждение моих мыслей, высказывание замечаний и исправление неточностей.
Огромное спасибо лучшим во Флоренции специалистам по связям города с прибывшими в него гостями, а именно гиду Катерине Баркуччи, сопровождающему Анжело Кьярлоне и главному консьержу отеля Four Seasons Полю Лудке, которые сделали всё от них зависящее, чтобы я всё-таки разобралась в своих непростых отношениях с тосканской столицей.
Я благодарна нашим итальянским друзьям – маркизе и маркизу Берлинджьери и Стефану Блох-Салоз. Они помогли мне встретиться с «истинными флорентийцами», чьи предки вписали свои имена в историю города.
Я выражаю признательность маркизе Виттории Гонди, поделившейся со мною любовью и преданностью Флоренции, и сестре Джулии, взвалившей на свои хрупкие плечи нескончаемые заботы по уходу за трогательным Английским кладбищем, где покоятся останки пленённых городом иноземцев.
С удовольствием говорю спасибо трём очаровательным трудолюбивым дамам с Понте Веккьо – синьорам Элизе Пиччини, Лауре Перуцци и Николетте Маннелли, а также Лауре Гори из школы кожи в монастыре Санта-Кроче, которые достойно представляют и поддерживают флорентийские ремёсла.
Grazia mille тем, кто чаще всех кормил нас и поил: кафе Gili, ресторанчикам La Posta, Omero, Cammillo, Il Borro и особенно Алессандро Калдини из Il Magazzino, Алессио из Fuor d’Acqua, Игорю Беттарелли из Coquinarius.
Ещё большее количество thank you тем, кто делал наше пребывание во Флоренции приятным и комфортным: отелю Four Seasons под управлением синьора Чиполлини и палаццо Торнабуони, менеджмент которых оперативен и квалифицирован, и особенно хотела бы отметить Франческу Треджиа и Матео Пьераттини.
К списку grand merci надо непременно добавить наших друзей, живущих в окрестностях Флоренции, Анастасию и Сергея Ястржембских, и рекомендованного ими доктора Белига. Вот уже много лет чудесный остеопат Ральф Айболит и его жена Камилла занимаются здоровьем нашей семьи.
Поток моей признательности мог бы изливаться ещё очень долго, да меня вовремя остановил афоризм русского философа Козьмы Пруткова: «Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану». Даже если это фонтан искренних благодарностей.
Глава I. Флоренция. Вид с холма
Глава, в которой впечатления автора осмеливаются не совпадать с точкой зрения известных представителей мировой культуры
Однажды в «Образах Италии» Павла Муратова я прочла о совете читателям начать знакомство с Флоренцией издали, глядя на неё с холма. Если вы воспользуетесь его рекомендацией, то у вас появится возможность испытать ощущения как в сказке про коробочку, которую, вопреки предостережению, из любопытства открывают раньше времени. Неожиданно перед вами возникает волшебный город с позолоченными крышами домов и дворцов, с причудливыми башнями, стройными колокольнями соборов, с фантастическим ребристым куполом Дуомо, притягивающим к себе взоры подобно гигантскому алмазу в императорском венце. Сверху кажется, что тёмно-зелёная полоска реки Арно похожа на случайно забытый Создателем узкий ремешок с драгоценными перемычками мостов, который опоясывает город, разделяя его на две части. Захватывающее дух зрелище переполняет вас возвышенными чувствами, и вы не знаете, как вернуть их обратно в коробочку, чтобы унести с собой и сохранить на всю оставшуюся жизнь.
Бедняга Анри Бейль, известный читающей публике под псевдонимом Стендаль, настолько переполнился эмоциями при взгляде на Флоренцию с холма, что упал от чувств на тосканскую землю и долго в экстазе рыдал. По крайней мере, он сам об этом писал в дневнике и почтовых открытках друзьям, что дало повод психологам, изучавшим приключившееся с автором «Красного и чёрного», окрестить длительный непроходящий восторг от столицы Тосканы «синдромом Стендаля». Чтобы испытать его (или хотя бы нечто подобное), необходимо соблюсти одно условие: перед появлением на возвышенности не забудьте включить солнце.
