bannerbannerbanner
полная версияДень могил

Алиса Бастиан
День могил

Полная версия

Скальп Расмус завернул в пищевую пленку и спрятал в карман куртки. Может, он и сплоховал, поддавшись внезапному порыву, как и его отец (недавно, кстати, переведенный в новую Таллиннскую тюрьму, отсидевший десять лет из тридцати), но главную его ошибку он не повторит – дома хранить трофей слишком опасно. Но есть отличное решение.

Машину, взятую напрокат в Таллинне, он отмыл дочиста, хотя в ней и было все выстелено полиэтиленом. Родная Локса встретила его прохладой морского ветра и насыщенным кислородом лесным воздухом, так хорошо прочищающим голову. Расмус часто ходил через лес на пляж и решил сделать такие прогулки еще приятнее. Закопав ночью бесценный трофей так глубоко, как только смог, он с чувством выполненного долга спал как младенец. Все получилось так, как он хотел. Жжение во всем теле, вероятно перешедшее к нему от отца, успокоилось, дебют был блестящим, без осложнений, а напоминание о нем находилось совсем рядом. Расмус мог каждый день прогуливаться по лесу и знать, что доказательство его смелости лежит прямо здесь, буквально под его ногами, мог стоять над ним и представлять, как оно гниет, постепенно исчезает, а когда исчезнет окончательно, Расмус уже будет знать, что делать дальше.

Но теперь он не знает ничего. Если лесные животные, то какое из них способно рыть так глубоко? Если к нему вдруг придут, то что говорить? Расмус поднимает уцелевший телефон и снова утыкается в экран. Новость уже просочилась в интернет. Если бы только он решил прогуляться раньше этой мамаши с дочкой, то ничего бы не случилось. Но ему нечего бояться. Никто ничего не заподозрит. На это попросту нет оснований. Расмус смотрит на темные обои и пытается унять слишком быстро бьющееся темное отцовское сердце.

*

Ночной лес тих и сух: земля всосала последнюю влагу, деревья застыли в ожидании. Полиэтиленовая полицейская лента, висящая на тощих кустах вокруг места, где была сделана взбудоражившая обычно сонную Локсу находка, едва заметно трепещет при слабом ветре. Лесная тьма сочится по стволам, стекает вниз, под землю, доверчиво проникает в чуждое пространство; безмолвно взвизгнув от ужаса, распадается на темные атомы, стыдливо уползает прочь. Лесной тьме не тягаться с тьмой подземной. Даже рядом не стоять – они обе это знают. Тьма под землей чутко улавливает трепетание полиэтилена на поверхности, хрустнувшую ветку у входа в лес, дыхание человека, нарушившего ее покой. Человека в доме у дороги.

Тьма из самых древних и беспросветных глубин выжидает.

*

На маленьком, камерном автовокзале никого. Не считая бывшей местной достопримечательности, старика из крошечной гнилой квартирки на окраине города, с гнилыми зубами, мутными глазами и мутными мыслями, ежедневно выдающего пророчества и невнятные предостережения. Кажется, его зовут Тармо. Когда-то он был популярен, но после случая в библиотеке, куда он заявился рассказать очередные бредни про злых духов и напугал с десяток детей, листающих веселые книжки, старика списали со счетов и перестали проявлять к нему интерес. Угас интерес – угас и сам старик. Только изредка его можно было встретить у автовокзала и ближайших магазинов, ошивающегося там в надежде нащупать и сдать пару бутылок или банок по десять центов.

Около автовокзала – отделение «Сведбанка», предваренное маленьким закутком с банкоматом. Настолько маленьким, что никто не ломится, если видит, что кто-то уже снимает наличные. Слишком тесно. Расмус скользит взглядом по старику и цокает языком: кто-то опередил его и заходит в закуток. Теперь придется ждать поблизости. Впрочем, обычно все разбираются с деньгами и картами довольно быстро.

– Странноватая погодка, не правда ли? – Тармо садится на скамейку и устремляет невидящий взгляд на супермаркет. Расмус дергается, отходит на шаг, нетерпеливо смотрит на все еще занятый закуток с банкоматом.

– Такое не каждый день находят, – продолжает старик.

Челюсти Расмуса плотно смыкаются, когда он понимает: Тармо говорит вовсе не о погодке, а о находке. О том, о чем говорят все в их маленьком прибрежном городке на две тысячи жителей. О том, с чем Расмуса никто не должен связать.

– Бедная девочка. Хорошо, что она вроде как ничего не поняла. Мать, конечно, в шоке, да и не только она, верно? – Старик поворачивает голову к Расмусу, чутко уловив его местонахождение, и застывает в ожидании ответа.

– Угу, – брякает Расмус.

«Я-то точно в шоке», – соглашается он.

– Кто-то думает на лесных животных, но на самом деле все знают правду. Правду, откуда этот ужас взялся, – неодобрительно качает головой Тармо.

«Да неужели», – мысленно фыркает Расмус. Банкомат наконец освобождается из плена толстенной продавщицы небольшого магазинчика, который расположен по пути к его дому. Она, в ярко-фиолетовом спортивном костюме, выплывает из закутка на улицу, сжимая под мышкой несуразный клатч со стразами. Кивает Расмусу, часто покупающему у нее хлеб, сыр, воду и кофе, и Расмус вежливо кривится в ответ, хотя его жутко раздражают – сейчас и всегда – ее старомодная советская укладка и слишком явные заигрывания с по большей части нетрезвыми покупателями. Фиолетовое пятно проплывает мимо, и Расмус делает шаг по направлению к банкомату, но старческий голос заставляет его остановиться:

Рейтинг@Mail.ru