При первой встрече с Флоренцией мне повезло меньше, чем Анри Бейлю, можно даже сказать, мне совсем не повезло. Казалось, злобная местная фея, которую лет пятьсот тому назад забыли пригласить на крестины одного из Медичи, вдруг решила отыграться за нанесённую ей обиду и выместила на мне и моих друзьях всё недовольство, скопившееся за пять веков. Для начала она заперла наше средство передвижения на стоянке в Милане, откуда мы не могли выехать несколько часов из-за первомайской демонстрации тружеников, перекрывшей автодвижение в центральной части города. Мы и не подозревали, что в Италии лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» никто не отменял. Соответственно, к вожделенному пункту назначения мы подъехали после заката и долго плутали по узким, затемнённым нависающими крышами улочкам в поисках заказанной гостиницы. До начала эры навигаторов оставалось по крайней мере лет десять, а на наши английские вопросы флорентийцы безразлично пожимали плечами. В конце концов над отчаявшимися путниками смилостивился таксист, очевидно не из местных. Он ехал впереди, указывая дорогу, одобряюще подмигивал фарами, и в два счёта мы достигли нужного нам постоялого двора.
На этом фейские козни не закончились. Очень хотелось есть, а ещё больше хотелось выпить для снятия усталости и стресса, а также по случаю праздника 1 Мая. Гостиничный консьерж порекомендовал нам «very nice restaurant», куда мы незамедлительно и направились.
На нашу просьбу принести для начала рюмку граппы (сорт виноградной самогонки) ввиду отсутствия нашей отечественной водочки молодая официантка высокомерно заявила, что они, флорентийцы, пьют граппу в конце трапезы для улучшения пищеварения, а вовсе не в начале, поэтому она её нам не принесёт. Подобный ответ клиенту, который, как известно, всегда прав, нас несколько удивил. Может быть, она плохо поняла наш прекрасный английский? Идеально артикулируя звуки, мы повторили просьбу, заметив, что они – флорентийцы – могут делать что хотят, но мы – русские – будем пить что хотим и когда нам хочется. Скромная мечта о простой рюмке крепкого алкогольного напитка неожиданно наскочила на риф тосканского упрямства. Однако где это видано, чтобы русский человек в споре за право обладания стопкой самогона уступил какой-то там недоваренной зелёной тосканской спагеттине? И относительно спокойное противостояние на повышенных тонах переросло в очевидный скандал. Прибежал умудрённый жизненным опытом метрдотель и молниеносно погасил конфликт, налив нам требуемого и извинившись за нерадивость неопытного подчинённого. Но российская лошадка закусила удила, и мы покинули заведение, несмотря на мольбы управляющего остаться. Правда, рюмашку мы всё же опрокинули за счёт заведения. С поля боя мы ушли с гордо поднятой головой. А голод утолили в соседней траттории, где хозяин знал своё дело – и напоил, и накормил, и денег заработал.
Купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре работы Филиппо Брунеллески
На следующий день фея приготовила нам очередной сюрпризец. Поскольку для бывших советских людей эра великих индивидуальных географических открытий только начиналась, то путешествие заказывалось через пока мало кому известное туристическое агентство. Очевидно, озлобленная фея именно в нём и работала, и это она прислала нам экскурсовода с русским языком. Прошло с тех пор лет двадцать, но забыть нашу гидшу я так и не смогла.
Звали её Иорданка – в честь реки Иордан, где Иоанн Креститель совершал главный обряд посвящения в христианство. Была она болгаркой, вышедшей замуж за флорентийца. Как полагалось всем болгарам во времена Варшавского договора, в школе она учила русский, что в её понимании являлось достаточным основанием для признания себя знатоком «великого и могучего», а заодно и специалистом по истории родного города мужа. Тогда я ещё не подозревала о степени «величия» всех флорентийцев и тем более не догадывалась, что даже сам факт проживания в этом городе оказывает на людей магическое действие. Во всяком случае, наш гид Иорданка считала себя истинной флорентийкой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Каждое второе предложение она начинала со слов: «Мы, флорентийцы…», далее шло: считаем, думаем, уверены, не сомневаемся, воспели, написали, построили, накреативили и т. д. самое великое, интересное, незабываемое, красивое, гениальное, одухотворённое и т. д. в Италии, а следовательно, и на всей планете.
Палаццо Веккьо на площади Синьории
Под флорентийский тамтам восхвалений самих себя мы бешеным аллюром промчались мимо соборов Санта-Кроче, Санта-Мария-Новелла, Санта-Мария-дель-Фьоре, задержавшись на несколько минут у баптистерия с позолоченными вратами работы Гиберти (кстати, баптистерий сравнительно недавно закончил выполнять основную свою функцию по крещению младенцев и занесению их имён в городской реестр). Ещё минут пять мы постояли на площади Синьории у Палаццо Веккьо и пообщались с копиями статуй великих скульпторов. С выпученными от вида многочасовой очереди глазами мы миновали галерею Уффици и выскочили на Лунгарно – набережную реки Арно у Золотого моста Веккьо, узнав, что до начала XVI века на нём торговали мясом, а не золотыми украшениями. Затем мы нырнули обратно в лабиринт узких, тёмных и неприветливых улиц с каменными стенами домов пятидесяти оттенков скучного, депрессивного серого цвета. Утомляющее обилие современных огромных витрин отнюдь не радовало глаз, оно приводило в недоумение: зачем старинному городу понадобилось уродовать себя кричащими окнами из другой эпохи? Наконец мы оказались на Пьяцца делла Република, где во времена Юлия Цезаря находился центр города, а теперь она пребывала в монументальной застройке времён объединения Италии во второй половине XIX века. Здесь Иорданка решила с нами распрощаться и потребовала чаевых. Обалдевшие от пулемётной очереди болгаро-русского наречия и хамоватой тётеньки, мы расстались с несколькими тысячами лир, недоумевая, за что они, по сути, ей заплачены. А подумав, единогласно пришли к мнению, что за возможность больше никогда её не видеть и не слышать можно было бы и ещё добавить деньжат.
Первое короткое посещение Флоренции меня разочаровало. Я чувствовала себя обманутой и обиженной, как ребёнок, которому вместо обещанной новой красивой куклы подсунули странную и непонятную игрушку. В общем, город Данте и Микеланджело я покинула без всяких сожалений. Впереди нас ждал Рим.
Прошло года три, и капризная фея решила изменить моё первое впечатление от Флоренции.
Глава II. Увидеть Флоренцию и не умереть
В этой главе постсоветская система здравоохранения и дух Флоренции одерживают блестящую победу над болезнью
Однажды на прогулочной дорожке клинического санатория «Барвиха» судьба столкнула меня с медленно идущей навстречу немолодой дамой. Мы поздоровались и разговорились. Дама звалась Прасковьей Александровной и в подмосковном медицинском учреждении проходила курс реабилитации после тяжелейшего инфаркта с последующим шунтированием сердца. Прасковья Александровна глянулась мне сразу и безоговорочно. Нравилось мне всё: неторопливость движений, небрежная элегантность в одежде, низкий глубокий голос, необыкновенная доброжелательность (за пятнадцать лет дружбы я только один раз услышала от неё негативное мнение о ком-то: «Вы знаете, мне кажется, он не очень хороший человек»), мягкая ирония, внимание к собеседнику. Она не только слушала, но и слышала, живо реагируя на сказанные слова. Прасковья Александровна принадлежала к тому типу женщин, про которых моя бабушка говорила: «Она очень интересная», что в переводе означало: запоминающаяся внешность и неординарная личность.
Так оно и было. Пуся, как ласково называл её муж, родилась в правильной интеллигентной московской семье с дипломатическим уклоном. Провела несколько лет с родителями в Нью-Йорке, а достигнув «призывного возраста», поступила на кафедру искусствоведения исторического факультета университета имени Михайло Ломоносова, где в конце сороковых годов прошлого столетия лекции читались корифеями, чудом избежавшими сталинских репрессий. Юная студентка Прасковья по уши влюбилась сначала в Италию, а потом в красавчика и умницу Игоря Макарова. Обе влюблённости Прасковья Александровна пронесла через всю жизнь. Игорь Михайлович сделал головокружительную карьеру во многом благодаря тому, что рядом с ним всегда была верная, преданная, умная, тонкая и любящая женщина.
Вот её-то я и встретила у озера барвихинского санатория. Мы взяли за правило вместе выходить на «тропу здоровья», проводя время в приятной беседе о том о сём и обо всём, начиная с последних московских театральных премьер и выставок и заканчивая фасончиком кофточки, недавно купленной в заграничной поездке. Буквально с первой встречи мы поняли, что обе неравнодушны к Италии, но отдаём предпочтение разным её частям: она северу, я – югу.
Прасковье Александровне больше всего нравилась Флоренция. Я слушала её восторженные рассказы о бесподобном городе Микеланджело и Боттичелли, о великих Медичи, сногсшибательных фресках Джотто, коридоре Вазари, несметных богатствах галереи Уффици и дворца Питти, о дивных садах Боболи, о культе прекрасной дамы Беатриче, воспетой Данте, и многом другом. Я узнала, что Прасковья Александровна чудом не умерла, приехав на свидание с горячо любимым городом. В первую же ночь ей стало плохо, местная скорая помощь Мизерикордия отвезла её в знаменитую больницу Санта-Мария-Новелла, где ей оказали первую и правильную помощь, а через несколько дней спецтранспорт доставил больную на операционный стол академика Чазова.
Но не только знаменитый хирург спас Прасковью Александровну. Я уверена, что во время многочасовой операции над ней витал дух любимого ею города, который не мог допустить печального исхода, ведь он считал себя истинным флорентийцем, а следовательно – всесильным.
Трепетное отношение моей новой знакомой к старой Флоренции заставило меня задуматься о собственных связях с великим городом. Неужели глупая официантка и нерадивая гидша Иорданка так сильно повлияли на моё восприятие общепризнанного центра культуры эпохи Возрождения?
«Давайте разберёмся и начнём с самого начала», – сказала я себе и перечитала «Образы Италии» Павла Муратова. Затем мне попались два американских автора, бросивших на Флоренцию более современный взгляд. Штатники написали хорошо, со знанием предмета, с уважением и, как водится, возведённым в ранг обязательного преклонением перед бывшим городком для вышедших в отставку легионеров Юлия Цезаря. При чтении меня несколько раздражала безапелляционная уверенность писавших в том, что только они, американцы, спасли Италию и Тоскану, в частности, от немецкой оккупации, неохотно, правда, признавая некоторую помощь британцев и местного Сопротивления, и что только деньжата дяди Сэма помогают до сих пор сохранить культурные ценности Флоренции. А больше всего, с моей точки зрения, американцам не хватало хотя бы толики иронии по отношению к себе и к великому городу.
Англичанин Генри Мортон исправил положение, создав, может быть, лучшее руководство по ознакомлению со страной и восхищению Италией. Родившись в 1892 году, Мортон прошёл две мировые войны XX века, работал на лондонской Флит-стрит, где не один век оттачивались лучшие журналистские перья. Он много ездил по родной стране и подытожил впечатления в нескольких книгах о Великобритании и её столице Лондоне. Удалившись на пенсию и поселившись в Африке, Мортон продолжал разъезжать по белу свету и писать, в результате чего появились блестящие «Прогулки по Италии» – от Милана до Сицилии. Я пришла в восторг от его восхитительной лёгкости и увлекательности повествования и решила, что отныне буду путешествовать, взяв на вооружение британское напутствие «Enjoy yourself» («Получай удовольствие»), которым руководствовалось не одно поколение английских путешественников, включая самого Мортона.
Однако возвращение во Флоренцию было вызвано не самой приятной причиной: нам требовалась специальная медицинская помощь, которую мог оказать доктор, живущий и практикующий в этом городе. Вот уже несколько лет я трижды в год бываю во Флоренции и чувствую, как постепенно во мне происходит что-то странное, похожее на раздвоение личности. С одной стороны, я всё больше и больше начинаю чувствовать себя флорентийкой, а с другой – мои космополитанские корни активно этому процессу сопротивляются, напоминая про «вкус французского», про «мой финский домик» и про «страну длинного белого облака», не говоря уже про московский дворик и аскотскую шляпку. Как же быть? «Надо выговориться, – решила я. – Расскажу всё-всё, что со мной произошло в этом городе, а там будет видно». А рассказ начну с первого возлюбленного Флоренции – поэта и гражданина Данте Алигьери. Взаимоотношения этих двоих, их любовь-ненависть, очень показательны и типичны как для города, так и для его обитателей.
